Офицерские лагеря Гасан мамедов

 
    После обеда взвод ушел на боевую позицию, а я остался дежурить по лагерю.
Было жарко. В поселке одурело орали петухи. Несколько хитрых серых ворон невозмутимо прогуливались в колючих кустах и делали вид, что их совершенно не интересует содержимое наших палаток. Начальства на территории городка не было, и я позволил себе отдохнуть: отпустил ремень и снял сапоги. Портянки повесил на грибок для просушки.
    Я сидел под постовым грибком и, разомлев от жары, дремал. Сквозь сон слышал, как вороны, обнаглев, заглядывают в пустые палатки  и обсуждают между собой возможность поживы; как по дороге мимо лагеря идут два солдата с бельевыми мешками и спорят, чей мешок тяжелее; как молодая офицерская жена, собрав возле казарм выводок босоногих пацанят, гонит их, словно гусей, на детскую площадку.
   Вдруг за моей спиной раздался зычный бас:
- Дежурный, ко мне! - это к палаткам подошел старшина.
   Я вскочил в сапоги и пошел рапортовать.
- Отставить, - сказал он. - Тридцать секунд на одевание портянок.
   У казармы грохнул дружный смех. В дверях курили солдаты. Он оглянулся на них и смягчился:
- Зайдешь в каптерку. Знаешь, где каптерка?
- Знаю.
- Как надо отвечать?
- Виноват, товарищ старшина.
- Не старшина, а прапорщик. И не "виноват", а "так точно".
- Так точно, товарищ старшина. То есть, прапорщик. Извините, никак не привыкну. На кафедре таких званий не было.
- Вольно, вольно.
Я пошёл обратно к палаткам. Пустые сапоги гулко хлопали об асфальт.
- Слышь, студент, сапоги не потеряй, - сказал рано поседевший солдат по прозванию Дед.
- И ремень подтяни, - сказал дневальный.
- Эта табе не санатория! - сказал Гасан Мамедов - самый большой в батальоне балагур и разгильдяй.
   У входа в казарму - большая пристройка. Коридор её служит тамбуром для казармы. Помещения с одной стороны коридора заняты оружейной и дежуркой, а с другой - ленинской комнатой и каптёркой. Bсe двери, были открыты настежь.  Я встал и огляделся. В казарме отдыхал наряд. У телефона ловил мух дневальный. Между койками без пояса и сапог ходил Гасан Мамедов и пел непристойные песни. Я направился к старшине, который сидел в каптерке и разбирал документы, прибывшие вместе с бельем,
- Возьми список вашего взвода и подбери по размерам, - приказал
он, показывая на мешок.
   Я ответил:
- Есть подобрать по размерам.
    Белье было С.Б.У. - сильно бившее в употреблении. Оно своим размерам не соответствовало и близко. Кроме того, ребята у нас были разные, а трусы все одного размера. Я доложил старшине. Он махнул рукой:
- Подбирай на глаз. Потом, если что, поменяют.
   Я складывал белье по парам и каждому в трусы вставлял бумажку с фамилией. Старшина посчитал майки и полотенца. А в это время в казарме Гасан Мамедов выяснял свои личные отношения с Дедом.
- Дедуля, ты меня любишь?
- Угу, -сказал Дед.
   Мамедов подсел к нему на табуретку.
- Послушай сюда. Вылезай из-под подушка. Ты будешь меня помнить на гражданка?
- До гроба, - сказал Дед из-под подушки.
- А за что ты меня будешь помнить?
- Пошёл ты...
- Ай-яй-яй, как нехорошо!  Дедуля, правда я - веселый человек?
- Правда.
- Вот и я так думаю. А то сразу: "Пошел на..." А куда пошёл? Зачем пошёл?
  Он встал и он во весь голос затянул: "Ой ты мама, мама родная!". Послышался скрип кровати и шлепанье босых ног. В приоткрытую дверь каптерки заглянул Мамедов.
- Эй, старшина. Дай зимний портянка.
- Не дам, - оказал старшина. - Нe положено.
- А если у меня нога мерзнет?
- Одна нога?
- Одна.
- И больше ничего? В смысле... между ногами.
- Ничего.
- Тогда тебе надо того...  в медсанчасть.
  Мамедов проворчал что-то о жадности и отошел. Он побранился с дневальным, спел песню о жареном цыпленке и через несколько минут опять показался в дверях каптерки.
- Старшина, ты со мной лучше не ссорься. Ты лучше гони мне зимний портянка.
- Отцепись ты от меня к черту,- оказал старшина.
- Мне два месяца осталось служить.
- Ну, я что?
- Я "Ча-Пэ" могу сделать.
- А на  губу не хочешь?
- Ха-ха! Там все - мои друзья. Буду жить, как на курорте.
- Гасан! - крикнул со своей койки Дед. - Когда ты перестанешь ****еть?
- А что, я эта ... плоха делаю?
