Интервью с писателем

Молодая журналистка Юлия Синельникова  сидела у компьютера в редакции журнала «Классики и современники» и пересматривала свои статьи о русском  писателе Н.В. Гоголе. Юбилей писателя уже давно прошел, но журнал продолжал печатать серию статей о нем: ведь нынешний, 2009 год, по решению ЮНЕСКО, был объявлен годом классика. Именно поэтому главный редактор журнала Кристина Альбертовна строго следила за тем, чтобы материалы о писателе появлялись в каждом номере.
Внезапно в дверь постучали  и в проеме двери появилась вихрастая голова молодого курьера Леши.
- Юля, тебя Кристина Альбертовна зовет к себе в кабинет. Срочно! – торопливо сказал он.

*     *     *

- Ну, Юля, догадываешься, зачем я тебя вызвала? – спросила главный редактор, барабаня пальцами по столу.
- Догадываюсь. Наверно, нужно написать еще одну статью о Гоголе?
- Почти угадала. Надо взять интервью у писателя.
- У какого, Кристина Альбертовна?
- Он живет в Миргороде, улица Гоголя, дом № 4, - ответила редакторша, лукаво поглядывая на девушку.
- А кто это? – с интересом спросила Юля.
- Гоголь Николай Васильевич.
Юля едва не выронила папку со статьей о Булгакове.
- Что-что?...  - Заикаясь, спросила она.
- Да-да, именно у него! В понедельник я должна видеть у себя на столе готовое интервью, - строго произнесла начальница.
- Хоро – ш – шо.., я поеду, но…
- Юля, ты выписываешь российский журнал «Чтец»? – перебила её редакторша.
- Конечно, Кристина Альбертовна, - растерянно ответила молодая журналистка.
- Значит, ты читала о том, что корреспондентка этого журнала Дарья Мельник брала интервью у самого Пушкина накануне его юбилея? – вкрадчиво спросила Кристина.
- Д-да…
- Так постарайся, чтобы и у тебя получилось не хуже, - сказала начальница и легонько подтолкнула Юлию к двери.

*     *     *

«С ума сойти можно! Разве Гоголь жив?  У какого писателя мне придется брать интервью? Зачем я еду?» - в замешательстве думала Юля, сидя в электричке. «Вот вернусь, и все тут! И пусть Альбертовна режет меня на куски!» - смелая мысль мелькнула в голове у молодой журналистки. «Нет, нет, я все-таки поеду! А вдруг со мной случится то же самое, что и с Дашей Мельник?» - внезапно предположила девушка. Юля постоянно читала российский журнал «Чтец» и заочно была знакома с его самой талантливой журналисткой. Накануне юбилея А.С. Пушкина в журнале появилась небольшая заметка о том, что якобы Мельник брала интервью у знаменитого классика русской поэзии, но само интервью так и не было опубликовано.

