Платформа

.                Платформа.
.
.  Бахито И. 
.
.       Кружка с горячим утренним кофе приятно грела слегка озябшие
ладони. Серая даль зимнего, пасмурного неба за окном  генерировала
ленивое настроение и аллергию на любую физическую деятельность. Зато
мысли текли спокойно и уверенно, подстегиваемые небольшими глотками
тонизирующего напитка. Будоража воспоминания о приснившемся  мне
сегодня ночью сне. Из череды нескольких странных снов, за последнее
время, никак не связанных с жизненным опытом моей прошедшей жизни.
.       Сны, в которых я был одновременно самим собой и  некими
другими. Те другие ходили, говорили, думали, а я, присутствуя при
этом, как незримая тень за их спинами, наблюдал за тем, что они
делали. Улавливая в резонансе то, о чем они думали. Ощущение, надо
сказать, вовсе не из приятных. Даже гадостное, нечестное. Такое
будто подглядываешь в замочную скважину за жизнью чужого,
совершенно незнакомого тебе человека, к тому же из далекого,
страшного прошлого.
.       Сны настолько реальные, настолько живые, что в первый
момент после сна, когда сознание только, только пересекло границу
действительности, возникало ощущение недавно просмотренного
игрового фильма, выполненного на высоком профессиональном уровне.
В черно-белом стиле современного авангарда.
.       До сегодняшнего утра я был убежден, что эти сны связаны с
усталостью. Как говорят спортсмены: с накопившейся в организме
молочной кислотой. Ведь не зря же, убеждал я сам себя, врачами
установлена максимальная продолжительность работы на платформе в
восемь лет и как раз в следующем году меня должны были комиссовать
по этой причине. Но сегодня утром, на свежую голову, внезапно,
как некое озарение, в моих мыслях эти сны увязались с пистолетом
ТТ, выпуска тысяча девятьсот сорок первого года.
.                - - - - -
.       Командир полка приехал из штаба армии, когда уже совсем
стемнело. Он словно джин, неожиданно материализовался из клубов
замерзшего воздуха ворвавшихся в распахнутую дверь жарко
натопленной комнаты. Скинув полушубок и ушанку на топчан, молча,
подсел к буржуйке, вытянув озябшие руки поближе к животворному
огню. Его мрачное выражение лица говорило само за себя. В штабе
ему досталось по первое число. Я, то есть тот, с которым меня
соединило во сне, решил не нарываться с глупыми вопросами. Пусть
немножко поостынет, сам все расскажет. Так оно и вышло.
.       Он посмотрел на меня своими серыми, жесткими, наполненными
горечью глазами и проговорил, с трудом шевеля непослушными от
холода губами:
- В общем, так капитан.
  Либо мы завтра разнесем, этот чертов аэродром к ядреной матери.
  Либо пойдем под трибунал и к стеночке.
  Я, как командир полка, и ты, как штурман.
  Того же самого полка.
  Вопросы есть?
- Никак нет, товарищ подполковник, - произнес капитан, как можно мягче.
- Жаль, что нет, - зло рявкнул он.
  Мог бы спросить, а сколько истребителей нас будут прикрывать.
  И я бы тебе ответил: ни одного.
  Или мог бы спросить, а сколько бывалых летунов нам дадут.
  Вместо этого пополнения сусликов в погонах.
  И я бы тебе опять ответил: ни одного.
  Нет у них ни того, ни другого.
  Понял.
  Нет.
  Есть только приказ и штопанные, перештопанные машины.
  Нашего, так называемого, полка легких бомбардировщиков.
  Полка, который по штату и батальоном-то назвать трудно.
  И все.
- Понятно, - протянул мрачно капитан.
- А раз понятно, может, объяснишь мне, как будем выполнять приказ?
- Я так думаю, - не обращая внимания на резкость, произнес он.
  Днем нельзя.
  Там у фрицев зениток до черта.
  Прикрытие будь здоров.
  Да и их истребители нас через фронт не пропустят.
  Получиться как прошлый раз.
  Или придется развернуться или угробим всю эскадрилью.
  Значит надо ночью.
- Ночью? – грустно усмехнулся командир.
  Смеешься?
  С кем?
  С этими недоучками.
  Они и днем-то до цели достать не могут.
  У них часов налету кот наплакал.
  По звездочке им быстренько нацепили и вперед.
  А ты ночью.
- Нужен корректировщик, - буркнул капитан, уже предчувствуя последствия.
- Сам знаю, что нужен, - тяжко вздохнул командир.
  Уже думал над этим, пока ехал сюда.
  Так там поблизости партизан нет.
  Зона усиленного режима.
  Значит, придется своих посылать.
  Кого предлагаешь?
.       За восемь месяцев войны, от Смоленска и до Ленинграда,
они с командиром повидали всякое. Притерлись. Понимали друг,
друга, как говориться, с полуслова. Редко, но случалось,
подбрасывать к объекту корректировщика, обозначающего ночью цели
ракетами. Для своих летунов. Обычно это делали партизаны или кто-то
еще. Если таковые находились. Собственно так делали и немцы. Только
дело тут было в другом. В том, чтобы потом вернутся обратно. Живым.
И штурман, и командир знали, что зачастую заброшенный корректировщик
после бомбежки не возвращался. Что поделаешь, такова она эта война.
Таковы ее подлые законы. Кем-то надо пожертвовать, чтобы из остальных
уцелело как можно больше. Такова цена того, что днем в небе их,
немцев, было гораздо больше.
.       Тут выбора нет, - подумал капитан, - либо там за дело, либо
здесь. Втихомолку. С позором. У какого-нибудь обшарпанного забора.
А так смотришь, может и пронесет. Шансы, какие-никакие все же есть.
И чего спрашивать-то? Напрямую сказать нельзя? Уж легче самому, чем
кого-то вместо себя. Как потом ребятам в глаза смотреть?
- Себя.
  Кого же еще.
- Нет, - покачал головой подполковник.
  Ты нужен мне здесь.
  Твоя задача будет его туда забросить, а после налета забрать.
  Лучше тебя никто этого не сделает.
.       В ту же ночь, держась за фанерное крыло готовой взлететь
утки, стараясь перекрыть шум мотора, командир прокричал:
- Ты должен вернуться капитан, понял?
