Тварь

               

               

  Я вошел в свой час.
- Так! - сказала маленькая тварь из груды постельного белья. Наверное, она разговаривала сама с собой.  Но ради вежливости спросил:
- Чаю с молоком?...
   Почему люди заранее все знают? Впрочем, я едва узнал свои ботинки. Несколько минут мы скорбно молчали.
- Мне очень жаль, - наконец снова заговорил я, затворил двери и сел на краешек кровати.
  Где-то за стеной пошел дождь или раздались аплодисменты.
- Ну как там? - подумала тварь.
- Да, все по-прежнему, - пробормотал я, чуть покачиваясь, обнимая свои колени.
- Эх-хе-хе, хе-хе...., - запричитала она.
    Мурашки поползли по моему хребту. Фигурка протянула мне старое одеяльце и погладила черной лапкой. Я почувствовал, как у нее трепещет тоненькая жилка, и подумал: вот ущипну,   и ей станет больно... Но сам достал из кармана пряник и стал крошить туда, где было ее лицо. Редкие волосы на голове у нее свалялись. Казалось, она совсем обо мне забыла.
   Я закурил и стал почесывать ее за ухом, пытаясь понять, сердится она или ей приятно, когда обнажает желтые кривые зубы.
   Из щели в двери запахло жареной картошкой. Я попытался переложить худенькое мохнатое тельце на кровать, но оно недовольно заурчало.
- Ну что тут будешь делать, - заныл я и поправил сбившийся галстук с зелеными полосками, - и поесть-то нельзя...
- Индейка жареная, - почему-то сказала тварь, и я увидел, что у нее маленькая женская грудь.
    Ну ничего, когда-нибудь она умрет, и я с радостью принялся считать морщинки на ее шее.
   За стеной заворковали голуби. Значит, уже утро. Какой же я был идиот, что всегда вставал так поздно. Есть хочется.
   Тварь на руках у меня заворочалась, и вдруг я с ужасом увидел, что от нее отделился темный комок. Он шлепнулся мне на руку, и я ощутил мокрое живое тельце.
- Господи! Она же родила!.. - отчаянно крикнул я . Голос мой потыкался в темные стены и умолк. Тварь все продолжала рожать, но я уже только стонал, и с каждым выродком все тише и безнадежней.
   Когда она родила последнего, седьмого, я заметил, что ее звериные глазки ехидно улыбаются.
- Папулечка! - процедила она.
   Я долго что-то кричал, возмущался, порывался бежать, плакал и снова кричал, пока не забылся. Когда я снова пришел в себя, увидел, что семь ее выродков сосут мои пальцы, так что мне даже нельзя поднять рук. В сущности, они больше всего походили на щенков.
    Тварь глядела на меня желтыми глазками и показывала кривые зубы. Возможно, она обдумывала, как заговорить со мной.
- Совсем бестолковые, - сказала, наконец, мать, нежно облизывая их, а заодно и мои руки.
   И я понял, что мне уже никогда не проснуться.

                1993