банальщина

В утренних лучах снова была приятная глазу ржавчина... она ловила себя на этом, и тут же задавала себе вопрос — "приятная? Что? Может, ты хотела ее ощутить, как привычную, и отсюда вырвалось ненароком — "привычная"?" Она уравновешивала эту странную для собственного понимания мысль понятным приемлемым объяснением, и все же начинала корить себя за потерю памяти, о которой внушила себе сама. Может, вычитала в каком-то современном романе?  Кто-то придумал, что чувства ржавеют, а не заражаются неизвестными бактериями, перед процессом захвата которыми еще безоружны.
Раньше смотрела на себя, но вот уже несколько дней смотрит на зеркало, надумавшее разделиться черной чертой на две части. Иногда представляет, что достанет лестницу-стремянку, снимет цепи с мебелью, и перевесит так, чтобы все вмещалось в солнечную, ржавеющую сторону. А в той части комнаты, которую не посещает солнечная бактерия, будет снимать ночную рубашку, надевать кружевной бюстгальтер, дырявые черные капроновые колготки, вельветовые красные брюки, и древний серый свитер, разрезанный посередине, с четырьмя разными пуговицами. В большую сумку складывается поросячьего цвета фрак, белая рубашка с нелепыми воланами, и покрытая золотой фольгой палочка с отвинчивающейся (или привинчивающейся? Как правильней?) звездой.
Поздней весной, летом и ранней осенью она облачается во все это сразу, и, залезая в поезд, продолжает скучать.
Представляет, как сдерживают себя от смеха проститутка и сторож кабин самоубийств.
Оборотень с помятым воротником поверх отглаженного костюма прячет выработанный рефлекс искусственной насмешки во взгляде, полном нездорового интереса.
Женщина в черном платке с неестественно прямой спиной моргает круглыми выцветшими глазами. Кажется, возле нее стоит чья-то тень, и она с благоговением перенимает у нее язык жестов, имитируя эту слепоту.
Она видит на двери под воздушными шарами цифру
"12".
Спасать принцессу от гигантского спрута... решительно рубить мечом надувные щупальца.Периодически ей становилось жалко эти милые симпатичные игрушки, выпускаемые для таких целей.
А еще есть отправка на корабле в дальнее плавание. В полу есть мини-комната, куда сбрасываются вещи друзей именинника, обсыпанные конфетти и блестками. Нет, именинник, естественно, будет капитаном, просто те, кто найдут свои сумки с мобильниками и тетрадками раньше, будут главными помощниками, остальные — второстепенными. Несколько раз ей снилось, что кто-то из детей бросил в мини-комнату подожженную спичку, что началась паника, беготня, и от комнаты осталось всего ничего. Ничего особенного, она пойдет работать в другое кафе, где через год появится та же дочка или сын, с теми же гостями, только виновника пожара не будет. Или станет продавщицей в гастрономе, вахтершей, диспетчером. Сторожу и проститутке все равно, у них какая-то болячка — преследовать ее в метро и смеяться, их появление так же естественно, как и ржавчина в комнате.
Она шустро скачет, говорит громко, отрезая слово от слова, как конвейер подает детали; она сидит в душно-ярком пространстве сомнительной надежности, напрягаясь, чтобы не проткнуть его случайно ногтем или палочкой, чтобы не сойти с ума ненароком от самой себя...

В комнате для персонала стоит пальмочка с красными новогодними шарами в горшке, не подаренными ребенку из детского дома, написавшему письмо Деду Морозу.
Лежат гетры в полосочку, словно большая упаковка "Тик-Так", со смешанными фруктовыми вкусами.
Что-то толкает в место под грудью, которое называется солнечным сплетением, ноги становятся ватными, и приходится сесть.

Цепляясь за стены, возвращается в комнату празднований и обнимает первых попавшихся детей, поддаваясь внушению, что это происходит прямо сейчас — излишек производства, огромные многозеркальные дискотечные шары страны вечного развлечения и утех, планеты потерянной солнечной системы, потерявшие гравитацию, путающиеся в параллельно летящем серпантине, катятся, превращая в ворох рассортированные письма из детских домов и просто домов в государственные филиалы страны чудес, грохочут и катятся, катятся и грохочут, засыпая комнату. Они никогда не упадут никому на голову, но почему так хочется схватить в охапку всех детей, и спрятать, уберечь от этого монстра... почему кажется, что еще совсем немного, и они, раздеребанив кучки конвертов, превратятся в осколки на полу праздничного заведения?

"Ржавость, говоришь? Какой цвет сегодня разводим?"
"Не знаю. Синий."
В порционной бутылочке с бессмертием, с наклейкой со свечами растворяется синяя таблетка. Она любит опустить ее до половины, и держать, представляя, что управляет чьим-то представлением о ржавчине — розовой, зеленой, фиолетовой, смотря, какого цвета таблетка.


Не хочется больше спать на самостоятельно сооруженной подвесной мебели.
Может, стоит начать подозревать морскую болезнь?
Так или иначе, с пола сегодня не встану. Буду спать
на матрасе в одежде.
Буду спать не на той стороне, что со ржавчиной.


Если зайти в кабину самоубийств, ни разу не приняв до этого напиток - ничего с телом почему-то не случается.
Но был сон, где был водоем, в который бросают младенцев, чтобы они превращались в рыб, а затем - в амеб. Человек не смог больше принимать ежедневную дозу продлевающего жизнь напитка с этикеткой, меняющейся в зависимости от индивидуального предпочтения каждого. Начал строить свой собственный с горя, решил втиснуться хотя бы в одну из жизней, с новыми и новыми витражами.
Часто ему снится кошмар, что строители тематических стеклянных беседок заставляют его заполнять своей кровью прожилки между готовыми моделями, чтобы они превращались в вены новых организмов. Ведь обладатель собственной мини-вечности ничего не должен боятся?

А девушке все мерещится, что из окна растут жемчужно-лунные волосы. Все длиннее и длиннее. Она даже смирилась с тем, что только ей их видеть. Сначала они были жуткой паклей, но ей почему-то стало жаль их, и она сделала и привела в порядок - помыла отваром из трав, сделала им ламинирование. И стали они даже украшать помещение, паутинкой вокруг люстры, мягким одеялом для спания на полу. Она почему-то уверена, что стричь их придется лишь один раз. Когда он умрет от старости, а она похоронит его, и, спустя год или лет пять, также зачуяв приближение в один из дней, хорошенько напьется жидкости, у которой появилось столько новых функций благодаря отказу от самой главной... и отрежет кусочек волос. Сделает длинный-предлинный шикарный парик, и отправится туда, куда отправляются все, кто пил ее далеко не единожды, и они примут ее за сумасшедшую - из-за ее необъяснимого всеохватывающего чувства и нецелесообразно яркого вида. Только вот после исчезновения из мира материального вместе с хозяйкой он почему-то станет рыжим-прерыжим, сияющим разноцветными искорками, непослушным, и на парик-то непохожим!
Долгое время будет болтаться, присматриваться, танцевать после отпразднования чьих-то дней начала принятия жидкости в комнатах напуганных именинников. А затем, возможно, снова появится в чьем-то окошке галлюцинация растущих волос...