  Обязательно, это приказ.
  Я буду ждать тебя.
.       Там, в моем сне, была очень холодная зима. Тяжкого сорок
второго года. Под Ленинградом.
.                - - - - -
.       Пусковая платформа строилась пять лет, из которых последние
два года прошли с моим участием  в качестве монтажника. А по
окончанию мне предложили остаться. Учитывая мой опыт работы в
открытом космосе. Теперь эта внушительная конструкция кружиться на
околоземной орбите. На ней  производиться окончательная сборка и
запуск большей части всяких космических штуковин. И мы тоже кружимся
вместе с платформой. Собираем эти самые штуковины и отправляем их
дальше, в космос. Месяц там, месяц на земле. Приличная оплата,
льготы и все такое прочее. Работа конечно не из легких. По шесть
часов на день в скафандре и постоянная невесомость но, в общем-то,
грех жаловаться.
.       Хотя нет, вру, не постоянная. Через каждые двадцать часов
обязательная центрифуга, чтобы организм не забывал гравитацию.
Центрифуга конечно дело нужное, однако проработав несколько лет в
космосе, начинаешь разбираться в том, что разница между естественной
гравитацией и искусственной такая же, как между натуральным кофе и
ячменным суррогатом.
.       Первая от бога, а вторая лишь человеческая уловка. Да, от
бога. Именно ее, гравитацию, он создал в первый момент, а потом все
остальное. Иначе в противном случае все просто, напросто не
склеилось бы. Не срослось. Разве не так?
.       Нет? Ну, тогда вам надо проболтаться месяц в невесомости, а
потом вернуться опять на нашу грешную и прочувствовать. Что есть
какая-то опора под ногами. Есть привычный верх и привычный низ. Все
как надо летит и падает. Течет куда надо и вытекает, откуда надо.
Все предсказуемо. Не болтается неизвестно как в разные стороны. И
самое главное ощутите на себе ее живительное действие на организм,
а не притворную тяжесть центрифуги.
.       Сначала-то, сразу по возвращении, мышцы словно резиновые.
Когда они сжимаются и разжимаются, отдается во всех нервах легким
покалыванием. И, внутренним слухом, слышишь, как вместе с ними чуть
поскрипывают кости. Но в тоже время приходит приятное ощущение, что
они наливаются некой бодрящей, восстанавливающей силой. Для
выполнения движения необходимо вначале мысленно напрячься.
Сконцентрировать свою волю, а потом уже двигаться. Постоянно
одолевает сонливая усталость. Мозги ворочаются в режиме несмазанного
колеса. Хочется лежать, как бревно и ни о чем не думать. Это тянется,
ослабевая, примерно два, три дня. Прошло и ты огурчик. Все в норме.
Опять человек. А на центрифуге этого нет. Нет того чувства энергии
излечивающей мускулы и кости. Есть лишь тяжесть, идущая от ног к
голове. И только.
.       Кстати насчет мозгов. На земле легче соображается. Почему?
Для меня это тоже было загадкой, а потом понял. Там, в невесомости,
приходится постоянно прогнозировать что, куда и как полетит. И все
равно, нацелишься, толкнешь, а оно обязательно полетит не так.
Причем, как ни старайся, без вращения никак не обходится. Когда
работаешь, утомляет прилично. А здесь на земле гравитация. Привычное
дело. Куда положил, там и лежит. Как тараканы по сторонам не
разбегается. И думать не надо. Отработанно на уровне инстинкта. Мозги
этим не загружены. Хотя как я почувствовал мозгам такая встряска
на пользу.
.       Но это еще не все. В начале, когда видишь темноту космоса,
тусклые светлячки звезд, пылающее солнце, голубоватый шарик под
ногами вроде бы ничего. Завлекает. Красота. Но это в начале. Потом
постепенно приедается. А потом приходит чувство бездонной ямы, в
которой нет ни края, ни конца, ни начала. И вроде как мы, вместе с
платформой, проваливаемся в эту бездну. Падаем, падаем, и падаем.
Умом знаешь, это вовсе не яма, а космос. Кроме тебя и того что
рядом, там есть еще много чего. Падать вроде и некуда. А под
ложечкой все равно сосет. И в животе немного пустовато. Как на
американских горках, когда мчишься круто вниз.
.       Но проходит еще время и свыкаешься. С бездной. Постепенно
она становиться для тебя не бездной, а пространством. Бесконечным и
живым. Не вполне, но уже воспринимаемым разумом. Более
притягательным. Сродни открытому океану на нашей планете Земля.
Когда идешь под вздутым от натуги парусом. Вокруг лишь беспокойные
волны и глубокая синева небес. Далекий, мифический горизонт.
Соленый ветер в волосах, на губах, на лице нашептывает про иные
миры ожидающие тебя там. За линией горизонта. Линией судьбы.
Линией потаенных надежд пробуждающих тихую зависть. Зависть к тем,
кого мы отправляем с платформы дальше и к тем, кто возвращается
обратно. К тем, кому в ближайшее время не грозит отчуждение от
космоса.
.                - - - - -
.       Заглушив на высоте мотор, утка спланировала и, подпрыгивая
на кочках, остановилась почти у самой кромки поляны. Кажется,
пронесло, - вздохнул с облегчением   капитан, - лыжи вроде бы целы.
Спрыгнув с крыла, он попробовал ногой плотность снега и
удовлетворенно хмыкнул. Следом, неуклюже перебирая скользящими
валенками по крылу, выбрался Андрей. Луны  не было, но снег отражал
достаточно света, чтобы различать отдельные стволы деревьев в темной
стене леса возле самолета.
- Берись за хвост, - скомандовал капитан Андрею.
  Развернем машину.
.       Пыхтя от натуги, утопая по колено в снегу, они развернули
самолет хвостом к лесу, чтобы можно было быстро взлететь. А потом
минут десять отдувались, выдыхая ртом белесые пары в морозную ночь,
привалившись спиной к фюзеляжу.
- Так, повторим еще раз сержант, - произнес, отдышавшись, капитан.
  Идешь ровно двадцать градусов на восток.
  Где-то около пяти километров.
  По такому снегу это примерно часа полтора.
  Движение начнешь, как только станет темнеть.
  А пока зарываешься здесь и ждешь.
