Что-то не так

Весна в этом году выдалась ранняя, и как случается со всем ранним  - чрезвычайно буйная. Знакомая медсестра из городской психиатрии доложила, что отделения переполнены перевозбужденными гражданами  -  «и яблоку упасть негде».
Пациенты, даже находясь под действием транквилизаторов и нейролептиков,  группируются в кучки. Одни с георгиевскими ленточками на пижамах, другие - с трезубцами и свастиками. Во избежание конфликтов было принято решение изъять всякую атрибутику. Изъяли. Но уже через три дня главврач забил тревогу, заметив на телах пациентов татуировки отличительных символик.  Оказывается, нейтральная сторона  в лице  находящегося на принудительном лечении  уголовного элемента,  решила сделать бизнес, так сказать,  на чужом чувстве патриотизма:  наколка трезубца, свастики – пачка сигарет, георгиевской ленточки - две.  Цены, вероятно, формировались из расчёта, что потребитель последнего щедрее первого.

В этой связи, я, страдающая не менее острым чувством,  решила не впадать в апрельскую депрессию – всё равно в клинике мест нет,  и отчаянно доверилась весеннему синдрому.
Почки сирени набухли, вылупились  первые личинки комара,  явилась дворовая пара сорок, коты щурятся друг на друга, обалдевая от плюс шестнадцати.   Отчего, подумала я, и мне не набухнуть? Тем паче, говорят, это так просто – взять да и влюбиться.
С поиском объекта мучиться не пришлось – юрист одной осторожно конкурирующей фирмы давненько крутится под ногами, посматривая на них и выше, примериваясь, словно прыгун с шестом, решающийся на мировой юношеский рекорд.  Тем более, сами звёзды  расположились так, что наши профессиональные  интересы взаимовыгодно пересеклись в одной коммерческой  точке.

Поменяла джинсы на платье, достала с антресоли коробки со «шпилями»  - выбрала зелёные,  и давай опаздывать на деловые встречи.  Потому как самец должен почувствовать преимущество, ну а я -  хотя бы вину.

«Возгорелось, наконец» -  проанализировала я кондицию своей искры, когда пожарная опасность моего избранника, казалось,  достигла критической.
И этим же днём, якобы случайно, мы встретились на автомойке. 
Сидя в кафе, прощупали общие темы на дальнейшее:  поругали земельный комитет, посплетничали про мэрию, а затем, юрист принялся пояснять суть проблем, возникших на Украине, не забывая при этом поглаживать мне руку и кидать алчные взгляды на коленки, выразительно жестикулируя бровями.

Геннадий – это его имя, оплатил мой кофе и пончик, и настоял на продолжении беседы в «более приятной обстановке»:

-  Если вы… ты не против, я позвоню сегодня. В двадцать два часа, -  и подмигнул, целуя меня в запястья.


Ожидание звонка наступило сразу, как только мы разъехались, обратив моё сущее в бабочку, в пчёлку; в ласточку, которая то взлетала, трепыхаясь, то пикировала в решётку радиатора.

Учитывая живой интерес Геннадия к политике, к свиданию решила подготовиться основательно –  дайджест новостей, параграф истории за девятый класс, и точка зрения готова -  сформулированная в несколько эффектных цитат.

Позвонил. Ровно в двадцать два:

- Приезжай ко мне. Пожалуйста, - поперхнулся, передёрнул горло кадыком и почти  прохрипел, -  Я приготовил потрясающий ужин.


Холостяцкая берлога Геннадия произвела странное впечатление. Например, многообразию иконостаса - на книжных полках, позавидовала бы самая матёрая баптистка Калининградской области. Там же - между образами и лампадками - стояли фотокарточки  самого Геннадия  в молодости – вылитый Ихтиандр.  Но зависать на таких мелочах не хотелось - там, в глубине  комнаты, в  лучах люстры, массивности которой позавидовала бы самая матёрая секта Калининградской области, не имеющая собственного паникадила, переливалось  страстными оттенками красного атласное ложе.  Но Геннадий, целуя мой седьмой позвонок, увлек меня  в столовую:

-  Хочу покормить тебя…

Мотыльки взвились и застыли арабесками в падугах потолка. «Паутина. Значит, точно холостяк» - подумала я.

В прелюдии мы ели салат с тунцом, выпивали ледяную водку и смотрели телевизор. Когда на экране появился депутат с фингалом, Геннадий, до того сидевший напротив,  отложил вилку в сторону и пересел ко мне.  Выражая страстную эмоцию на предмет всюду царящей несправедливости,  он принялся за пуговички моей блузки, периодически пресекая слабые возражения с моей стороны -  на предмет пресловутой несправедливости, конечно  - трепетными поцелуями.  Затем, Геннадий нырнул  под стол и продолжил прерывисто эмоционировать оттуда.  А  я, глядя на его горящие из-под вышитой красными петухами скатерти глаза,  вспоминала заготовленную цитату.

-  Фашист не пройдёт, не смотря на политическую импотенцию украинской интеллигенции, - только и смогла простонать я.

