Любовь Макаревича
Друзья сели за походный стол под одинокую акацию. - Я, Ваня, решил выйти в отставку, - начал разговор Зелов. –Имение у меня немалое, пятьсот душ. Займусь хозяйством. А ты что будешь делать? - Останусь служить. Нет у меня на родине никого. Я хоть и шляхтич, а землю ещё прадед промотал. – Погостишь у меня в Кушках? Служба веселей пойдёт.
…Отпуск Макаревича близился к концу. Ходил он с хозяином на медвежью охоту, ловил диковинных розовых карпов в пруду, пробовал гуся с яблоками под смородиновую и тушёного зайца под рябиновую.
- Сегодня, Ваня, покажу тебе свой винокуренный завод, - пригласил его Михаил. – Ты ведь настойки мои не зря хвалил.
Добротный пятистенок стоял на отшибе, на высоком берегу Дубенки. -Невелика, кажется, речка, а стремительна, своенравна, порожиста. Как жизнь моя,- подумал Иван, глядя вниз с обрыва. – Пойдём сначала в шинок, - решил Зелов. – Попробуем очищенной, для меня делают особую.
Не успели они обогнуть завод и подойти к располагавшемуся в той же избе шинку, как открылась дверь, и на его порог вышла девушка. - Вот это жидовка! – оторопел Макаревич. Меньше всего ожидал он увидеть в имении приятеля еврейку. Да ещё такую крсавицу! В руках она держала поднос с графином водки и миской солёных огурцов. Волнистые рыжие кудри касались её плеч. Зелёные глаза приветливо смотрели на гостей.
- Ну, девка, угощай! – скомандовал барин и взял стопку. - Ты кто ж такая? – не скрыл удивления Макаревич. Девушка улыбнулась, но промолчала, побоялась говорить при Михаиле. - Отец её, Пинхус Гершензон, завод мой арендует. Жиды народ спаивать горазды. Она ему в корчме помогает, - отвечал за неё Зелов.
На тропе показался невысокий седобородый еврей в кипе. – Пинхус, показывай нам завод, – повернулся к нему Михаил.
Вот и настало последнее утро отпуска унтер-офицера Макаревича. Смутно было у него на душе. Полк расквартировали на новых землях, в Крыму. Вокруг голая степь. А Михаил зовёт остаться в имении приказчиком.
Незаметно для себя забрёл Иван на берег Дубенки. Шум реки завораживал и тревожил. Близился час отъезда. Прижавшись к старой берёзе, долго смотрел на дверь шинка. Вдруг она отворилась, и на пороге показалась дочь шинкаря. - Как тебя зовут? – спросил он. – Рахиль.
У приказчика в большом имении хватает забот. Надо крестьян снарядить на работы и проверить хорошо ли их выполнили. Проследить за посевом и уборкой урожая. Договориться о его продаже. Купить кирпич для нового придела церкви. И так каждый день.
Через неделю с начала работы в имении Зелова дошла очередь проверить винокуренный завод. Наступившего дня новый приказчик ждал с нетерпением и опаской. Нарядился с утра во всё новое. Надеялся поговорить с девушкой, но понравится ли это её отцу?
- Здравствуй, Рахиль, - начал он инспекцию с шинка. – Хорошо ли идёт торговля? - Здравствуйте, Иван Куприянович. Торгуем – не жалуемся, - ответила она, не поднимая глаз. – Вина всегда хватает? - Хватает. Вы бы лучше с папой поговорили. – Так ты ведь в шинке всё знаешь. В этот момент открылась дверь, вошёл Пинкус и пристально посмотрел на дочь и молодого человека. Рахиль, не глядя на отца, начала вытирать столы.
Пролетело три года. Шляхтич стал незаменимым помощником Зелова. Теперь он уже не мог говорить с барином на равных. Случалось получать от него и выговор. В минуты унижения хотел покинуть Кушки, но не смог. - Скажи, как оказалась ты с отцом в имении? – решился он как-то спросить Рахиль. Прежде немногословная с Иваном, она разговорилась. – Прошло уже девять лет с того времени. Было мне двенадцать. Жили мы в Умани, в Малороссии. Отец с матерью, брат с сестрой и я. В то время опять стали лютовать гайдамаки. Много поляков и евреев пряталось в городке, только мало кто уцелел. При мне зарубили казаки маму, брата и сестру. – Боже правый, – воскликнул Иван. - Ведь там же погибли и все мои. Ну а ты с отцом? - Мы спаслись и дождались российских войск. Там-то Михаил Степанович и взял папу с собой в имение. Услышав, что семья Ивана погибла вместе с её близкими, Рахиль подняла голову и посмотрела в глаза Макаревича. Впервые за все годы.
- Останься, - велел Зелов как-то после доклада приказчика о хозяйстве. – У меня, Иван, был знатнейший хор. Все окрестные помещики съезжались его послушать. После холеры половины певцов не стало. А ты музыкант. Будешь теперь не приказчиком, а капельмейстером. И чтоб оркестр прославился на весь уезд!
- Ну кто ж так с флейтой обращается! – пенял через месяц Макаревич Семёну-пастуху. – Это ж не коза, а инструмент. Она слух должна ласкать, а не блеять. Новоиспечённые музыканты, что внимательно слушали наставления Ивана, рассмеялись.
Через год на Рождество съехались в Кушки окрестные помещики. Прибытие каждого встречал маршем новый оркестр. А когда дошла очередь до танцев, увидел Макаревич, как подошла к окошку зала Рахиль и, не обращая внимания на снегопад, прильнула к стеклу.
Не дождался старый Пинхус свадьбы красавицы-дочери. Сватался к ней и лавочник Мотл, и Герш-шинкарь, и другие завидные женихи. Всем она отказала. Остановился как-то отец Рахили на берегу Дубенки. Посмотрел на неё с высокого обрыва. Люди говорили, впадает она в саму Волгу. Не суждено ему было это увидеть своими глазами. Закружилась вдруг голова, ударила в сердце боль и, широко раскинув руки, полетел с обрыва Пинкус.
Прошло полгода. Седьмого апреля 1787 года в костёле Петра и Павла, что в Немецкой слободе, сочетались браком дворянин Иван Макаревич и мещанка Раиса Гершензон, принявшая фамилию супруга.За свадебным столом на почётном месте сидел разорившийся помещик Михаил Зелов. А через год появился на свет первенец Андрей Макаревич.
Свидетельство о публикации №214042102191