Ледоруб. Глава 9

Глава 9 – Ховала.

(Атей Людевит)

Карета двигалась словно гусеница в пыли. Постоянно притормаживая и разгоняясь, раскачиваясь из стороны в сторону. По рыжим глазам Атея можно было прочитать усталость. Он пытался выхватить хоть несколько слов из строчки, прежде карета снова качнется. Хоть занятие и не было продуктивны, но закрывать книгу он не решался. Богдан безразлично вглядывался в окошко, поежившись от холода, забиравшегося сквозь даже самые мелкие щели.
Атей не выдержал и раздражено откинул вуаль, чтобы взглянуть, где они находятся.
- Что за черт? – Нервно кинул он, когда увидел непроглядный слой стволов секвой. - Мы уже давно должны были добраться до Старисполя.
Богдан лишь пожал плечами.
- Возможно, это к лучшему. – задумчиво произнес Атей – Я сильней проголодаюсь.
Но на этих словах карета в последний раз качнулась и остановилась.
- Что происходит? – насторожено произнес Атей, и начал вглядываться в окошко.
- Я погляжу – буркнул Богдан и отворил дверь.
В карету ворвался холодный ветерок, и яркий свет на которые отреагировал Нолл, громкими криками. Богдан выскользнул, шурша длинной одеждой и погрузил карету в тишину и одиночество. Неподалеку слышались стуки топоров, громкие указания надзирателей и треск дерева. Спустя несколько секунд вернулся Богдан.
- Мы застряли. – спокойно произнес он. – Думаю, вам стоит выйти и самолично во всем убедиться. Вилидар говорит, что это может занять некоторое время.
Атей тяжело вздохнул, но последовал совету. На улице оказалось много народу. Лесорубы таскали доски и лестницы. Большие пилы и топоры. Атей оглянулся вокруг и увидел, что в поперёк дороги упала тысячелетняя секвойя. Ее ствол огромен, не менее десяти метров в диаметре. Высота самого дерева около ста метров, и дерево упало где-то серединой на дорогу.
- Похоже, мы здесь на долго – буркнул Велидар, восседая на гнедом жеребце.
Его красный плащ тянулся к земле, но намертво завис на уровне колен коня. Рудая борода торчала из глубокого, с меховой оторочкой, капюшона. А на левом бедре свисал длинный меч, в черных ножнах.
- Похоже, ты забываешься – Атей, даже не взглянул на личного охранника, и повернулся спиной – Будто мне есть дело до того, что тебе там мерещиться или думается.
- Не будьте столь строги, мой господин – с высокомерием говорил Велирад, гадко улыбаясь – Разве я свами разговаривал? Мои мысли для всех, кто их слышит, будь то дерево или ветер. Или какой-то там лорд.
- Или кто-то сейчас престанет за зря колыхать воздух, - прыснул Атей, сквозь сжатую челюсть – Или мне придется поделиться его трупом с изголодавшими волками.
- Как мне льстит ваша раздражительная злоба – улыбнулся Велидар, и направил коня поближе к упавшему дереву. – Впрочем, она лишь говорит о вашем бессилии.
Мимо кареты пробегал один из надзирателей в черной высокой шапке и буром плаще, он заметил Атея и остановился рядом.
- Простите за это. – быстро начал он – Ребята не заметили трещины в стволе и оно свалилось в незапланированное место. Нам придется выпилить проходы, чтобы вы проехали, а это займет некоторое время.
- И сколь же мне торчать в этой глуши? – брезгливо спросил Атей.
- Точно не могу сказать, - потирая руки ответил надзиратель – дерево не менее десятка шагов в диаметре. Но мы постараемся как можно быстрее исправить ошибку. Я выгнал всех рабов сюда, что бы они побыстрее исправили свою ошибку.
Атей оглядел упавшее дерево в обе стороны.
- А объехать никак? – спросил он – Я спешу.
- Никак, господин – ответил надзиратель – Вы же видите – тропы узкие и извилистые. Карета не проедет, корни деревьев не дадут проехать, а пешком вам далеко идти. Дерево свалилось на дорогу серединой, поэтому подождать не так уж и глупо, если вы желаете продолжить путь. Но ели нужно, то ребята проводят вас к городу через лес. Дети лесорубов выросли между этих деревьев и знают все тропы. Не пропадете.
- Нет уж – скривился Атей – Я подожду здесь.
Надзиратель задумчиво почесал подбородок.
- Тогда вы можете подождать в охотничьем домику, здесь, неподалеку. – произнес он, указывая между деревьями – Охотники сделали халупу между деревьями, правда в этом лесу дичь уже несколько лет, как вся разбежалась. Поэтому никто домиком больше не пользуются, а вот надзиратели лесорубов нашли там очень неплохое убежище от холода. Домик, конечно, больше похож на нору в стволе дерева, но уверяю вас, места там хватает…
- Мысль о том, что я буду сидеть среди нищих меня не прельщает. Вы бы лучше поторапливались, и убрали дерево с проходу, я еду к императору, а он не любит, когда кто-то задерживается.
- Простите великодушно, - поклонился надзиратель - Я выгнал работать всех рабов над этим деревом… И в том доме нет никого, кроме странствующего торгаша.
Он протянул руку и указал на повозки, стоявшие поодаль от дороги, которые охраняло несколько коренастых наемников в бурых плащах, кожаных куртках и высоких, меховых шапках.
- Это его товары. – продолжил – Он застал все зрелище, и сидит в домику уже почти час. Пока что это единственное, что я могу предложить. К тому же, если охота отведать хорошего эля, или выдержанного меду…
Атей тяжело вздохнул. Не нравилось ему, что придется просидеть пол дня в каком-то убогом домике в компании торговца. Не для этого он выехал так рано, не позавтракавши. Ветер завывал между высокими секвойями. Атей поднял голову, и не смог увидеть верхушки деревьев. Солнце пробивалось сквозь толстые стволы, покрытые грубой, морщинистой корой, в щелях которой набился снег. Атей оглядел эти белые побеги на темной коже и задумался о долгой жизни каждого из деревьев. Они прожили почитай тысячу лет и никто их не трогал, но человеку нужно тепло, и материал для постройки жилищ, а эти секвойи самое то. Завалил одно дерево – обеспечил небольшую деревню дровами на целый месяц. Но все же валить этих гигантов не так уж и просто.
Атей взглянул на лужайку, где расположились повозки. Некоторые набиты мехами, в других стояли бочки, третьи, укрытые брезентом, не показывали содержимого, но бедным торгаш явно не был. Подумав несколько секунд он согласился на предложение надзирателя и, оставив Велидара у кареты, последовал за ним к охотничьему домику. Богдан семенил сзади не отставая и не разговаривая. Он даже не спросил куда они идут.
Тонкая, вытоптанная тропка, змейкой тянулась между огромными корнями, что иногда торчали из-под снега, над головой нависали широкие тени исходящие от, стремящихся в синее небо, высоких, пико подобных гигантов. А ветер пытался покачивать тонкими ветвями, что взобрались на самую верхушку дерева и боялись спускаться вниз по стволу.