  Наломай веток на подстилку.
  Один тулуп на них, под себя, а вторым укройся.
  Если все же проймет, встань, побегай по лесу.
  На поляну не выходи.
  Могут засечь.
  Тулупы брось здесь, потом подберем.
  Иди налегке.
  К аэродрому очень близко не подходи.
  Собаки могут учуять или на посты охранения нарвешься.
  Подошел и ждешь.
  Как услышал, наши подлетают.
  Даешь подряд три ракеты в сторону аэродрома.
  И сразу сматываешься.
  Бегом обратно сюда.
  Идешь точно по своим следам, чтобы не заплутать.
  Это опять полтора часа.
  Значит, я буду здесь часа через два, три после налета.
  Все понятно?
  Вопросы есть?
- Товарищ капитан, - глядя в сторону леса, проговорил Андрей.
  А если вас не будет?
- Слушай сюда сержант, - твердо отчеканил капитан.
  Ты эти мысли сейчас брось.
  Накаркаешь.
  Я обязательно прилечу за тобой.
  Ну, уж на крайний случай.
  Всякое может случиться.
  Если до утра не дождешься, уходи на запад вдоль реки.
  Там есть партизаны, мы им груз сбрасывали.
  За пару дней доберешься.
  Здесь не торчи.
  Днем фрицы после твоих ракет прочешут все вокруг.
  Это как пить дать.
  Все пора.
  Скоро светать начнет.
  Да, вот возьми, - капитан протянул Андрею свой пистолет.
  Автомат у тебя есть, но эта штука не помешает.
  Мало ли что.
  А теперь давай по шустрому выгружайся.
.       Вещи были выгружены быстро. Запустили мотор утки. Прежде
чем взлететь, капитан помахал рукой Андрею, одиноко стоявшему
стороне, и сжал кулак. Как у них было принято желать удачи,
улетающим на задание экипажам. А сердце тоскливо заныло от чувства
вины за творящуюся несправедливость по отношению к сержанту.
Оттого, что он, офицер, на самом-то деле, бросает своего солдата,
своего товарища одного. И еще в предчувствии приближения неведомого
ему несчастья.
.                - - - - -
.       Я подошел к моему рабочему столу и достал из нижнего правого
ящика ТТ. Вороненая темно-серая сталь. В нескольких местах
неглубокие каверны от ржавчины. Пластмассовые накладки на рукоятке.
Курок. Смазанный, действующий затвор. Пустая обойма, легко
выскальзывающая при отжиме защелки. Ничего особенного. Ничего
мистического. Пистолет, как пистолет. Почти в рабочем состоянии.
И как предупредил меня Сапер,  - можно конечно попробовать разок
пальнуть, так лучше этого не делать.
.       Сапер, это Василий Ткач. Мой школьный однокашник, друг и
доморощенный археолог. После школы он два раза пытался поступить на
археологическое отделение, но после второй неудачной попытки решил,
что для занятия археологией необязательно тратить впустую пять лет
своей жизни. Или даже больше. Искать, копать и находить можно, в
принципе, без диплома. Было бы желание, а в придачу голова, руки и
конечно ноги. В результате он, без всяких экзаменов, стал тем, кем
хотел. Свободным археологом, как он предпочитал себя называть,
пренебрежительно относясь к тем, кто подобный род занятий называл
по-другому.
.       Чтобы иметь больше свободного времени Василий устроился на
насосную станцию какой-то водопроводной компании. Дежурным слесарем.
С зарплатой, при которой от него вообще было бессмысленно что-то
требовать, но других кандидатов в обозримом будущем там не
предвиделось. Тем не менее,  Васька дорожил этим местом, особенно
наличием бесплатного телефона с интернетом по ночам, и в основном
работал добросовестно.
.       Первая же вылазка принесла ему не только моральное
удовлетворение, но и ощутимое материальное подспорье. Постепенно
Вася втянулся в это дело. Оброс кругом знакомств, среди таких же
копателей, перекупщиков и коллекционеров. А свое прозвище “Сапер”,
он получил, я так думаю, за умение обращаться с ржавыми
боеприпасами, коему научился у своего двоюродного дядьки. Бывшего
военного сапера. Снабдившего его, ко всему прочему, миноискателем,
который после Васькиной глубокой модернизации стал весьма ценным,
в прямом смысле, инструментом. Можно сказать его брендом.
.        К каждой своей экспедиции Сапер готовился самым тщательным
образом. Изучал литературу, копался в архивах, скупал какие-то
карты, вел оживленную переписку с коллегами по ремеслу. И только
после того, как все детали были проработаны он с небольшой группой,
оформив на работе летние отпуска, обвешавшись огромными рюкзаками,
исчезали на месяц в неизвестном направлении.
.       Остальное время, после возвращения, уходило на оценку по
каталогам и сбыт накопанной добычи. Что требовало определенной
осторожности. Дело-то было, как не крути, уголовно наказуемым.
Однако риск окупался многократно, тем более что Сапер имел дело
только с проверенной клиентурой.
.       В общем, Василий оказался одним из немногих счастливчиков,
нашедшим свою нишу в этой жизни, соединившим любимое занятие и
приличную оплату за это. А я, честно говоря, втихомолку подумывал
о том, чтобы по окончанию моей работы на платформе втиснуться
каким-нибудь образом к нему в бизнес. С учетом того, что с его
стороны имелись поползновения по поводу разных космических камешков.
Но с этим делом у нас было очень строго. В виду чего эти
предложения пришлось пресечь сразу на корню.
.       Позапрошлый месяц, по графику, у меня как раз выдался
свободным. На этот же месяц приходился мой день рождение. Не
дожидаясь толстых намеков, сопровождаемых названными гостями, я
сыграл на опережение и пригласил двенадцать человек из своих близких
знакомых. Пришло, как всегда, вдвое больше, заполнив до отказа мою
холостяцкую квартиру. Несмотря на стесненность, все прошло просто
замечательно. Шумно, весело, допоздна. Именно в этот день Сапер
принес  мне в подарок этот пистолет. Для отражения неизбежного
нашествия назойливых инопланетян, - выразился он, - самое
эффективное оружие против пришельцев, если киношники нам не врут.
