Эксперимент

Рассказ написан в соавторстве с Екатериной Балашовой

1 глава

Андрей Алексеев приехал на квартиру  Ветровых вместе со своими архаровцами и несколькими санитарами в два часа ночи. Мальчишку было жалко. Он знал, что Петра просто ни за что, ведь тот понятия не имел о делах отца. Впрочем, такова система. Порой Алексеев ненавидел себя за свою работу, особенно в такие моменты, как этот, когда заспанный пятнадцатилетний мальчишка открыл дверь, ничего толком не понимая.
- Петр Ветров? Прошу пройти с нами.
Увидев человека в форме, Петр помотал головой и попятился, попробовав закрыть дверь, но ему что-то вкололи и сознание ускользнуло. Глаза мальчика сразу застекленели. Взяв его под руки, архаровцы прям так в пижаме и босиком потащили его в машину. 
Очнулся Петр в палате с высоким белым потолком. Попробовав сесть, понял, что руки и ноги закреплены ремнями, привязав его к жесткой койке. И ужас понимания, где он находится, затопил сознание. Он отчаянно рванулся, закричал, неуверенный, что его кто-нибудь услышит. 
Сергей Алексеев ненавидел свою работу почти так же, как и его брат Андрей. Ну не были они зомбированы этой системой всепоглощающей, незнающей никаких рамок преданности стране советов и лично товарищу Сталину. Но как-то надо было жить. Особенно с их-то работой. Андрей НКВДшник, он врач психиатр на службе у НКВД. С такой работы просто так не уйдешь. И приказ выполнять не откажешься - расстрельное дело. 
Братьям Алексеевым было по семнадцать, когда случилась революция. Они не были из дворянского рода, но и не были простыми. Городская интеллигенция, так можно было описать их уклад. Отец доктор, мама учительница. Ничего особенного, но тогда красным очень нужны были такие кадры. Их семью не трогали еще и потому, что мальчики верой и правдой служили стране советов. Но это был обоюдоострый меч. Один "не такой" даже взгляд и вся семья будет репрессирована. Поэтому Сергей и Андрей послушно исполняли роль палачей. Порой было противно от самих себя, зачастую же, совершенно все равно и от этого очень страшно.
Поэтому, когда медсестра сообщила, что мальчик пришел в себя, он тихо вздохнул, взял папку с личным делом Ветрова и, отдав распоряжение о препаратах, направился "лечить" мальчика.
- Выпустите меня.
- Конечно, выпустим, товарищ Ветров, как только вылечим, а то, как вы будете по городу с таким диагнозом разгуливать? - начал Сергей, даже не смотря на мальчика, просто по данным личного дела высчитывая дозировки и разовость. - Параноидальная шизофрения - это весьма опасное заболевание, в первую очередь для вас. 
- Какая еще шизофрения? Откуда этот диагноз, меня даже не смотрел никто? Я здоров! - Петр отчаянно бился в путах, но это было бессмысленно, лишь выбился из сил. - Уроды, вам все равно. Все равно... - он затих, и по щеке скатилась слеза. Он еще не все до конца понял, но чувствовал, что его жизнь окончена.
- Ну, знаешь, я еще не видел шизофреника, который бы поверил в свой диагноз, - пожал плечами Сергей, расписывая дозировку и время. Заметив слезы мальчика, он вдруг понял, что ничего не испытывает, что слишком сильна профдеформация. Распорядившись об успокоительном для Ветрова, быстро покинул палату. В голове почему-то отчетливо звучали слова отца: "Я мечтал вырастить из тебя гения, а вырастил дьявола".
- А здорового видели?! - крикнул Ветров, в последний раз отчаянно рванувшись. Вслед врачу с губ сорвалось проклятье. После укола, Петр еще плакал какое-то время, но потом затих, глядя в потолок. Занять себя было нечем, и он начать читать вслух стихи.   

Утром Сергей лично присутствовал при первой инъекции. Удерживая мальчика, не давая дергаться. Этот препарат они еще никогда не использовали, так что Ветрову предстояло стать подопытным кроликом. Да, в принципе, он и так был кроликом, маленьким загнанным зайчиком, если бы конечно не ругательство, слетавшее с его губ.
Петр снова отчаянно рвался, но это было бессмысленно, и больной укол оставил на руке синяк. Через какое-то время, он почувствовал себя нехорошо, его знобило. Потом, комната поплыла, отовсюду стали доноситься странные шорохи, он пугался их, звал на помощь, но его никто не слышал.
Сергей наблюдал все восемь часов действия препарата, скрупулезно записывая, и документируя каждую минуту. Странно, но это было так тяжело, наблюдать за чужими страданиями. Хотя сколько он их навидался?... Наверное, дело было в совсем юном возрасте Ветрова. Мальчик кричал, плакал, звал на помощь, мечась в путах. Когда он, наконец, затих, Сергей позвал медсестру, и они вместе высвободили мальчика и обработали ему рваные раны на запястьях и лодыжках, мягко бинтуя их.
Полностью очнулся Петр уже вновь прикованный. У него было странное состояние, словно в голову набили ваты и звуки раздваивались, как и изображение. 
- Это бесчеловечно... опыты на людях. Знаете... - он прикрыл глаза, отворачиваясь. - Однажды, Бог покарает вас.
Он и сам не знал, зачем говорит все это, это ничего не могло изменить, наверное, его даже не слышали, но хотя бы выплеснул горечь, разъедающую его изнутри.
- Если бы вы… знали, как это страшно...
- Я знаю, - спокойно произнес Сергей, внимательно осматривая мальчика, проверяя реакцию зрачка и делая пометки в записях. - Поверь, скоро тебе будет все равно, что с тобой делают. Тогда станет легче.
Честно признался врач, снимая очки и смотря на мальчика. 
- Легче? - горло перехватил спазм, от того, как спокойно мужчина говорил об ужасных вещах, было тошно. Но... - А нельзя сразу? - с надеждой спросил он, упрашивая глазами. Медленно сходить с ума было так страшно...
- Сразу, только эвтаназия, - пожал плечами медик, стараясь справится с тем, что слова мальчика ударили словно обухом по голове. - Увы. Я не могу тебе помочь. Только постараться сделать все, как можно быстрее.
Лицемерить он не хотел. Напрямую говорить было тяжело.
Надежда погасла, и голова откинулась на подушку.
- Я понимаю… - протянул Петр, больше не глядя на врача. Наверное, тот был прав, и его гнев и злость были направлены всего лишь на шестеренку механизма, которым управляли выше. Врач просто делал свое дело.
Мужчина помог мальчику попить и посоветовал поспать. Следующая инъекция, с большей дозировкой, будет через несколько часов.
- Спасибо, - сказал Ветров, сделав пару глотков. Но вот уснуть не смог.
После следующей инъекции все повторилось, только хуже. Теперь, он слышал голоса. Его скручивало от судорог, срывавших с губ глухие стоны, но он больше никого не звал, ведь не было никого, кто мог бы ему помочь...
В любой бы другой ситуации, Сергей бы тут же начал останавливать судорожный синдром, но сейчас просто наблюдал, как один вид судорог переходит в другой. Всего он их насчитал шесть.
Когда Петр очнулся, врач снова был у его койки, держа за запястье и считая пульс. У него были теплые руки, и хотелось, чтобы они не отпускали как можно дольше.
- Вам не надо знать, что я вижу, чувствую. Пока я еще все понимаю и могу говорить?
Предложение было очень заманчивым.
- Да. Такие данные были бы бесценны, - честно признался Сергей, стараясь не думать о том, как это звучит.
Ветров горько усмехнулся. Что двигало им, когда он предлагал это? В первую очередь, пожалуй, личная выгода. Ему было очень страшно оставаться одному, наедине с мыслями об очередной инъекции, о смерти и том состоянии, когда ему будет все равно, и он хотел, чтобы рядом  хоть немного побыл живой человек. Потом, шли те, кто будет после него, возможно, те "бесценные данные" что он даст, помогут сократить их число или облегчить участь, потом шла наука.... - у него было много времени для придумывания причин.
- Знаете, сперва, ты словно замерзаешь, очень медленно, словно в сугробе, и когда уже не можешь двигаться, приходят тени, они шуршат по углам, но со временем понимаешь, что они шепчут... О том, как холодно и страшно ночью на кладбище, как скребутся в окна мертвецы, о том, как я буду умирать тут, один, и никто не придет, только чтобы вынести уже холодное тело...- он почувствовал, как по щеке катится слеза, но не мог ее стереть. - Когда страх перерастает в панику, приходят судороги и голоса уходят, а может тебе просто не до них…
Парень не смотрел на врача, он не хотел знать, что тот испытывает сейчас, жалость или безразличие. Главное, он здесь, слушает.
- Когда я прихожу в себя, то сперва у меня двоится в глазах и слышу, как сквозь вату, - он чуть повернулся. - А можно, в промежутке между инъекциями хоть одну руку освобождать и книжку? - спросил он с робкой надеждой.
Сергей записывал каждое слово, тщательно, не упуская ничего, умудряясь описывать эмоции. Но не в личное дело, в специальную записную книжку, стараясь не думать о том, что ему самому очень страшно от слов Петра, от того что это говорит ребенок и что он, Сергей, способствует этому его состоянию.
Мужчина долго молчал, прежде чем дать положительный ответ и не забыть сделать об этом пометку в записях. Прочитанная информация может влиять на видения мальчика.
- Сейчас тебя покормят, сводят в душ и после уже дадут книгу. Следующая инъекция через пять часов. Я даю тебе время на отдых. 
Врач так долго молчал, что Петр уже с ужасом ждал отказа, но тот согласился и позволил даже больше. Может, повлияла готовность Ветрова сотрудничать? В любом случае, он был очень благодарен. Если верить доктору, ему, как существу мыслящему, осталось не долго, так пусть же в этой маленькой жизни будут свои  радости.
- Спасибо, - тихо сказал он.
Он и не заметил, как голоден, пока перед ним не поставили похлебку и в руки не попал хлеб. Он ел быстро, словно боясь, что кто-нибудь отнимет, а потом долго стоял под душем и ничего, что вода была почти холодной. Ведь бывает куда холодней, теперь он это знал.
Книжка попалась скучноватая, а может просто Петр не любил детективные истории, но все же она помогла немного забыться, отвлечься от окрашенных в страх и отчаяние мыслей. А потом, снова пришли врачи. Он не сопротивлялся больше, выполняя негласный их с врачом договор, позволив привязать себя и только напрягся, когда игла вошла в тело.
И ад повторился.