- Вы наверное по важному делу идете к императору. – Говорил надзиратель – Наверное у вас на то веская причина… Я то сам в город не часто выбираюсь. Работа не позволяет. Древесина нынче в ходу в любой точке материка, и заказов много. Сами понимаете, как это бывает.   И пока его светлость еще не видел. Лишь несколько раз на праздники в честь рассвета, и когда провожаем солнце на закате. Говорят, он огромен и селен, как бык…
- Ничего необычного – легко ответил Атей, невзирая на недовольное лицо надзирателя – Обычные человек, напыщенный, разодетый в самые дорогие одежды. А его челядь та еще свора лжецов и подхалимов. С такими за одним столом унизительно сидеть… Смотреть на все эти крысиные глаза, хитрые ухмылки… Вы уж поверьте, посмотреть на короле – это последнее, что захочется вам увидеть, когда поймете какой он на самом деле.
Надзиратель на секунду остановился.
- Простите, - робко начал он – Но как-то не вериться. На их плечи возложены бразды правление не одним народом. А империя является самой могущественной и самой большой в Сиолне. Если император не будет сильным, он не сможет удержать все в своих руках…
- Ты его боишься? – насмешливо перебил Атей.
- Только дурак не боится своего правителя – тихо ответил надзиратель, боязливо посматривая на лорда, через плечо – А если не боится, значит господин не сможет его контролировать.
- Значит ты глупее, чем я думал… Наивный, глупый раб. – выдохнул Атей.
- Я не раб – возмутился надзиратель – Для них я господин. И они меня боятся. Боятся моего гнева, моей силы. Кнута в моих руках. Я распоряжаюсь двумя сотнями душ, и могу делать с ними все, что захочу. Для них я император, и даже бог.
- Власть пленяет. – выдавил Атей, а сам витал совсем в другом пространстве. – Не так ли?
Где-то послышалось скрипящие крики зимней сойки, что разлетались между деревьев. Атей огляделся, но звук отражался от многочисленных препятствий, и казалось, что звук льется отовсюду. Определить, откуда кричала птичка, не удалось.
- Его светлость Радивит: справедливый, сильный, - начал надзиратель, мысленно загибая пальцы – Он правит великим государством, сильнейшей армией в мире, и не нуждается ни в чьей помощи. Он великий император…
- А еще вспыльчив, ребячлив, любит выпить и провести ночь подальше от ложа жены. – ответил Атей, лавируя между корнями. – Радивит обычный человек, и кто его боготворит – полный дурак.
Надзиратель с испугом оглянулся, даже слегка приостановился, чтобы убедиться в наличии хорошего слуха.
- Вы верно шутите? – риторически спросил он. – Его светлость весьма великодушный правитель…
В глазах надзирателя вспыхнула холодная злость, а на лице заиграла ярость.
- Ты думаешь, что ему есть до тебя дело? – спокойно говорил Атей, полностью сосредоточившись на дороге – Тогда ты дурак которых нет на земле. Скорей для него ты, как назойливая муха, жужжащая у хвоста коровы. К тому же политический деятель из этого обалдуя никудышный. Заставляет жен лордов возлегать с ним в постели, растранжиривает казну на лево и на право, не задумываясь о последствиях. Скидывает все скучные дела на совет и никогда не приходит туда. Думаешь, он предложит хоть кроху своей пищи, если ты будешь рядом корчиться, умирая от голода? Хах! Как бы не так.
- Человек, победивший Брячиславского берендея не может быть столь подлым, как вы его описываете. – Возмутился надзиратель. – Мы незнаем его с лучшей стороны, как императора, так и человека. Да любой деревенский пройдоха скажет, что его светлость Радивит – великий человек.
- Разве любой деревенский пройдоха может похвастаться достаточно большим умом, чтобы понимать, как ведутся политические игры? Разве любой пройдоха может сказать, что лично знаком с императором? Ты, никогда не видевший человека, которого боготворишь, утверждаешь, что он само великодушие, но даже не представляешь, на сколько ты ошибаешься – раздражительно хмыкнул Атей – Ты уж поверь, фраза: «Помоги мне» - поставит жирный крест на вашей долгой дружбе с Радивитом. Последний, кто это говорил, был искупан в свином дерьме. Это фраза для любимого императора нашего означает лишь одно – ты превратился в нищее существо, которое теперь недостойно находится на пьедестале возле королевских ног. А все эти расказни о берендеях, драке с толпой бандитов, когда он пытался помочь бедным селянам – лишь фикция. Но к сожалению подобные враки слишком восхитительны, чтобы в них не верить. А каждый глупый, необразованный, приземистый и близорукий селянин имеет привычку верить всему, что им говорят высокородные господа, или, чего лучше, льстивые песни бардов. Но я тебе скажу больше, половина из всего, что тебе говорит верховный жрец и маленький божий провидец – наглая, придуманная такими как я, ложь.
Атей довольно вздохнул, и оставил надзирателя в тяжелом недоумении. Когда он закончил тираду, они как раз приближались к домику. Атей заметил его по пустым, темным, застекленным глазницам, утыканным в большом стволе дерева. Дверь находилась между массивных, распростертых корней, и вела вниз. Пришлось наклониться, чтобы пролезть в нее. Преодолев несколько ступеней, Атей оказался в весьма уютном домику. Круглое помещение, по среди комнаты очаг, а вокруг лавочки, за которыми уже сидело двое. Под потолком куча разный веников и охапок сушенных трав. На другой стороне, под окошками расположился большой стол, забитый посудой и утварью. Справа расположились две узкие кровати, а слева подставки для луков и разных охотничьих принадлежностей, хотя сейчас они пустовали. Атей скинул плащ с бурой, медвежьей оторочкой и отдал слуге. Богдан безрадостно принял его и повесил у входа на крючок, а затем уселся на кровать, позади господина.
- Еще одна жертва обстоятельств – радостно воскликнул громоздкой торговец, с большим животом.
Он выглядел довольно весело, чего Атей не понимал. Глаза и волосы темные, щеки обвисшие, нос пятачком, а уши большие и обвисшие словно старый виноград. Он растянул тонкие губы в приветливой улыбке, почесывая пухлыми руками выпуклый живот. Желтый, с широкими рукавами, дублет, обтягивал полное тело торгаша, а сверху свисала меховая накидка без рукавов. Как все торговцы, этот любил украшать себя драгоценными металлами. Серебряная цепь свисала до груди, а в кулоне светился мутно-зеленый змеевик. Волнистые кудри выглядывали из-под низкой меховой шапки, но он ее снял, когда подошел поздороваться.
- Любогост, – произнес он тонким голосом – товарищ по несчастью. Рад знакомству.
Атей любезно протянул руку, хотя заводить новые знакомства с очередным подхалимом ему не хотелось. Уж больно сильно он злился на Велидара, за недавнишний разговор. Этот, притянутый за уши, рыцарь не знает своего места, позволяя слишком много. Не сдерживается в колкостях, иногда игнорирует приказы, хотя и не сильно важные. Но когда дело подходит к апогею – Велирад проявляет весьма ценные способности. А еще он прознал о некоторых делах Атея, и теперь при его внезапной, неожиданной смерти Радивит узнает весьма занятные вещи о своем друге.
- А вы… - с надеждой произнес Любогост, устав ожидать собеседника.
- Атей – ответил тот, и присел у очага, над которым свисало несколько белых, освежеванных зайцев и бурых птиц.
- А это мои сыновья – произнес Любогост, указывая на остальных присутствующих. – Старший – Богослав, средний – Боголюб. И младшого зовут Третяк, совсем как того провидца, что жил больше полвека назад.