.                - - - - -
.       Эта ночь для командира полка легких бомбардировщиков
заполнилась тягучим, тревожным ожиданием и множеством выкуренных
папирос, досрочно истощивших его офицерский паек. Ожиданием стрекота
мотора возвращающейся утки. В голове прокручивались самые неприятные
варианты: сбили за линией фронта, не смогли сесть, немцы засекли
при посадке. Были еще варианты, в которых небольшая случайность
ставила под сомнение проведение всей операции. Например: в полете
отказал движок. Первые два часа контрольного времени возвращения
капитана истекли, запустив процесс, стремительного падения шансов
на удачную высадку корректировщика.
.       Подполковник определил для себя еще час, сделав скидку на
не предвиденные обстоятельства. Но этот час прошел и теперь он уже
точно знал: что-то пошло не так. Даже если они живы, горючего на
возвращение нет. А если допустить, что горючее все же есть, то в
светлое время суток немцы собьют утку на раз. И не поморщатся.
.       Наверняка многие судьбы круто поменялись бы, знай, он, что
в это время в лесу на полпути от немецкого аэродрома, разнося запах
паленой краски, догорали головешки фанерного учебно-тренировочного
самолета с обгоревшим телом мертвого капитана. И последними мыслями
его, наверное, были мысли о любимых жене и детях, эвакуированных в
самом начале войны из Смоленска в далекий Ташкент. Одной из многих
и многих семей, для которых ожидание прервалось горькими слезами
похоронки.
.      А еще подполковник не знал, что через несколько дней он
запишет в донесении, напротив фамилии капитана, без вести пропавший.
Без вести пропавший, после чего его семье, в Ташкенте, перестанут
выдавать дополнительные продуктовые карточки. И они там, в далеком
краю, без родственников, без друзей будут напрягаться изо всех сил,
выживать. На полуголодном продуктовом пайке, сдобренным рыбьим
жиром. А подсыхающий урюк, упавший к ним во двор с соседского
дерева, станет деликатесом. В постоянной, беспросветной нужде.
Как и большинство вокруг. Но выживут. Переживут, перемогут,
перетерпят это лихолетье. Эту кровавую, бесчеловечную войну.
Наперекор всему.
.       Ждать дальше стало бессмысленно. Он вышел на крыльцо.
Надеясь на чудо, подполковник оглядел серую дымку слабых облаков,
прикрывающих горизонт и восходящее холодное, зимнее солнце. Но чуда
не случилось. Небо молчало. Молчало именно тем звуком, который он
так ждал. Пора готовить машины к ночному вылету, -  подумал
он, - летим вслепую. Черт его знает, во что это выльется, но другого
выхода все равно нет.
.                - - - - -
.       На часах было уже половина восьмого. Интересно где этот
землекоп сейчас на работе или дома? - задумался я, глядя на
мобильник. Если дома, то звонить еще рано. Наверняка спит. Не
ответит. Если на работе, то есть вероятность перехватить его, пока
он не добрался до подушки.
.       Сапер ответил, когда я уже хотел отбить вызов. Судя по
шумам, он ехал в машине с включенным, как обычно, радио на канале
Блюз.
- Да, - пробурчал его хрипловатый, недовольный голос.
- Привет, это Влад, - представился я, чтобы он изменил свой тон.
- Ну конечно, - недовольный тон перешел в насмешливый.
  Кто же еще может трезвонить по утрам?
  Только космический бродяга.
  Значит, что-то случилось страшное.
  Понял, корабли пришельцев уже здесь.
  А Васек последняя надежда всех землян.
  Отставить панику, ни шагу назад.
  Быстро говори, где они.
  Сейчас приеду, разберусь с этой бандой.
  Только кофейку хлебну.
- Именно пришельцы, - подыграл я ему.
  Очень интересуются твоей личностью.
  По одному важному вопросу: где ты взял пистолет.
  Коим ты меня недавно осчастливил.
- Совсем обалдел! – возмутился, было, Сапер.
  Такое по телефону открытым текстом.
  Соображать же надо, не маленький.
  А эти  пришельцы как, при погонах? – встревожено спросил он.
- Что ж мы такие нервные? – поддел я его.
  Последней надежде землян не приличествует.
  Сдрейфил?
  Потомки не поймут.
  Ладно, насчет пришельцев пошутил.
  Но про то, где ты взял подарок остается.
- Изверг ты Влад, - обиженно пробурчал Сапер.
  Я уже грешным делом подумал тебя того…
  Так кому это надо?
- Мне лично, - окончательно успокоил я его.
  Только не надо сейчас спрашивать зачем.
  Не телефонный разговор.
  В общем надо встретиться.
- Согласен, - сразу согласилась его любопытная натура.
  Значит, сегодня я сплю до обеда.
  Потом у меня дела.
  Завтра?
  Нет, завтра с утра не могу.
  Вечером?
  О, вечер  свободен.
  Ну вот, завтра вечером к семи подкачу.
  Идет?
.       Эмма, по моим расчетам, должна было либо быть на работе,
либо подъезжать к оной общественными передвижными средствами. Она
ответила с третьего гудка:
- Привет, - прошелестел  ее мягкий голос.
- Как дела? – задал я типовой вопрос.
- Нормально, - ответила она типовым ответом.
  Что-нибудь случилось?
  Или ты просто соскучился?
  Поболтать с утра не с кем?
- Вроде того, - улыбнулся я про себя.
  Заодно хотел узнать.
  Какое вино предпочитают ныне работники архива.
  Красное или белое.
- Ну, это зависит от интимности обстановки, - хихикнула она в ответ.
  И от закуски естественно.
- Знаешь, а у меня к тебе есть небольшое партийное поручение.
- Вот, вот, - сказала она нарочито сердитым тоном.
  Если женщине с утра предлагают вино.
  Значит, попытаются что-то получить взамен.
  Наверняка неприличное.
  Как тебе не стыдно Влад.
  Пошляк и …
  Ну, в общем, сам знаешь кто.
- Как! – воскликнул я, нарочито возмущенно.
  Женщина.
  Как ты могла подумать такое обо мне.
  Эх, Семен Семенович!
- Ладно, прощаю, - милостиво согласилась она.
  Цветы к вину не забудь.
  Мои любимые.
  Слушай, сейчас я в дверях нашей конторы.