Сергей внимательно наблюдал за агонией мальчика. В этот раз судороги были сильнее, и их было гораздо больше. И отходил мальчик уже почти час. Он не собирался ничего делать, но вдруг понял, что начинает беспокоиться.
Только через полчаса после того как мальчик открыл глаза, он наконец начал соображать. Тени никак не отпускали его, цепляясь за одежду, но ему удалось вырваться. Пока.
Увидев врача, он посмотрел на него мутным взглядом, прошептав сухими губами:
- Они скоро заберут меня...
Ему было так страшно… Только кому это интересно. Он попробовал улечься поудобнее.
- Я почти чувствовал физически и тени, и холод крестов. И было больно, в висках... - поделился он, не забывая о своей части обязательств.
- Крестов? - вопросительно изогнул бровь мужчина, записывая.
- Да, кресты могил, где будет и моя, - уверенно повторил Петр. - А можно спросить, что вы собираетесь этим лечить?
- Теоретически, этим можно вылечить много патологий, но, увы, лечить этим не собираются.
- А что собираются?
Врач не ответил, отстегивая его и вместе с медсестрой меняя повязки на его руках и ногах. Каждый раз после инъекций, повязки становились красными. Он так сильно рвется? Ветров молча вытерпел процедуру перевязки, когда медсестра ушла, тихо попросив.
- Пожалуйста, побудьте со мной... Я хочу спать...
Оказывается, сон тоже может быть роскошью...
Мужчина посмотрел на наручные часы и кивнул, сев на стул.
- Следующая инъекция через шесть часов, - тихо сообщил он, потрепав мальчика по волосам. - Сейчас тебе не будут сниться сны. Отдыхай. 
Петр прикрыл глаза, почувствовав неловкую ласку врача, но принял ее, каким бы чувством та не была продиктована. И перевернувшись лицом вниз, закрыл глаза, быстро провалившись в сон.
Когда он проснулся, разбуженный прикосновением к плечу, в его взгляде вспыхнул страх, который он немедленно спрятал, опустив веки. Повернувшись на спину, позволил себя привязать. Понимая, что возможно другого шанса не будет, он прошептал, глядя на врача.
- Спасибо...
И все же, он снова вернулся, вернулся, чтобы с трудом улыбнуться знакомому лицу и порадоваться, что еще способен узнавать.
К концу Сергей и сам был уже никаким. Но он не позволял себе спать, по-прежнему продолжая делать поминутные записи, уже не уверенный, сможет ли что-нибудь в итоге разобрать.
Мальчик приходил в себя очень долго.
- Почти пять часов... - тихо произнес мужчина, помогая мальчику попить воды, отстегнув его, и тут же вызывая хирурга и медсестру. Эти раны пришлось сшивать. 
Петра тихонько колотило, даже вернувшись, он чувствовал этот холод.
- Не надо так... аккуратно, - заметил он хирургу. - Нет смысла...
От боли он тихо плакал и все молчал, от страха. Смотрел на врача, и не знал, что сказать. Когда все ушли, произнес:
- Это последний раз. Я знаю. Запишите. Мне не согреться, сон переходит в реальность, - Ветров протянул руку. - Ваша тень, она живет своей жизнью. Видите? Конечно, нет… – одернул он себя и закрыл лицо руками. - Мне страшно. Страшно…
Сергей спокойно сделал нужные записи, сваливая дрожь рук на обыкновенную усталость. Присев рядом с мальчиком, молча погладил по волосам, утешая, но мог ли он утешить?.. Осторожно стер слезы с его бледных щек. 
Петр тихо вздохнул, ловя эту ласку, последнюю в его короткой жизни, пытаясь думать только о ней и больше ни о чем, но тень врача скалилась ему из-за спинки кровати, и он закрыл глаза, подновляя дорожки слез. Он не хотел умирать! Не хотел. Но, увы, приговор был уже давно кем-то подписан. И было глупо просить, и молить тоже. Он просто плакал, ничего не говоря и ни о чем не спрашивая.
Сон как рукой сняло. Сергей пробыл рядом с мальчиком еще несколько часов, вплоть до последнего укола, после которого тот в себя уже не пришел. Даже не бился больше в агонии. Но дышал. Сильное сердце продержит тело довольно долго. А вот разум Петра, будучи еще живым, находился в царстве вечного ужаса. Сергей ушел в свой кабинет, набрав знакомый номер.
- Это подполковник НКВД Алексеев. Свяжите с товарищем Мирским.
Товарищ Мирский курировал подобные проекты, поэтому он довольно быстро приехал в клинику, сразу принимаясь изучать документы, и осмотрел мальчика.
- Продержите его еще несколько дней в этом состоянии.
- А после? - голос Сергея чуть сорвался.
- Ну, вы ведь врач. Попытаетесь вернуть его в адекватное состояние. Посмотрим, насколько вы гениальны Алексеев. 
Чтобы вырвать мальчика из состояния "анабиоза" Сергею понадобился месяц. В  какой-то момент он даже подумал, что ничего не выйдет. Но однажды утром, после очередного укола, мальчик открыл глаза.
Петр, конечно, не сказал этого, он вообще был не в состоянии говорить тогда, но он был очень благодарен мужчине за то, что это оставшееся ему время тот был рядом. А потом, потом он погрузился в мир мрака, холода и теней. Он думал, что исчезнет, но нет, он еще существовал, бессильный проснуться. Просто медленно сходил с ума. Пока однажды не открыл глаза, глядя в белый высокий потолок, пытаясь понять, где находится.
Реакции парнишки были заторможены, и Алексеев сдерживал себя, чтобы не похлопать его по щекам, рискуя до смерти напугать.
- Петр. Петя, вы меня слышите? 
Увидев врача, Ветров вместо радости испытал ужас и забился в путах, отчаянно качая головой. Он не хотел, не хотел все сначала... Он попробовал сказать об этом, но не смог, его трясло, а голос отказывался повиноваться. Из глаз покатились слезы. 
Сергей крикнул медсестре, чтобы та принесла сильное успокоительное. Было понятно, что психика мальчика повреждена и довольно сильно. Но разве он того не ожидал?..
- Ну, тише... Тише, - шептал мужчина, вкалывая препарат. - Все хорошо... Ведения не вернуться, обещаю. 
Увидев шприц, Петр сжался, всхлипнув. Когда успокоительное начало действовать, он затих, только все время смотрел по стонам - следил за тенями, что отбрасывали предметы, пока не уснул. Проснувшись, понял, что это был не тот укол и не знал, чего ждать. Впрочем, он ждал врача. Хотел позвать, но не знал его имени. 
Медсестры покормили мальчика, сводили в душ, но все же вновь пристегнули его, потому что даже Сергей не знал, что может выкинуть мальчик в таком состоянии.
Алексеев был в своем кабинете. Он и подошел к зеркалу, наполняя бокал водой из графина, чтобы выплеснуть ее на зеркальную гладь. Мир в искажении... Таким ли они его видят? А может таким его видят "здоровые"?
Переодев халат, мужчина пошел к подопытному.
- Как вы, Петр? - спросил он присев рядом. Ветров, как никогда, выглядел затравленным зверьком, вздрогнув всем телом от звука открывшейся двери.
Увидев врача, мальчик неуверенно улыбнулся:
- Не знаю, - и он говорил чистую правду. Он даже не был уверен, что это реальность, а не плод его разума, пытающегося сбежать от ужасов мира теней. – Вы, правда, настоящий? 
Он очень хотел в это поверить и одновременно боялся. 
- Правда, - кивнул мужчина, чуть улыбнувшись и тут же делая запись в ежедневнике. - Я не могу тебя убедить в этом сейчас, но я помогу тебе с этим справиться. Если ты будешь мне доверять.
Тут медсестра принесла лоток с лекарствами.
- Взвесьте мальчика. Только по весу смогу высчитать дозировку, - сказал Сергей и женщина кивнула. 
Петр кивнул, прикрывая глаза. Доверять? Нет, он не мог. Он никому не мог доверять в этом мире. Но, сейчас у него не было другого выбора, как следовать советам врача. В любом случае, если это лишь мираж, он был приятнее кладбища.
- Я могу вас как-то звать? - тихо спросил он, пока его взвешивали. Он не хотел уколов… но разве его спросят. 
Пятьдесят пять килограмм... откармливать надо для его роста и возраста.
- Сергей Владимирович, - ответил врач, высчитывая точные дозировки всех препаратов. Уложив мальчика обратно в постель, мужчина перетянул жгутом его руку, чтобы найти вены, пока медсестра наполняла шприцы.
- Сейчас мы введем разные препараты, их будет много, после них ты будешь спать без снов. Просто постарайся сейчас расслабиться... 
- Сергей Владимирович, - повторил он, пытаясь запомнить имя. Красивое... Петр зажмурился, чтобы не видеть шприцов и честно попытался расслабиться, борясь со страхом и сомнениями. Зачем так много? Но он вспомнил ласку доктора, и ему удалось так не зажиматься.
На этот раз доктор не соврал, он и правда крепко спал, и проснулся спустя много часов мучимый голодом.
- О, проснулся, - улыбнулся женщина, отстегивая мальчика от кровати. Она же помогла ему навести гигиену, и накормила. Затем вновь пристегнула, укрывая, и сказала, что позвонит Сергею Владимировичу. Петр кивнул и потом лежал, глядя в потолок, ожидая доктора. Хотелось сменить позу, но его почти не расстегивали, боялись, что он убежит?
Об этом он и спросил, когда Сергей Владимирович, наконец, появился.
- Вы мне не доверяете?
- Почему же? Доверяю, но твоя психика крайне не стабильна сейчас. И я боюсь за тебя, - честно признался мужчина, делая глоток крепкого чая, почти чифира. Спать хотелось нещадно. Весь месяц прошел в ритме двадцать один  час работы и три часа сна.
- Я не в себе? - выразил своими словами то, что понял Петр.
Сергей мягко улыбнулся:
- Ну, можно и так сказать. Как ты себя чувствуешь? 
- Я... не плохо. Только все кажется не реальным. А еще, от резких звуков и движущихся теней, у меня вспыхивает дикий страх и мне трудно дышать. И озноб…
- Панические атаки, - тихо произнес мужчина, делая еще один щедрый глоток напитка и пометку в блокноте. – Не беспокойся, они пройдут, возможно, не до конца, но пройдут. Главное правильно провести курс препаратов. Через пару дней прослежу динамику и, если она будет положительной, отстегнем тебя.   
- Я понимаю, - сказал он медленно. - Впрочем, меня все равно отсюда не выпустят, верно? И я буду под присмотром.
По правде, он уже сам боялся внешнего мира, чужого и враждебного, непредсказуемого, тогда как  здесь все было предельно ясно и привычно. Где был знаком каждый предмет и его тень.