Старший и средний походили друг на друга и крупным телосложением, и угловатыми лицами, но Третяк словно новорожденные ребенок. Низенький, худой, коже бледная, словно просвещается, а волосы длинные и серебристые. Он взглянул прозрачно-серебристыми глазами из-под нависшего, высокого лба. «Альбинос» - понял Атей.
- Вижу семья не в сборе, - ответил он, присаживаясь, хотя совсем не хотел заводить разговор.
В голове повисла мысль о Велидаре, и разных способах его устранения, но торговец умело мешал этим раздумьям.
- Вы имеете ввиду мою жену? – улыбчиво говорил Любогост, с трудом усевшись обратно на лавку. – Ее никогда не было. Моя жена - дорога от одного города к другому. От одного рынка к другому. Но эти дети не бастарды. Их я нашел на рыночных площадях в разных городах, и решил приютить. Блуждали в поисках милостыни, или того, что плохо лежит. Боголюба и Богослава я приютил, когда они умудрились увести у меня одну из повозок. Конечно мне стоило разозлиться и показать их в ратуше, тюремщикам, или судье, или страже. Не важно. Но я не смог этого сделать, и просто предложил им путешествовать со мною. Вот уже восемь лет прошло, а ребята все еще в моей команде. А Третяка… Этот мальчик весьма способен не только в воровстве. Я так скажу, он очаровал меня своими скрытыми способностями. Хотя его странная болезнь и привлекает внимание, он умеет быть незаметным. Совсем как тень на снегу. Тихий и скрытный. 
- Великодушно, - безразлично ответил Атей.
А про себя подумал: «Тащить всяких нищих и грязных нелюдей к себе домой. Это глупость сверх меры моего понимания». Он с отвращением оглядел всех присутствующих. Казалось, что все к чему можно прикоснуться в этом убогом домику, принадлежит грязным, вонючим нищим, которых Атей не воспринимал, как людей. Подобных связей он чурался.
- Я ведь не один такой. – Любогост перевел хитрый взгляд на Богдана, который не следил за беседой, а просто наслаждался теплоте и мягкости кровати.
Атей последовал примеру торговца, и внутри заиграло странное предчувствие. Слуга вообще никак не отреагировал.
- Что вы имеете ввиду? – нахмурился Атей, ведь никто не знал, что Богдана он приютил, как дворнягу.
- Говорю, что жизнь странствующего торговца приводит к многим знакомствам, с такими же трудягами – начал Любогост – И некоторые поговаривают, что неравнодушные люди часто берут детей из улиц к себе на попечение. Ухаживают за ними. Окружают заботой и любовью, какой способны. Это достойно похвалы. Не каждый готов возлагать на свои плечи столь тяжёлую ответственность. К тому же, не каждый относится к таким людям, как к людям. Вы согласны?
Атей недружелюбно взглянул на визави.
- Абсолютно. – ответил он, думаю, что худшего начала дня у него еще не было – Все слишком заняты своими делами.
- Настолько, что не замечают ничего, кроме собственных проблем. – мелодично говорил Любогост – Мир катится под откос, в коне которого непроглядная гуща скрытой ненависти, высокомерного тщеславия, всепоглощающей алчности и развратной похоти. Все это следствие неутолимой жажды, что таиться в недрах наших сердец. И знаете, что является тому причиной?
Атей устало поднял взгляд к висевшим над очагом, освежёванным кроликам и птицам.
- Что же? – вызывающе спросил он.
- Вы – легко ответил Любогост, а после паузы добавил – И я. Рассадником неутолимой жажды является видимая возможность. Мы идем к своей цели по костям обычных людей, и не считаем трупы. Может когда-то и обернемся, чтобы ужаснуться, но не сегодня…
Атей с любопытством взглянул на торговца. На подобный разговор он никак не надеялся.
- А разве рассадником всего грешно не является, так вожделенная многими, власть? – спросил он, взъерошив рудые волосы. – Она открывает многие двери, и дает много возможностей.
- Вот-вот – подхватил торгаш – Вы посмотрите на всех этих напыщенных лордов, королей, императоров, помещиков, работорговцев. Им нет дела до того, что происходит в их владениях. Имея столь огромные богатства им нужна лишь полная, тотальная власть и еще больше богатства. Людям нужна помощь, они рассчитывают лишь на себя, каждый день вознося молитвы Богам. При этом они обязаны любить своих правителей, а все недовольства прерываются в корне. Весьма кровавым манером. За последние несколько лет странствий я познал больше отчаяния, боли и ненависти больше нежели любой, кто мог слушать самую печальную песню барда, или смотреть самую драматическую постанову лицедеев. Причем в каждом из городов происходит одна и та же беда. Все ввериться вокруг одного и того же.
- Беда, которую не решить никакими деньгами в мире – ответил Атей – Всем хочется жить лучше, но позволить распоясываться народу недопустимая глупость. Потакая желаниям одного – угнетаешь другого. И так будет всегда. Человек не способен изменить своим желаниям, похоти и тщеславию. Ведь все его дела берут начали именно из желания быть любимым, богатым или известным.
- Вы несомненно правы, - улыбнулся Любогост – Но я ведь не о том. Не стремиться к чему-то лучшему это неестественно, но пресекать эти стремления глупо. Сейчас в Сиолне век мирной жизни. Никто не воюет, никто не страдает. Император Истогора вполне удовлетворен своим положением и возможностями. Сомидия – народ миролюбив и тихий. У них всегда найдется что противопоставить войнам. Иения сосредоточилась на делах внутри государства. Все эти перевороты, бунты, заговоры против трона и короля отнимают все внимание. Но между тем люди скучают. Им надоело видеть то дерьмо, что происходит вокруг. Все эти потуги удержать власть, заставить лордов подчинятся, рабов работать, а чиновников платить хорошую дань понятны, но не оставляют ничего чем можно было бы гордится. И поэтому людям нужны зрелища. Чем-то нужно задурить голову рабочих, крестьян и кметов, а что лучше удовлетворяет народ, как не кровавое зрелище.
- К чему вы клоните? – сощурился Атей.
- К тому, что усмирять желание людей поднимать бунты, выделяя огромные деньги на ходячие труппы, циркачей, театры и прочее, и прочее – глупо. При этом император полностью игнорирует потребность людей в улучшении уровня жизни. Он бы мог выделять деньги, чтобы развить то, что действительно могло бы помочь народу, без всякого ущерба для своих богатств. Люди не страдали бы так, как сейчас. Вот эти бы ребята не шастали по рынку с кучей дворняг в поисках еды. Я не понимаю, почему они хотят, чтобы их любили, пели о них песни, писали в хрониках о подвигах, но ничего для этого не делают?
Атей призадумался, потупив взгляд. Из очага вырывался утробный гул, и треск горящих дров. «Развить внутреннюю экономику. – крутилось в голове у Атейя – Это неплохая идея, но слишком сомнительной выгоды. Возможно если продумать более тщательно, все это могло бы стать, или хотя бы приблизится, к реальности.»
- Третяк, мальчик мой – произнес Любогост – проверь, как там наши курочки запекаются.
Парень бесшумно скользнул к очагу, ловко открыл крышку и проверил тамошние блюда. Атей ощутил сладкий запах запеченного мяса, и в желудке заскрипело.
