Ледоруб. Глава 8

Глава 8 – Ирония.
Эпохальная летопись
(Государства Сиолна)
Брячиславские земли срединное государство Сиолна.
Находится между Гвидоновскими и Братскими горами.
На юге включают западную часть Игольчатых гор
И Снежных берегов, граничащую с государством Сомидия.

(Святозар, Красные повязки)

Гонимые попутным ветром, парни тащили тяжелое тело Воржа, пробираясь сквозь лесную чащу. Безмир шел первым, то и дело спотыкаясь. Ноги уже не выдерживали такой нагрузки и невольно подкашивались. Казалось, они бродили лесом уже уйму времени, но все еще не могли найти той деревни, и даже намека на тракт или какие-то заброшенные сооружения, форт, смотровая башня, что помогли бы определить, где они находятся. Из-за многочисленных ложбин, плотных скоплений кустарников, маленьких холмиков и длинных траншей, приходилось менять направление неисчислимое количество раз. Последние несколько минут они лавировали между тонкими, голыми стволами высоких сосен, пытаясь не попадаться в глубокие ямы, присыпанными снегом.
Иногда ветер, дувший в спину, подгонял ребят и сдувал сухой снег, шорохом царапавший капюшон. Они двигались по хребту, и с одной стороны деревья редели, открывая вид над плотно усеянным лесом состоявший их заснеженных сосен сменяемых низкими елями. Святозар пристально наблюдал за бледнеющим Воржем, и как из раны, по черному плащу, сочилась тонкая багровая струйка, каплями падающая на белоснежный, хрустящий под ногами, снег. Он иногда приходил в себя, что-то бубнил, мямлил хриплым от обезвоживания, голосом и размахивал руками, резко мотая головой, но в основном мирно спал, тяжело дыша.
- У него началась лихорадка – печально произнес Святозар, но Безмир не обратил внимание и продолжал устало переставлять ногами, словно от этого зависит его собственная жизнь. – Ворж начал бредить, это плохо… Ты слышишь?
Но Безмир словно находился в другом месте. Он даже ухом не повел, и продолжал изо всех сил тащить носилки. Святозар вдруг споткнулся и уронил их, а тело Воржа бессильно упало в снег, раскинув руки. Он поспешил подняться и помочь Безмиру положить товарища лицом вверх. Побелевшие губы Воржа безмолвно шевелились, Святозар заметил, как под закрытыми веками гуляли роговицы глаз. Прерывистое, тяжелое дыхание хрипотой вырывалось из груди.
- Ему сниться сон. – потупившись произнес Святозар – Надеюсь там ему тепло и не больно.
Он поднял взгляд к визави.
- Что нам делать? – обреченно выдавил Безмир, запустив трясущеюся руку в длинные черные волосы. – Нас наверняка попрут из лагеря. А идти не куда. Да и зачем? Я не хочу бросать братство… Красные повязки наша жизнь, и я не смогу без них… Не хочу остаться один. Но, за такое нас наверняка вышибут.
Он положил руку на плечо Воржа и крепко сжал.
- За это Отошам нас не простит никогда. – грустно закончил он, с пустым выражением глаз – И попросит уйти. Покинуть их и отдать повязку. А мы ведь хотели всего лишь воздать Истогорским прихвостням по заслугам… ведь Ворж говорил, что нужно уходить, но никто не послушался, и теперь Корт мертв, а мы не знаем, что делать.
- Знаем, - твердо сказал Святозар – Нужно как можно скорей отнести Воржа к знахарям в деревню, но если мы будем медлить, он умрет прежде, чем нас выгонят.
Безмир нервно убирал волос назад, наблюдая за товарищем.
- Не стой истуканом, помоги – зло кинул Святозар – Не то он замерзнет… давай же, нельзя останавливаться, мы и так слишком медлим, блуждая в этом треклятом лесу.
Приложив усилия, они снова подняли носилки и потащили их. Отошам не любил кричать или избивать кого-то. Старый воин предпочитал поговорить и объяснить ученику ошибку. Но при этом вел себя строго. Даже иногда бывал неожиданно строг, по отношению к провинившимся. С каждым, кто оплошал, он проводил некоторое время, узнав обстоятельства и бил в самое больное место. Тот, кто ленился получал вдвое больше заданий, нежели остальные. Таким образом он поступал почти с каждым, но Святозар еще не видел, как он поступает с парнями вроде него. Тех, кто осмелился уйти из лагеря и убедить других забраться в замок к лорду. «Мы вины ночи, а не света – говорил всегда Отошам – Сражаемся в сумраке, не показывая врагу лица. Не нападаем на мирных жителей, но сражаемся с преступниками и бандитами, что оккупировали наши земли. Мы не должны поступать опрометчиво, импульсивно или вступать в заведомо сложные драки, у нас каждый воин на счету в то время, как врагу не заботится о погибших. Посему я запрещаю вам устраивать дебошир в городах. Воровство и разгромы торговых рядов. Нам нужно набирать силу, ибо грядет тот день, когда придется сражать не на жизнь, а на смерть»
Святозару нравилось проводить время за многочисленными лекциями предводителя повязок, что начинались рано утром и могли продолжаться до самого вечера, прерываясь на еду, практические занятия и мелкую работу. Так протекали дни в лагере. Все равномерные, вальяжные и однообразные. Он сидел и вожделел тот день, когда убьет первого Истогорского ублюдка, как вступит в первое сражение на стороне свободных людей за бравое дело. Но Отошам постоянно оттягивал этот день пока мог, что очень раздражало Святозара. Сколько раз он доказывал, что способен сражаться даже лучше нежели большинство ровесников, но глава братства постоянно повторял: «Месть – быстрая дорога к напрасной и глупой смерти. Забудь ярость, таящуюся в твоей груди»
Отчасти Святозар понимал, к чему Отошам клонит. Уж больно свежи раны от потери родителей. А в памяти все еще всплывают картинки, где каждый из Истогорских самодержцев, богачей, рабовладельцев кидают презрительные взгляды на нищих, которые даже в рабы не годятся. Будучи мальчиком Святозар прекрасно помнил, как отцу приходилось унижаться, чтобы выпросить монетку. В репертуар истогорцев часто входит всякие мелкие издевки, за которые они платят и быть мишенью, пока в тебя плюют – одна из нескольких. За такое лорды могли порадовать нищего даже серебряником, если пребывали в хорошем настроении. И Святозару часто приходилось видеть, как это происходит, а потом возвращаться к маме, двум сестрам и видеть, как та обессилена, ибо отдавала последнее детям.