Сергей практически не отходил от мальчика всю следующую неделю. Динамика оказалась положительной и поэтому мальчика все-таки отстегнули.
- Это тебе, - Сергей протянул Петру ежедневник и карандаш, - настоятельно рекомендую вести дневник, тогда я смогу назначить более точные препараты. 
За это время Петр очень привык к Сергею Владимировичу, его присутствию в палате, поверил, что тот реальный и уже плохо представлял, как будет без него.
Взяв подарок, он прижал его к груди, почти влюбленно глядя на мужчину.
- Но дневник же - личное. Вы будете это читать? - Петр смутился. 
Мужчина кашлянул.
- Не воспринимай меня, как человека, в данном случае. Я врач и должен тебе помочь. Но для этого, ты должен помочь мне. Согласен? - он улыбнулся и потрепал ребенка по волосам. 
Звучало весьма разумно, и Ветров кивнул, теребя пальцами уголок дневника.
- Согласен.
Весь следующий день он записывал, старательно подойдя к делу. Свои ощущения, когда он ел, с каким аппетитом, когда у него случались приступы, что снилось, как он скучал по Сергею Владимировичу, надеясь вновь заслужить его похвалу. Какой был стул и чего ему хотелось...
Вот только Сергей к мальчику не заходил. Его вырубило прямо в его кабинете. И та самая медсестра, что носилась вокруг Петра, накрыла спящего подполковника одеялом, разбудив только чтобы тот поел. На ночь наколола Петра лекарствами и только к утру снова разбудила доктора.
- Сергей Владимирович, просыпайтесь. Пора начинать работать.
Выпив чаю, мужчина направился к Петру. Тот еще спал в обнимку с ежедневником и карандашом, отказавшись с ними расставаться. А когда проснулся, врач сидел за столом и читал его записи, отчего парень невольно покраснел.
Алексеев не знал, как относится к некой привязанности мальчика к нему, которая явно прослеживалась в сбивчивых записях подопытного. Он старался оценить все с точки зрения врача, но это все равно смущало его. А еще, физиология мальчика была не в норме. Видимо из-за обширного поражения нервной системы.
Заметив, что мальчик проснулся, Сергей отложил дневник и улыбнулся ему.
- Как спалось? 
Петр радостно улыбнулся Сергею Владимировичу, садясь на постели и потянувшись за пижамным халатом - ночью ему стало жарко, и он его снял.
- Хорошо. Я видел сон, светлый и... там были родители, - перешел парнишка на шепот.
Он замер, лишь спустя несколько минут натянув халат. Он вспомнил, что находится здесь по воле тех же людей, что забрали его родителей, о судьбе которых ему ничего не известно до сих пор.
- Сергей Владимирович, вы... вы же работаете на НИХ. Не знаете, мои родители, они...? 
Сергей долго смотрел на мальчика. Сказать ему правду сейчас, когда его психика столь нестабильна, было не возможно. Это могло добить его.
- Я не располагаю такой информацией, - пожал он плечами, набирая в шприцы лекарства. - Я сделаю тебе несколько уколов, потом в течение дня тебе будут колоться витамины. На ночь я сделаю тебе еще несколько инъекций. Продолжай вести дневник. Приду завтра, покажешь. 
Петр вздохнул:
- Я понимаю... - он зажмурился, когда врач колол ему и без того исколотую руку, посиневшую в сгибе локтя и нывшую. 
Когда доктор ушел, Ветров свернулся калачиком и тихо заплакал. Он хотел к родителям, увидеть их, еще хотя бы раз... Но, видимо, среди препаратов было успокоительное, и он незаметно уснул.
Наутро он не вспомнил ни сна, ни вчерашних слез и переживаний. Сегодня ему горчила рыба, и очень не хватало прикосновений Сергея Владимировича, а ближе к ночи, тени скреблись в его забранное решеткой окно.
Весь день возле мальчика крутилась медсестра. Сергей к нему так и не пришел. И Петр все сильнее тосковал. Как же так, он ведь обещал, что придет и прочтет записи... его лучик света в этих четырех стенах. Наверное, что-то случилось, испугался он. А может врач просто забыл? Кто ему Петр, один из подопытных кроликов и не более. Да и эксперимент уже в прошлом, и Ветров не мог больше дать ничего науке.
На следующий день, у Петра пропал аппетит, а к вечеру случился сильнейший приступ паники, так что санитарам пришлось привязать его к постели, до осмотра врачом.
Алексееву, уехавшему по делам в город, пришлось сорваться в клинику среди ночи. Хорошо хоть служебную машину подали.
- Ветров, ну ты даешь, я тебе скажу, - произнес мужчина, проходя в палату и глядя на заплаканного мальчика. -  Что случилось, скажи на милость?
Петр не спал, тупо глядя в потолок, когда открылась дверь, и он вздрогнул, подумав, что пришли делать еще уколы. Но увидев встревоженное лицо врача, улыбнулся уголком губ. И пусть тон его был строг.
- Сергей Владимирович... - медленно сказал он. - Я… не хочу умирать один в четырех стенах. Я не хочу один... Зачем вы не оставили меня Там? 
- Ты не умрешь, - жестко оборвал мужчина, подходя к постели юноши. - И не задавай глупых вопросов.
Посмотрев выписки того что ему накололи, мужчина отстегнул мальчика от постели, давая таблетку и бокал воды.
- Пей. И давай дальше без подобных закидонов. 
Петр молча кивнул, слезы продолжали течь по щекам, но он послушно выпил таблетку.
- Простите, - сказал он вслед уходящему врачу и отвернулся к стене.
Утром, он встал, как ни в чем ни было, беря дневник и старательно записывая все, что с ним происходило, не упоминая прошлой ночи. Только вот имени врача в записях больше не встречалось. Он должен был привыкать обходиться без него.
Несколько дней прошли тихо, а потом нагрянул Товарищ Мирский.
Пришлось отдать ему все отчеты, рапорты и, скрепя сердце, позволить осмотреть Ветрова. И тот это понимал.
- Расслабитесь, подполковник, не украду я ваше измученное сокровище, - хмыкнул мужчина, жестко ощупывая мальчика. - Понимаю, огромная работа сделана. Вам овации и похлопочу о повышении звания. 
Когда в палату вошел незнакомый мужчина в форме, проглядывавшей через халат, Ветров напрягся, страх перехватил горло невидимой рукой, захотелось забиться в угол и подальше. Но увидев обеспокоенное лицо Сергея Владимировича, он заставил себя остаться на месте, позволив этому человеку трогать себя. Только чуть вздрогнул, услышав о новом звании, которое врач получил за эксперименты над ним. Стоило врачам выйти, он все же задвинулся в угол, обхватив руками колени.
- Александр Сергеевич, а что после?.. - наконец подал голос Алексеев.
- После? - вопросительно изогнул бровь Мирский. - Вы ведь сами сказали, что эксперимент может идти несколько лет.
- Но в условиях не больничных, - подтвердил мужчина, напрягаясь.
- Вот и будете продолжать. Думаю, сделаем вас опекуном Ветрова. Вы человек надежный, правильный. 
Сколько он просидел так? Петр не мог сказать, ведь в этом месте не было часов. Просто его позвали есть и он послушно отправился за стол, заставив себя проглотить все, не почувствовав вкуса. Потом взял дневник. Строки отчета мешались со строчками стихов, которые Ветров еще не видел готовыми. Они были о кладбищах и мертвецах, но ему не было страшно, потому что был там и светлый рыцарь. 
Прошло несколько дней. Сергей продолжал неусыпно следить за Ветровым, обкалывая его всем, чем можно, лишь более менее стабилизировать его состояние. Мальчик все больше писал стихов.
Петр чувствовал себя спокойнее, приступы паники становились все реже, но, наверное, от обилия лекарств, в голове была странная легкость и вместе с тем головокружение. Он продолжал вести дневник, иногда развлекаясь тем, что писал в стихах весь отчет. Что было неизменно, так это ожидание редких теперь приходов Сергея Владимировича. 
В тот понедельник, Сергей нагрянул к Ветрову с новым расписанием препаратов, чтобы лично сделать утренние инъекции.
- Это последний курс внутривенных препаратов, он продлится неделю, - сказал мужчина, перетягивая руку мальчика жгутом и с трудом ища уже еле живые вены. 
Петр закусил губу, потому что уколы были все больнее.
- А что потом? - спросил он, чувствуя, как сердце уходит в пятки. 
- А потом выписка, - ответил мужчина, развязывая жгут. 
Об этом моменте Петр мечтал и одновременно ужасно его боялся. Он не знал, как ему жить дальше, что делать. Подсознательно он понимал, что уже никогда не увидит своих родителей. А значит, и идти ему было некуда, кроме пустой квартиры, полной воспоминаний. И никому он был не нужен… такой, больной, почти не дееспособный.
Понимая состояние мальчика, Сергей потрепал его по волосам, успокоил.
- За эту неделю подготовят все документы, и я стану твоим опекуном. Тебя не тронут. Я обещаю, - скользнул он пальцами по бледной щеке. 
Петр потянулся к этой ласке, прикрывая глаза. За это время он научился верить Сергею Владимировичу, погрузившему его в ад, чтобы вернуть к жизни и стать единственным близким человеком на всем свете. И, исполненный надежды и благодарности, он нерешительно прильнул к нему.
- Я верю...
Мужчина приобнял мальчика.
- Потерпи еще немного,  - прошептал в макушку.
Сергей и теперь не стал говорить мальчику, что того выселили из квартиры. Что мать отправили в ссылку, а отца давно расстреляли. 
- Да, - пообещал Ветров, сжимая в пальцах ткань белого халата на груди мужчины. - Я выдержу. Еще немного...
Опекунство. Значит… Когда врач ушел, он отвернулся к стенке и заплакал.

Уже в следующий понедельник служебная машина мчала их в квартиру Сергея в доме образцового содержания. Петр смотрел в окно на жизнь и не представлял, что снова сможет в нее влиться. Двигался он еще заторможено, и малость хромала моторика, поэтому Алексеев отнес его в свою небольшую, но уютную двухкомнатную квартиру на руках. За что парнишке было неловко.
- Вы один живете? - спросил он, застыв посреди прихожей. Вообще, квартира выглядела холостяцкой, но кто знает. 
- Как видишь, - кивнул Сергей, снимая пальто. – Давай, покажу тебе твою комнату, а потом уже пообедаем.
Ну да, с такой работой, пойди, найди жену... Петру стало грустно за Сергея Владимировича, ведь хороший по сути человек, а одинокий. Он попробовал сам раздеться, не утруждая того хоть этим, но делал все так медленно, что это сделали за него.