*     *     *

К полудню девушка вышла из электрички в Миргороде. Был конец июля. По улицам города ветер разметал пыль. Солнце жгло немилосердно, и Юля, пока нашла нужный ей дом, не один раз недобрым словом помянула свою редакторшу.
Дом был старинный, деревянный и какой-то загадочный: привлекали глаз резные наличники окон, от которых веяло таинственностью.
Девушка, ступив на ветхое крыльцо, неуверенно постучала в дверь. Она ожидала, что  дверь либо не вовсе некому открыть (трава, росшая на подворье, наводила на мысль, что здесь давно никто не живет), либо откроет ветхая старушка, которая прочитает ей лекцию о том, что «да, проживал такой-то писатель да помер уж давно. Ты, деточка, чегой-то напутала». Но!.. через 2-3 секунды дверь…  открылась сама!
От неожиданности Юля опешила. Первой её мыслью было развернуться и убежать куда глаза глядят. Но внезапно она услышала тихий, но настойчивый голос, произнесший: «Входите!».
Она нерешительно топталась на месте. «Да входите же!» - снова раздался голос, в котором уже проскальзывали нотки нетерпения. Постояв пару секунд, девушка все же вошла в дом.
- Ау-у! Есть ли здесь кто-нибудь? – Юля крикнула в надежде обнаружить хоть какую-нибудь живую душу, не говоря уже о писателе.
Никто не отозвался.
Тогда Юля по деревянной шаткой лестнице поднялась на второй этаж. Огляделась. И здесь никого! «Мистика какая-то, - пронеслось у неё в голове. – Чего я тут хожу? Ведь ясно же: дом пуст, здесь никого нет… А как же голос?», - внезапно подумала она. И только она так подумала, как вдруг услышала тот же голос, только теперь он был несколько обиженным:
- Почему это никого нет? Я есть!
Но, осмотрев комнату, девушка и здесь никого не обнаружила. Она  начала терять самообладание. Ей уже было почти все равно, есть ли здесь кто-нибудь или нет.
- Послушайте же, - звенящим от волнения голосом сказала журналистка, пытаясь понять, с кем говорит, - я пришла взять интервью у Николая Васильевича Гоголя. Этот адрес мне дала редактор журнала, в котором я работаю. Но если его здесь нет, то так и скажите, а не водите меня за нос.
- Сударыня, - ответил голос насмешливым тоном, - будь Вы повнимательнее, то заметили бы, что в комнате Вы не одна. И с вами разговаривает не голос из преисподней, а я, тот самый  Николай Васильевич Гоголь, писатель, у которого вы изволили взять интервью. Только прошу Вас, будьте внимательнее, посмотрите вверх, туда где камин.
Юля взглянула на старинный камин. Над ним висел небольшой квадратный портрет писателя. Присмотревшись, девушка увидела, что лицо писателя на портрете ожило, приобрело осмысленное выражение, а глаза насмешливо улыбаются.
- Ну, - нетерпеливо произнес Николай Васильевич с портрета, - Вы собираетесь брать у меня интервью?
Наконец-то Юля пришла в себя.
- Да-да, конечно, - торопливо ответила она, - но у меня к Вам одна просьба. Вы не могли бы как-нибудь выйти из портрета? Я не очень уютно себя чувствую.
- К сожалению, нет, - ответил писатель, - это невозможно.
- Видите ли, - продолжил он, - не все помнят мое завещание, которое вошло в «Избранные места из переписки с друзьями». В одном из пунктов завещания я просил друзей не хоронить меня, когда я умру, до тех пор, пока не появятся явные признаки тления. К сожалению, меня не послушали, и я был погребен заживо, находясь в летаргическом сне. Когда же я очнулся, то пришел в ужас. Пытаясь выбраться из могилы, я сломал себе ногти. Тело мое не знало покоя, оно приобрело такой вид, который…  В общем, я решил перебраться сюда, в этот старый дом, и поселиться в портрете.
Гоголь ненадолго замолчал. Его печальное лицо в то же мгновение стало неподвижным и плоским. «А как же Пушкин? Как он мог быть вполне нормальным человеком, когда Мельник брала у него интервью? – растерянно подумала журналистка и добавила: Если, конечно, брала».
- Ах, вот что Вас беспокоит! Что же касается моего друга Александра Сергеевича, - Гоголь как будто читал её мысли, - то все мы знаем, что он – гений. А ведь гении бессмертны!
Он окончательно запутал девушку. Чтобы избежать дальнейшей неразберихи, она спросила:
- Ну, что же? Приступим к интервью?
- Да, пожалуй.