- Ваши слова не лишены смысла – выпалил Атей, чтобы скрыть неловкость. – Но чем больше получаешь, тем больше желаешь. Никто, получив свое не остановиться на достигнутом, вы должны учитывать и это. Раз хотите сделать жизнь людей проще.
Любогост заглянул в очаг.
- Беседы беседовать нужно сытым. – произнес он – А вы таким не являетесь… Ну как там?
- Готово – тихим, слабым голосом, произнес Третяк. И принялся наполнять утварь разделанными телами молодых птичек, а рядом высыпал запеченные грибы, политые жиром.
Атей пытался показать, что он мог бы и обойтись без подобного гостеприимства, но тарелку принял с радостью. Он даже не заметил, как разговор втянул его с головой. И теперь слушал торговца внимательно.
- Я же говорил: мальчик способный – засмеялся Любогост, заметив, как молодой лорд насаждается мясом. - Знаете, плюс странствий в том, что я могу покупать разные товары дешевле, и продавать их дороже, при этом не сковывая себя в их использовании. Вот это мясо было приготовлено в различных специях, которые выращивают далеко на юге, на малом материке. А грибы любимое, взращённое в подпольях, растение брячиславцев. У них это стоит гроши, и на рынках почти никто не продает. Зачем? Ведь у каждого в подполье это добро растет в достатке. Эти маленькие шапочки, на тонких ножках обрастают влажные, чуть прогнившие бревна, и всего за несколько дней вырастают огромными. Монахи из Восьмипалого уходят в служение богам пожизненно. Это в основном слепые, немощные, больные, те, кто не в состоянии двигаться люди. Они спускаются под землю, и возносят молитвы Богам, читают заговоры, и накладывают мощные чары, которые сопутствуют росту всяческих растений. В основном, учитывая их грунт и манеру жизни – это специи. Истогорцы, да и вообще больше никто не станет тратить жизнь на подобную чепуху, но по радовать вкусовые рецепторы желает каждый. Вы понимаете?
- О чем конкретно? – не понял Атей – О том, что жить в странствиях выгодно? Или о том, что истогорцы ленивые? Пока, я не понимаю, к чему вы клоните.
Любогост снова продемонстрировал хитрую улыбку, не сползающую из его пухлого лица.
- Хорошо, я объясню. – Начал он. – Представьте, что я теряю на путь от Радислава к Старисполю почти три месяца, если плыву морем, через Восьмипалого. И в двое больше если материком, через Славиглар. Преодолевая этот путь по кругу в очередной раз, я раздумывал о всей это штуке о развитии государства, об алчности императоров, о лени лордов. И останавливался как-то в одной деревушке на окраине Братских гор. Кто-то из селян сетовал, что не может пройти к другой деревни из-за недавно выпавшего снега, а ведь там жили его родители. И пока бродячие патрули не делали обход, ему пришлось сидеть дома. Тогда я и подумал над тем, что было бы если я смог добираться от Радислава до Старисполя за три месяца сушей. Это бы увеличило мои доходы почти в трое, поскольку, капитаны кораблей не желают перевозить меня за бесплатно. Каждый раз по прибытию мне приходится покупать новые телеги. И плывя морем не часто удается найти место, где можно продать товары. А путешествуя сушей мне бы удавалось закупать и продавать во время путешествий. Понимаете?
- Теперь да. – кивнул Атей, отдав тарелку Богдану, который отнес ее на стол. – Вы говорите об улучшении сообщения между городами и селами. То бишь, о хороших дорогах. Для повышение продуктивности торговли, и торговых путей.
- Именно – с облегчением выдавил Любогост – Это бы прекрасно облегчило нашу жизнь… Хотя не только нашу. Это бы стало новым витком в истории. Это сопутствовало бы не только развитию торговли, друг.
- Кто вы – серьезно, и так внезапно спросил Атей.
Его лицо выражало подозрение, красные глаза испепеляли торговца, и ни одна мускула не смела вздрогнуть. В комнате повисла тяжелая, и такая пугливая тишина. Чувствовалось натужное дыхание всех присутствующих, и никто не мог понять в чем проблема.
- Кто вы – послабив голос, повторил Атей – И где дели тупых, алчущих наживы, торгашей?
- Вы меня раскусили – нервно, словно избежав кнута, улыбнулся Любогост. Пытаясь усмирить нахлынувшую дрожь в руках, и резвый стук сердца он выпил чашку воды – Я просто не всегда был торговцем. И очень часто, и много читаю. Некоторые книги позволяют разглядеть в мире нечто действительно ценной, а в обыденных вещах нечто полезное. Так я пришел к некоторым выводам, что в свою очередь привели меня к подобным умозаключениям. И поверьте, я еще на многое способен. В моем арсенале остались еще некоторые ценные мысли.
Атей кивал, восхищаясь подобным подходом к книгам, ведь и сам очень любил читать.
- А как вы собираетесь провернуть подобное? – спросил он, не скрывая интерес – Ведь снег такой, что любую хорошую дорогу превратит в непроходимый участок.
- Это легко. Но придется выделить немного казённых денег. – улыбнулся Любогост – Я веду дневник, куда записываю подобные мысли, и с радостью поделюсь им с тем, кто сможет воплотить все это в реальность. Ведь в первую очередь – это выгодно мне.
- Тогда сочту за честь принимать вас в своем замке. – Торжественно произнес Атей. – вас обеспечат всем, чего пожелаете.


(Артамир Ледоруб)


 Следы вели четкой линией по открытой местности. Частокол деревни остался далеко позади, и уже совсем скрылся из виду. Артамир брел между низкими, раскинувшимися на многие версты, холмами, усеянными сухой травой, торчащей из-под снега. На горизонте растянулись бледные тучки, сливающиеся с вершками холмов. Иногда Артамир натыкался на одинокие, низкие, укрытые словно волной снега, деревья. Они казались заблудшими путниками, коих холод застиг врасплох и заморозил в усталых позах, прикрыв толстым, белым одеялом.
В следующий миг Артамиру пришлось спустить в небольшой ров, где следы расположились под отвесной горкой из глины. До половины она засыпана снегом, но верхняя часть выглядывала. По обе стороны от рва располагались не только редкие ели и сосны, но и древние дубы, раскинувшие ветви огромной паутиной. На некоторых ветвях сидели воробьи, оживленно чирикая и снуя вокруг дерева. Артамир слышал все прекрасно, чувствовал холод на щеках, но голова занята совсем другим. Слова парня застали врасплох, и громким эхом кружились по кругу, не давая сосредоточиться на дороге. После выпитого алкоголя мир становился тусклым, расплывчатым. То уходил вдаль, то приближался, а ноги все глубже проваливались в снег.
Сидя в корчме он не рассчитал выпитого, а теперь оно давало о себе знать, и мешало ориентироваться. Ветер покачивал кроны деревьев, и карикатурные, кривые тени переливались на белоснежном снегу. Солнечные зайчики, рябили в глазах и заставляли щуриться, что мешало еще больше. В мыслях всплывали слова Кобяка, что так искренне извинялся за неудобства. Его трясущееся ноги и морщины, при разговоре, и так печальный взгляд, но не было в этом ничего настоящего. С каждым шагом Артамир чувствовал все большую злость, закипавшую в сердце, и старался ускорить шаг, следуя долгой вереницы глубоких следов.
