Землянка

(Война глазами моей мамы Муровицкой (Табако) Алины Ивановны).


Продолжение, начало - http://www.proza.ru/2013/04/30/1164

Сельчане шли, понуро от реки, где только что их чуть не расстреляли немецкие каратели, к своим домам.
Немцы подожгли деревню сразу же, как только вошли в нее, после чего стали сгонять жителей к реке для расстрела.

Над деревней стелился дым пожара. Пока горела деревня, и люди стояли перед наведенными на них пулеметами, никто и не думал о жилье – самим бы выжить. А теперь!? Все боялись даже глянуть в сторону своего дома!

Дым разносился ветром и, сквозь проблески, жителям деревни открывалась ужасающая картина: догорающие хаты и возвышающиеся над пепелищами остовы «русских печей».
Счастливы были те, у кого целыми оставались сараи или какие-то другие постройки.

Отец, а за ним и мы остановились у остатков нашего дома… Головы были опущены, их страшно было их поднять. Что-то еще продолжало гореть, но уже было ясно – от дома и построек ничего не осталось. По пепелищу бродили чудом оставшиеся в живых петух и несколько куриц.
Нашего дома, дома, где мы родились, дома, построенного заботливыми руками отца и созданного в нем руками мамы, уюта – больше нет!

Мама, держа брата на руках,  села на землю и тихонько заплакала, мы с сестрой обняли ее  и тоже стали плакать. Плечи мамины тряслись, она тихонько приговаривала: «Як жить будем!? Ничога не засталося: ни адежы (Как жить будем? Ничего не осталось, ни одежды… – по белоруски. Здесь и далее прим. автора), ни посуды, ни крыши над головой!».

Отец стоял немного поодаль, сдерживая слезы, сжимал кулаки.

- Давайте собирать, что осталось, может, что и найдем, - прерывающимся голосом сказал отец, - Слава Богу -  сами целы!

И мы разбрелись по пепелищу.

Удалось найти немного: остатки железных кроватей, да еще какие-то инструменты, типа серпов, кос, вил и граблей, плуг, какую-то посуду… Все это стали стаскивать к старой яблоне с обгоревшими листьями.

Зимнюю одежду, еще в начале лета отец закопал на краю огорода, так что одеть было что. Были еще и запасы овощей, которые хранились в погребе, да и новый урожай уже поспевал. А вот всё остальное…

Самое главное – не было крыши над головой.

Подходили соседи – горюя, рассказывали. У всех было одно горе!

Смеркалось, нужно было думать о ночлеге. Хоть и лето, но на улице спать, да еще с маленьким ребенком было не очень здорово и, отец пошел по деревне договариваться о ночлеге с теми, у кого осталась хоть какая-то крыша над головой.
Вскоре он вернулся и мы пошли ночевать в баню, стоявшую в стороне от домов, потому и уцелевшую в пожаре. В маленькую баньку набилось битком женщин и детей. Мужчины и подростки-мальчики, натаскав сена, улеглись спать на открытом воздухе.

Так прошла первая бездомная ночь.

Утром,  проснулись, умылись у колодца и пошли к дому. Отец уже был там и прилаживал к обгоревшей лопате древко, а потом стал чистить топор, топорище которого немного обгорело.
Мама каким-то чудом нашла в траве куриные яйца, нарезала щавеля с крапивой и стала варить еду прямо в печке, одиноко стоящей в середине двора.

Первым делом отец из прутьев и нескольких столбов соорудил курятник для кур. 

- Ну, что! – Отец посмотрел на нас, - нужно думать о жилье. Нужна хата (дом– по белоруски). Будем строить землянку.
- Тата! (папа – по белоруски). А что такое землянка?
- Когда я служил в армии, у нас не было казарм и жили мы в землянках.  Да и когда в финскую воевал – тоже. Выкапывали яму, обкладывали стены внутри бревнами, делали деревянную крышу - накат, которую засыпали сверху землей и жили. Вот и мы с вами, такую же сделаем. Будем как солдаты. Как наши солдаты, - так закончил отец.

И стал размечать место для землянки.

Мне было семь лет, сестре – пять. И мы, как могли, помогали отцу и маме. Наш братик, которому был всего годик, сидел на кучке сена и играл с какими-то своими игрушками.

Потом пришел папин брат. Его дом тоже сожгли, и он переехал жить к родителям жены. Часть деревни, домов пять – шесть, которая находилась за дорогой, не пострадала, а их дом как раз и находился в том краю. Фашисты туда просто не пошли.

Вдвоем они ушли в лес и, их не было до вечера.

Потом опять ночевали в бане.

Утром отец с братом опять ушли в лес. К вечеру они стали приносить из леса бревна. Весь следующий день они носили бревна. Бревна были не слишком толстые, но мы видели, как тяжело приходилось папе и дяде. Ведь до леса нужно было больше  километра идти. А лошадей в деревне с начала войны не было: одних «призвали» в Красную Армию, оставшихся отобрали немцы и полицаи. Как практически не было и коров, последних полицаи  забрали в этот раз.

Затем рыли котлован.

Мне кажется, что наш «дом» строился очень долго – почти бесконечно.

И вот – «новоселье»!
Да, это был не настоящий дом, не такой как у нас был. Но, это был свой угол! Мы радовались и прыгали вокруг входа, сгорая от нетерпения. И вот мы зашли в наш дом.

Стены и потолок были из бревен. Посередине стояла небольшая печка, собранная из нашей печи, рядом с ней стол. Возле стен стояли кровати, застеленные соломой.
Чтобы лучше было видно, открыли дверь, но все равно внутри было темно. А еще – прохладно и сыро.

В первую ночь, когда отец затушил лучину (тонкая длинная деревянная щепка, предназначенная для освещения) и мы улеглись с сестрой на кровати, пахнущей соломой, нам показалось, что это самый лучший дом. От этого приятного ощущения мы моментально заснули, забыв, что сейчас война…
Продолжение - http://proza.ru/2014/08/08/960