  Иду на свое рабочее место.
  Перезвони мне минут через сорок.
  Окей?
  Обсудим твое партийное поручение.
.       Эмма, это лукавый зигзаг моей судьбы. Когда-то давно она
была моей девушкой. Была, была, а потом вдруг, пока я отсутствовал,
вышла замуж. Вернувшись через три месяца после курсов переподготовки
я, с изумлением, узнаю, что ее муж никто иной как мой ближайший
друг. Вернее, бывший ближайший, и вообще, теперь уже никакой не
друг. Что там между ними произошло, я не знаю, да и знать не хочу.
Наверное, ей по каким-то причинам очень захотелось быть замужем, и
не надеясь на меня, она согласилась на первое попавшееся
предложение. Думала слюбиться. Не слюбилось. Молодые мы были.
Глупые. Наивные. Прожили они два года и развелась. Хорошо хоть не
было детей. Делить, кроме тряпок, оказалось нечего.
.       А потом я случайно встретился с ней на улице. С тех пор мы
живем в разных норках, а идем одной дорожкой. Под ручку. Кстати о
замужестве она ни одним словом. Аллергия, видимо. Но я так думаю,
все равно этим кончится. Как только меня спишут с платформы. Такая
вот, в принципе, обычная житейская история.
.       Зато Сапер, как только они познакомились, стал ее верным
почитателем и угодником. Почему? Да потому, что Эмма работает в
военно-историческом архиве. Для него она золотое дно. Эльдорадо.
Чуть что к ней, за информацией. И хотя Эмма относится к его
похождениям довольно прохладно, но цветы, подарки и плюс его статус
моего близкого товарища делают свое дело. Собственно сам по себе
Сапер неплохой парень, к тому же порядочный. По крайней мере, с нами.
.       Ровно через сорок минут я перезвонил Эмме.
- Уже слушаю, - откликнулась она с первого гудка.
  Давай.
  Выкладывай, что у тебя такое приключилось.
  Срочное.
- Понимаешь.
  Есть такая проблемка.
  По номеру пистолета определить, кому он был выдан.
  Предположительно сорок первый, начало сорок второго года.
- Ничего себе проблемка, - прозвучал негодующий голос Эммы.
  Ты вообще представляешь себе, сколько надо будет перекопать.
  Мне до пенсии хватит.
  С головой и больше.
  Так что старик, оставь пустые бредни.
  Входи с задней.
  Сходи с передней.
- Ладно, - согласился я.
  С Маяковским не поспоришь.
  Попробуем  с другой стороны.
  Есть такая наводка.
  Полк легких бомбардировщиков.
  Где-то под Ленинградом.
  Время - зима сорок первого, сорок второго.
  Да! - внезапно всплыло у меня в памяти.
  Штурман полка капитан.
  Фамилию, правда, не знаю.
  Что скажешь?
- Уже теплее, - задумчиво протянула она.
  Не думаю, что таких полков там было много.
  Один, два от силы три.
  Не больше, судя по обстоятельствам того периода.
- Можно считать это обнадеживающим фактом? – вкрадчиво спросил я.
- В принципе можно, - подтвердила Эмма.
  Но не раньше, чем через месяц.
  И не надо меня торопить.
  Свою работу я бросить не могу, сам понимаешь.
  Лучше скажи мне Влад.
  На кой ляд тебе все это понадобилось?
  Ты что к Саперу в компаньоны подрядился?
- Давай так, - предложил я компромиссный вариант.
  Если кое-что подтвердиться, я тебе все расскажу.
  В подробностях.
  Даю честное космическое.
  И заодно раскручу Сапера.
  А если нет, то запишусь на прием к психиатру.
  Лады?
  Но в любом случае, вино и цветы остаются в силе.
  Сегодня вечером.
  Ну как?
- Хочешь испугать меня? - рассмеялась Эмма.
  Ужин с маньяком.
  Ах, какой ужас.
  Мурашки по коже.
  Не выйдет!
  Принципиально приду, назло Фрейду.
.       Значит только через месяц, - подумал я. У меня в запасе
было еще три дня до начала следующей вахты на платформе. Мало.
Разговаривать с Сапером пока Эмма не раскопает что-нибудь, не имело
смысла. Если раскопает. А если нет, тем более. Сны, это ведь совсем
не факт. Скорее бред. Я снова перезвонил Саперу и, под благовидным
предлогом, отменил встречу.
.                - - - - -
.       Шум работающих моторов с аэродрома Андрей уловил издалека.
Пройдя еще немного на этот шум, он увидел огни костров и освещенные
окна служебных построек. Дальше идти было опасно. Как предупреждал
его капитан, можно было нарваться на посты охраны. Прогревают
двигатели, значит, c рассветом пойдут на взлет, - отметил он про
себя. Андрей снял с плеча тулуп, завернулся в него и устроился под
ближайшим деревом на полусгнившем стволе.
.      Ждать пришлось недолго. Звуки родных машин Андрей узнал
сразу. Самолеты шли на высоте, приближаясь к нему с востока. Огни
на аэродроме немедленно погасли, зато засветились столбы света
немецких прожекторов, обшаривающих небеса. За прожекторами рявкнули
зенитки, разорвав темноту вспышками огненных брызг. Когда шум
бомбардировщиков оказался почти над ним, Андрей достал ракетницу и
выстрелил первую ракету в сторону аэродрома. Потом пошла вторая и
третья. А за ними поле аэродрома накрыла огненная волна взрывов
сотрясающих почву под ногами. Теперь можно было уходить.
.       Начинало светать. Утка так и не прилетела. Андрей смотрел на
разгоравшуюся полоску зари на горизонте, и холодок тоски одиночества
поднимался от живота к сердцу. Он сделал то, что от него ожидали,
но в результате остался один. В голове крутилась подлая мыслишка,
что его использовали и бросили как уже ненужную вещь. И никто не
захотел рисковать собой, чтобы помочь ему. Выбраться отсюда. Никто,
из тех с кем он делил тяготы этой войны. Опирался на их поддержку и
сам помогал. Никто. Из тех, кого он считал своими товарищами.
Жалость к самому себе выдавливала слезы из глаз и жалила прямо в
сердце отчаянием.