Он каждую ночь засыпал в теплой кровати в окружении братьев не по крови, но по духу, в огромной казарме, под толщей одеял, сшитых собственноручно из подстреленных зверей. И каждую ночь он чувствовал тот противный холод, дрожь которые ощущал когда-то, живя на улицах Славиграда. А поутру он просыпался первым и будил всех остальных. А когда отец заболел, мальчику приходилось с силой будить его, даже щипать. Но однажды, сколько бы он не тряс отца, не бил, не щипал, тот не просыпался. Он помнил, как теплые слезы стекали по щекам и подбородку, как мама пыталась остановить его. Помнил хнык и тихий плачь сестер, но ничего не мог поделать. Как и теперь, когда те, кто доверился ему теряют жизни.
После смерти отца, Святозар приноровился к воровству, но подобного не хватало. Мама выпрашивала сколько могла, как и сестры. Каждое утро он просыпался от страха обнаружить еще одну смерть. И в его память врезался еще одно утро, когда его пробудила какая-то возня. Он открыл глаза, теплый пары вырывался изо рта, и холодный ветерок посвистывал в переулке, сквозь дыры в потолку сыпались снежинки и падал солнечный свет. Мама лежала спиной к нему, а ее тело странно дрожало. Пришлось поднять голову, чтобы лучше рассмотреть что происходит и тут он увидел, что младшая из сестер пытается вырваться, а тонкие, истощенные руки мамы прижимали ее голову подушкой. Он кинулся к сестре на помощь и с трудом прекратил это. Еще бы несколько секунд, и девочка задохнулась бы. А потом он посмотрел на старшую, и уже не знал, как ему реагировать. Бездыханное, хрупкое тело маленькой девочки лежало навзничь и не двигалось. В тот момент сердце мальчика оледенело.
Спустя несколько дней умерла и мама. Сятозару пришлось уговорить старушку, которая к ним хорошо относилась, приютить сестру, а сам решил покинуть город, но у самых ворот наткнулся на людей в черном с красными шарфами и повязкой на правом плече. Один из них заговорил к нему и был очень дружелюбным. Тогда мальчик и решил последовать за этими людьми.
Когда плотный лес наконец выплюнул их на просторный тракт, они увидели замерзшую реку, тянущуюся от востока к западу, а на другом берегу располагалась небольшая деревушка. Заснеженные крыши полуземлянок плотно утканы друг возле друга за высоким частоколом, по двору бродило несколько коз, овец и собака, но не было людей.
- Это она? – с надеждой спросил Безмир – Скажи, что мы пришли, и это мне не мерещиться…
- Надеюсь скоро и Ульян доберется сюда – выдохнул Святозар.
Он оглядел лес позади, как плотная стена тонких и не очень стволов скрывавших одинокость в количестве, загораживала вид на далекий лес, где они расстались с другом. В душе ему хотелось, чтобы та тень, что гуляла между заснеженными кустами были Ульян и Корж. Чтобы они оба вышли, словно ни в чем не бывало и с улыбками, шутя вернулись домой.  Чтобы все оказалось лишь дурацким, ироничным сном, когда ему талдычат о глупости поступков, но ничего не добиваются. За что же он получает такое наказание? За что приходиться так страдать? Неужели его родные, друзья и любимая не имеет права на отмщение?
Сколько раз он просил Богов послать силу и удачу, отцовское мужество, доблесть предков, чтобы он мог сражаться с врагом и побеждать. Чтобы наконец показать, что такой народ, как Брячиславский непреклонен, неумолим и никогда не станет рабским. Чтобы он мог вести за собой войско и с развивающимся флагом своего царства над головой рубить солдат Истогора. Но все это лишь мечты глупого юноши постпубертатного возраста, не покидающие головы и сегодняшнего решительного мужчины. Святозар молился об этом каждый день перед сном, но Боги даровали совсем другое.
- И я надеюсь – обернувшись, сказал Безмир, вернув друга в реальный, холодный и жестокий мир
- Тогда, давай поторопимся – ответил Святозар, насторожено глядя на Воржа. – Нельзя медлить.
Они быстро спустились по отлогому склону, осторожно ступив на скользкий лед, и подхваченные ветром поспешили к противоположному берегу. Ворж уже долго не разговаривал и не бредил, он совсем притих и крепко уснул. Не обращая внимание на ужасную боль в руке, Святозар спешил как мог и только когда они прошли в ворота из частокола, позволили себе остановиться. В деревни казалось пусто, лишь несколько животных бестолково бродили по улице, топча грязь.
- Какого черта? – удивился Безмир, разглядывая сапоги. – Что это?
- Не важно – быстро ответил Святозар – Нужно найти знахаря, или лекаря, если здесь вообще кто-то есть.
- Но, я никогда не видел грязь так близко к Игольчатым горам. – нахмурившись произнес Безмир – Это странно…
- Давай об этом потом поговорим. – прервал Святозар.
Они на секунду затихли, решая в какую дверь стучать. В деревне не было так тихо, как могло показаться, но пение доносящееся из длинного здания слышалось отчетливо. Поняв, что это корчма, они ворвались внутрь, словно убегали от зверя и наткнулись на удивленную толпу. В голове заискрилось и помутилось от дыма повисшего в помещении и безжалостного щиплющего глаза. Святозар попытался вдохнуть, но душный, чесночный, хмельной и потный воздух застрял в горле.
- Нам нужна помощь. – выдавил он - Кто-то из вас владеет… знается на травах? Может лечить тяжелые раны?
Он выжидающе пошарил по лицам людей, но недоумение продолжало держаться крепко. Какой-то старик гадко оглядывал парней, и наконец наткнулся на лоскут повязанные выше правого локтя.
- Красные повязки – шепнул он, не скрывая испуга.
Все на секунду задумались, обдумывая, что такая компания может сулить их мирной жизни в будущем, но высокий, коротко стриженный, усатый мужчина, с широкими плечами, сидевший в краю помещение, оборвал эти мысли.
- Владеет – твердо сказал он, поднимаясь. – И поможет нуждающимся.
Глаза карие пристально уставились на парней, выжидая ответной реакции. Но не дождавшись, он вышел вперед и остановился перед Безмиром, словно темная туча на чистом горизонте.