И тут, из кухни выглянула красивая молоденькая девушка в скромном платье и белом переднике.
- Сергей Владимирович, вы как раз к обеду.
- Спасибо, Машенька, я думал, ты сегодня выходной, - ответил мужчина, провожая Петра на кухню.
- Мне позвонил Андрей Владимирович, попросил прийти к вам сегодня. 
- Хорошо.
Петр смотрел на девушку, не зная, куда бы спрятаться, ведь он был в одной пижаме – неудобно, но было некуда, да и неловко.
- Ваш брат? - спросил он, услышав отчество. 
- Да, - кивнул мужчина и под строгим взглядом девушки повел мальчика в ванную мыть руки.
К их возвращению, девушка уже накрыла на стол, подавая к обеду борщ со сметаной и домашние лепешки вместо хлеба.
- Ты пообедаешь с нами Машенька? - спросил Сергей, присаживаясь за стол.
- Если вы не против. Я даже не завтракала сегодня, - улыбнулась девушка, наливая и себе.
- Машенька, ну нельзя же так! Ты ведь еще совсем юная девочка. И еще растешь. Нужно нормально питаться. 
Петр послушно вымыл руки и сел на указанный ему табурет, разглядывая чужое жилище и чувствуя, как от запахов засосало под ложечкой. Когда приступили к трапезе, он краем уха слушал беседу Сергея Владимировича с Машенькой, а сам ел, быстро и не глядя по сторонам. Стараясь сдерживаться, но все равно заметно торопясь.
- Очень вкусно. Спасибо, - молвил он, опустив ложку в пустую тарелку, виновато глядя на врача. - Моя мама почти такой же готовит, но она добавляет укроп. Острее... 
Сергей напрягся. Машенька была девочкой с характером, и он не знал, как она отреагирует на это невинное даже не замечание.
- Я учту твои вкусы, - сказала та мальчику, чуть улыбнувшись.
Сергей выдохнул.
- Спасибо, не стоит. Я все съем, - Ветров покраснел еще гуще.
На второе девушка подала мясо в горшочках с картофелем.
- Сергей Владимирович, вам звонил Курпатский Антон Юрьевич, просил передать, что застрелит вас из наградного пистолета, если вы не явитесь на его день рождения.
- Ох уж этот Антон Юрьевич. Не люблю я его сабантуйчики. Он как последний сводник пытается женить меня на Татьяне Юрьевне....
- Его можно понять. Вы его друг, она его сестра. И для нее это прекрасная партия. 
Петр старался помалкивать и жевать, он был человеком чужим и разговоры о людях, которых не знал, казались ему очень личными, отчего он чувствовал себя немного лишним. Может, когда он чуть окрепнет, ему позволят поехать домой? И все же, ему очень хотелось, чтобы Сергей Владимирович был счастлив.
- А она вам не нравится, Татьяна Юрьевна? - робко спросил он.
- Милая, добрая, но дура, - фыркнул мужчина, заканчивая с обедом.
- Сергей Владимирович! - возмутилась девушка.
- Ну, прости Машенька, ну, правда ведь дура, - пробурчал Сергей, словно ребенок.
Вздохнув, девушка взвела глаза к потолку:
- Какой же вы... 
Со стороны все смотрелось довольно забавно, и Ветров, впервые с момента ареста родителей, тихонько засмеялся. Впрочем, быстро спрятал улыбку, когда девушка бросила не него сердитый взгляд. Она явно была на стороне неизвестной ему женщины.
Потом ему показали его комнату, совсем маленькую, но довольно уютную. Для законченности не хватало только каких-то личных вещей.
- Спасибо, - улыбнулся он. Обживая ее, положил на прикроватную тумбочку дневник. - А есть кто-то, кто вам нравится?
- Я женат на своей работе, - улыбнулся мужчина.
- Но она не родит вам ребенка... - заметил Петр.
Сергей усмехнулся, потрепав его по волосам.
- Отдыхай пока.
Когда доктор ушел, оставляя его одного в чужой ему квартире, Ветров послушно лег, устраиваясь на непривычно мягкой кровати поверх покрывала. Взяв дневник, привычно записал свои впечатления и ощущения, не заметив, как задремал, оставляя на бумаге причудливый росчерк.
- Петр, Петя, проснитесь. Я принесла одежду и вещи личной гигиены. Сергей Владимирович попросил.
От прикосновения  Ветров резко сел, отодвигаясь, прежде чем понял, что это Маша.
- Аа... да, спасибо.
Он развернул свертки, понимая, что это не его одежда, новая. Вздохнув, бережно разложил вещи по предназначенным им местам.
- А Сергей Владимирович на работу поехал?
- Да. Его срочно вызвали, - сказала девушка, помогая мальчику примерить короткое пальто. - Чуть большевато... Ну, ничего, я перешью. Сергей Владимирович еще просил с тобой прогуляться, а то ты бледный, как мел, и мешки под глазами...
Девушка словно читала его желания, и Петр послушно оделся в чужие вещи.
- Да, я... мало гулял в последнее время... - он спускался по лестнице очень медленно, боясь оступиться, голова покруживалась. - А вы кто? - задал он, наконец, интересующий его вопрос, медленно двигаясь по улице в сторону своего дома.
- В каком смысле "кто"? - спросила девушка, придерживая мальчика под локоть, видя в каком тот состоянии. - Я просто помощница по дому. Меня наняли, когда Анна Александровна очень сильно заболела. После ее смерти, я так и осталась работать на Сергея Владимировича. 
- Ааа...
Он свернул в знакомый двор, но понял, что очень устал и предложил сесть на скамеечку. Отдохнув, зашел в парадную, поднимаясь на третий этаж и тут вспомнил, что у него нет ключей. Но ключи и не понадобились, из квартиры как раз вышел незнакомый человек, ответив разом на все вопросы.
- Вы ко мне? – спросил мужчина, из-под плаща которого выглядывала до боли знакомая и ненавистная форма.
Петр испуганно покачал головой, сделав вид, что поднимается выше.
Девушка прикусила губу. Она знала правду, но остановить мальчика не решилась. Да и Сергей не давал подобных указаний. Вот только Маше пришлось ловить Петра, когда тот в истерике вылетел из подъезда.
Конечно, он все понимал, догадывался, но... Вырвавшись из рук Машеньки, Ветров обнял деревце во дворе, пытаясь справиться с рыданиями. Наконец, с трудом успокоившись, он потянул девушку назад. 
Весь вечер он молчал, строча стихи, и отказался от ужина.
Ночью, Маша позвонила Сергею на работу и обо всем рассказала.
Приехав утром с лекарствами, тот прошел в комнату подопечного.
- Петр, просыпайся, - жестко позвал он, подготавливая таблетки и воду. 
Тот только глянул в лицо Сергея Владимировича и все понял, да и тон, не терпящий возражений, говорил сам за себя. Доложила... И он послушно выпил лекарство, давясь водой, потому как в горле стоял ком.
- Они... даже фото... – пытался объяснить он, избегая, однако, смотреть благодетелю в глаза. У него не осталось больше ничего из той жизни, только воспоминания.
- Фото и документы изъяли офицеры НКВД, - сухо произнес Сергей, устало снимая очки и потирая глаза. - Я спрошу у Андрея можно ли их вернуть, но не уверен. С сегодняшнего дня, две недели, два раза в день будешь принимать лекарство. И пожалуйста, держись подальше от того дома. Я и так тебя ели вытащил.
Петр слушал, не перебивая, только тихо всхлипывал. Он не хотел лекарств, тормозящих его еще сильнее, но кивнул. Что уж, сам виноват.
- Я... не пойду туда больше, - пообещал он, вдруг понимая, что мужчина сделал для него гораздо больше, чем он вообще мог рассчитывать. - Спасибо.
За все, за то, что вытащил, что был добр к нему все это время, что хранил эту тайну...
- Вы же не уедете, сегодня? - спросил он с надеждой.
- Не уеду, - тихо пообещал мужчина. - Идем завтракать. И не злись на Машеньку. Она о тебе беспокоилась. И сейчас беспокоится. В ней вообще очень силен этот  материнский инстинкт. 
Ветров благодарно улыбнулся, следуя за мужчиной на кухню:
- Я не злюсь, - сказал он, уже чувствуя действие лекарства, почти уверенный, что после завтрака заснет. - Я же все понимаю...
Он молча завтракал, хотя аппетита особо не и было, но он очень хотел показать, что все в порядке. Уже допивая чай, спросил:
- Сергей Владимирович, я могу вам помочь чем-нибудь. Когда я один, время так тянется, и мысли лезут в голову...
- Я не хочу тебя таскать за собой в клинику, - тихо произнес мужчина. - Но могу предложить тебе перебрать библиотеку в гостиной. По тематике. Может, и для себя найдешь что-нибудь интересное.
Петр обрадовался, он любил книги.
- Да, это я могу, - просиял он. А в клинику он и сам ехать не очень хотел, от воспоминаний, что хранились о ней в памяти, было не по себе.
Тут прозвучал звонок в дверь, и Сергей едва заметно вздрогнул.
- Здравствуйте, Андрей Владимирович, - послышался голос Маши открывшей двери. 
Он уже понял, что брат Сергея Владимировича тоже служит в НКВД и потому немного напрягся, когда услышал его имя, инстинктивно задвинулся глубже в угол, словно тот мог его спрятать.
- Машенька, золотце, накорми меня, а?
- Куда?! Руки мыть!
- Понял, не дурак.
Фырча, девушка пришла на кухню, нарезая бутерброды и наливая чай с лимоном. Она явно знала, что любил брат хозяина.
- Привет, Серый, - пройдя на кухню, мужчина пожал руку брату.
- Утро доброе.
Андрей подошел к Машеньке и попытался ее поцеловать, но та увернулась.
- Женишься, будешь целовать, - поджала она губы, подавая к столу чай.
- Мышонок, ну не могу сейчас, опасно, сама ведь знаешь. 
Братом оказался тот самый офицер, что пришел тогда ночью, и сердце Петра испуганно забилось. Но шевельнуться Ветров не мог совсем не от страха. Молча наблюдая семейную, такую теплую сцену, он почувствовал в горле ком. Но проглотил его:
- Доброе утро.
- Доброе, - мужчина чуть улыбнулся, садясь за стол и принимаясь за чай и бутерброды.
Мужчины перекинулись парой фраз, а потом вдруг перешли на французский, который, судя по всему, знали в совершенстве. И по тону было понятно, что говорят они о чем-то серьезном. Машенька слушала их очень внимательно, потом вдруг испуганно побледнела и, поставив чайничек на стол, положила ладони на плечи Андрея, что-то тихо сказав по-французски. Мужчина накрыл ладонями ее пальчики, говоря что-то успокоительное. 