Юля достала из сумки диктофон и села в кресло, обращенное камину.
- Нашим читателям было бы интересно узнать о Вашей семье. Вы не против?
- Нет – нет. Спрашивайте.
- Что Вы можете сказать о своих родителях?
- Мои родители жили в родовом имении в Васильевке. Отец, Василий Афанасиевич, был мечтательным человеком пробовал писать стихи и пьесы. Мать моя, Мария Ивановна, была набожной женщиной, часто водила меня в церковь.
- А бабушка? – поинтересовалась Юля.
- О, - с теплотой отозвался писатель, - бабушка, Татьяна Семеновна, была большой мастерицей рассказывать жуткие истории. Именно её рассказы дали пищу моим фантазиям, и мир получил виев, чертей, колдунов.
- Как Вы учились в гимназии?
- Скажу по секрету, - лукаво улыбнулся писатель, приложив палец к губам, - что я не был прилежным учеником. Мне не нравилась чрезмерная строгость распорядка. Подъем в церковь, на молебен, уроки, занятия…   В восемь – ужин, в девять – вечерняя молитва и сон. Нет, это было не по мне.
- Как Вы думаете, почему Ваше первое произведение «Ганс Кюхельчартен» не имело такого успеха, как последующие?
- Как говорят, первый блин комом. Это были всего лишь первые ростки, маленькие, не окрепшие. То, что«Ганс Кюхельчартен» не имел успеха нисколько меня не расстроило. Но я не стал останавливаться. Я продолжил писать, и мои следующие попытки были намного удачнее.
- Да, Ваши «Вечера на хуторе близ Диканьки» привели в восторг Пушкина. Расскажите о Вашей дружбе с ним.
- С Александром я познакомился благодаря все тем же «Вечерам…» Прочитав эти повести, он посмеялся от души, а потом сказал, что  люди, которые будут читать «Вечера на хуторе близ Диканьки» скажут, что не смеялись так со времен Фонвизина. Пушкин ценил в них «веселость простодушную и лукавую».
- Да, кстати, почему Вы решили писать их от имени пасичника Рудого Панька?
- Просто я подумал, что было бы скучно писать повести от имени автора. Создавалось бы впечатление фальши, казалось бы, что писатель никогда не знал того, что он описывает в книге. А так, пасичник сразу, так сказать, втерся в доверие.
- Что Вы ещё можете сказать о «Вечерах…»? ведь всем известно, что произведение принесло вам славу и признание не только читателей, но и великих современников.
- Да, именно «Вечера…», - задумчиво сказал  Гоголь -  сделали мое имя широко известным. А слава ко многому обязывает…   Я начал много писать. Мне хорошо и легко писалось…
- Ваши последние произведения, написанные после «Вечеров…» гораздо серьезнее. Например « Тарас Бульба». Но нам так же известно, что Вы ранее уже начинали писать повесть из жизни казаков, которая называлась «Гетьман», но…
-  Но, - подхватил   Николай Васильевич, - мне не хватил яркого сюжета. Да, это так. Но я опять – таки не стал опускать руки. К тому же мой далекий предок по линии отца был казачьим атаманом – полковником Евстафием. От него и пошел род Гоголей-Яновских. Именно эта деталь навела меня на мысль написать повесть « Тарас Бульба».
- Но вернемся ещё раз к Александру Сергеевичу…
- Почему бы и нет? Ведь А.С. Пушкин был моим великим учителем и вдохновителем. Именно благодаря его участию, его указке,  на свет появился «Ревизор», а далее – «Мертвые души». Пушкин говорил, что никому бы другому, кроме меня, не отдал бы эти сюжеты.
- Вы не могли бы сказать, когда и почему В.Г.Белинский назвал Вас «главою литературы» и «главою поэтов»?
- Гоголь задумался, а потом произнес: - Вероятно, это было в 1835 году, когда были опубликованы сборники «Арабески» и «Миргород».
- Поездки во Францию, долгие годы пребывания в Риме, безденежье, триумф, отчаяние…   Что заставило Вас так надолго уехать из России? – спросила Юлия.
- К сожалению, постановка в 1836 году на сцене Александрийского театра «Ревизора» вызвала у меня глубокое разочарование. Я впал в глубочайшую депрессию, - вздохнув, ответил писатель, - и решил уехать из России. Именно в Риме и был написан первый том  «Мертвых душ».
- Скажите, а почему Вы дали своему роману жанровый подзаголовок – поэма.
- По количеству и характеру лирических отступлений. А в 1848 году я вернулся в Россию и начал работать над вторым томом«Мертвых душ». Вообще, этот роман задумывался  мною как  трилогия, но, видимо, Богом мне было не дано его закончить…