Вскоре пришлось пробираться сквозь густую чащу, состоящую по большей степени из хрупких веток, тонких, но высоких кустов зимней ягоды, засохшей акации, дикой вишни и прочего. Артамир то и дело царапал руки о торчащие повсюду иголки, на веточках, что паутиной переплетались впереди. Непроглядная стена ограждала путников от этого леса, но Кобяк знал, как ее обойти, и любезно оставил после себя подсказки. Приходилось пригибаться, лавировать, преступать торчащие из-под снега дряблые пеньки. Над головой ветви переплетались, словно вздувшиеся вены на руках и не пропускали солнечный свет. Поэтому приходилось бродить в полумраке, что совсем не мешало зверобою. Поскольку в темноте они ориентируются не хуже животных. 
Вскоре Артамир вышел на берег не замерзшего озера, над мертвой гладью которого подымался плотный пар, и растекался между плотно растущих стволов высоких сосен. Артамир почувствовал присутствие магии, запустившее табун мурашек по спине. Там, на том берегу этого странного озера лес выглядел иначе. Загадочней, спокойней, теплей и приветливей. Так, словно никогда не знал человека. Между высоких сосен, что были словно вылеплены из снега, выглядывали меленькие, с любопытством всматриваясь в чужака, но Артамир не чувствовал того, что чувствует чужак, натолкнувшийся на сторожевую собаку. Неподалеку он разглядел широкую тропинку, вымощенную следами разных зверей. Она приглашала воспользоваться ею, что Артамир и сделал. Все деревья выглядели странно, словно обросли снегом, но на самом деле их кора покрывалась толщей белого меха. Снег окутал их стволы, и ветви так, что не осталось и крошки бурого цвета.
Артамир шел тропинкой между этими деревьями, но казалось будто он идет в тоннеле, где время застыло, и ничто не смело его побеспокоить. Лишь хруст снега под ногами монотонно разносился по округе, но никто тому не препятствовал. Даже пение птиц, или шуршание ветра. Все в этом лесу казалось таким умиротворённым и спящим, что Артамир уже давно забыл о злости, и чувствовал, как спокойствие пробирается сквозь тело, пронизывая теплыми лучами солнца, так мягко струящегося сквозь высокие кроны деревьев. Можно было поднять голову и увидеть круглый диск за паутиной из белых, пушистых ветвей, но теперь оно не резало глаза, лишь мягко прикасалось к коже лица. Так, как это бывает от близкого костра. Становилось теплей, поэтому скинуть тяжелый плащ из плеч, показалось не такой уж и плохой идеей. Он уронил корзно в пушистый снег, что пылью поднялся в воздух, и продолжил брести вглубь леса.
Взгляд выхватывал маленькие холмики на обочине, так манящие своей мягкостью. Хотелось остановиться и лечь на это безмятежное, белое покрывало и уснуть. Артамир остановил тяжелые шаги, всматриваясь в этот привлекательный горбик. Как бы было чудесно уложиться и уснуть, но как только он прикоснулся к снегу, холод обжег ладонь и привел зверобоя в чувства. Хотя чувство умиротворение никуда не делось. Он ударил себя по щекам и продолжил путь. Рука автоматически потянулась к мечу, когда стало понятно, что Артамир в очередной раз поддался магии. Застежка клацнула, рука обхватила шершавую, широкую, удобную рукоять, и меч покинул тот небольшой чехол, где пряталось острие клинка. Мышцы напряглись, ощутив вес Медвежьего клыка, но голубая сталь коснулась снега, когда мышцы расслабились.
- Черт – шепотом выругался Артамир.
Ноги намертво встряли в снег и уже не двигались. Силы полностью покинули тело. Теперь можно было лечь и расслабиться, уповая на то, что после отдыха он снова сможет идти.
- В этом лесу нельзя останавливаться, как бы не хотелось. - послышался тихий, дрожащий от магии, девичий голос - Иначе уснешь и никогда не проснешься. Сгинешь, как отбившийся от стада ягненок.
Все вокруг затянулось струящейся тьмой, и Артамир увидел, как на него смотрят многочисленные, моргающие черные глаза, витавшие вокруг головы духа. Он касался снега, но не оставлял следов, передвигаясь словно перышко, поддетое тихим ветерком.
- Хотя, полу-демонам холод нипочём. - Продолжал дух. - Но ты должен знать: ложный уют и спокойствие, царящее в этом лесу, лишь обман, созданный магией яги. Уж поверь, я вижу, скольких невинных путников это сгубило. Их души все еще витают между тихими, угрюмыми деревьями. Они пленники, навечно обреченные скитаться между стволами елей и сосен.
Артамир с трудом удерживал глаза раскрытыми, пытаясь не уснуть стоя.
- Я ведь предупреждала: яга могущественная, а ее магия коварна. - Говорила Ховала, размеренно и спокойно. Ее голос убаюкивал и успокаивал. - А ты снова попался... Впредь не рискуй так, не то лишишься жизни. И лучше бы тебе поскорей уйти. Ягу в таком состоянии не одолеть, как не старайся.
Артамир глубоко вдохнул, пытаясь обуздать усталость.
- Видимо, мы с тобой в это схожи. - выдавил Ледоруб. - Я солидарен с тем, что ты сказала, но иду в поперек логике. Ты ведь поступаешь точно так же. Совсем не боишься, что мне придется снести твою глазастую головенку.
Ховала заискрилась темными искрами, словно это ее ранило. Посох коснулся снега, и тьма замедлилась, некоторые глаза плотно закрылись, давая возможность разглядеть духа. Хитон, и красная, с длинным подолом, рубаха не изменились, а вот вуаль теперь казалась прозрачней. Тонкий, маленький подбородок, сухие, бледные, тонкие губы, круглое лицо, невысокий лоб, и темные, большие глаза, маленький, идеальный нос и длинные каштановые волосы. Все указывало на то, что душа девушки все еще помнит, кем она была при жизни.
- Ты желаешь моей смерти? - выдохнул дух, а потом понятливо добавила - Верно... Ведь ты зверобой. Убийца нечисти и нежити. Наемник высоких моралей и защитник людских ценностей. Но не делаешь ничего бесплатно. Вы, полу-демоны, инкриминируете нам богопротивное существование, но разве сами такими же не являетесь? Разве ваша жизнь не перечит вашим предубеждениям? Вашему катехизису?
 Артамир потирал глаза, заламывал пальцы, но пока ничего не помогало.
- Ты пришла мне зубы заговаривать? - прыснул он. - Тогда послушай, что я тебе скажу... Я прожил более шестидесяти шести лет, и могу ответить на твой вопрос сполна. Верно, что мы полукровки, а кровь наша демоническая, но разве не ваш брат вынудил нас к этому? Обратится к демону, чтобы убить демона. Разве это не поступок отчаявшегося человека, пытающегося обеспечить нормальную жизнь родным и близким, наследникам и внукам? Защитить их от таких вот существ, что искажают само понятие жизни. Для вас нет ничего святого, вы ходите по миру, питаясь страданием человечества. Ваши силы подпитывает наша боль, и ты упрекаешь меня в лакейской моральности? Что я не по праву убиваю тех, кто насилует женщин, похищает детей, уродует парней. Кто пожирает скот, поджигает дома вместе с жильцами, и прячет то, чем человек может спасти жизнь. За пятьдесят лет, что я прожил будучи зверобоем, в мире погибло столько людей по вашей вине, по вине таких же духов, как и ты, что потери на войне и рядом не стояли... Хочу ли я снести тебе голову? Несомненно. Но я не столь опрометчив, как мои братья. И все еще надеюсь, что подобного, бессмысленного кровопролития можно избежать.