Петр ничего не понимал, только то, что что-то случилось или вот-вот могло произойти, и аппетит пропал окончательно. Но спрашивать, в дело он не решался, по крайней мере, пока брат доктора был здесь. Просто молча наблюдал и ждал, что будет дальше.
Попив чай, мужчина поцеловал девушку и, попрощавшись с братом, ушел.
Машенька была бледна и подавлена.
- Машенька, ну успокойся... - Сергей попытался утешить девушку.
- Я боюсь за вас обоих Сереж. И ты, и он рискуете не погонами, но головами, - тихонько прошептала девушка, присев на край дивана. 
Оставив не допитый чай, Петр тихо ускользнул к себе в комнату, чтобы не мешать, и свернулся калачиком на кровати. Ему было очень плохо. Он не хотел, чтобы Сергей Владимирович пострадал. И его брат. Когда тот вошел к нему, он тихо спросил, боясь поднять на мужчину глаза:
- Это из-за меня, да?
- Нет. Ты не при чем, - тихо произнес мужчина, потрепав юношу по волосам и, присев на корточки, нежно коснулся губами его лба. - Не думай. Не волнуйся. Все будет хорошо. Слышишь? Твоя задача: выздороветь окончательно.
Петр обнял мужчину, пряча лицо у него на плече. Он так боялся лишиться последнего, что было у него в жизни.
- Слышу. Я буду очень стараться, - пообещал он. - Вы только берегите себя.
И, прежде чем выпустить из своих объятий, он поцеловал доктора в щеку. 
- Подремли пару часиков, а потом мы с тобой прогуляемся, хорошо? - улыбнулся мужчина, укладывая мальчика. И ушел утешать Машу.
Петр радостно кивнул, позволив уложить себя, и послушно закрыл глаза. Проснулся он от голосов и снова пытался понять, о чем идет речь.
- Сколько у нас времени? – спрашивал кого-то Сергей.
- Года четыре максимум, - отвечал его брат, успевший нанести еще один визит. Или они так и собирались, чтобы поговорить, когда Петр уснет?
- А успеем? Все так не просто... – беспокоилась Маша.
- Обязаны успеть.
- А как же выезд из страны?
- Не волнуйся... Все будет сделано, - успокоил девушку Андрей. 
Конечно, Петр ничем не выдал себя, "проснувшись"  лишь, когда его разбудили. Улыбнулся Сергею Владимировичу, вставая быстро, как мог. Он хотел пробыть рядом, как можно больше времени, до минутки. 
- Не спеши, не спеши, голова еще закружится... - улыбнулся мужчина.
- Ничего, - заверил Ветров, но все же спешить перестал.
Они гуляли до самого вечера. Ели мороженое, просто разговаривали обо всем на свете. Это был самый замечательный день в его новой жизни. Ему было очень хорошо рядом с Сергеем Владимировичем, который нравился ему все больше, как человек, и он чувствовал, как болезненная привязанность загнанного зверька к спасителю, сменяется самой настоящей симпатией. И он открылся, свободно выражая свои мысли, улыбался и тихо смеялся. Конечно, он все помнил, но знал, родители были бы рады, если он будет счастлив. И Сергей Владимирович им бы понравился.
По дороге домой, они зашли в булочную, купили хлеба и булочки с изюмом. А дома их уже ждал горячий плов.   
- Маша, вы просто чудесно готовите, - улыбнулся Петр, когда они вместе ужинали. И впервые не чувствовал себя здесь чужим. Да, он решил, что теперь это будет его домом, а эти люди - близкими. Пора было налаживать новую жизнь, раз к прежней возврата не было.

                2 глава

Это были трудные четыре года, и для Сергея, что в связи с новым назначением редко бывал дома, и для Петра, которому периодически становилось то лучше, то хуже. Но в целом все шло довольно ровно, и Алексеев экспериментировал с препаратами, давая Петру все меньше и более слабые. Он даже смог выбить для мальчика разрешение поступить в университет, опять же в рамках эксперимента.
Петр был очень благодарен своему опекуну и привязывался все сильнее, ужасно скучая, когда тот стал пропадать на работе все дольше и дольше. Привык к его брату, который заходил довольно часто. В университете не все было гладко, многие над ним подтрунивали, потому что он отличался от остальных, даже когда приближался к норме. У него не было друзей, но они и не были ему нужны, и все это чувствовали. Зато его хвалили учителя, ведь он делал успехи по всем предметам.
Последние несколько недель все были напряженные и все чаще говорили по-французски. Оно и понятно, ведь оговоренный ими срок уже настал. И Ветров очень боялся за них, за свою новую жизнь. Наконец, он не выдержал и заговорил об этом с Сергеем Владимировичем, повинившись и предложив свою скромную помощь. 
Сергей чуть вздрогнул, посмотрев на юношу. Он понимал, что должен будет рассказать все мальчику, что время уже настало, но все пытался оттянуть этот момент, не зная с чего начать.
- Нам нужно будет уехать с территории СССР, Петь, - тихо начал Сергей, мельком взглянув на отрывной календарь. На дворе было 19 мая 1941 года. - И уехать в самое ближайшее время. Твоя задача: просто вести себя, как обычно, не привлекать особого внимания. И все будет в порядке.
Опекун так ничего и не объяснил, но Ветров не обиделся, время было такое... Он кивнул, молча обещая выполнить эту задачу. И потому, хотя ему хотелось остаться дома, он отправился на поэтический вечер, где его ждали. И читал безопасные стихи про природу и родной город. 
Когда Петр вернулся домой, Сергея не было, а Маша в срочном порядке собирала вещи и документы обитателей квартиры. Она была бледна, но в ее движениях не было судорожной спешки, лишь холодная собранность. 
Конечно, Петр все понял и молча помог Машеньке паковать вещи, ни о чем не спрашивая, но безоговорочно выполняя все ее просьбы. Когда все было готово, он свернулся в кресле, обхватив руками колени, и стал ждать. Вздрогнув, когда в дверь раздался звонок.
Маша тоже вздрогнула, но смело пошла открывать дверь. В гостиную вошли братья.
- Все собрали что нужно?
Они не разделись и не сняли обувь.
- Да, - кивнула Маша, надевая пальто, Андрей помог ей обуться.
Увидев Сергея Владимировича, Ветров выдохнул и покинул кресло, выходя в прихожую. Маша уже держала наготове его пальто.   
- Петя, выпей, пожалуйста, - протянул тот мальчику таблетки и бокал воды. - Это поможет подавить возможные панические атаки.
Покорно выпив все, Ветров быстро обулся и натянул пальто. Наверное, так страшно, как сейчас, ему было лишь дважды, когда забирали родителей и умирать в больнице, привязанному к койке... Но он взял себя в руки, следуя всем указаниям опекуна. 
Через некоторое время они уже сидели в поезде, который направлялся в Швейцарию. Поезд был практически пуст.
- Маша выдохни, - мягко произнес Андрей, беря возлюбленную за руку.
- А вас не волнует, что мы едем через оккупированную Польшу, что в Европе война?
- Этот поезд пропустят. Если говорить на чистовую, то мы буквально призраки. И такие призраки со всего мира сейчас едут в Швейцарию. Особые договоренности, сама понимаешь, - ответил ей Сергей, чуть обнимая Петра. 
Да, они уже были в поезде, и родная страна осталась позади. А впереди была неизвестность и чужая им Швейцария. Внутри у Петра все дрожало, и он прижимался к опекуну, в которого верил и только рядом с которым чувствовал себя спокойнее.
- Почему призраки? - спросил он тихо. Это слово было так созвучно с тенями, державшими его в плену на кладбище, что по телу пробежали ледяные мурашки. 
Мужчина нежно гладил юношу по спине заставляя дышать нормально.
- Потому, что обычных граждан СССР не выпустили бы из страны, тем более в Швейцарию, - тихо объяснил Сергей. - Спасибо родственным связям в Швейцарии и Франции.
- Да, спасибо старому графу Алексееву, - тихо прошептала Маша, положив голову на грудь Андрея.
- Молодому князю Орлову тоже пришлось побегать эти четыре года. 
Петр прикрыл глаза, прислушиваясь к движению руки опекуна и доктора, в котором все еще нуждался, расслабляясь и судорожно вздохнув, начиная выравнивать дыхание. И даже чуть улыбнулся:
- Так вот почему вы так хорошо говорите по-французски... - понял он. Вот что-то, а языки ему не давались, хотя он пробовал учить этот язык, чтобы понимать, о чем шепчется с братом опекун...
Ветров посмотрел в окно, где пролетали чужие деревеньки.
- А сколько дней туда ехать?
- Два с половиной, три. Трудно сказать четко. Проблемы с коммуникациями, - ответил ему Андрей.
А Сергей только поцеловал мальчика в макушку, успокаивая. Он знал, что перевозить Петра опасно, но чтобы оставить его, не могло быть и речи.
- Все будет хорошо, я обещаю, - прошептал мужчина, продолжая гладить мальчика. 
- Да, я понимаю, - снова чуть улыбнулся Петр, только печально. Война.
Поняв, что мысли уводят его в мир страха, он постарался переключиться, как его учил Сергей Владимирович, чтобы снова не перехватило дыхание. Кивнул, соглашаясь и, поцеловав опекуна в скулу, куда дотянулся, начал тихо читать новые стихи, о рыцарях и дальнем походе, в котором они сопровождали даму к ее жениху. Пока не заснул, свернувшись и устроив голову на коленах Сергея Владимировича.
Он держался долго, наверное, из-за лекарств, которые послушно принимал каждые четыре часа. И много спал, или делал вид, чтобы не доставлять лишних проблем. Но, после двух дней жуткого напряжении, особенно когда им пришлось долго стоять в Кракове, и по вагонам ходили военные, приступ все же случился, и опекун временно увеличил дозу.
Наконец, вечером третьего дня, они прибыли в Берн. В воздухе витало напряжение, но не более. Швейцария не собиралась ввязываться в мировую войну, лишь приняла позицию вооруженного нейтралитета. Впрочем, как и всегда.
Их встретили и сразу же отвезли в небольшой особняк в старинной части очень красивого города. Где их ожидали граф Алексеев и граф Орлов.
Сергей сразу проводил Петю в одну из спален. Тот был под действием лекарств, и уснул, стоило уложить его, поцеловав отечески в лоб.