.       Неправда, - подумал Андрей, помотав головой освобождаясь от
этих мыслей. Не мог капитан меня бросить, не мог, - решил он, - не
такой он человек. Ты же его знаешь. И ребята не могли меня бросить.
Значит, что-то случилось. Он достал пистолет, подержал его в руке.
Не мог, - твердо решил он, - не мог. Перекинув один тулуп через
плечо, а на другое повесив автомат, Андрей выбрал направление по
компасу и двинулся к руслу замерзшей реки.
.       От немцев его спасли мины. Когда диск автомата опустел,
Андрей отбросил его в сторону и достал пистолет, решив последний
патрон оставить для себя. Перебежав широкую просеку, он повалился
на снег. Прислонился спиной к толстому стволу многолетней сосны.
Тяжело дыша, переводил дух. И тут случилось невероятное. Просека,
которую он каким-то чудом пересек, оказалась заминирована.
Прогремели два взрыва. Трое немцев, неосмотрительно забежавших на
просеку остались лежать серыми пятнами шинелей на белом фоне.
Остальные залегли и повели беспорядочную стрельбу по
противоположному краю. Под их прикрытием один из них попытался
пройти по его следам. Андрей перевернулся на живот и тщательно
прицелился, подведя прицел пистолета под его подбородок. С учетом
расстояния. Немец выгнулся, схватившись руками за горло. Ноги его
подогнулись, и он завалился лицом в снег. Сразу после выстрела
Андрей перекатился к соседнему дереву. Интуитивно уходя от
последующего обстрела. В ответ немцы изрешетили ствол, за которым
он до этого укрывался, но снова выйти на просеку не решились.
.       Между тем слегка завьюжило. На просеке заметелило мелкими
колючками снежного тумана. А вместе с метелью быстро наступала
темнота. Немцы еще некоторое время потоптались, забрали трупы своих
и ушли. Не рискуя оставаться на ночь в темнеющем лесу. Но Андрею
тоже досталось. Жжение в левом боку усиливалось. Появилась острая
боль. С трудом просунув руку под полушубок и ватник, Андрей нащупал
намокшую от крови гимнастерку. От его крови. Не одно, так
другое, - с горечью подумал он.
.                - - - - -
.       Уже на второй день вечером после прилета с платформы, более
менее оклемавшись, я позвонил Эмме домой. Самое время, когда можно
непринужденно поболтать, избегая намеков камуфлирующих смысл от
лишних ушей. Она уже чувствовала, что я прилетел, и конечно ждала
моего звонка. После получасового обмена взаимными подколками и
остротами, традиционными в наших отношениях, я, наконец, решился
спросить:
- Слушай, а как там по моему вопросу?
  Есть что-нибудь?
- Как ни странно, но кое-что есть, - загадочно ответила Эмма.
  Пистолет действительно был выдан капитану.
  Штурману полка.
  А еще есть один любопытный документ.
  Сейчас зачитаю его.
- Стой, стой, - остановил я ее.
  Не сейчас.
  Давай сделаем так.
  Для чистоты эксперимента так сказать.
  Завтра в это же время соберемся у меня.
  Ты, я и Сапер.
  Сначала я расскажу вам про свое.
  Потом Сапер про то где он взял этот пистолет.
  А потом уже ты прочитаешь эту бумагу.
  И тогда вместе будем решать.
  Что и как.
  Договорились?
- Как знаешь, - слегка разочарованно протянула она.
  Тебе виднее.
.       Мы сидели втроем у меня в квартире, и я пересказывал им
свои сны во всех подробностях. Без комментариев. Однако выделяя те
места, которые мне казались наиболее важными. Кажется, во мне
пробудились некие литературные способности, так как они слушали
меня не перебивая и выражение их глаз постепенно менялось от
простого любопытства к немного ошеломленному. Ведь они уже знали
то, чего я еще не знал. А после Эмма, молча, протянула мне
сложенный вчетверо листок бумаги. Это была ксерокопия донесения
командира шестьсот шестьдесят восьмого полка легких
бомбардировщиков о потерях личного состава за пятое, шестое февраля
сорок второго года.
.       Когда я развернул его, мне сразу бросились в глаза первые
две строки:
  Сержант Андрей Чекаленко, бомбардир звена.
  Пятого февраля на самолете У-2 не вернулся с боевого задания.
  Капитан Калимула Мирхайдаров, штурман полка.
  Пятого февраля на самолете У-2 пропал без вести.
.       Подняв глаза, я увидел устремленный на меня взгляд Эммы.
Она смотрела так, будто внезапно увидела перед собой пришельца, ну
или что-то такое в этом роде. Но оставался еще один важный вопрос:
- Пистолет его? – спросил я Эмму.
- Его, - кивнула она своими кудряшками.
  Проверила по документам полка.
- А ну-ка дай посмотреть, - Сапер резко вытянул из моих рук листок.
  Так, что там.
  Ну, ты Влад даешь, - протянул он, удивленно прочитав донесение.
  Вроде бы в точку.
  Хотя есть сомнения.
  Почему один пропал без вести, а второй, не вернулся с боевого задания?
- Потому что тогда было такое правило, - тоном учителя разъяснила Эмма.
  Если никто не видел как летчик погиб, значит, пропал без вести.
  А сержант задание выполнил.
  Ракеты были?
  Были.
  Цель своим для бомбардировки показал?
  Показал.
  Удар по аэродрому состоялся.
  Смотри ниже.
  Там перечислены погибшие при этом налете.
  Вот и написали, не вернулся с боевого задания.
- А где здесь написано о ракетах? – ткнул пальцем в листок Сапер.
  И про само задание ни слова, даже…
- Знаешь что, - раздраженно перебила его Эмма.
  Между прочим, твоя очередь.
  Объяснить где ты взял этот пистолет.
- Объясняю, - обиженно пробурчал Сапер.
  Мои парни случайно наткнулись на информацию.
  Что фашисты под конец самолетами.
  Вывозили награбленные музейные ценности.
  Все не успели.
  Советские войска наступали слишком быстро.
  Ну и естественно, припрятали где-то рядом с аэродромом
  Мы просчитали несколько возможных мест.
  И решили проверить одно из них.
  По дороге устроили привал.
  Я решил настроить свой агрегат.
  Так он взял и сработал.
  Раскопали полуразрушенную землянку.