Ховала задумчиво повисла в воздухе.
- И все же, как бы вы не пытались оправдать собственную жестокость, убийство есть убийством. - Продолжил дух, робко выдавливая слова - Мне жаль тех, кто не способен этого понять. Увидеть разницу между убийством в угоду обществу, или убийством по собственному желанию. Тому темному, скверному желанию, что таится в каждой душе. Вы потакаете тем чувствам, что прививаются вам вместе с кровью. Чувство жажды хищника. Чувство загнанной жертвы. Не так ли? Если бы вам не платили, вы бы убивали просто так...
- Нивелируешь. - Выдавил Артамир, скрипя зубами. - Хищник не станет выбирать жертву, которую не сможет одолеть. Хищник утаскивает младенцев из колыбельной. Он не ломает голову над загадками кто и зачем убил человека, не ищет виновных, чтобы воздать по заслугам и не снимает порчу. Хищник не показывает своих истинных намерений до последнего момента. До смертельного выпада. Скажи, сколько младенцев убили зверобои? Сколько домов они сожгли, лишь потому, что так им велела ведьма? Сколько женщин изнасиловали и бросили в снегу замерзать насмерть с откушенной грудью? Беззащитных и хрупких, неспособных постоять за себя? Не смей мне говорить, что я убиваю лишь потому, что мне это нравиться. Думаешь, отец, наблюдая, как его жену и детей разделывают на части убивает обидчиков лишь потому, что это доставляет удовольствие? Не без этого, но разве он не предотвращает последующее бессмысленное, жестокое убийство? Нежить, которая даже мыслить не способна. Которая должна покоиться в земле, а не разгуливать по миру, убивая все, кого найдет. Эти существа убивают без разбору, и ты говоришь, что я не могу упокоить их ради обычных людей, что пытаются выжить и без того в суровом мире?
Ховала склонила голову. Но Артамир чувствовал раздражительность в ее голосе. Обычную, девичью раздражительность, словно перед ним простая девушка. Все еще живая и миловидная девушка, пытающаяся доказать свою точку зрения. И взбешённая провалом.
- В ваших рядах половина насильников и убийц. - Надув губы, произнесла она.
- А в ваши половина бывших насильников и убийц. - спокойно ответил Артамир.
Ховала стукнула посохом и тьма заструилась сильней.
- Не нужно этих сцен - выдохнул Артамир - Я не стану убивать тебя, если ты уберёшься. Нечего проливать кровь по пустякам.
- Пытаешься оправдать свои действия? - произнесла она, сузив глаза. - Я чувствую твою боль в душе... Слышу ее жалостливую, печальную песнь. Отпустив меня ты хочешь оправдать свои прошлые деяния. Я верно понимаю? Неужели ты совершил столь гнусный поступок, что теперь пытаешься его оправдать, отпуская существ вроде меня?
Артамир не ответил. Перед глазами забегали картинки из прошлого, но не быстро от них отмахнулся.
- Выслушай меня, - продолжил дух – Думаю, я начала не правильно. Позволь извиниться, и начать заново. Я желаю лишь помочь, и не хотела обидеть, но ты ответил грубостью и я не могли не ответить...
- Убирайся - перебил Артаир. - Что бы там ни было - меня это не волнует. Я уже попадался на подобную уловку. Но не в этот раз... Уходи, пока отпускаю и не возвращайся, иначе это вылезет тебе боком.
На милом лице девушки появилось сожаление и скорбь. Но в этот раз Артамир не дал себя провести. Уж больно доверчивым он был сутки назад, когда сотский просил у него прощение.
- Когда парни попались в ведьмину ловушку, я лишь пыталась их предостеречь. Я не хотела их пугать, или прятать их оружие... Все получается само...
- Повторять не стану. Убирайся. - оборвал Ледоруб.
Тьма струилась на деревья, и с них начал сползать снежный покров, оголяя кору. Дух вдруг начал мерцать, а движение становились не такими плавными.
- Ты глупец, если пойдешь дальше. - С присущей девушкам злостью и бессилием, буркнул дух. - Яга слишком могущественная, и сейчас тебе не победить. Я пыталась помочь, хотела предупредить, но не успела. Меня призвали обратно... В этот раз все может сложиться иначе, лишь выслушай, зверобой. Отбрось эту глупую злость и послушай.
Ховала протянула умоляюще руку, словно пыталась ухватиться за уплывающий островок понимания.
- Я выслушал достаточно. - буркнул Артамир. - Ты исполняешь приказы, и не способна избавиться от ее влияния. И ты не видишь разницу между охотником и хищником. В этот раз я не попадусь на эту удочку...
- Да выслушай же! - оборвал дух - Ты погибнешь, если пойдешь дальше! Я знаю, как ты ненавидишь каждую секунду прожитую в этом мире. Я это чувствую всеми фибрами тела, поскольку я отчасти демон, а все демоны связаны. Но если ты сложишь голову за бравое дело сейчас, не сможешь помочь крестьянам в деревне. Они погибнут без твоей помощи...
Артамир поднял меч, и дух словно накололся на шип, отпрянул.
- Больше ждать не стану. - холодно произнес он.
Ховала открыла все глаза, и мир на секунду погрузился во тьму. Артамир прищурился, пытаясь приспособить свой взгляд, но безрезультатно. И в этой темноте что-то быстро приближалось в сторону зверобоя, словно выплюнутое тьмой. Он почувствовал шелест ветра, а потом в него ударился плащ-корзно, что он выкинул по дороге.
Когда все утихло, мир продолжил свое безмятежное существование. Лес снова погрузился в дремоту, и завлекал путника покоем и тишиной. Придя в себя Артамир ощутил истинный холод, и как тело озябло, поэтому окутал плечи плащом и побрел дальше, углубляясь в белоснежный лес.
Он прогнал Ховала не только потому что злился на всех деревенских идиотов, не только потому, что ему нагло врали. Не только потому, что она потеряла доверие. Самое страшное, что он ощутил, когда она заглянула глубоко в его глаза, - это разоблачение. Слишком усердно он выстаивал стены, но она видела сквозь них, сквозь маски, и это чертовски пугало. Никому он еще не доверял своих секретов. Никому не открывал душу. Никто не знает, что у него на душе. А она говорила так, словно была все это время с ним. Так, словно жила в его теле всегда.
Разозлившись, он быстро переставлял ногами. Теперь лес не мог усыпить его бдительности, как бы не старался. Следы вели ровной цепочкой к небольшой, уютной ложбине, где он обнаружил избу. Низкий дом из сруба, выглядывали из-под двускатной, заснеженной крыши. Все стены увешаны куриными лапками, связанными между собой, и подвешенными под самую крышу. Они играли роль защитной шторы, за которой скрывалась сама изба. Артамир внимательно огляделся. Никого.