- Человек не раб – твердо сказал он, играя скулами.
Это был распространённый пароль, чтобы определить действительно ли они Красные повязки. 
- Разорвем же цепи – нерешительно пробубнил Безмир.
Мужчина подошел еще ближе, надвигаясь словно гора, смотря сверху вниз. Оказалось, что он выше на голову. А потом протянул тяжелую руку, и пожал нерешительную, мягкую руку Безмира.
- Рады приветствовать вас в нашей деревни. – Каким-то безрадостным голосом сказал он, а потом перевел взгляд на Воржа – Его покусали волки? Или, как часто бывает, не волки…
- Нет… в него попала стрела – тревожно произнес Святозар. – Кровотечение не останавливается. Это случилось более суток назад. Нужен кто-то знающийся на лечении ран.
Мужчина оглядел Воржа и взгляде его уперся в руку Святозара.
- Ты тоже ранен… - сказал он, кивая на окровавленную тряпку.
- Пустяки – ответил тот. – Главное, чтобы ему помогли с раной в боку.
Усач грустно оглядел односельчан. Все выглядели насторожено, и не доброжелательно. В корчме повисло двоякая тишина. Кто-то абсолютно против перспективы стать кандидатом дознания имперскими военными. Чувствовалось некое напряжение, словно каждый отчитывал секунды к неожиданному и неприятному сюрпризу.
- Тогда нужно поспешить – озадачено произнес он.
- Они накличут на нас беду. – послышался тихий голос старика с подносом. В своем фартуке, старых лаптях, он выглядел совсем как нищий. – Это же разбойники… Наверняка стрелу по делу заработал. А то и мало получил…
- Заткнись, Вакула – процедил усач, сжав кулаки до белых костяшек. – Иначе ударю.
- Они воры и насильники, и нам нечего иметь с ними дело. – продолжал старик – Попомни мои слова, Боевод: это ни к чему хорошему не приведёт.
- А разве у нас так много хорошего происходит и без подобных случаев? – иронично ответил Боевод, а потом указал на дверь – Пойдемте парни, я проведу вас к дому знахарки.
- Верно говорил Осьмой. Нужно было убить белого зверя… - кинул на последок Вакула – Это все из-за него…
Но усач остался глух к угрозам старика и продолжил путь. Выйдя на улицу, он повел повязок между низких землянок, между истуканами Истогорских Богов и храма жрецов, возле которого стоял большой жертвенный костер. Мужчина шел первым, и Святозар видел, как он хмур, печален и явно не в восторге от неожиданных гостей. Но виду не подавал и спустя несколько минут остановился у большого котелка.
- Это дом нашей знахарки. – сказал усач. – Она поможет вашему другу, будьте уверены.
- Благодарим. – с облегчением выдавил Святозар, но усач как-то угрюмо посмотрел в ответ.
- Не спешите, мы еще не знаем, выживет ли ваш друг. – сказал он, а потом направился к двери. – И не известно выберитесь ли вы…

(Лебирия Людевит)

Она любила роскошные платья, и сегодняшний день не исключение. Рудые волосы мягок сочетались с фиолетовым цветом и с белыми вставками. Низкий подол шуршал при ходьбе, а длинные рукава доставили колен, даже когда Лебирия слаживала руки у живота. Но все эти мелкие проблемы не могли заставить ее отказаться от возможности выглядеть хорошо. Тимисса имела наглость убежать, поэтому волосы пришлось расчесывать самой, а затем плести длинную косу и надевать на нее черную сеточку. Надушившись, она направилась в зал, где все семи жившие в этом замке завтракали, обедали и ужинали.
В коридоре ей поклонилось две служанки, и боязливо посматривали из-под лба, словно ожидали каких-либо гадостей. Лебирия знала, как девушки и даже мужчины боялись ее. Все слуги при виде госпожи робели, потупляли взгляды и убирали всякую ухмылку из лица, что несомненно тешило ее самолюбие. Так казалось будто она сама королева империи, и может решать судьбу всего человечества. А все, что о ней думали слуги – было неважно. И даже пустые упреки Атея не могли этому помешать.
Когда-то она лишь мечтала о шикарных платьях, слугах и собственном замке. Будучи дочкой, хоть и успешного торговца, все что светило ей выйти за муж за третьего отпрыска какого-то лорда, что по закону не мог иметь никаких притязаний на наследство. А то и вообще за торгаша не лучше отца. Но ей хотел большего, как и всем девушкам в мире. Хотело сильного, высокого и красивого, рыжеволосого мужчину с имением в несколько замков, деревень и сотни рабов, крестьян и слуг. Чтобы он боготворил ее и всячески потакал желаниям, но в скорей представилась возможность сыграть партию с овдовевшим и бездетным лордом и она приложила все обольщающие усилия к тому, чтобы одурачить его, и носить фамилию Гардириан. Правда вскоре лорду пришлось уйти из жизни весьма загадочным образом.
- Добрый день, матушка – улыбнулась она, присаживаясь за длинные стол, где уже сидела ее задумчивая мама. – Вам снова не спалось? Или вы провожали моего муженька поцелуем в дальнюю дорогу?
Крепкая столешница удерживала много блюд, в основном мясных, но Лебирия выбрала свежие фрукты. Не часто можно найти подобное, но для тех, у кого нет проблем с деньгами, нет невозможного. Эти фрукты выращивали под землей при помощи заклинаний, заговоров и прочего, что могло заменить свет солнца. Такие фрукты стояли очень дорого, и были крайне редкими, ибо те, кто их выращивал проводил большую часть времени под землей, читая магические речи.
- Мне снилось, что ты наконец нарожала старушке внучат – кисло ответила госпожа Далибэма. – Может это был вещий сон? Наверняка, вчерашние посиделки твоего низкорослого мужа, были ради того, чтобы набраться смелости залезть жене между ног. Ведь он у тебя такой нерешительный…
Далибэма была обычной старушкой со всеми прелестями и причудами. Но улыбаться и шутить она любила больше всего на свете. Может из-за воспитания простыми сельскими родителями, что воспитали в дочке свободные нравы. Может из-за ироничной и не на столько прозаичной, как бы хотелось, жизни, что круто изменилась в возрасте прабабушки. Она носила сковывающую одежду строгих тонов, но при этом не была ни строгой, ни скованной и скупой. Серый воротник под горло, кувр-шеф под подбородком, подчеркивающий окружности лица и омюз на голове с длинными, белыми шлейфами. Она недавно потеряла зубы и теперь могла лишь потягивать суп.