- Николай Васильевич, скажите, а зачем Вы сожгли рукопись второго тома «Мертвых душ»?
Лицо писателя на портрете стало печальным, приобрело выражение меланхолии. Он сказал:
- Затем сожжен второй том «Мертвых душ», что так было нужно. Благодарю Бога, что дал мне силу это сделать. Считаю, что появление второго тома в таком виде, в каком он был, произвело бы скорее вред, чем пользу.
- Известно, что Вы никогда не были женаты. Но были ли женщины, оставившие след в Вашей жизни?
- Насколько я знаю, многие мои биографы утверждают, что я был влюблен в Анну Вьельгорскую и чуть было не женился на ней. Да, было что-то чудное в моем отношении к ней, - мечтательно произнес писатель. – Но ведь до нее ещё были Мария Балабина, Александра Иосифовна Смирнова-Рассет…   На Маше  я хотел жениться, но мы с ней так и не воссоединились: её вельможный отец был против. А я тогда был только простым учителем в их доме. А  Александра Иосифовна долгое время была моим другом, музой и возлюбленной. Но, к сожалению, она уже была замужем…
- Ваша скандальная книга «Выбранные места из переписки с друзьями» очень противоречивая и откровенная. Как Вы можете прокомментировать главу-камертон «Завещание»?
- Скажу лишь одно: нужно прежде умереть для того, чтобы воскреснуть. В этом вся суть моего «Завещания». Остальное домыслит читатель, прочитав его… - Кто после моей смерти вырос духом, тот показал, что он, точно, любил меня и был моим другом.
- В разговоре со Щепкиным и Тургеневым Вы как –то признались: «Правда, и я во многом виноват, виноват тем, что послушался друзей, окружающих меня, и, если бы можно было воротить сказанное, я бы уничтожил всю «Переписку с друзьями». Я бы сжег её». Что Вы имели в виду?
- К сожалению, я не смог преодолеть кризис. Не смог освободиться от влияния «Друзей …» И уничтожил, не «Переписку…» а, как вы знаете, «Мертвые души». К тому же здесь имеет значение мое увлечение мистикой. Оно сыграло со мной слишком злую шутку. Сейчас многие считают меня неуравновешенным, думают, что я сошел с ума… А впрочем, меня и тогда считали «прокаженным»… Но я абсолютно нормален.
- Нет сомнений.
- А всей моей мистике сейчас можно найти вполне логичное объяснение. Вот, «Вий», к примеру. Панночка впала в летаргический сон, потом проснулась, философ испугался и умер. Ещё говорят, что он не то, что трое суток, но даже одной ночи не продержался. А все эти чудовища…   Жить было бы скучно, если бы не было мавок, леших, колдунов и ведьм. Все это – легенды, веками передававшиеся из уст в уста. И все-таки «Вий» при всей его чертовщине – очень христианское произведение, где есть вечная борьба добра со злом, борьба с соблазном и страстями.
- Чтобы Вы могли посоветовать всем писателям-мистикам и писателям-фантастам? – поинтересовалась Юля.
- Не надо этим увлекаться сверх меры. Потом дорого приходится платить. Примером служит моя жизнь. Ведь не зря же в вашем мире называют  «мистическим гением».
- И последний вопрос. Николай Васильевич, скажите, кем Вы себя считаете – русским или украинцем? Вы родились в Украине, писали о ней, но писали на русском языке…
- Сам не знаю, какая у меня душа, хохлацкая или русская. Знаю только, что никак бы не давал преимущества ни малороссиянину перед русским, ни русскому перед малороссиянином. Обе природы слишком щедро одарены Богом и , как нарочно, каждая из них порознь заключает в себе то, чего нет в другой…
Гоголь замолчал. Юлия ещё раз внимательно посмотрела на портрет великого писателя. Ей показалось, что черты лица «печального насмешника» несколько смягчились, в глазах появилось какое-то умиротворение, острый нос писателя закруглился, приобрел несколько иную форму. Девушка поняла, что интервью окончено.
Уже собираясь уходить, она внезапно подумала о том, что не задала «мистическому гению» главный вопрос: «В чем же он видит смысл жизни?». Журналистка в последний раз бросила взгляд на портрет писателя, мысленно  повторяя вопрос. И вдруг увидела на портрете слова, ставшие ответом:
«Быть в мире и ничем не обозначить своего существования – это кажется мне ужасным…»

