Беседы о католикосе

Вартан Месропян: Католикоса выбирают церковники, а  признаёт католикоса народ.

Беседа с личным секретарём Вазгена Первого. Эрудированный, начитанный и необычайно остроумный, довольно сдержанно рассказывает о себе, но даёт удивительно точные характеристики. Это благодаря ему я «вышла» на Паргева Шахбазяна...

Вы много лет работали с ним, 17 лет, до последнего дня его жизни, практически, юношей поступив к нему на работу. Как вы оказались там?

Как я оказался в Эчмиадзине? Это целая история, но даже, оказавшись там, я долго не крестился, сами понимаете, время, происхождение... Однажды Веапар спросил, в чем причина? Ведь в XX-ом  веке христиане занимаются не крестовыми походами, сказал он, а богоискательством, исканиями в научном мире. Они прорываются в космос, делают великие открытия в науке, исследуют неведомое. И Бог дал нам шанс найти Бога.
Круг его друзей был велик? Например, с вами какие были отношения?

Католикос предпочитал дружить с очень интеллигентными людьми, у других просто не было шансов общаться с ним в дружеской обстановке. Что касается меня, для душевных бесед у него были другие сотрудники.
Из людей же с которыми он был духовно близок... я хотел бы осветить личность Ханджяна и его роль в повседневной жизни Веапара. Ханджян отличался удивительной пронзительностью мысли, это был великолепный художник и мастер в своём творчестве, но у него была и потрясающе чёткая мысль, немногословный, он давал убийственно точный прогноз.
Григор Ханджян  был глубочайшей личностью, у меня есть невысказанное обязательство перед этим человеком – рассказывать о нём.
Он любил свою паству, друзей, учителей, и оставался на определённом расстоянии?
Можно сказать, он постоянно был католикосом всех армян. И вообще, церковники выбирают католикоса, а признаёт его народ.

А католикосат что из себя представлял тогда? Кто обычно  в него входит?

Католикосат на самом деле состоял из архиепископа Нерсеса Позабаляна, безусловно, очень неординарной личности, Нубара Микаэляна, кстати, светский человек, армянин  из Египта, основатель и хранитель Эчмиадзинского  Матенадарана, честнейший человек. Его должность называлась диванапет. Но Позабалян почему-то настаивал называть Нубара канцлером. Затем Паргев Шахбазян, умнейший человек, удивительная личность, никак не называлась его должность, но он и был настоящим помощником Веапара. Это был величина... Он иногда мог показаться  забитым и забытым, но играл колоссальную роль в католикосате. Паргев был настолько скромен, что даже казался невзрачен, он никогда ничего не попросил у католикоса, хотя жил в не очень удобной квартире у каскада. Даже можно было запоздрить  его в роли серого кардинала, если не учитывать полнейшую самостоятельность католикоса. 
Еще два служителя в роли машинисток, секретари, священники, я и, естественно, сам Католикос. Мы выполняли разные поручения католикоса, наше значение было крайне невелико, так же, как моё. Хотя круг людей, которые выполняли его те или иные поручения, был обширным.
Он не любил импровизаций,  был скорее даже педантичен, но по прошествии некоторого времени стал мне доверять, мы понимали друг друга без слов. Поручения Веапар давал или устно, или только глазами, а то и просто жестами. Очень не любил нечестность в работе.

Трудно было ему быть католикосом всех армян, тем более, как вы говорите, постоянно?

Вазген Первый – патриарх удивительной судьбы. На его долю выпало многое, что не привелось другим главам армянской Церкви. Он был вынужден всё время лавировать между Советским правительством, спюрком, который давал деньги и при этом имел некоторые пожелания, ни одного католикоса до него столько не снимали, не показывали по телевидению, это был первый католикос, который всё время был на виду, он стал публичным.

Я прочитала труд Язычяна... Все беседы с ним записывались, протоколировались и подписывались начальниками соответствующих отделов (Григорян, Гаспарян, «рядовой» сотр. Сехгарян). Свидетельство тому документы, опубликованные в книге Г. Язычяна «Документы из истории Армянской Церкви». Вазген I. Ереван, 2008
Например, вот такой отрывок из многочисленных докладных: Вазген крайне отрицательно относится к враждебной политике великих держав. Да и советской политикой был крайне недоволен. Он считал, что Грузии после войны за счёт Южного Кавказа земли отдавали, а исторической Армении – нет. А ведь если спюрк эти земли не заселит, обязательно последует ассимилляция. И приводит в пример Польшу, Румынию, Венгрию. (стр. 105)
...Он считает, что не понимает, почему преследуют религию. Только за то, что там есть фантазии? Но если принимают непорочное зачатие, можно и воскресение принять. (стр.117) Сотрудник секретного отдела  Сехгарян.

Он не любил Советскую власть?

Как сказать... Ненависти к социализму у него не было. Прошлой властью он мог быть доволен хотя бы потому, что его паства – армяне имели гарантированный кусок хлеба. Но в движении за Карабах особо не скроешь, с кем ты, плюс ко всему сменился строй.
Из всех существующих структур остался он один. Не с кем было говорить и советоваться. Впрочем, и не послушались бы. Но он не боялся и подбадривал их, Левон Тер-Петросян ведь преподавал в Геворкян чемаране (академии) древнеармянский язык – грабар. Еще в семидесятых годах водил туда в академию всю свою когорту – друзей по комитету «Карабах», был на короткой ноге с католикосом, который встречался с ними в нерабочее время, слушал, беседовал, но Веапар давал понять, что он глава Церкви, а они – диссиденты, и он будет с ними только в том случае, если с ними будет народ. Он вёл себя очень прилично, он ничего не боялся. Католикоса Вазгена не в чем было упрекнуть.