Когда Геннадий, наконец, вылез на свет божий, он с воодушевлением подхватил мою мысль и развивал её до шести утра, отстаивая позицию верующего пацифиста.

В итоге до священного атласа мы так и дошли. Я уже почти передумала влюбляться дольше, но Геннадий, прощаясь, сделался вдруг так нежен - словно извиняясь за скомканный романтический вечер, он целовал меня ещё полчаса в коридоре. Разжал объятья, дождался, когда я спущусь с пятого этажа на первый, и тогда крикнул, перегнувшись через перила:

- Обещай, что увидимся ещё, обещай же…  умоляю!

Мотыльки, снявшись стайкой с засиженных падуг, вернулись кружиться над моей головой.

Вчера мы созванивались раз сто, не имея возможности встретиться.  А ночью мне снились розовые сады, красная вишня и качели – вверх, вниз, вверх, вниз...
Сегодня он позвонил в девять утра:

- Ты спишь?
- Нет, - соврал мой голос, вдруг сделавшись детским.
- Какие планы?
- Через час - в Балтийск, пробуду там до вечера, а что?
- Отлично! А я буду на встрече в Светлогорске.  Давай, созвонимся.  Дела сделаем и встретимся. Например,  в Отрадном. Я там такое местечко знаю...   - соблазнял Геннадий.

Балтийск – западная сторона побережья, Светлогорск – восточная. Курортный посёлок Отрадный – часть Светлогорска. Геннадию – минут десять, а мне пилить около часа.
Посчитав такие детали за мелочь, я согласилась.


В шестнадцать нуль-нуль я уже стояла на развилке – либо ехать на Кёниг, либо поворачивать на Светлогорск.  Не дождавшись условного сигнала,  всё же повернула налево. Звонок:

- Через полчаса освобождаюсь и сразу в Отрадный. А ты где?
- Только выезжаю из Балтийска.

Не признаваться же в постыдном нетерпении?
Через десять минут снова звонок:

-  Тут такой ливень начался!  Стою на спуске к озеру.  Пробка - не выбраться. Озеро из берегов вышло, потоп!  - кричит Геннадий. – Что делать, я с ума схожу - так хочу видеть тебя...
- И я...  А тут – ни облачка...  Господи, что же делать, -  и вдруг всхлипываю и ускоряюсь до ста семидесяти.

Снова Геннадий:

 -  Говорят, там воды по пояс, машины  стоят – ни туда ни сюда.  Как быть, ума не приложу! Где ты? Как я хочу тебя, ты не представляешь!  -  сопит в трубку. - Как я жил без тебя? Чем жил? Как дышал? Боже мой, боже мой...

Стиснув сигарету в зубах, вцепившись обеими руками в трясущийся руль, кричу:

- И я не знаю, как... жила... вообще ума не приложу...  Будь там, слышишь, я сейчас, я быстро...  - а  издевательский бэк-вокал  так и рвётся из груди наружу,   – «я спасу тебя, любимый»

Я - тысячекрылый мотылёк;  сверхскоростная бабочка, рискующая  разбиться в лепёшку о лобовое стекло встречного грузовика на пути к единственной цели!..  Впрочем, эту мысль я так и не додумала.

Подъезжаю к Светлогорску и вижу - впереди, словно сумеречная зона - ливень  стеной.  Стена обрушилась, и я потеряла видимость. Припарковалась на ощупь.

«Чёрт!» -  затылком о подголовник:  «В кои-то веки и на тебе...» – думаю.

Делаю «зрачок» в запотевшем лобовом,  небо  вдали –  ни тучки,  а  надо мной...  Словно  сама судьба льёт холодную воду - ушат за ушатом.
И как-то сам собой возник вопрос:
 
- И на кой чёрт мне этот Ихтиандр?

Но более всего поразил мгновенно отыскавшийся ответ.

Завелась и проехала в город, в объезд озера  – под «кирпич».   Попетляла козьими тропами и спустилась-таки к озеру, убедившись, что имей Геннадий хоть каплю моей решимости, мы бы уже утешали друг друга,  вопреки всем природным катаклизмам.

Выехала к пробке  буквально  за спиной его «шкоды». Смотрю - максимум по пять машин по обе стороны, не считая двух «утопленников» в луже.  Остальные, видимо, давно разъехались, наплевав на правила дорожного движения. 
Посреди дороги - потерпевшие «бедствие» водители в кепках,  и группа местных жителей с банками пива в руках  и целлофановыми пакетами на головах - образовали  нечто вроде стихийного митинга.  В центре - энергично  жестикулирует  мокрый до трусов Геннадий без кепки.

Я остановилась, опустила стекло и прислушалась.  Прибалтийский ветерок носил в эфире обрывки его пламенной речи:

-  Мы никогда…   Обама… Путин…. Обама… Путин…. Путин... Путин…

По дороге домой всё думала и думала: "Нет, со мной определённо что-то не так. Завтра же позвоню знакомой медсестре и настою на сохранении за мной койки-места".