  Нашли кости, сгнившее тряпье и этот пистолет.
  Кстати в довольно неплохом состоянии.
  Сразу довожу для вашего сведения.
  Никаких опознавательных документов или еще чего-то такого.
  Там не было.
  Все.
- И что вы с ним сделали? – спросил я.
- С кем, со скелетом? – пожал плечами Сапер.
  Да ничего.
  Присыпали землянку, и пошли дальше.
- Циник ты  Васька, - фыркнула Эмма.
  Если не сказать большего.
- Ну вот, началась обструкция, - развел руками Сапер.
  Во-первых, не циник, а реалист.
  Знаешь, сколько таких костей мне попадалось?
  Да если бы я с ними начал возиться, то только этим бы и занимался.
  С утра, до вечера.
  До самого конца света.
  А во-вторых.
  Ты можешь точно сказать, чьи это кости?
  Да, возможно это Чекаленко.
  Но может и фашист какой-нибудь.
  Эсесовец, у которого руки по локоть  крови.
  Сны Влада не факт и пистолет не факт.
  Мог попасть к нему совершенно случайно.
  И вообще там может лежать кто угодно.
  Вариантов десяток, если не больше.
  А тебе подавай мраморный обелиск с надписью.
  Геройски погибшему Чекаленко.
  Как думаешь, это будет справедливо?
- Отговорки, - не сдавалась Эмма.
  К твоему сведению есть еще такая вещь.
  Как ДНК-экспертиза.
- Ага, - саркастически хмыкнул Сапер.
  Сейчас в эту глушь прилетят вертолеты.
  С лабораториями криминалистов и ДНК анализа.
  Быстро, быстро все сделают.
  И за ними следом вездеход с обелиском.
  Эмма, дорогая, спустись на землю.
  С этим делом возни на пару лет, если не больше.
  Ты что, не знаешь наших бюрократов?
- Ну, правильно, - уже менее уверенно парировала Эмма.
  А тебе лишь бы схватить до чего руки дотянутся.
  И толкнуть кому подороже.
  Ничего личного.
  Бизнес, есть бизнес да?
  Тоже мне археолог-бизнесмен.
- Ну, это ты Шлиману скажи, - заявил Сапер с ехидцей.
  Кстати и не одному ему.
.       Обстановка явно начала накалятся. Еще немного и они бы
перенесли свои идеологические разногласия в плоскость личных
отношений. Пора было вмешаться.
- Послушайте, - влез я между ними.
  Я тут подумал над одной интересной идеей.
  Мне все-таки кажется, что это был Чекаленко.
  Почему?
  Как вы знаете раньше, воинов хоронили с их оружием.
  Копье, щит, меч, ну и так далее.
  Вроде как для того, чтобы этим они защищались от злых духов.
  Там в загробном мире.
  Это мы так думали, но не те, кто их хоронил.
  Наши предки все-таки были умнее.
  На самом деле, я так думаю, они знали.
  Что оружие воина, это продолжение его души.
  Знали или догадывались, не столь важно.
  Как-никак это были времена, когда от оружия зависела жизнь воина.
  И не только его.
  Отсюда отрывать оружие от его хозяина, означало
  оторвать часть его души.
  И значит, дух этого воина не упокоится.
  Понимаете, что я хочу сказать?
- О, Влада понесло, - воздел глаза вверх Сапер.
  Духи, призраки, мантры.
  Тибетская книга мертвых.
  Как там?
  На десятый день к тебе придут чудовища.
  Они начнут терзать тебя, но ты не верь.
  Это иллюзия.
  Пусть терзают дальше, мать их.
  Тебе все это только кажется.
  Не обращай внимания дорогой друг.
  Продолжай спокойно умирать дальше.
  Эй, алло, очнись родимый!
  На дворе двадцать первый век.
  Так ведь недолго и крышей поехать.
- Да, подожди ты, - оборвала его Эмма.
  Влад, что ты предлагаешь?
- Похоронить по-человечески, - сказал я тихо, боясь остаться в
   одиночестве.
  Вместе с этим пистолетом.
- Я за, - сразу поддержала меня Эмма.
- А я нет, - по-моему, из упрямства заявил Сапер.
  У меня нет времени заниматься этим.
  Своих дел по горло.
  Так что сами уж как-нибудь, без меня.
- Маршрут давай, - Эмма требовательно протянула ладонь Саперу.
.       Я смотрел на молодой месяц, вошедший ярким светом узенького
серпа в окно комнаты. Рядом тихо посапывала Эмма. Неожиданно в мое
ухо прошелестел ее шепот:
- Лысый, кофе будешь?
  А твоя подруга?
- Лысый будет, - улыбнулся я.
.       Она встала, накинула халат, и через минуту с кухни донесся
ароматный запах. Припомнился тот старый анекдот про лысого.
В кинотеатре идет фильм. В темный зал входит мужик. Идет между
рядами, громко спрашивая в каждом ряду какой это ряд. Находит свой
ряд в середине зала. Идет вдоль ряда, громко спрашивая каждого
сидящего в ряду, какое это место. Находит свое место в середине
ряда, садиться и начинает опрашивать всех рядом сидящих:
- Из горла будешь?
- А твоя баба?
Никто не хочет. Последним обращается к зрителю впереди него:
- Лысый из горла будешь?
И тогда весь зал хором восклицает:
- Лысый пей!
.       Эмма приносит две чашки дымящегося напитка. Садиться рядом.
Укутанная призрачным покрывалом лунного света. Кофе у нее всегда
получается отличный. Я пью его маленькими глотками, продлевая
удовольствие, наполняя организм свежестью.
- О чем задумался мыслитель? - спрашивает она улыбаясь.
- О тибетской книге мертвых, - отвечаю я честно.
- Конечно, сейчас самое время, - иронизирует Эмма.
  Это у тебя в ассоциации с Сапером?
- В некотором смысле да, - соглашаюсь я.
  Знаешь, когда я читал эту вещь.
  Правда, это было довольно давно.
  Лет семь или восемь назад.
  Может даже больше.
  У меня тогда сложилось такое чувство.
  Что я что-то упускаю, какую-то запрятанную там мысль.
  Что все эти чудища только фон.
  Аллегории что ли.