Во время этих разговоров он давал много ценных советов, но один, золотой совет запомнился всем – он призвал ценить и беречь как зеницу ока установившуюся к тому времени дружбу армянского и азербайджанского народа. И если не последуют его совету, «я прокляну свою судьбу и умолкну навеки». Разве это не мудрые слова? Он ещё тогда понимал, чем всё это обернётся, ведь у Азербайджана была нефть... И если б тогда ему удалось бы остановить, можно было избежать многих потерь.

По-моему, это азербайджанцы его не услышали в первую очередь... Но он был наш пастырь, нас и предостерегал...
Как он отнёсся к неизлечимости своей болезни?

Как он принял смерть? Со смирением. Заболел он давно, знал о исходе своей болезни, до сих пор помню, как он противился этой химии! Он хотел оставить всё на Бога, так он верил в этого Бога! Врачи продлевали его жизнь, назначая лечение химиотерапией. Лечение он принимал со смирением. Веапар умер, ни разу не взроптав, видимо, он знал, куда идёт...
Во всём, что он проповедовал, он верил.  Он говорил:
– Неважно, где ты ищешь Бога, в церкви или у себя дома на кухне. Важно, чтоб он был у тебя в сердце.
До конца жизни это был абсолютно вменяемый и адекватный человек, фразы его были броские, точные, краткие и чёткие. Например, я очень гордился академиком Виктором Амбарцумяном, его достижениями. А он сказал:
– Он  богоискатель. Астцу воронох.

Многие говорят, он обладал необыкновенно красивым и проникновенным голосом. Я часто слушаю его речь на похоронах Севака, и чувствую, как проникает его голос в самую душу!Один из его современников назвал его «живой литургией»!

Читал бесконечно, статьи писал исключительно сам. Проповедь... литургию он вёл неподражаемо...
Я свято верю в красоту человека, одухотворённую внутренней красотой. Он был красив и внешне, и внутренне. Каждое утро начиналось с моего искреннего удивления его знаниям и остроте его ума...
В церкви Бог – живой, её строили люди, которые верили, церковь – святое место.

Многих интересует вопрос – был ли у него дневник?

Дневник, вернее, какие-то записи, были, он давал их читать своему биографу Хштикяну.

Знал ли он о своём полном окружении людьми из КГБ? Как уходил? 

Ну, он мог беседовать в саду. Меня многие держали за гэбэшника. Я потихоньку стал даже привыкать к этому.

Ещё бы! Отец ваш был близок к этому кругу, в 25 лет вы оказались возле человека, за которым следить да следить... Он же часто общался с иностранцами из спюрка, я помню, в те времена такое общение не приветствовалось и контролировалось.

Личность Вазгена была такого масштаба, что невозможно было иметь другие принципы, он предполагал абсолютную честность. Да и смысла никакого не было, Вазген был прекрасно осведомлен о том, что все его встречи, включая закрытые, являются на самом деле публичными. И он, будучи чрезвычайно приличным человеком, соблюдал все правила, почему и все прониклись уважением к нему: хорошо знал, что прилично говорить, а что – нет. Он сочувствовал Сахарову, Семёну Виленскому. Кстати, про Виленского. Вспоминаю, что к Виленскому почему-то установилось  какое-то особое отношение, все к этому человеку за две-три встречи стали относиться с исключительным уважением, такого я не наблюдал, хотя много кто бывал в Эчмиадзине у него на приёме.
Как относился Вазген Первый к Армяно-католической Церкви? Ведь Армяно-Католический Патриархат открыто поддержал раскол между Антилиасом – Киликийским Домом и Эчмиадзином.
Он до конца своих дней уважал архиепископа Комитаса, крайне с большим уважением относился к нему, и потом, не мог же оспаривать роль мхитаристов! Очень почтительно относился к мхитаристам.

Какие истории, связанные с ним, особенно вам запомнились?

О нём можно говорить сутки напролёт. Личность Вазгена, безусловно, не раскрыта. Искать его достижения надо там, где он писал, в его проповедях и пастырских посланиях. Он очень искренне говорил о себе, был далёк от пустословия или нескромного восхваления.
Вспоминаю долгие ночи 88-го года. Нам присылали гуманитарную помощь изо всех концов мира, подавляющее большинство – на его имя. Всё это за неимением других помещений, мы складывали в резиденции, а громоздкие вещи выгружали во дворе, накрывали чем-то и... долгими ночами вместе с Веапаром сторожили их. Разумеется, бодрствовали за интереснейшими беседами с действительно несравненным собеседником.
В нашей семье употребляются многие выражения, который произнёс Веапар по тому или иному поводу. Например, особенно часто, «Мекн ал бав э!».
Как-то мы посылали, не помню куда, посылку, зашитую в ткань, я писал на ней адрес, там в адресе была улица со словом «аллея». Вижу, «аллея» вся не помещается, Веапар наблюдал, как я пишу и спросил, в чём заминка. Я объяснил, что взял широко, слово не помещается. Увидев, что в слове «аллея» я написал через два «л», он посоветовал: «Мекн ал бав э! И одно достаточно!»
Конечно, любой человек хочет оставить о себе добрую память. Но Веапар был внимателен и к памяти о себе. Он сам заказал мраморный камень, с надписью: «Любовь да нескончаема», а рядом со словами «Патриарх армян» – крест и ягнёнок.