*     *     *

Юлия сидела в переполненной электричке, идущей на Полтаву. Она была под впечатлением разговора с писателем. «Оказывается, все, чем нас так упорно «кормили» архивы и документальные фильмы – утка? Нет, Гоголь не сумасшедший. Так думать отвратительно. В разговоре со мной он был адекватен до крайности… Черт, не могу больше… - такие мысли терзали её до самого дома.
Зайдя в квартиру, девушка почувствовала себя целиком опустошенной. Только она закрыла за собой дверь, как в неё тотчас же позвонили. Юлия открыла. На пороге стояла юная особа, несколько взъерошенная, но симпатичная.
- Извините, что я так поздно, - сказала гостья. – Два часа назад я узнала, что Вы берете интервью у Гоголя. Я – Даша Мельник, - девушка протянула руку. – Можно, я войду?
Юля пропустила Дарью в квартиру. Они сели за стол. Предложив неожиданной гостье чаю, хозяйка спросила у неё про интервью с Пушкиным.
Даша стала рассказывать о своей встрече с поэтом.
- Я приехала к тебе потому, - сказала она Юлии,- что не хотела, чтобы с тобой случилось тоже самое, что и со мной. Я тогда чуть с ума не сошла. И листы эти…
- Да уж. Ну, спасибо, что приехала. Знаешь, я из своего интервью вынесла очень ценный урок,- задумчиво сказала Юля.
- И какой же?
- Каждому человеку на его долю выпадает столько испытаний, сколько отпущено судьбой. И они не всегда легкие. И только от нас зависит, как мы их перенесем. Ведь не каждый человек может все выдержать. А Гоголь их преодолел. По крайней мере, мне так кажется. Но он был одинок и от этого несчастен. Мне его жаль…  Он хороший человек, просто судьба  ставила ему слишком подножек. И поэтому он рано ушел из жизни. Мне кажется, он сам захотел уйти из неё раньше: истово молился, перестал есть, полностью отказался от мирской жизни…
- Да, да, конечно, - поддержала девушку Даша. – Я знаю, что после смерти поэта Языкова, близкого друга Николая Васильевича, здоровье религиозного впечатлительного Гоголя пошатнулось, он перестал спать. У него усилились болезненные припадки. Писатель практически перестал есть и умер.
Девушки замолчали. Потом Юлия, подумав, сказала: « Знаешь, Даша, когда-то мы считались самой читающей нацией. Неплохо было бы возвратить эту традицию и начать перечитывать классику. Н.В.Гоголь ещё многое может нам поведать. И многому научить. Надеюсь, что этот год, год двухсотлетия со дня его рождения, объединит два  наших народа – украинский и русский. И мне кажется, что читая Гоголя, мы пьем из одной чаши родниковый бальзам, в котором растворены все звезды двух наших культур.
Даша согласно кивнула головой.



*     *     *

Проводив Дашу, Юля ещё долго сидела за столом, перелистывая произведения писателя. Она размышляла о прошедшем дне, о том, что ей несказанно повезло. Ведь взять интервью у писателя, умершего много лет назад, - это что-то сродни мистике. И ей вряд ли кто поверит…
Уже засыпая, она подумала о том, что никто ещё разгадал таинственной загадки Гоголя. Эта загадка не выдумана, не придумана, она существует. И, может быть, именно она сможет разгадать когда-нибудь  мистическую тайну его жизни, его творчества и смерти…