Воспоминания в Пасху

Утром ее разбудило  слепящее глаза солнце. Она раскрыла глаза и увидела на шторах розовато кремового цвета  отражения балконной решетки и бельевой веревки с прищепками.
На кухне небесное светило палило вовсю. Она порадовалась, глядя на чисто вымытое перед Пасхой  окно, сверкавшие стекла, блеск которых был виден даже за тюлевой шторой.  Накануне она долго колебалась, какую штору выбрать. Ей захотелось именно эту, с розочками: орнамент повторял рисунок «кружевных» обоев. Может быть, это дурной вкус? Кто его знает. Ей приятно было смотреть на такую похожесть.
 А что ей неприятно?  Одиночество.  Конечно, она знала что применить, чтобы не впасть в депрессию. Думать о хорошем. На память пришла книга Шмелева «Лето Господне». Какую радость она испытывала, читая ее, как будто сама была на празднике Пасхи позапрошлого века.
А, вот уже полегчало. Теперь можно приниматься за кофе.  Кофе машины у нее не было. Она не покупала, чтобы не пристраститься к этому божественному напитку еще в большей степени. Мельхиоровая турка была украдена много лет назад, потом продана в соседнем комиссионном магазине. Попытки купить такую же не увенчались успехом. Их перестали выпускать, наверное, потому что спрос упал: у бедного населения не было денег, а те, что побогаче, обзавелись кофе машинами.
  Ее вполне устраивала эмалированная, красная с деревянной ручкой.  Уж эта не «исчезнет» с кухни, не будет унесена не прошенными пришельцами.
Пока варился кофе, в памяти промелькнули воспоминания прошлой жизни, когда она, подхватив мужа под руку, помчалась на выставку. У нее тогда было много свободного времени, и она посещала с мужем различные мероприятия. Ей все равно было куда идти:  или на прием в консульство, или на выставку, или на концерт. Она вспоминает один  прием. Стол, уставленный бокалами шампанского так, что казался почти не тронутым из-за своих внушительных размеров. Консул, почему-то выглядывающий из-за колонны. Видимо, хотевший казаться невидимым.
- Он на тебя рассматривает, - сказал ей муж.
- Я же красивая. - отшутилась она.
Вспомнила она и о выставке на Васильевском острове. Приехав сюда, она припомнила как при социализме не могла сюда попасть из-за громадной очереди желающих взглянуть на то,  как живут граждане за «бугром». Она не помнит, интересовали ли ее это, и приехала сюда по инициативе одной приятельницы.
Вот они с мужем в большом павильоне.
- Смотри, кофе угощают. Давай попробуем,
- Ты же знаешь, я не пью кофе.
- Как можно не любить кофе. Сделай хотя бы глоток.
- Не настаивай.
- Мне так понравился. Пойду куплю упаковку домой.
  К ее удивлению кофе на этой зарубежной выставке не продавали. После ее просьбы «наливальщик» исчез и вернулся, держа в руках пакет лилового цвета. От денег он отказался.
Когда она вернулась к мужу, он уже был не один. Рядом с ним стоял мужчина небольшого роста, склонный к полноте и «сверлящим», полным любопытства  и в то же время восхищения взглядом.
 - Познакомься, это мой бывший фотокорреспондент. Наум Львович.
Когда они отошли на несколько шагов, она спросила:
- Зачем тебе фотокорреспондент? Ты и сам делаешь великолепные снимки.
- У меня от Аэрофлота были бонусы,  и я мог взять с собой любого человека. Ну, и брал его. Когда мы были в Хабаровске, у него из-за морозов сломался японский фотоаппарат. А мой советский «Зенит»с бельгийским  объективом выдержал.
 - Я помню, ты говорил, что какой-то особенный объектив, его создатели были отмечены на выставке.
- Мы поехали в одно племя. Но водки с собой не взяли. Хозяин даже разговаривать с нами не стал. Потом в редакции долго не пропускали этот материал. Напечатали в сезон отпусков. Наум Львович мне постоянно говорил, чтобы я «не гнал лошадей и не дразнил гусей».
- Писал меньше.
- Вот именно. Но я был очень «писучий». Мне придумывали всякие птичьи псевдонимы.
- Я читала тебя. При социализме, помнишь, на остановках были стенды с газетами. Я обойду все стенды и останавливаюсь там, где стенд с твоей газетой. Было интересно читать.
Говоря все это, она подумала, что это все не к добру. Талантливые люди долго не живут.
Наконец, кофе готов.  Она отрезала кусок кулича.Взяла из вазочки крашеное яйцо. "Бить" его было не с кем. Раньше она  они с мужем со смехом "колотили" яйца. Когда она разбивало его яйцо, выигрывала. Но не желая оставлять его в "проигрыше", тут же продолжала игру. Так они играли до его победы. От воспоминаний прослезилась, налила себе лекарства, чтобы немного успокоиться, зная,  что всю неделю нужно веселиться, так как слезы - большой грех.Немного успокоившись, отрезала кусок кулича.Что еще? Может быть, семги?