Проснулся Петр лишь на следующий день, вспоминая путешествие, как ночной кошмар. Он чувствовал себя разбитым, о чем по привычке немедленно записал в дневник. Поднявшись, выглянул в окно, за которым раскинулся чужой, залитый солнцем город. И в голове стали складываться строки.
Через несколько минут зашла Маша и пригласила его спуститься вниз к завтраку.
В небольшой уютной столовой уже находились Андрей, Сергей и еще какой-то мужчина. Тот был красив и держался очень уверенно, с по-настоящему царским спокойствием.
В комнате потрясающе пахло выпечкой и кофе.
- Это пир во время чумы, Александр, - тихо произнес Сергей, обращаясь к мужчине.
Тот поправил перстень на пальце со странной геометрической гравировкой.
- Что поделать... Пока дураки воюют, умные должны делать деньги.
- Доброе утро, - поздоровался Петр с присутствующими, садясь рядом с Сергеем Владимировичем. Глянул на мужчину с неприязнью. Как он мог так говорить о тех, кто сейчас умирал за свою родину?! Но он привык не болтать лишнего, особенно, когда не знает, с кем имеет дело, не повредит ли это опекуну и остальным. Он уткнулся в чашку с кофе, жуя булочку и прислушиваясь. 
Сергей вздохнул.
- Это бесчеловечно. Вы оплачиваете Гитлера, убеждаете Сталина, что все в порядке. Погибнут миллионы.
- Странно слышать о человечности от тебя, - мужчина скользнул взглядом по Петру. - Ты и сам прекрасно знаешь, для чего это все делается. Искусственная регуляция численности населения необходима. Ты ведь все это изучал.
- Да изучал, изучал... - Сергей вновь вздохнул и сделал глоток кофе. 
Ветров поперхнулся кофе и закашлялся, мужчина говорил ужасные вещи. И про Сергея Владимировича... Да, в том, в каком Петр состоянии сейчас, виноват опекун. Но ведь тот делал  это не потому, что ему нравилось, он видел, видел это в его глазах. У него просто не было другого выбора, да?
- Не говорите так, пожалуйста. Не вам его судить, - произнес он. Глянув на опекуна, виновато потупился.
Мужчина вопросительно изогнул бровь, а потом, язвительно улыбнувшись Сергею, произнес на французском:
- Vous avez fait sur un chiot de gar;on ob;issant, la louange.
(Ты сделал из мальчика послушного щенка, хвалю.)
- Перестань, Александр, - устало произнес Сергей в ответ. - Со временем, я все ему расскажу.
- У тебя время до инициации, - Александр глотнул кофе. - В любом случае мы должны успеть до двадцать второго июня. Дальше будет не до этого.
- Да, я знаю. 
- Это неприлично, говорить о человеке в его присутствии, как за спиной, - тихо заметил Петр незнакомцу, допивая кофе. Он не понимал, он совсем ничего не понимал, и от этого ему было тяжело. - Простите меня.
Он поднялся и вышел, чтобы не плодить в голове вопросов, которые разрывали его голову. Буквально через две минуты в комнату зашел Сергей. И Петр вздрогнул, от скрипа двери.
- Извини. Алекса порой заносит… Что такое, голова болит? Паническая атака?
- Болит, - признался Ветров, оставаясь в кресле, коснувшись ладонью виска.
- Дать лекарство? - Сергей был очень обеспокоен.
- Нет. Я не хочу больше спать...
Он видел, что опекун обеспокоен, но ничего не мог с собой поделать, не мог заставить себя улыбнуться ему. 
- Кто он такой? Почему все знают обо мне больше меня самого? Кто я для вас?
Чем больше он говорил, тем невыносимее становилась боль. 
Сергей подошел к юноше и внимательно посмотрел на него, изучая реакцию зрачков.
- Петя, давай так, я поставлю тебе укол, ты отдохнешь, а уже потом мы спокойно поговорим, потому что я боюсь за тебя. Мигрень может усилиться.
Петр и сам это понимал, и знал последствия, потому кивнул. Зажмурился, чтобы не видеть уже набранный шприц и жгут, которые Сергей вытащил из своего портфеля с лекарствами. А потом уже не смог открыть глаз, чувствуя, как сон затягивает его сознание. Быстро и профессионально сделав инъекцию, мужчина переложил юношу на кровать.
- Вы обещали... - прошептал Ветров, до последнего цепляясь за него.
А когда открыл глаза, мир встречал уже новый день. Вспомнив вчерашнее,  он накрылся с головой одеялом, испытывая смешанные чувства.
- Ты, наконец, проснулся, - улыбнулся Сергей, заметив шевеление мальчика. - Как голова? Не тошнит?
Петр медленно стянул с головы одеяло, только сейчас замечая в кресле опекуна. Он же не сидел тут сутки, правда? Внутри шевельнулась совесть.
- Нет, только кружится немного, - признался он тихо.
- Есть будешь? - поднявшись с кресла, мужчина пересел на кровать Пети и погладил его по щеке. Он не сердился, предвидя вероятность срыва еще сажая мальчика в поезд – слишком большая нагрузка для его нервной системы.
- Да, умираю с голода, - признался Петр, снова словно щенок, ловя ласку хозяина. Прикрыл глаза.
Еще, он хотел выйти из четырех стен на волю, на воздух. Хотел получить ответы на вопросы, и боялся их.
Кивнув, Сергей ушел на кухню и вскоре вернулся с подносом в руках, который поставил на колени мальчика.
- Кушай, хороший мой, - чуть улыбнулся мужчина, потрепав его по волосам.
Когда мальчик закончил, мужчина собрался с духом:
- Ну, давай. Спрашивай... 
Когда Сергей Владимирович так говорил с ним, а его рука гладила его по волосам, все сомнения куда-то улетучивались и Петр верил, что дорог опекуну. Как он ни старался оттянуть момент, завтрак съелся очень быстро и он смущенно посмотрел на мужчину. Спрашивать? Знал бы он еще, какие вопросы задавать.
- Ну... для начала, может, вы расскажете то, что собирались рассказать со временем? - решил он начать с того, что опекуну все равно надо будет сказать, а там уже плясать от полученной информации.
- Тогда, думаю, стоит начать с того, кем является Александр. Барон Александр Шутгарльд. Глава тайного общества, что дергает за ниточки глав стран всего мира. По сути, он глава мирового правительства. Общество это существует еще со времен легендарного царя Соломона. И в это общество входят люди, имеющие аристократические и монархические корни. Хотя при определенном количестве денег "место" можно купить. Еще с самых древних времен это общество стремилось к власти, но главная его задача: сохранение некого баланса на земле.
Петр недоверчиво посмотрел на опекуна. Глава мирового правительства? Но тогда зачем  он допускает такие ужасные вещи? Ветров нахмурился, вспомнив про регуляцию населения.
- И вы тоже входите в это общество? - догадался он. 
Мужчина кивнул.
- В это общество, как правило, входят с самого рождения, и выйти из него нельзя, - мужчина вытянул из-под рубашки кулон на тонкой цепочке, весящий у него на шее. Подвеска представляла собой золотой равнобедренный треугольник с таким же геометрическим узором, что и на перстне барона.
Ветров вздохнул, коснувшись пальцами символа, такого же, как и у Александра, начиная понимать яснее тот разговор, что услышал в столовой.
- Значит, этот эксперимент со мной...   
Сергей виновато опустил взгляд и помолчал некоторое время, после чего ответил.
- Да. Тут интересы общества совпали с интересами НКВД. Мы разрабатываем психотропное оружие, чтобы искусственно сократить численность населения планеты, первая мировая война и вторая из той же оперы. Даже грипп испанка после первой мировой... Это нужно для баланса всего живого на земле. Только так можно спасти планету. 
С каждой минутой ожидания, Петр все яснее понимал, что не хочет услышать ответ. Как впрочем, и то, что должен это сделать. Услышав, вздрогнул и подтянул колени к груди, обвивая руками. Он, конечно, слышал про психотропное оружие, но ему и в голову не могло прийти...
- Да, верно, вы же сразу сказали, что препарат не для лечения... - вспомнил он, не глядя на опекуна. Нет, ничего не изменилось, Петр был уверен, что эта "необходимость" не доставляет Сергею Владимировичу удовольствия, и сделать что-то для него тогда, он тоже не мог. Но мысль о миллионах людей, которых это общество обрекало на ужасную смерть, не умещалась в голове.
- Неужели нет иного пути? - тихо спросил он, подняв на опекуна полный ужаса взгляд. 
Мужчина покачал головой.
- В тысяча девятьсот двадцать седьмом году население земли превысило отметку в два миллиарда человек. При максимальной численности в один, в идеале вообще пятьсот миллионов.
Присев к мальчику ближе, Сергей нежно обнял его.
- Прости, маленький... Прости... Так нужно.
Петр не сопротивлялся, сам прижавшись к опекуну и пряча лицо у него на груди. Ему было так страшно, так тяжело, а какого же тогда Сергею Владимировичу...
И все равно это было неправильно. Ветров был уверен, что должен быть другой способ регулировать численность, но сейчас, он не мог думать.
- Я для вас не просто эксперимент, правда? - вдруг спросил он.
Сергей гладил мальчика по спине, волосам, успокаивая.
- Нет. Конечно, нет. Петенька, ты что? Откуда такие мысли? - шептал мужчина, чуть отстранившись и всматриваясь в личико мальчика.
Сказал и самому стало стыдно этих мыслей. Сергей Владимирович был так добр к нему, заботился, оберегал, не бросил его одного в Москве...
- Я не знаю, - прошептал он, виновато глядя на мужчину, заменившему ему всех. Просто последние дни выдались такими тяжелыми...  - А что за инициация? - спросил Петр вдруг, устраивая голову на надежном мужском плече. 
- Посвящение в члены ордена, - тихо произнес мужчина, гладя мальчика по волосам. - Завтра в Берн прибудут Ученики. Пойдут в подмастерья... - задумчиво помолчав, добавил. - Насколько я понял, Александр намерен ввести тебя в круг ордена, поскольку я являюсь твоим опекуном. 
Петр совсем затих, осмысливая услышанное. Стать членом ордена, как Сергей Владимирович. Значило ли это, что ему придется убивать людей, прямо или косвенно?
- И... что я должен буду делать? - наконец, тихо спросил он.   
Сергей пожал плечами:
- Это простая формальность, чтобы никто не цеплялся. Я не допущу, чтобы ты касался этих ужасов, - поцеловал он мальчика в макушку.
Петр крепко обнял опекуна, прошептав ему на ухо:
- Спасибо вам...
Он только не хотел, чтобы у того были из-за него неприятности.

Через неделю Сергей помогал Петру облачаться в церемониальные одежды. Ветров очень волновался. Формальность формальностью, но все же, церемония - дело ответственное.