  Как бы сказка, миф пытающийся донести до нас некую идею.
  Или вернее будет сказать, предостережение.
  Только предостережение от чего?
  От грехов?
  Так о грехах там не сказано ни слова.
  Насколько я помню.
  Да и чудовища какие-то несуразные грехам.
  Очень уж страшные.
  Потом многое из того забылось.
  Но память об этом чувстве осталась.
  А сегодня оно опять всплыло.
  Благодаря Саперу.
  И, кажется, я нашел ответ.
  Это действительно предостережение.
  Послание в будущее.
  И оно гласит:
  Нельзя идти в новый, незнакомый мир со своими ужастикам.
  Прежде чем шагнуть туда, надо избавиться от них.
  И это вполне возможно.
  Ведь они иллюзия, говориться в книге.
  А иначе они раздерут вас.
  Пережуют и сожрут.
  И, в конце, концов, если от них не избавиться.
  Вы окажетесь опять там с чего начинали.
  Вернетесь к своей нулевой точке.
- Реинкарнация? – подозрительно спрашивает Эмма.
- А ты веришь в реинкарнацию?
- Нет.
- Я, тоже не верю.
  Слишком проблематично.
  И потом.
  А не является ли реинкарнация такой же иллюзией?
  Вроде страшилок.
  По-моему здесь имеется в виду действительно нулевая точка.
  К примеру, если это был каменный топор.
  Значит, с него и будет все начинаться заново.
- Ясно, - твердо произносит Эмма.
  Знаешь Влад.
  Может, ты этого не замечаешь.
  Но в последнее время, ты все примеряешь к этой своей платформе.
  Я конечно не психолог, в маниях не разбираюсь.
  Просто мне это заметнее, чем кому-то.
  А потому я хочу тебе сказать.
  Слава богу, что эта будет твоя последняя вахта.
  И хватит философий, - ее ладонь ложиться на мои губы.
  Сейчас мы будем говорить о чем-нибудь другом.
.       От электрички, по грунтовой дороге, в обход дачного поселка
до деревянного моста через небольшую речушку. Это часа полтора.
Перейти мост и по правому берегу до холма с двумя березками на
вершине, в двухстах метрах от крутого поворота речки на север. Это
еще полтора часа. В общей сложности три часа ходу, как нам объяснил
Сапер. А в придачу снабдил  нас картой с обозначенным красной
ручкой маршрутом. Но компас я все равно захватил. Мало ли что.
.       Большую честь пути мы с Эммой прошли легко. Сначала
укатанная дорога, а потом, после моста, почти заросшая тропинка.
Судя по нескольким остаткам костров, ей иногда пользовались
любители шашлыков на природе. Проблемы начались в часе ходьбы до
цели. Тропинка кончилась, и дальше пришлось продираться через
густые кустарники, росшие по берегам речушки.
.       Исхлестанные злобными ветками мы, наконец, вышли к холму
с двумя березками. Хотя я шел впереди, буквально разрывая заросли,
Эмме тоже досталось прилично. На холм мне пришлось втаскивать ее за
руку, а там нас ожидало новое испытание. Но уже на толерантность.
Под березами сидел Сапер, невозмутимо жуя толстенный бутерброд,
смачно запивая его горячим кофе из колпачка термоса.
.       Где вас носит? - с наигранным возмущением произнес он, с
трудом проглотив очередной кусок, - уже целых два час здесь торчу.
Я ощутил, как напряглась рука Эммы, а краем глаза уловил ее взгляд,
ищущий поблизости какой-нибудь тяжелый предмет наподобие булыжника.
Почувствовав, что от такого нахальства ему сейчас может не
поздоровиться Сапер мгновенно изменил тон на обиженно-извиняющийся:
- Что смотрите?
  Думали, Сапер такой изверг?
  Сачок.
  Только на бабки заточен.
  Эх вы! – его огорчению, в стиле короля Лир, не было предела.
  Вот!
.       Он поднял с земли сверкающую сталью стойку с табличкой,
на которой были отчеканены звезда и ниже надпись, изящно
выполненная стилизованной прописью:
  Капитан авиационного полка Мирхайдаров К.,
  Сержант авиационного полка Чекаленко А.
  Погибшие при выполнении боевого задания 5 февраля 1942 года.
  За всех нас, ныне живущих.
.       Сапер с гордостью провел рукой по стойке и важно заявил:
- Сталь нержавейка.
  Из такой лопасти турбин делают.
  Гарантия сто лет, как минимум.
.       Я завис над платформой на максимальной длине страховочного
троса. Хотя понятия над или под здесь не применимы. Собственно как
и ко всему в этом новом для нас мире. Именно в мире, а не в
пустоте. Пространство, как принято это называть. Все равно,
подразумевая под этим пустоту с вкраплениями в нее кое-где
сгустками не пустоты.  Привычка такая, черт бы ее подрал.
Привычка, обозначать пустотой то, чего мы не можем осязать, чего
не можем измерить или взвесить. И теперь я уже точно знаю, пустоты
нет. Не бывает. Природа не терпит пустоты.
.       Это моя последняя вахта. Жаль, что мне не довелось шагнуть
дальше за платформу. В этот безграничный и удивительный мир. Жаль,
что, только, только приобщившись к нему мне приходиться прощаться.
Одно странно, проститься не получается. Ожидаемого разрыва связи с
ним не происходит. И я начинаю понимать, что эта связь никогда не
прервется. Даже если мне не доведется больше парить в невесомости.
Если не доведется увидеть еще, хотя бы раз, свет и темноту
величественного космоса.
.       Пора возвращаться. Я подтягиваю страховочный трос.
Потихоньку приближаюсь к платформе. Вдруг вспоминаю, что кое-что
забыл и останавливаюсь. Мои странные сны. Неразрешенное бремя
кошмара давно прошедших лет в коротенькой строчке ПРОПАЛ БЕЗ ВЕСТИ.
Вы слышите, ее больше нет, - говорю я, обращаясь к звездам. Нет
пустоты затаившейся в пределах ни жив, ни мертв. Я сделал то, что
должен был сделать. Должен был кому? В первую очередь, конечно,
самому себе.
= = = = = = =  = = = = =  = =  = = = = = = = = = =  = = = = =
Бахито И.У.                18  апреля 2014 года