- Матушка – нервно перебила Лебирия – Мои постельные дела вас не касаются. Захочу родить ребенка позволю супругу исполнить свой долг, но пока меня все устраивает.
В этот момент на стол подали теплый, гусиный суп, который очень ей нравился. Служанка пыталась не встречаться с госпожой взглядом, уперев его в фиолетовый подол. Волосы ее собраны под белым платком. Увидев скрытую неприязнь, Лебирия поняла, что Тимисса уже наплакалась каждой слуге в этом доме. Что несомненно поддело ее самолюбие, и чего она простить не могла. Кто захочет, чтобы ее считали бестией, или фурией? По спине прошуршала волна злого жара.
- Стой – сказала она, схватив служанку за руку.
- Да госпожа – испуганно, словно ее тотчас же казнят, пискнула служанка.
Лебирия отпусти руку, и как-то двояко взглянула на девушку. Ей хотелось, чтобы все признавали величие, силу и строптивость не свойственную обычным женщинам, но не потому, что бояться, а потому что восхищаются. И взглянув в боязливые глаза слуги, Лебирия не чувствовала ничего подобного, лишь страх, неприязнь и даже скрытая ненависть. Она выглядела как овца перед тигром, пытаясь бездействием потерять интерес у хищника.
- Ты меня боишься, милочка? – низким, хитрым голоском, натянув сдержанную улыбку, спросила она. – Только не смей врать, дорогуша. Не люблю лгунов, плутов и обманщиков. Служанку, что каналью оказалась я вышвырнула на улицу ночью в лютый холод, не дав ей ни гроша, ни теплой одежды.
Девушка окончательно растерялась. Бегая глазами от дворецкого, стоявшего у высокой двери в кухню, к госпоже Далибеме, и к барду, что потупил взгляд, будто не слушает разговор. Она искала поддержку, но все впустую. Возвращаясь взглядом к Лебирии, служанка натыкалась на амбивалентную ухмылку и холодный, рыжий взгляд, так пугавший каждую девушку в этом замке.
- Не томи. – спокойно произнесла Лебирия – Можешь говорить правду, я не буду ругаться. Я хочу лишь услышать, что ты обо мне думаешь. Главное - не ври.
Хоть и правда так легко читалась по лицу, ей хотелось услышать это. Толи чтобы разозлиться и выгнать всех слуг на улицу, что так раздражают. Толи чтобы почувствовать превосходство над любой из девушек в это  замке. Но услышать было необходимо, как глоток воздуха в жаркий день. Далибэма в этот момент смотрела в окошко, сквозь которое пробивался солнечный свет, а в ярком луче кружился дым, вырывающийся в месте с треском огня и теплом из огромного камина.
- Д-да, моя госпожа – выдохнула девушку, словно в нее воткнули нож.
- Ну вот и хорошо – ответила Лебирия голосом спокойным, но холодным, изменив двоякость на открытую раздражительность. – Уйди. И передай Тимиссе, что я очень сожалею, что ей придется жить обычной служанкой до старости.
Девушка, придерживая подол, семенила в строну дворецкого. Не отрывая взгляд от клетчатого, мраморного пола. Лебирия смотрела ей в след и чувствовала, что слова, которые так хотелось услышать не дали желанного эффекта, лишь больше запутали. И уж тем более она не хотела еще больше оскорбить девчонку, но что-то заставило это сказать. Подождав пока шуршащие звуки исчезли, она взглянула на барда.
- Эй ты, сыграй что-нибудь эдакое – начала Лебирия – Твоей госпоже скучно и тоскливо. Давай что-то веселое, только не вчерашнюю, уж больно приевшаяся…
- Как пожелаете – мелодично ответил бард – Тогда исполню нечто из юго-восточного.
Паренек, разодетый весь, словно шут, в пестрые одежды с ватной подкладкой на груди, хрустнул пальцами и запустил их по струнам лютни.
- У тебя что ли лунная кровь пошла? – с насмешкой спросила Далибэма – Кидаешься на слуг, как разъяренная курица. Тебе кто-то перышки общипал?
- Матушка – устало выдохнула Лебирия – Не говорите подобного за столом. И без того мутит.
Погрузив ложку в теплый суп, Лебирия вспомнила, как будучи девчушкой ей хотелось иметь своего пони, свой замок и рыцарей полный двор, чтобы на ристалищу сражались за ее руку. Когда-то она побывала на игрищах и видела, как рыцари подъезжают к помосту, где восседали лорды со своими дочками, женами, слугами и восхваляют ту даму, за которую будут биться. В тот момент ей хотело сидеть возле лорда и принимать подобные обеты, почести и признания. Хотелось носить самые роскошные платья, самые длинные волосы и самую красивую прическу. Чтобы за ее красотой ухаживали сразу несколько служанок. Чтобы самые известные барды пели о ее красоте во всех замках империи. А теперь у нее половина из этого есть, но подобного оказалось недостаточно.
Когда Атей впервые предложил сыграть свадьбу, ей показалось это глупым и никчемным. Он не выглядел завидным мужем, не был столь богатым и влиятельным как хотелось, к тому же на голову ниже ростом. Благо ухаживал достаточно умело и был очень красноречивым, когда пытался задурить даме голову. Лебирия оценила это, но долго упиралась, лишь когда он заговорил о подозрительной смерти ее мужа, тогда она решила не тянуть и побыстрей сблизиться с потенциальным врагом. Некоторое время вынашивала план, не хотелось ей повторяться и избавляться от новоиспечённого мужа тем же способом, что и от прошлого. Но узнав Атея по ближе, она начала восхищаться его планами и амбициями, которые скрепили их узы, предав браку какую-то остроту и страсть.
- Что за дерьмовое выражена лица? – скривилась Далибэма – Даже я, когда ем лимон не так жалко выгляжу. Мне хочется верить, что это из-за твоего мужа…
- Матушка! – устало выдавила Лебирия – Сколько можно подшучивать над Атеем? Ты видимо никогда от этого не устанешь
- Он мне не нравиться, какой-то щуплый – ответила старушка, отпивая теплого вина – Ты разве не могла найти кого-то более видного?