- То ты песни поешь, то старшину ебешь. А мне ***чить в наряд!
- Дедуля, поругайся ещё, дорагой. Я так люблю тебя. Ты такой красивый, когда ругаешься.
   Зазвенел телефон. Дневальный поднял трубку.
- Старшина, к командиру?
   Старшина закрыл каптерку и приказал подождать. Я сел на лавочку возле казармы и закурил.
- Дай закурить, браток, - попросил Мамедов, присаживаясь рядом. Я дал ему закурить. Он положил сигарету за ухо и спросил:
- Ну, как служба, студент? Солдат спит, а служба идёт?
- Потихоньку.
- Почему потихонька? Как потихонька? Хароший служба потихонька не идёт. Хороший служба быстра бежит. Вот я почти два года служил, в трёх местах был: и там служил, и тут служил. Спроси меня, где Гасан Мамедов не был. Гасан Мамедов везде был. Моя служба бежит.
- И в огневом дивизионе служил?
- Два, нет три месяца.
- Ну, и как, понравилось?
- Нехароший служба. Чего говорить... Нехароший служба. Час ночи - подъем. Два часа ночи - подъем. Три часа ночи - снова подъем. В гробу я видал такой служба.
- Что, часто тревоги?
 - Три, нет, четыре раза за ночь - одни тревога, Бежишь на позиция в одних штанах, а он за граница улетел. Только отбой, разделся, хочешь совсем немнога поспать - снова прыгай в штаны. А он на минута через граница перелетел, полетел, полетел и опять улетел. Я пo два часа спал в сутка.
- А как же ты оттуда ушёл? Отпросился?
- А я не справлялся. Там нада рисовать на стекло цель: курс, азимут, высота. Я по-русски плоха писал. Как напишу, капитан говорит: "Я твой запись не понимаю: есть цель, или цель нету?" - "Я, - говорю, - национальный школа кончил. За русский язык тройка имею. Дайте мне другая работа." - "Что ты можешь? - спрашивал начальник. – "На машина ехать могу." - "Права есть?" - "Есть, - я  говорю. Полгода генерала возил.
- И как жизнь у генеральского шофера?
- А, ну... Heхароший генерал попался.
- Чего?
- На губу часта сажал.
- За что?
- А ни за что.
- И много сидел?
- Двадцать пять сутка.
- Значит, было за что.
- Было, ты думашь? Tы думашь, была? Я вот paз за его дочка сидел. Я посмотрел на него: не шутит ли.
- Неужели шашни завёл?
- Никакой шашель не завёл. Он на каникул приехал. Генерал его в машина сажал. "Вози, - говорил, - в Батум, вози,- говорил,- в Сухум. Куда захочет, вези. Смотри, чтобы хорошо кушал." - говорил.
- Нy, и как?
- Ну, как… Ездил в Батум, ездил в Сухум. Обезьян смотрел, очень смеялся.
- В море купались?
- Он в море купался. Я на берег сидел, я горный человек, я воды боялся.
- А в горы ездили?
- И в горы ездил. Гopы красивый, белый. Сначала лес, а потом большой пастбища. Трава вот так, - он показал по колено.- Нет, вот так, - он показал выше. - Он ходил, цветы собирал, на трава лежал, загорал.
- Bсе ясно. Она тебя, дурака, соблазняла.
- Думаешь, что-то было, да? Ничего такого не был.
- И ты не загорал?
- Я в машина сидел. У меня приказ загорать не был.
   Он помолчал, усмехнулся своим мыслям и продолжал:
- Обратна ехал, на "паляна Любви" заехал. Там скала такой и ручей бежит. Ну и легенда есть: кто в чем мама родила искупается, того сильна любить будут.
- Ну и как, ты купался?
- Он купался, Я  в машина сидел.
- Почему?
- Приказ не был.
- Так и привез генеральскую дочку? И даже не трахнул?
- Так и привез. Привез, и говорю:"Товарищ генерал, я ваш приказ выполнял, а что ваш дочка, приказывал, все выполнял.
- А генерал?
- Десять сутка губы дал. За халатный отношения к служба.
   Я рассмеялся. Он покосился на меня довольный эффектом и попросил:
- Слушай, возьми у старшина портянка. Мне месяц служить остался.
- Хочешь мои? Возьми, - предложил я.
- Нет, твой портянка - летний, а мне зимний надо.
- Зимние у старшины.
- Старшина не дает, падла.
- Почему?
- Он эта... Коробочка.
   Пришёл старшина.
- А ты, Мамедов, все свои побасёнки рассказываешь?
- Про служба говорим, старшина. Только про служба.
- Знаю я тебя. Небось, старый ремень на новый хотел поменять.
- Бумажный ты человек, старшина. Нету в тебе душа, одна формализма.
   Он встал и пошёл в казарму, но по пути обернулся и заговорщически подмигнул    мне.