- А что я должен буду делать? - спросил он.
- Просто слушаться и повторить за мной слова клятвы.
Алексеев надел свой белоснежный мундир, после натягивая атласные перчатки.
Когда они вошли в огромный зал, там уже было много народа с отличительными знаками ордена и группка молодых людей восхищенных всем вокруг.
- Ты первый, - шепнул Сергей мальчику, беря его за руку и проводя по определенному кругу почета, прежде чем подвести к алтарю, опустить его на колени и принять из рук Александра шпагу, чтобы после поднести клинок к шее мальчика, начиная произносить текст.   
Петру было очень не по себе под взглядом стольких глаз и что-то дрожало внутри. Но он не мог подвести Сергея Владимировича и потому старался не показать вида, послушно опускаясь на колени, твердо повторяя слова клятвы, навсегда вводящей его в могущественное общество, вершащее судьбы многих людей. 
Закончив с клятвой, мужчина взял из рук Александра тонкую цепочку с подвеской и, подойдя к мальчику, надел ее тому на шею, после подавая руку и уводя прочь от алтаря. Покинув центр всеобщего внимания, Петр облегченно выдохнул, нащупав пальцами подвеску. Конечно, было как-то неправильно вступать в ряды тех, с кем не был согласен, но разве у него был выбор?
Он смотрел, как принимают других, и это было еще страшнее. Кандидатам завязывались глаза, на шею накидывалась петля, а в грудь утыкался кончик клинка Александра.   
- А что это значит? - спросил он. 
- Я - твой наставник, - прошептал Сергей. - Поэтому твоя клятва сделала нас взаимозависимыми друг от друга. Каждый ответственен за другого. У них нет личного наставника, потому они клянутся в верности ордену, буквально продавая душу в служение общим целям. 
Петр нашел руку опекуна и сжал холодной ладошкой. Он понимал, что сегодня переступил порог в новый для него и пугающий его мир. Но он был не один, и рядом с Сергеем Владимировичем, чувствовал себя способным преодолеть все. 
Сергей погладил пальцами пальчики Ветрова, даже через  ткань перчаток, чувствуя какие они ледяные.
Когда со вступлением и принятием все было законченно, начались "повышения". Мастера становились рыцарями, подмастерья мастерами и так далее.
Услышав свое имя, Сергей чуть вздрогнул, но послушно подошел к алтарю, приклоняя колено и расстегивая мундир. Клинок Александра прочертил кровавую полосу у него на груди в районе сердца. Именно к ней приложил ладонь Сергей, произнося клятву. 
От внимания Петра не ускользнула реакция опекуна, и он с замиранием сердца следил за церемонией, в которой тот участвовал, тихо охнув, когда острое лезвие коснулось его груди. Заметив, как несколько человек рядом оглянулись на него, смутился, задвигаясь в угол. Когда Сергей Владимирович вернулся, Ветров был бледен. Приложив к ране на груди мужчины белоснежный носовой платок, спросил:
- Очень больно?
- Нет. Все в порядке, - прошептал мужчина.
Петр вздохнул:
- И кто вы теперь?
- Ой, долго титулы перечислять, если проще, то отныне я - правая рука Александра.
Поцеловав чужую ручку с зажатым в ней платком, мужчина застегнул мундир.
- Петя, дыши глубже. Со мной все хорошо, не паникуй, - встав позади мальчика, он положил руки ему на плечи и теперь шептал ему это на ухо.
- Я... в порядке, - заверил Ветров опекуна, и почти не соврал. В помещении было немного душно, и у него легонько кружилась голова, но это от эмоций, был уверен он. - Сергей Владимирович, я горжусь вами.
- А я тобой, - тихо прошептал Сергей, чувствуя состояние своего мальчика и беспокоясь за него. - Потерпи немного, скоро уже закончат.
Когда церемония закончилась, Алексеев срочно проводил Петю на балкон к свежему воздуху, вскоре к ним присоединился и Александр.
- Ну как вы тут? - спросил он, подходя к Сергею и осторожно касаясь ладонью его груди.
- Почему ты не предупредил меня, скажи на милость? - тихо спросил Сергей, накрывая ладонь Александра своей.
- О, я был уверен, что ты стойко перенесешь сию шокирующую новость, -  мягко улыбнулся Александр.
- Мне чуть плохо не стало, - тихо заметил Сергей.
Слово за слово, мужчины принялись обсуждать церемонию и дела, а потом и вовсе перешли на ненавистный французский, а Петр оказался позабыт и предоставлен сам себе. Он смотрел на них и решил, что, наверное, неверно судил об отношениях мужчин и они гораздо ближе друг другу, чем могло показаться. И его персональная антипатия к главе сообщества мешала ему объективно оценивать их. Неужели Сергею Владимировичу так интересно с этим монстром?
Ни один из мужчин не заметил, как парень покинул балкон, бредя куда-то по незнакомому зданию. Слезы подступили к глазам, но он сердито вытер их. Вдруг  понимая, что заблудился, и вокруг нет ни души, чтобы спросить дорогу.
Когда они с Александром, наконец, оторвались друг от друга, сердце Алексеева ухнуло куда-то вниз… Как он мог, забыть о Петре. Тем более после таких трудных часов посвящения. Мало ли как могла отреагировать его нестабильная психика.
Сергей нагнал мальчика в одном из коридоров и крепко прижал к себе, выдыхая:
- Боже, Петя, как ты меня напугал!
Ветров тихо охнул, впрочем, сразу узнавая родное тепло. Виновато потупился:
- Простите. Не хотел вам мешать... Но я такой неуклюжий, что потерялся в трех дверях, - натянуто улыбнулся он. - А когда мы домой поедем? Мне пора пить лекарство.
- Ты плохо себя чувствуешь? - насторожился Сергей, беря мальчика под руку и ведя его в главный холл. - Прямо сейчас. Александр уже распорядился подать машину.
- Да, немного... - признался Петр, и это была совсем не уловка, чтобы увезти Сергея Владимировича подальше от Александра. В машине, он позволил себе прижаться к мужчине, прикрыв глаза, а по возвращении домой, раздеть себя и уложить, как маленького.
Сергей тут же подал Петру лекарство, но более сильное, чем прежде памятуя психологическую нагрузку этого вечера.
- Сергей Владимирович... я когда-нибудь буду как все? - тихо спросил Петр, кутаясь в одеяло. Ну, зачем нужен, такой?
Сергей виновато опустил взгляд. Он и сам не знал. Точнее, знал, но боялся говорить об этом. Разрушенные таким образом, психика и нервная система никогда не восстановятся полностью. Тихо воздохнув, он склонился к мальчику и, поцеловав в лоб, ушел в свою спальню. В эту ночь он так и не уснул. 
Опекун не ответил, но это и был самый честный ответ. Петр слабо улыбнулся на поцелуй и, пожелав доброй ночи, повернулся к стене. А потом тихо плакал, пока лекарство не взяло над организмом верх, и он не уснул. Он понимал, что обуза, пусть дорогая, но... И что тяготится Сергей Владимирович тем, что сделал, каждый раз, когда колет ему в вену лекарства при приступах. А он, как ни старается, не может дотянуться до нормы, неизменно срываясь. Не может снять этот грех с души этого человека.
Наутро Петр не вспомнил о слезах, пролитых ночью, как ни в чем ни бывало улыбнувшись опекуну, пившему кофе.
- Доброе утро.
Вчерашний вечер был как в тумане, но он чувствовал облегчение, что тот остался позади. 
- Доброе, - устало улыбнулся Сергей, делая большой глоток.
Конечно, это была не первая бессонная ночь в его жизни, но какая-то уж очень тяжелая. Поцеловав подопечного в щеку, он подал ему завтрак.
- Как спалось, как ты себя чувствуешь? 
Опекун выглядел неважно, и это обеспокоило Петра. Он улыбнулся, принимая эту всегда желанную ласку, поблагодарив за завтрак.
- Хорошо чувствую. Только... - он еще раз попробовал вспомнить, что было после церемонии, но не смог. - Вчера что-то случилось? 
Сергей едва подавил вздох горечи. Провал в памяти. Опять. Такое с Петром случалось, только когда он не хотел помнить. Значит, вчера он сделал ему очень больно.
- Нет, хороший мой. Ты просто очень устал вчера. Мы приехали домой. Я дал тебе лекарство, и ты уснул, - чуть улыбнулся Сергей и поцеловал мальчика в лоб. 
Ветров вздохнул, за эти годы он научился чувствовать опекуна и сейчас был уверен, что тот не договаривает. Ради его же блага, конечно. Он все это время был рядом, помогал, заботился, оберегал. Не бросил его, сколько бы проблем он не доставлял.
- А давайте пойдем сегодня гулять? - предложил он. Они были тут уже довольно давно, а он еще ничего не видел, только из окна автомобиля.
- Конечно, мой хороший, Берн совершенно чудесный город, - широко улыбнулся Сергей, заканчивая с завтраком.

В тысяча девятьсот сорок втором году, вместе с командой ученных, Сергей начал работу над вирусом подавляющим нервную систему организма. Он всеми силами уберегал своего мальчика от ужасов войны и той работы, которой он занимался. А сам старался не вникать в политические игры, в которые играли Андрей и Александр.
Ветрову было тяжело, мысли о страшной войне, которая катилась по миру, удручали его. Конечно, опекун старался его беречь, но он не был ни слепым, ни глухим и новости долетали до него время от времени. Еще Сергей Владимирович много пропадал на работе, приезжая уставшим и привозил с собой отголоски чего-то ужасного, Петр чувствовал это и просто прижимался с боку, целуя в щеку, понимая и неловко пытаясь поддержать. За это время он почти не сдвинулся с места и его это огорчало. Мысль о том, что он приблизился к норме максимально, и лучше уже не станет, причиняла боль.
Однажды, так и не сумев уснуть, он тихо вошел в спальню Сергея Владимировича и забрался к нему под бок, свернулся словно котеночек, пушистый, беззащитный комочек.
Сергей не спал, думал о своей работе. Противно не было. Ему уже давно было плевать, кто погибнет от его действий, главное для него было сберечь Петю.
Открыв глаза, мужчина тихо вздохнул и укрыл парня одеялом, обнимая его.
- В чем дело, мой милый Пьеро? - обратился он к юноше на шутливо-французский манер. - Паническая атака? Мигрень? 
Оказалось, что опекун не спал и Петр доверчиво прильнул к нему, пряча лицо на груди.
- Нет, все в порядке... - заверил он, и это было чистой правдой. - Просто мне было так одиноко. Я никому не нужен кроме вас... И мне никто не нужен, - заверил он.