- Лишь слепота мешает тебе рассмотреть в Атее достойного мужа. – отмахнулась Лебирия.
Далибэма сделала вид, будто не услышала дочку.
- И где же этот твой так называемый, якобы мужчина? – начала она хриплым голосом – Снова к своим куртизанкам отправился? Может он бастардов воспитывает, а тебе говорит, что с другом вино и эль пьют. Я сразу заподозрила в нем неладное. Скользкий тип.
- Вам везде видеться не ладное – отмахнулась Лебирия. – Я уже говорила: мы любим друг друга и строем планы вместе, поэтому знаю все, что он думает и что делает. Вы разве жизнь с отцом не помните?
- Этот гад имел каждую шлюху в каждом из городов этой империи – ответила старушка, наполняя пустой бокал вином. – Конечно и я не отставала, если ты понимаешь о чем я. Но не сказать, что была тому рада. И если ты скажешь, что полностью удовлетворяешь низкорослого муженька, скажу, что он имеет девушек на стороне, как и все неотесанные мужланы. Это он для тебя кривляется и наряжается словно девочка, а потом уходит и забирается в постель к первой попавшей шлюхе…
- Лордам, что являются друзьями императора, не пристало забираться к первой попавшейся. – Убрав тонкий волосок, упавший в глаза. Ее голос успокоился и звучал мягко, как и пристало леди – К тому же я знаю его тайны, стремление и предпочтение, и держу мужские причиндалы в своих руках. Пусть только попробует вкусить утешение другой – тут же лишиться всего. Вы матушка прекрасно понимаете, кто в замке хозяин.
Розовые, мягкие губы растянулись в кичливой улыбке, показав белые зубы, а в глазах заискрилась высокомерие, но Лебирия выровняла спинку, приняв величественный вид. Далибэма мягко улыбнулась в ответ, натянув на дряблую, морщинистую кожу понимание.
- Хорошо, дочь – ответила она – Тебе виднее куда твой муженек пихает свое мужское естество. И сейчас он направляется именно туда, куда сказал.
- Именно туда, матушка – не снимая ухмылки, ответила Лебирия – К императору на ковер, дабы ублажить самолюбие его светлости, и помочь выследить огромную дичь на ужин для королевской семьи.
- А разве Атей умеет выслеживать дичь? – скривилась Далибэма – Или он платит своим пронырам для этого?
- Мужские забавы меня не интересуют – легко ответила Лебирия – Главное, чтобы он воплотил в жизнь задуманное. Грандиозный, монументальный план, что круто изменит нашу жизнь. Вот тогда и можно будет задумываться о более умелых любовниках и о более завидных мужчинах, уж поверьте.
- Боюсь, чтобы столь великая цель не сгубила все то, что ты уже имеешь, дочь моя – снисходительно сказала старушка, глубоко заглянув в темно-красные глаза дочери.
В этот момент к столу подошел низкий, горбатый старичок, с конвертом в руке.
- Простите, моя госпожа – почти шепотом выдавил он – Только что прилетел голубь из Радислава, от госпожи Главеты.
Лебирия сощурилась, пристально вглядываясь в полопавшиеся губы старика.
- По тише ты – нахмурившись кинула Лебирия барду – Я не слышу, что мне наш почтовый старичок говорит.
Мелодия тут же прервалась, оставив зал в распоряжении гудения огня, с треском доносящийся из камина.
- Что у вас? – попросила Либерия, принимая письмо.
- Письмо от госпожи Главеты. – выдавил старик, стараясь громче.
Она приняла клочок бумаги и открыла его. Глаза быстро забегали по строчкам, погружаясь в текст.
- Главета? – задумчиво произнесла старушка.
- Да, матушка – ответила Лебирия – Это та самая девушка, благодаря которой я и сошлась с Гардирианом. Помниться, она тебе очень нравилась. Хотя я и не понимаю почему, ведь обычно ты ненавидишь всех одинаково.
- Не все умеют так страстно и умело врать, как она – улыбнулась Далибэма – И что же там в письме?
Лебирия отложила бумагу и поднялась.
- В письме говориться, что ее страстного любовника, и отца ее детей ранили в потасовке с Красными повязками. – начала она, расхаживая по залу – Ее муж в тот день принимал ванны из целительными водами, а она прогуливалась рынком и с ней был этот ее Ламинье. По приказу Арабора он должен был передать некоторые распоряжения в ратушу по поводу скорого праздника, а там его встретил какой-то трактирщик и рассказал о Красных повязках. Тогда Ламинье решил лично возглавить облаву и в драке лишился руки. Разбойники вышли победителями из драки, и скрылись в лесах у подножья гор. А Ламинье теперь не сможет держать меч, нести службу и защищать Главету. Поэтому она пошла в обход Арабора и просит помощи. Чтобы я уговорила Атея убедить Радивита взять в облаву Игольчатые горы. Место, где по ее мнению находится скрытая деревня этих разбойников.
- Арабор должен иметь свою армию – брезгливо ответила старушка – Он как ни как лорд.
- А владеет лишь одним большим городом. – легко ответила Лебирия – В его распоряжении скромная шайка стражей и городского ополчения. С такими силами не повоюешь за высокими стенами города. К тому же, окрестности Игольчатых гор являются владением других лордов.
Лебирия, словно подхваченная волнами, подплыла к Далибеме, и оперлась о ее стул.
- Хочешь спросить, что тебе делать? – прищурилась старушка.
Лебирия игриво улыбнулась.
- Нет, матушка – ответила она – Хочу спросить, как мне убедить Атея. Ведь негоже оставлять подругу в беде.

(Одд Торвар)

Своего отца мальчик почти не помнил. И как бы не старался сохранить в памяти то, что так скрупулёзно собирал все те недолгие годы, память потихоньку испарялась, словно лужа на солнце. Сначала было больно и тяжело, но со временем все проходит. Весь этот груз, что так внезапно свалился на плечи Одда, он часто ассоциировал с большим, дырявым мешком песка, который довелось тащить на себе. И чем дальше он шел, тем легче становилось. Память об отце, и боль его утраты постепенно уходили, оставляя после себя лишь тоскливо чувство и размытые образы. Он уже не помнил ни лица, ни голоса, ни сильных рук, что иногда отрывали его от земли на два метра.