Подойдя к домику, он ощутил запах разных трав и варенного мяса. Смрад сочился сквозь куриные, желтые ножки. Он раздвинул их, как занавес, но за ними была стена. Из гнилых, старых, потемневших бревен. Артамир откинул ножки рядышком, но ничего не обнаружил. Так он бродил вокруг домика, откидывая костлявые шторы, и натыкаясь на глухую стену. «Значит так? – подумал он – Чертова магия». Отсутствие двери могло значит только одно, что не произнеся определенные слова, он никогда не найдет ее.
Поэтому он спрятался в ближайших деревьях, и, воткнув в землю Медвежий клык, стал ждать.


(Святозар Красные повязки)


Сквозь дремоту, что поселилась в помещении знахарки, из-за сжигаемых трав, в небольшие окна просачивались солнечные лучи, и озаряли снующую хозяйку. Она кружила над телом Воржа уже около двух часов. И все это время Святозар сидел позади и тихо наблюдал. Они положили Воржа на длинный стол в центре комнаты, в одном уголку, над набольшим костром в казанке кипела вода. В другой стороне стоял, нагревая воздух, стоял очаг, а над ним развешены охапки разных трав. Дом не выглядел богато, хотя и бедным было трудно назвать. На стенах развешены шкуры серых волков, над входной дверью, со злобой взирая всех присутствующих, висело голове одного из хищников. Святозар удивлялся, почему знахарку так украсила жилище.
Она низенькая, в сером платье с закатанными рукавами вымачивала рану Воржа. Черные волосы слиплись от вязких мазей и вечного впитывания дым. По обе стороны от нее находились горящие каганцы, что давали достаточно света, для провидение операции. Вокруг тела, хозяйка разожгла фимиам вперемешку с другими лечебными травами, и дым заполонил помещение полностью. Святозар все больше чувствовал, что ему нужно на свежий воздух, но чувство вины не позволяло покинуть Воржа. Оставить одного, наедине со смертью, пускай он и недолюбливал Святозара. Знахарка бегала от казанка с водой, к столу, где вымачивала травы и гоняла, застывший дым. Проходя в этом вязком тумане, который магнитом притягивался к лучу солнца, она разгоняла его, от чего тот крутился словно в безмолвном смерче. Луч вырывал очертания бледного лица Воржа, его дрожащие губы, и громко вдыхающий нос. Пришлось его раздеть, поэтому сейчас он ничем не отличался от обычного человека.
Когда Боевод завел их к знахарке, здесь уже лежала женщина, и играла девочка, она позвал хозяйку и попросил ее помочь. Та лишь кивала и соглашалась, не спрашивая, что и как. Словно ей было безразлично. Она завела их в дальнюю комнату, приказала разложить на столе, и удалится, но Святозар, несмотря на указания, остался. Он сидел здесь от самого начала, молча, вдыхая дым фимиама и других, не так пахучих трав. Хозяйка приказала ему снять верхнюю одежду и вынести, чтобы та не впитывала этот запах. «С этим дымом выходит нечисть из тела раненого, или умирающего – пояснила она – Он очищает их от греховного гноя, а вещи будут это впитывать, и ты, нося их, будешь таскать за собой эту нечисть. Духи будут злиться». Раньше Святозар никогда подобного не слышал, но решил, что лучше будет подчиниться.
После этого, она не произнесла ни слова. Даже не обращала внимание на постороннего, а просто делал свое дело. Не спеша и заботливо ухаживая за Воржем. Святозар не заметил ничего подобного при разговоре, но когда знахарка увлеклась делом, она стала более сочувствующей и всячески проявляла заботу по отношению к больному.
- Ты так и будешь там сидеть? – хрипло произнесла она, не оборачиваясь.
Святозар кивнул, увлекшись самобичеванием. А когда она обернулась, пристально вглядываясь в его глаза, ответил.
- Д…да. - Рассеяно выдавил он. - Я не уйду.
- Тогда помоги. – кинула она, словно выдала чью-то тайну. – Подойди и держи этот пучок трав на ране.
Святозар незамедлительно повиновался. Руки слегка дрожали, то ли от усталости, то ли от напряжения. Ворж выглядел безмятежным. Грудь подымалась и опускалась медленно, словно он просто спал. И кровь из раны больше не хлестала, как несколько часов назад.
- Почему так долго? – робко вставил он – Разве не пора зашивать? Или…
- А ты у нас лекарь? – перебила знахарка, голосом возмущенной мачехи – Так может сам продолжишь? Или позволишь все же мне делать свою работу?
Она выжидающе заглянула в его карие глаза.
- Извини – ответил он, свесив голову.
- Извините. – Поправила знахарка. – Я тебе не ровесница.
Святозар почувствовал неловкость. Никто, никогда так не говорил с ним. Он незаметно покосился на женщину. Она говорила так, словно ей все безразлично и в тоже время заботливо.
- Простите – шепнул он, чувствуя, как волна неловкости накрывает его с головой.
- Тебя, вижу, воспитывали плохо. – Бубнила женщина – Совсем без манер. Просишь помощи и совсем не проявляешь уважение. Даже самого банального. Неужели я заслуживаю отдавать все терпение на вот это, и не получать ничего в замен?
Она сжала плечи и обеими руками указала на рану Воржа.
- Кружишься тут несколько часов к ряду, пытаешься выложиться по полной, а в ответ брезгливое пожалуйста, или извини. – Продолжала она, вымачивая лоскуты тряпья в отваре, что кипел над костром. – Ты, молодой человек, считаешь, что я все это вам обязана?
- Это мы вам обязаны – выпалил он.
Хозяйка пристально посмотрела на Святозара, и довольно выдохнула.
- Тогда, объясни, ради всего святого, кто натолкал в рану волчицы? – зло спросила она, откину с глаз темные, слипшиеся волосы – Вы пытались спасти его, или убить?
Святозар виновато отвел взгляд.
- Мы боялись, что он не дотянет. – говорил он – Пришлось что-то делать и…
- И вы решили, что необработанная волчица может спасти ему жизнь? – грубо перебила она – Необдуманные поступки приводят к трагическим последствиям, которые будут преследовать тебя всю жизнь. Днем и ночь. Будут приходить во снах. Терзать твое сердце и не дадут забыть, столь глупым, столь беспечным, столь самонадеянным ты был.
Святозар заглянул в глаза знахарки. Она говорила так, словно знает, что он натворил. Рука сильно сжалась, а из раны снова за сочилась кровь, но он не обратил на это внимание.
- Ты тоже ранен. – Заметила знахарка, подходя к столу. – После того, как закончу, покажешь руку, вдруг вы и туда вздумали засунуть ядовитую травку. Нельзя обрабатывать раны нечистыми травами. Теперь мне понадобиться больше времени, чтобы предотвратить заражение крови, а парень не сможет некоторое время передвигаться самостоятельно. Придется недельки две понаблюдать его, чтобы он вдруг не принял ничего, что будет сопутствовать губительному свойству волчицы.
Святозар кивнул, почувствовав некоторое облегчение.
- Значит он будет жить? – тихо спросил он.
- Если будет предусмотрительней своих друзей – возможно. – осудительно ответила женщина – Но вспоминать свое лечение будет долго и с ненавистью. Мне придется запретить ему есть некоторые продукты. Придется соблюдать тонкую грань, ибо ему нужно восстанавливать количество потерянной крови, но при этом нужно будет постоянно поить его всякими, отнюдь не приятными, настойками, чтобы кровь была чистой.