Мужчина вздохнул, то, что общение мальчика не простиралось дальше квартиры и ее обитателей, влияло на его выздоровление  не самым лучшим образом. Но, увы, пока того требовала безопасность, ведь он не бывал дома целыми днями, а мало ли что Петру сказать могут, обидеть…
Вскоре вирус был разработан, и Сергей решил вплотную заняться здоровьем подопечного, и все-таки постараться вытянуть его из этого подвешенного состояния.
Когда Сергей Владимирович сказал ему о новом курсе, у Петра случился приступ, стоило ему подумать о шприцах и вероятностях. Но опекун убедил его, поселив в сердце надежду на выздоровление, о котором он так мечтал.
В первые дни Петру было очень плохо, он кутался в одеяло, весь дрожа, и плакал, но Сергей и не ожидал другого, слишком большой перерыв и сильные препараты. 
- Вы ведь останетесь со мной, правда? - спросил мальчик, нерешительно вытягивая руку. Ему было страшно оставаться одному. 
- Конечно, маленький, - произнес мужчина, притягивая к себе, - я не оставлю тебя. Не отойду ни на шаг, пока тебе не станет легче.
Только легче мальчику не становилось еще несколько дней, наоборот только хуже. Петру много раз казалось, что еще немного, и он сойдет с ума или умрет. И только забота и поддержка любимого опекуна, что был с ним рядом, помогла ему удержаться. Хотя иногда, он и шептал ему, что ненавидит, когда очередная болезненная инъекция оставляла след на исколотой руке. Но Сергей упрямо продолжал гнуть свою линию и через неделю тенденция начала идти на повышение.  Впервые с начала курса, Ветров заснул, а потом с аппетитом  поел... пусть и пришлось его кормить с ложечки, так он был слаб.
- Сергей Владимирович... - прошептал он, когда опекун склонился над ним. – То, что я говорил, это не правда...
Ему было стыдно.
- Я надеюсь, - чуть улыбнулся мужчина, целуя мальчика в лоб, чтобы потом, отстранившись, перетянуть исколотую руку жгутом и сделать очередную инъекцию. - Нам нельзя сейчас останавливаться, мой маленький Пьеро, слышишь? Я знаю тебе плохо и больно, но если появилась положительная динамика останавливаться нельзя, - сняв жгут, он нежно поцеловал истерзанную лапку. 
Ветров улыбнулся. Конечно, Сергей Владимирович не сердился, он все понимал, всегда понимал его, даже когда не могли понять другие. Увидев шприц, он побледнел еще сильнее, но кивнул, зажмуриваясь. Когда опекун прижал его к себе, тихо заплакал у него на плече, отчаянно цепляясь за своего ангела.
- Я поправлюсь, - пообещал он, - обязательно поправлюсь.
Верил ли он, после стольких лет? Но по-прежнему желал этого всем сердцем. 
- Конечно, мой маленький. Я помогу тебе, обещаю, - шептал мужчина, целуя своего мальчика в макушку.
Еще через пару дней на руках Петра не было живого места, но Алексеев мог похвастаться тем, что с пяти инъекций в день они безболезненно перешли к одной. 
- Я хочу на улицу, - попросился Петр, когда стал вставать с постели и перестал шугаться теней по углам. - Пожалуйста, ненадолго.
- Хорошо, - кивнул Сергей, откладывая записи и помогая Петру одеться. За окном стояла поздняя осень.
Было просто чудесно выйти из четырех стен в мир. И не одному, а с дорогим человеком. И плевать было на тех, кто иногда бросал на него взгляды. Петр был счастлив, и никто ему не был нужен, кроме Сергея Владимировича...
В итоге "ненадолго" оказалось на целый день до позднего вечера, когда они усталые, но довольные ввалились домой. Где заходился в звонках телефон. Подняв трубку, Сергей с улыбкой сказал: "Слушаю", но после ответной реплики резко побледнел и, сказав: "Да, я понял", положил трубку, медленно осев на стул. 
Заметив реакцию опекуна, Петр присел рядом, бросив наполовину снятое пальто, и коснулся руки мужчины.
- Что случилось? - спросил он.
В голове не укладывалось. Вся сущность вопила: "Нет. Не сейчас! Да и никогда! Нет. Нет!"
Но приказ оставался приказом.
- Мы с Александром едем во Францию, а ты останешься с Андреем и Машей. 
Сердце оборвалось, мысль о том, чтобы расстаться с Сергеем Владимировичем  хоть на сутки, приводила в ужас. И потом как же их курс и положительная динамика...
- Почему? Я могу поехать с вами, пожалуйста... Я не буду мешать.
- Я не могу тобой рисковать! - пожалуй, впервые за все эти годы Сергей не сдержался и повысил голос в присутствии подопечного.
От повышенного тона, Петр вздрогнул, внутренне сжимаясь.
- Я понимаю, - тихо сказал он, хотя эти слова дались ему нелегко. А потом тихо плакал, когда думал, что опекун уснул.

На следующее же утро, Сергей уехал вместе с Александром, предварительно расписав приставленной к Пете медсестре, что и когда ему нужно колоть.
Ветров до последнего не отходил от Сергея Владимировича, пытаясь надышаться им перед разлукой. Было плохо, хотя Андрей с Машенькой и пытались хоть частично заменить ему любимого опекуна. Каждую инъекцию он воспринимал болезненно, учитывая, что потом он оставался один. Но он старался, очень старался не скатиться в регресс, чтобы усилия их не пошли прахом. Только через несколько дней, много страниц в дневнике все же оказались исписаны мрачными стихами. Петр стал хуже есть и слишком много спать. Его руки снова были исколоты до синяков.
Сергей вернулся только через полторы недели поздно ночью. Отмахиваясь от Андрея, он быстро прошел в комнату своего дорогого Пьеро.
- Вы говорили ему? - тихо спросил он, гладя спящего мальчика по волосам. Тот выглядел измученным.
- О твоем ранении? Нет. Мы не решились...   
Сквозь сон, Ветров слышал голоса и прикосновения, но ничего понимал. Зато проснувшись, он торопливо поднялся и вышел в холл прямо в пижаме.
- Что случилось? - спросил он дрогнувшим голосом. 
Сергей стоял рядом с Машей и держал правую ладонь на левом плече. Левая рука безвольно висела.
Широко улыбнувшись, Сергей шагнул к своему мальчику.
- Все хорошо, маленький. Ты чего не спишь? - осторожно приобнял он его обеими руками, сделав явное усилие над собой. 
Петр даже качнул головой, боясь, что снова видит только сон.
- Сергей... - отчество потерялось в тихом всхлипе. Он прижался к опекуну, устроив голову на груди, чтобы слышать биение сердца. - Мне послышался ваш голос... Слава богу, вы вернулись.
Когда первая радость отпустила, парень заметил скованность движений опекуна, осторожно отстранившись, коснулся левой руки.
- Что с ней?
Впрочем, он уже знал ответ. Он знал, что там куда едет опекун очень опасно, иначе тот никогда не оставил бы его...
- Ничего серьезного, - улыбнулся Сергей, - небольшая царапина.
- Ага, а руку чуть не потерял.
- Андрей! - зашипела Маша.
Сергей же предпочел  увести мальчика в спальню.
- Как ты тут без меня? - спросил он, осторожно снимая пальто, а за ним рубашку. Небольшая царапина на деле оказалась сквозным ранением тщательно замаскированным бинтами. 
- Я очень скучал и волновался за вас, - признался Ветров, едва касаясь, проведя пальцами по повязке. Впрочем, опекун имел в виду и другое. - Думаю, динамика немного упала, но приступы не участились, и провалов не было.
- Завтра проведем тест, я сравню результаты, и от них уже будем плясать, хорошо? - кончиками пальцев Сергей стер с его щек слезы. – Ну, все, не плачь. Ложись спать. Нужно отдохнуть, - и тихо добавил, когда мальчик вцепился в него. - Я лягу с тобой.
- Хорошо, - улыбнулся Петр. Да хоть курс сызнова, если Сергей Владимирович будет рядом - он не боялся. Он не хотел отпускать опекуна, он слишком долго его ждал и тот остался. Петр лежал тихо, не вертясь и прижимаясь с другой стороны от раненной руки, чтобы не сделать больно. Он не хотел спать, вот так бы лежал и смотрел всю жизнь... Но лекарства были безжалостны, и сон таки сморил его.

Тесты показали, что динамика действительно снизилась, но не столь критично как могло бы быть. Предстояла еще большая работа и Сергей не жалел ни себя ни Петю. Александр не трогал их несколько месяцев, началась и уже закончилась зима. Барон объявился только к середине весны и Петр не мог не съязвить, ведь из газет было уже ясно, что в войне наступил перелом.
Александр лишь рассмеялся в ответ:
- Петя, вы, правда, думаете, что для меня принципиально кто выиграет в этой войне? Очнитесь, все, что мне нужно, это выжать из этой компании как можно больше выгоды.
- Нет, не думаю. И ничего другого от такого, как вы, не ожидал, - бесстрашно глядя монстру в лицо сказал Ветров. – А я счастлив, что она заканчивается в нашу пользу. Да.
Подхватив дневник, он поднялся из-за стола и перебрался в кресло у камина.
Сергей не вмешивался, лишь наблюдал за этим разговором.
- Однажды, вы свыкнетесь с этой мыслью, Петр: не важны страны, религии и национальности. Для нас важен лишь орден и его члены. Вы больше не принадлежите СССР, вы принадлежите ордену. И орден выйдет из этой войны победителем при любом раскладе.
Петр едва заметно вздрогнул, заявление, что он принадлежит ордену, словно вещь, больно ударило, но он взял себя в руки. Разве это не правда? Он перестал принадлежать себе даже раньше, когда его отдали на опыты, точно кролика.
- Да, вы правы, у меня больше нет моей страны, но я русский и останусь им, где бы я ни жил. Возможно, я даже приму необходимость регулировать население планеты, о котором говорил Сергей Владимирович, но это будет ради планеты и благополучия людей, а не ордена.
- Со временем вы поймете, - вновь тихо повторил мужчина и, попрощавшись с Сергеем, барон покинул дом графа.
Алексеев тихо вздохнул и, подойдя к воспитаннику, потрепал его по волосам. Молча.
Петр посмотрел на опекуна:
- Вы тоже так думаете, что важен только орден?
Он не понимал, почему те, кто мог сделать мир лучше, хотят за счет мира сделать хорошо только себе.
Сергей вздохнул.
- Орден существует очень долго, власть его незыблема и порой мне кажется, что это единственная точка опоры в нашем сумасшедшем мире.