Сейчас Одд лежал на кровати в своей комнатушке и в очередной раз перечитывал любимую книгу отца – «Сказ об Ульде Восставшем». Пожалуй, это единственная книга, в которой упоминается один из огромных материков Троегорья. Перечитывая знакомые строки, Одд забывал где находится, все становилось не важным и незначительным, а мысли затихали и больше не тревожили его. Верно говорила Дэя: «Книга может помочь справиться с болью».
В окошко дул легкий, приятный ветерок, приносящий какофонию звуков, в которой на голову превышали многочисленные голоса, собравшихся у ворот, людей. Они поднимали шум, от которого тяжело сосредоточиться, повозки и скот их поднимал пыль, от чего служанки не могли вынести сушиться постиранное белье.
Когда Орей отчалил, Каммэли осталась за главную и в поместье повалили толпы жаждущих, нуждающихся, больных, бездомных, бедных кметов изо всех сел и деревень на острове и вереница эта не знала конца. Асбьерн устал корчить из себя статую, стоя у правого плеча госпожи, когда она принимала очередного просящего, умоляющего или советующего. Когда первые приемные сутки завершились, которые начались спустя несколько часов после отъезда Орея, Асбьерн хотел закрыть ворота, но толпа всеми силами препятствовала этому. Тогда пришлось созвать ребят из казарм, провести их во двор и наконец закрыть ворота. Позже, после этого, за ужином Асбьерн рассказал, что кто-то пытался спрятаться в кордегардии, и поэтому приказал воинам разбить лагерь во дворе поместья, чтобы никто из кметов не вздумал взобраться внутрь и провести внеурочную встречу с госпожой Каммэли. Следующие приемные сутки начались рано утром, и продолжаются до сих пор, а поскольку по двору гуляют куча вооруженный отцовских вояк, охраняя все подходы к дому, детям запрещено выходить на улицу и не желательно гулять по поместью без сопровождения. Эта перспектива не радовала Одда, поэтому он не выходил из комнаты, чтобы не натыкаться на сводного брата.
Яркий свет врывался сквозь небольшое, арочное, разделенное стойкой окно, нежно падая на потемневшие от старости странички. Одд поднимал усталый, не всыпанный взгляд и видел, как в этом луче гуляли мириады пылинок, словно танцующие мошки, соблазненные медовым цветом солнца. Казалось, что пыль вырывается наружу, из комнаты, но на самом дели это ветер его приносил из улицы. И Одду уже надоело вытирать нос, после очередного чиха. Кроме оживлённых дискуссий под воротами, в комнате раздавался тихое поскрипывание небольшой, раскачавшейся люстры, под потолком, шуршание белой занавески, откинутое так, чтобы не заслонять свет и шелест перекинувшейся странички. Рядом стоял низкий комод, где Одд хранил свою одежду, а под противоположной стенкой, рядом с шифоньером, стойка с черно-серебряными, именными доспехами асгатов, которые подарил Орей.
Пока Одд дочитывал главу, в двери не раз успели постучаться. То заглянула мамина служанка с предложением отобедать. То та же служанка принесла обед в комнату. То стучалась чтобы забрать посуду, но Одд так и не прикоснулся к еде. За частую, он отлаживает завтрак на время, когда все уже сыты и занимались своими делами. Конечно такое поведение не радовали ни мать, ни Орея, но мальчик не собирался ничего менять.
Он зевнул и взгляд его пал на комод, где стоял завтрак. Кусочки ржаного хлеба, овсянка, обжаренные куриные ножки политые жиром и стакан молока. Все выглядело довольно аппетитно и сытно, а еще здоровски пахло, так что Одд не устоял. Он уже чувствовал мягкость и пряность хлеба на губах, а язык ощущал его запечённую корку с отрубями. Мягкость овсянки и приятный вкус куриного тушеного мяса. Запив завтрак молоком, он все же решил выйти и поприсутствовать на аудиенции, ведь управлять ему придется, поэтому подобная практика не станет лишней.
Приемный зал находился в холе, за большой массивной дверью. Пока Одд добирался туда, наткнулся на брата, сидевшего на подоконнике и созерцавшего солдат разодетых в кольчуги, зеленые и однотипные шлемы.
- Почему ты здесь? – спросил Одд, широко шагая мимо окон.
Он шел в высоких сапогах, завернутых сверху, в синей рубахе с серебряным утком, подпоясанной синим, широким поясом.
- Я не Цеоний, чтобы весь день в одной комнате сидеть. – Брезгливо ответил парнишка. – Вижу, ты также не выдержал подобной пытки.
- Слишком много одиночества – ответил Одд – Вышел поискать, с кем бы поделиться.
Тэрин выставил руку в окно, указывая на ворота.
- Ты имеешь ввиду вон тех зевак? – спросил он.
- Нет, даже Цоний за всю жизнь не насобирал сколько одиночества, чтобы хватило на всех этих людей – легко ответил Одд. 
Он слегка ухмыльнулся и приостановился. Тэрин пытался не показывать, что заметил это и продолжал вглядываться в собравшуюся толпу у ворот.
- Чего они хотят? – нахмурившись, спросил он. – Зачем собрались здесь? Зачем тревожат маму, она ведь и без того больна и с трудом передвигается. Асбьерн не раз просил их повернуться и убраться восвояси, но никто не слушается. Некоторые все еще продолжают тянуться к поместью, почему? Что они пытаются здесь отыскать?
- Наверняка, у них есть веская причина приходить сюда. – Выдохнул Одд – Ведь люди не просто так покидают свои дома, чтобы проводить здесь сутки.
- Мне это не нравиться. – буркнул Тэрин – Из-за них я не могу выйти на улицу… И все-равно не понимаю, что их заставило прийти сюда такой толпой.
Одд взглянул на парня, как он, свесив ноги во двор, сидел на подоконнику большого, сводчатого окна. Весь в черном, словно ворон, лишь волосы золотые.
- Не смотря на то, что у мамы золотые волосы – она уроженка Плывущих островов. – Ответил Одд – Возможно они пытаются воспользоваться этим фактом и просить у нее помощи.
Тэрин понимающе поджал двойной подбородок и раздутые губы обвисли, как налитые нектаром ягоды.
- Это потому что отец уехал? – словно обидевшись, спросил он. – Он ведь также родился на островах, но к нему не приходят люди. Лишь купцы, приплывшие из далекого юга.