Знахарка убрала руку Святозара и впрыснула в рану какой-то раствор, а потом попросила помочь обвязать Воржа вымоченным тряпьем.
- Давай теперь свою руку. – произнесла знахарка, протянув свою – Посмотрим, что с ней.
Пока она разматывала перевязку, Святозар приковал тяжелый взгляд к телу Воржа. Он вспомнил, как тот пожертвовав собой, попытался спасти его, хотя постоянно говорил наперекор. Хоть он и примкнул к группе лишь ради собственной выгоды, он прикрыл Святозара своим телом. Хоть даже пытался занять его место. Святозар знал, как Воржа захлестывала зависть. И не смотря на все «но», тот спас его.
- Вы хорошие друзья? – тихо спросила хозяйка, налаживая новую повязку. – Раз ты так заботишь о нем.
- Это я виноват – выдохнул Святозар, не поднимая взгляд – Если бы не моя злость, ничего бы не произошло.
- Ну что же, каждый учится на своих ошибках. – ответила знахарка – Не все уроки столь приятны, как бы хотелось, но ими нельзя пренебрегать. Запомни этот, и храни в памяти, пока не осознаешь, где же прокололся.
Святозар кивнул и устало потер руками лицо.
- А теперь уходи. – сказала она – По твоему лицу видно, как истощено тело. Нужно поесть и отдохнуть, иначе у меня прибавиться пациентов. А мне и этих достаточно. Чувствую себя полевым хирургом.
Святозар виновато оглядел Воржа.
- Иди, он не умрет, не поблагодарив кого-то из вас за эту дырку в животе. – произнесла знахарка, и направилась к выходу. – А я пока проведаю еще одного потерпевшего. Точнее - потерпевшую.
Святозар облачился в темную, длинную, меховую рубаху с кожаными наручами и стоячим воротничком. Кожаный тонкий доспех, без рукавов, застигающийся под правой рукой, и прикрывающий бедра, сверху черная кожаная куртка, а черный плащ с глубоким капюшоном и длинными рукавами, красный шарф, и красную повязку он решил оставить. Безмир сидел в корчме, куда Святозар и последовал.
В помещении оказалось душно, под потолком свисал плотный дым, а большинство посетителей давно по расходились. Некоторые все еще сидели и распивали эль, но в основном это были мужчины. Святозар не заметил среди них Боевода. Безмир сидел в сторонке, тихо попивая похлебку. Пройдя к столу, под неприветливыми взглядами, Святозар уселся напротив друга.
- Ульяна не видать? – тихо спросил он. – Уж больно долго он.
Безмир не ответил. Подняв печальный взгляд на друга, он выдавил:
- Ты чувствуешь ответственность за смерть Корта? – глаза его горели, словно он готов был подняться и тот час же уйти – Мы последовали за тобой в ад, он отдал свою жизнь, Ворж на грани. А все ради чего? Неужели ради мести? Тогда нам стоило отказаться от этой затеи еще в лагере, но ты нас переубедил. Заставил пойти до конца, когда все было против. И не нужно говорить, что мы сами это решили, что знали, чего нам может стоять эта затея. Ведь ты прекрасно понимал, что мы все обречены.
Святозар опустил голову, потирая рукой глаза.
- Не говори так. – тихо попросил он. – Боль, которую я испытываю не знает границ.
- И хорошо – холодно ответил Безмир – Ибо я понял, для чего мы тебе были нужны…
Святозар отвернулся.
- Не делай такой виноваты вид. – продолжал он – Теперь ты меня не обманешь. Я все прекрасно вижу. Ты шел туда не для того, чтобы победить. Слушая твои тирады, монологи, наблюдая, как ты ставил на место Воржа, мне казалось, что лучшего командира не найти. Я все цело доверял тебе. Как и Корт. Но он был глупым, а я не такой. Теперь то ты не сможешь одурачить меня.
- Не нужно. – выдавил Святозар – Мы все жаждали одного. Поквитаться с ублюдком за родных. Мы все надеялись на то, что смерть одного из истогорцев покажет Радивиту, как он ошибается на наш счет. Что мы сможем изменить порядок, воцарившийся на нашей исконной земле. Что мы сможем показать людям, что за их свободу есть кому сражаться. Я не менее твоего корю себя за смерть Корта. Но не смей говорить, что его смерть была напрасной…
- Но ведь была – грубо перервал Безмир. – Была. И будет. Теперь ничего не изменить… Если бы ты так не стремился умереть, не думая о нас, возможно он был бы жив. С самого начала, план был сосредоточен лишь на том, чтобы добраться до лорда. Нанять наемников отвлечь стражу, погрузить рынок в хаос, поджечь ратушу. И мы вверились тебе. Даже Ульян не смог ничего заподозрить. Мы все думали, на столько же ты зол, что готов идти до конца, и воодушевились этим. Но ошиблись. На вопрос, что дальше, после смерти лорда, ты предложил какой-то вздор. Вылезти через окошко… Ворж знал, и ты знал, что мы не выберемся, ты лишь хотел убить лорда, напугать истогорцев и красиво погибнуть. Теперь то я понял это. Ты вел нас на смерть… На красивую смерть ради большой цели, но не удалось. И теперь все твоя жалость кружиться вокруг самобичевания. Правильно, ибо ты во всем виноват. И если Ульяна загрызли волки, или какая-то бестия – виноватым будешь лишь ты.
Святозар поджал губы. Кровь подскочила к ушам и все вокруг погрузилось в тонкий, растянувшийся звон. Он понимал, что Безмир говорит правду, но услышать ее было куда более тяжело, нежели он думал.
- Возможно ты обманывал себя, что действительно хочешь добиться чего-то великого – продолжал Безмир – Покарать оккупантов, дать понять, что их сладкий сон скоро будет не таким крепким. Что им стоит спать в один открытый глаз. Твоя боль утраты затмила разум, и ты решился на отчаянный поступок. А о нас не подумал. О наших планах на будущее. Корт желал завести семью, иметь любимую и двух дочерей. Возможно он не говорил об этом, потому что боялся насмешек. Ведь над ним и без того часто подшучивали. Он восхищался тобой, потому что знал, что ты, хоть и скрытно, но защищаешь его от всяких болванов в лагере. И ты воспользовался его доверием. Заставил пойти с тобой, погибнуть ради мести, ибо ты не хотел больше жить…
- Перестань. – Пробубнил Святозар – Я и без того ненавижу себя…
- Тебя исключат. – Закончил Безмир. - И я буду тому неописуем рад.
Он поднялся и направился к выходу. Святозар понимал, что отчасти Безмир был прав, но он не знал, что Святозар делал это неосознанно. Он предполагал, что возможно погибнет, и даже надеялся, но искренне желал, чтобы парни выбрались живыми. Когда Безмир открыл дверь, в корчму ввалился ветер и холод, а вместе с ним около восьми человек. Затолкав парня обратно, они разбрелись в стороны, давая пространство для чопорного, хорохорящегося человека, в пестрых одеждах.
- Всем сидеть на местах. – громко приказал он. – Нам нужно вас допросить.
Святозар обернулся. Услышав мелодичный голос, и заметил, что на каждом из стражников висели серые плащи Радислава.