 Наверное, семга не совместима с кофе, лучше с чаем? Но ей хотелось рыбы, купленной вчера в супермаркете.
Она старалась не ходить в магазины, где бывала раньше с мужем. Но решила нарушить свою привычку, о чем пожалела, так как, проходя мимо полок с алкоголем,  вспомнила, как они видели одного из прошлых спикеров Думы, чья мать жила в соседнем доме.
- Мне кажется, что это С.Давай подойдем.
        -  Нет. Ты что не видишь, что он расстроен.
        - Ты замечаешь все. И настроения людей, и погибающих от жажды кошек.
        Поймав удивленный взгляд,продолжила:
        - Ты работал уже в другой газете. Мы с тобой проходили через арку на Невском проспекте, ты открыл кран, что был на уровне с тротуаром и напоил бездомную кошку.
         - Помню. В той газете гонорары в девяностых электрическими чайниками выдавали.
         - Это не ново. В Русском музее висит портрет Шаляпина кисти Кустодиева. На нем шуба, выданная ему как гонорар. Наверняка конфискованная.У Коллонтай, министра иностранных дел, была шуба балерины Кшесинской. Жаль, что С. ушел из газеты.Если бы не его уход, до сих пор там бы работал.
-Как было не уйти. Через несколько лет там пришел главный редактор, бегавший по редакции с пистолетом в руках.Начался поджог кабинетов.
        -  Ты мне рассказывал, что этот бывший спикер организовал школу-студию при газете. Было несколько выпусков. Кажется, никто кроме тебя так и не стал работать в прессе.
- Да. Но раньше было очень мало газет и журналов. И газета «Смена» была всесоюзного значения. Ее читали во всей стране. И в командировках по стране, даже в горячих точках мне говорили, что меня знают.
- Напрасно ты поменял профессию.
- Случайно все получилось. Я написал заметку в заводскую газету и  стал внештатным корреспондентом, затем штатным. Потом учился в студии.
-Тебя государство учило шесть или семь лет. Атомная энергетика и пресса так далеки друг от друга.
-Мне родители и друзья говорили то же самое. Когда я на заводе работал инженером, хотел горы свернуть. Придумал систему, чтобы люди не гибли. Мне не дали ее осуществить. В институте моя дипломная работа была как кандидатская.  Хотели оставить на кафедре
-Не слыханное при социализме дело.
- Да. Но мне сказали, чтобы я женился на ленинградке из-за прописки. Как я мог жениться без любви? Моя любимая, дочка атташе, уехала к себе на родину, сказав, что у нас холодно и голодно. Я с ней не поехал, хотя она и звала.
Да, этот далекий социализм… Она окунулась в старую эпоху. Накануне, возвращаясь с работу, прошла вдоль канала Грибоедова мимо грифонов с золотыми крыльями, повернула направо, потом налево. Что это? Новое кафе? Да, это было заведение, открытое десятилетия спустя.
Она зашла. Через пять минут вышла, не совладав со своей волей. « Ничего со мной не будет из-за одного пирожного», - подумала она.
Взяв кофе и пирожное, огляделась . А вот и уголок, связанный с воспоминанием. Но он занят. Там «деловая» пара, ничего не пьют, сидят и что-то обсуждают по-английски, она изредка заглядывает в ноутбук.
Лет тридцать назад она пила кофе с молоком в этом углу между большими светлыми окнами. Рядом с ней был московский переводчик и руководитель группы, как тогда говорили. Потом переводчик куда-то исчез. Она осталась вдвоем.
- У меня немного  времени. Может быть, пойдем в Летний сад?
- Хорошо, Летний сад так Летний сад.
  В саду они прошли по тенистой аллее, нашли свободную скамейку рядом   с Лебяжьей канавкой.
- Ты вчера не пришла в «Садко», сказав,  что местные переводчики не ходят, когда есть сопровождающие. Ресторан в «Европейской» был полон местными переводчиками.
- Это не логично присутствовать ленинградским, когда есть сопровождающие из Москвы. Зачем?
- Отдохнуть. Мне пора, меня ждут. Но я хотел бы с тобой встретиться. Дай, пожалуйста,  свой телефон.
- У меня нет телефона.
- Тогда, прошу тебя,  позвони. Сегодня вечером я буду ждать твоего звонка.
Она согласилась.
В  условленное для звонка время вышла  из дома, дошла до автомата, опустила монету, услышав незнакомый голос, попросила позвать его.
  Услышав по-английски: «Подойди», - повесила трубку.
Она до сих пор не знает, почему так сделала…