- Он слишком строг с подчиненными, ибо мужчина. – Спокойно ответил Одд, подойдя к окну – А женщины мягкие и нежные, как мех кошки, и чувствительны. Думаю, эти люди надеются, что мама последний шанс получить понижение дани, или отсрочки.
- Почему они отца не просят? – Тэрин выглядел озадаченным, признавать, что отец не такой, как он его видит, явно нелегко для мальчика. – Ведь если попросить, он выслушает и поможет.
Одд взглянул во двор, где несколько стражей играли в карты и бурно, что-то обсуждали. Они сняли тяжелые шлемы, а вместо стульев использовали мешки с зерном, что привезли с полей и еще не успели спустить в подполье. Одд перевел взгляд на ворота, за которыми стояло около сотни человек, некоторые приехали на конях, других тянули волы, запряженные в повозки. Никто не собирался уладить все дела за один день, поэтому собравшиеся разбили несколько лагерей неподалеку, на высокой лужайке. Там крутились дети, игравшие в рыцарей-разбойников, собаки, что выпрашивали у хозяек остатки вчерашнего ужина. Палаточный городок раскинулся аж до самых ворот, и кое-где виднелись небольшие костры, на которых готовился обед.
- Твой отец очень строг с попрошайками. Он не любит идти на уступки – ровным голосом ответил Одд – А так же, крестьянам всегда что-то нужно, вот они и решили попытаться счастья, надавив на женскую жалость и снисходительность…
Тэрин опустил голову на грудь, что выглядывала из-под просторного, черного кафтана с широкими рукавами. Он сложил руки под животом и перебирал пальцами, словно обдумывал что-то.
- Жаль твоего коня – тихо произнес Одд, не веря, что выдавил это.
Мальчик растянул губы в грустной улыбке.
- Это был папин подарок. – Пробубнил он, а потом перевел умоляющий взгляд на брата. – Ты ведь не считаешь, что он такой плохой, правда? Папа хороший, только не любит показывать это.
Тэрин смотрел голубым взглядом так, словно сейчас услышит нечто хорошее, и Одд понял, что мальчик ждет не правды, а утешения.
- Думаю, он поступает, как подобает хэерсиру. – ответил он, а потом отшагнул от окна и добавил – Прояви сговорчивость, сочувствие или мягкость – просящий не ограничиться одной просьбой. Каждый из тех, кто пришел, желает получить то, что запретил им Орей. Снизить налоги, дань, увеличить количество рабов на полях, снизить цену на лодки и древесину. Позволить передвигаться между островами, как в прошлом… Но это невозможно. Позволь подобное, люди начнут требовать большего, и никогда не остановятся.
- Ты говоришь, как Цеоний – сказал Тэрин, перекинув ноги в здание – Хотя от этого легче не становиться. Что все люди острова думают о моем отце? Они призирают его, боятся?
Мальчик почему-то выглядел обиженным.
- Это не важно – мягко ответил Одд. – Пойдем лучше посмотрим, как мама справляется с толпами жаждущих. Возможно, это войдет нам на пользу.
Тэрин кивнул и спрыгнул с подоконника, так неуклюже, как и все остальные полные люди.
- Пойдем – сказал он, и направился вперед.
В зале оказалось довольно тесно. Под высоким сводчатым потолком, в мертвом молчании, висели две круглые люстры, наблюдавшие за всеми собравшимися. У двери стояло двое стражей, в золотых плащах, что всегда находились в поместье. Мама решила не пускать в этот зал воинов в зеленых, ее и саму не радовало подобное. Под одной стенкой находилась длинная пустая лавка, а под другой несколько мягких стульев. Хоть сквозь открытые, высокие окна сочилось тепло, гонимое лучами солнца, стены в помещение выглядели серо и неуютно. Впереди, на низком помосте располагался длинный стол, за которым сидели в глубоких креслах, Каммэли, Цеоний и Асбьерн. По обе стороны, словно статуи, возвышались вооруженные стражи. А в центре зала, словно представ пред содом божьим, стоял старик в оборванной, грязной рубахе. Возле него стоял мальчик лет трех, и серый мешок, наполненный неизвестно чем.
Когда дверь скрипнула, все разговоры стихли, а все внимание переключилось на крадущихся под стеной, мальчиков. Одд заметил недовольный взгляд матери, но останавливаться не стал. Они подкрались к самом столу и уселись на стулья у высоких окон. Никто не решался заговорить первым, чувствуя некую неловкость.
- Продолжайте, - женственным голосом, приказал Цеоний.
Он выглядел словно новорожденный. Гладкая, бледная кожа. Черные, густые волосы, локонами спадали до плеч. Глаза маленькие, как у крысы, а нос длинный. Он сидел в мешковатом балахоне, и выглядел монахом, а не библиотекарем.
- Х-хорошо. – Кивнул старик, оглядываясь на внука. На ногах у него старые лапти испачканы навозом, и запах начал тянуться по помещению – Вы знаете, что подошел сезон сбора зерновых, и мы конечно же делаем все, что в наших силах. Но дождей очень давно не было, и на острове воцарился штиль на несколько недель. Это сейчас ветер северный и прохлада, а несколько дней назад было не продохнуть, как жарко. Начались пожары на полях, несколько человек погибли, еще больше получили сильные ожоги…
- Покороче – брезгливо вставил Цеоний, делая вид будто ему ужасно скучно и душно – Нам еще таких как ты несколько сотен выслушивать…
Каммэли хмуро взглянула в темные глаза библиотекаря, давая понять, что его замечания неуместны. Цеоний в ответ лишь пожал плечами.
- Значит… - неловко продолжил старик – Пожары то проделки пронырливых огневичков, что взбесились после долгой засухи. Эти существа – духи глубоких лужиц, застоявшихся прудов и маленьких, пересыхающих болот. Их муравьиные тела вспыхивают, когда они не могут найти воды, поэтому засуха так опасна. В основном их можно в лесах в густой траве, у реки, но иногда и в полях сохой пшеницы, где работают люди. Они помощники нашего Бога Аоигана, и…
В этот раз он запнулся, когда Цеоний резко поднялся и подошел к окну, делая вид будто не слушает.
- В общем, если не принести жертву. – быстро закончил старик – Аоиган не пошлет на землю ни капли воды.
Каммэли задумалась, ее взгляд пополз к Цеонию, а потом вернулся к Асбьерну. Никто из мужчин не выражал поддержки. Седобородый старик перебирал в руках курительную трубку, вожделея вкус табака на губах. Библиотекарь даже не обернулся, чтобы что-то посоветовать. Ей пришлось сделать вид, что она усердно размышляет, хотя в душе уже все решила.
- И о какой жертве идет речь? – тихо спросила она.
Старик повернулся к госпоже ухом, прислушиваясь.
- Говорю, какую жертву вы хотите принести? – повторила она.
- Которая будет в самый раз – вставил Цеоний, возвращаясь на место. – Думаю, этот старик и деревенские монахи знают, как проводить данную анафему. Вы ведь хотели разрешить старику провести этот обряд, не так ли?
Каммэли слегка обескуражено взглянула на старика, а потом на библиотекаря.
- Конечно, - кивнула она – Можешь идти с Богом и моим разрешением.
- Благодарю вас – поклонился тот почти до самого пола, и рукой заставил поклониться внука. – Да хранят вас Боги и да будет фатум легким и счастливым.
Он пятился к самой двери, не поднимая головы, и продолжал желать госпоже всех земных и не земных благ. Одд не провожал его взглядом, как все остальные. Его интерес был направлен на Цеония, который с облегчением перевел взгляд от двери к Каммэли. Эти двое всегда мило беседовали, закрывшись в библиотеке, и то, что сделал Цеоний сейчас не спроста. Наверняка, он хотел избавить ее от деталей людских жертвоприношений. Ибо Боги Плывущих островов, в частности и Аоиган, требуют много крови животных, или чуточку человеческой.
Когда дверь закрылась, Каммэли упёрла осудительный взгляд в сыновей.
- Я велела не покидать ваши комнаты – властно произнесла она – Что вам помешало исполнить сей приказ? Или что стало причиной вашего неповиновения?
- Скукота и одиночество – легко ответил Одд.
Тэрин промолчал, прячась за братом.
- Я не желаю, чтобы вы выслушивали этих людей – грозно произнесла мама – Покиньте этот зал и вернитесь в комнаты. Не то мне придется вас наказать.
- Но, я думаю, что это пойдет нам на пользу – насдавался Одд.
- Каким же образом? – хмуро спросила Каммэли – Не вижу здесь ничего поучающего. К тому же вы находитесь в опасной близи ко всем, кто сюда входит. Не хватало, чтобы вы еще и заразу какую-нибудь подцепили. Уходите…
Тэрин поднялся, но Одд не сдвинулся с места.
- Я просидел в комнате весь вчерашний день – начал он – И не извлек из этого ни единого урока…
- Не препирайтесь, молодой человек. – настаивала мама – Вы не в том положении. Асбьерн…
Цеоний прищурившись взглянул в синие глаза парня, и произнес:
- Думаю, парень прав. Посиделки в комнате ничего полезного не дадут, а созерцать, как проводятся приемы – может быть полезным в будущем. Это будет аксиомой. Пускай сидят.
Каммэли хотела что-то ответить, но в дверь раздался стук, и ей пришлось пригласить очередного посетителя в зал. Одд перевел взгляд на открытую дверь, в которую зашел высокий, коротко стриженный человек в желтом, дорогом кафтане, с ватой на груди и белым воротничком. На ногах кожаные сапоги с каблуком, а в руках трость. Он уверенным, широким шагом прошел к средине зала и щедро поклонился. Одду показалось, что он какой-то циркач. Волосы черные, и торчать ежиком, глаза словно серебряные монет, сверкали точно праздничный салют.
- Я, Табер из рода Монофловеров, рад посетить сей огромный феод, и повидать прекрасную госпожу Каммэли из дома Торваров. – Громко, скрипучим голосом, произнес он. – Отдаю должное сказаниям, вы и вправду очень красивая. И даже краше, чем вас описывают! Я бы принес поздравления хэерсиру Орею из рода Торваров, но мои глаза не могут найти того, кто бы походил не него. Пересуды гласят он с сажень ростом, золотоволосый, синеглазый и худой. А в его глаза собрался холод из всего севера…
- Вам лгали – неловко вставила Каммэли.
Пока Табер говорил, все заворожено слушали, удивленный столь пафосным появлением, и громкими речами. Манера которых походила из риторики северных островов. И никто не мог найти в себе смелости перебить этого человека, поэтому когда Каммэли вставила слово, это показалось так робко пугливо, что на лице Табера повисла озадаченная гримаса.
- Он не такой – прочистив горло, твердо выдавила мама – Вас одурачили.
- Некоем образом! – выкрикнул он. – Однажды я встречал его. Источники не врут, моя госпожа.
Одд залился снисходительной улыбкой. Ему казалось глупей Тэрина на свете никого нет, но нет. Ошибся.
- А вы видимо его сыновья? Какая честь! – Табер скользнул к стульям, вмиг очутившись возле парней, и схватил их за руки.
Стражи лишь спустя несколько секунд спохватились и, обнажив оружие, поспешили окружить мужчину. Но Каммэли жестом остановила их.
- Мне удача улыбнулась, - сказал Табер.
- Что вы имеете ввиду? – нахмурившись спросил Каммэли. – Чего вам нужно?
Табер выпрямился точно военный генерал, и промолвил:
- Я проплыл сотни лиг по морю. От вершины Шток-острова, самого северного из Плывущих, аж к вашему, самому последнему, что находится так далеко от основной массы островов. Услышав, что вас посетил Бог плодородия, и в доме появилось на одну радость больше, я собрал вещи, и слуг, самые дорогие товары из закупленных в далеких путешествиях на юг, и направил корабли сюда. К вам. И вот теперь, стоя перед самой красивой из всех, я прошу лишь уделить мне один вечер, и угостить ужином. Я бы сам пригласил вас, но мой дом слишком далеко от сюда.
Он поджал губы, словно выполнил свой долг и ожидал положительного ответа.
- Фрустрация – улыбнулся Цеоний – Невиданная наглость. Пришли сюда, раскрашены как женщина, для пущего эффекта. Горлопаните и требуете невозможного…
- Хорошо – неожиданно выпалила Каммэли, на удивление всем.
Даже сам Табер слегка удивился, так неожиданному согласию.
- Мне импонирует ваша экзальтация. – спокойно добавила она – Думаю все уже устали от тоски. Нам нужна встряска, а судя по виду, вы можете развеять повисшую в нашем доме хандру.