Егорьевна

Не рождайтесь у спортсменов. И близко перед войной не рождайтесь. Только встанете на ноги и сразу надо идти вперед. Даже, если устали ваши ноженьки.
—Не  хнычь! На руки не просись! Ты уже большой! Тебе почти три года!


      На телеге только узлы да фанерный чемодан. Хорошо, что мама за руку держит. Уже не стучат колеса, приехали. Ночь. Еле тащатся взрослые.
Сестричку посадили на чемодан. Она совсем не шла, села на дорогу и ревет. Отец взял меня на одну руку. Другой рукой помогает маме. Впереди лошади мужчина в матерчатом плаще. Он один из встречавших на площадке перед нашим вагоном.    Отец заходил в сарай у железной дороги. С ним пришел человек в форме. Он осмотрел вагон. Пожал отцу руку. Тогда-то из толпы и вышел тот, кто идет впереди лошади.


     Из всего, что я тут написал, запомнилось совсем немного: боль в ногах и черный прямоугольник открытой двери, куда нас не пустили ночевать.
 Потом  рассказали, что мужчина, который шел впереди лошади взял нас к себе домой. Нас, это две семьи беженцев всего семь человек. У дома была пристройка для хранения сбруи и колес для телеги. Там же были обручи для деревянных бочек.  Все зашли туда в этот сарайчик и упали на пол спать.


   Как звали того мужика, не знаю. Знаю только его жену.
Егорьевна. Так к ней уважительно обращались соседи.
Худенькая пожилая уже хозяйка. Муж ее работал в лесничестве. Дома почти не бывал. Она управляла домом, к ней обращались сельчане. Кто за советом, кто с просьбами. Она никому не отказывала. Часто уходила с кем-нибудь надолго. И пока взрослые куда-то ходили искать работу, я сидел один. Сестричка сразу же пошла в деревенскую школу.
 
     Как-то Егорьевна зазвала меня к себе в дом и начала показывать книги с картинками. Книги были тяжелые большие. Переплеты книг тиснены золотом. Про одну из них сказала, что книгу ей подарил патриарх Московский и Всея Руси. Тогда я еще не умел читать, но помню тяжесть в руках своих и уважение, сквозившее в словах ее.

 
   Когда же родители нашли работу, семья наша съехала от тети Тани в другой дом, заняв вторую половину дома людей, которые были этим совсем недовольны.
Хозяин дома писал на папу  всякую ложь, и даже приходила в дом милиция. Не найдя ничего из того, что писал сосед, зашла к нему и так напугала, что замолк он надолго.

   Мама то и дело посылала меня к Татьяне Егорьевне,которая однажды  пригласила меня к своим родственникам в дальнюю сторону станицы. Я очень стеснялся, и пока взрослые готовили что-то в доме сидел на крылечке и гладил
 собаку. Благо ей это нравилось. Пес был большой и гордый.

     Хозяйка ее  вышла к нам и позвала меня в дом. Там были одни женщины. Пахло очень вкусно. Тетя Таня сидела во главе стола и пригласила сесть рядом с нею. Из русской печи достали большой жестяной черный лист с огромным пирогом. И когда его вскрыли, внутри оказались неочищенные огромные окуни. Мы с пацанами часто ловили на озере рыбу, но таких крупных окуней видеть не приходилось.

      Гости разобрали рыбу, и оказывается, никакого труда не надо было прилагать – шкура с чешуей слезала сама, и чистая вкуснятина мгновенно исчезала со стола за разговорами между гостями. На удивление, никто не ел пирог, только рыбу. Это было самое большое мое впечатление.


   Нельзя сказать, что так уж мы голодали, но кушать хотелось всегда. Я постеснялся взять поджаристую корочку обертки пирога.
     В другой раз застал я у ворот Егорьевны несколько женщин с детьми. Татьяна Георгиевна – так по настоящему звали мою дошкольную учительницу, позвала меня во вторую комнату ее дома. Комната была чистая светлая. На полу кадки с какими-то растениями. Железная кровать, застеленная белыми кружевами и столик с двумя стульями. На стуле сидела молодая женщина с малолетним ребенком на коленях. Возле нее с горящей свечкой в руках колдовала тетя Таня.


 Она накапала расплавленный воск на донышко блюдца на столике, и что-то шептала на ухо ребенку. Потом  перешла в первую комнату, и начала священнодействовать  с пучком травы из тех, что были развешаны в сенях под крышей. Затворяя траву в посудине кипятком, она быстро - быстро  наговаривала молитву. Когда кончилась молитва, готово оказалось и лекарство для ребенка.
 Серебряную ложечку с питьем ребенок выпил под говор тети Тани. Потом женщина получила и лекарство с собой. От денег Егорьевна отказалась.

   Позже я узнал, что брала она от посетителей лишь пустую посуду для лекарства и от особенно благодарных больных водку, которая была необходима для приготовления лекарств.

   На мой вопрос о скороговорке в процессе приготовления тетя Таня объяснила, что это наработанное народом средство успокоения больного и точное время приготовления лекарства.
 
     А еще, уже через несколько лет, родители мне рассказали, что муж ее, прекрасный человек, умер от рака в те годы, когда наша семья переехала на свою квартиру. Татьяна Георгиевна как-то сказала мне, что он, будучи партийным работником, не верил в способности жены и не допускал того, что она могла бы его спасти. Тем более, что он знал о ее церковных делах  и о том, что она считалась церковным старостой станицы Чебаркуль.


 Умерла Егорьевна в возрасте девяноста шести лет.
Хочется думать, что новые церковные власти России возвели ее  в ранг святых.

.
Послесловие.

     Ваш покорный слуга, выучившись врачеванию у бабы Тани, всю дальнейшую жизнь возил за собой растения, рекомендованные  ею.
И, как мог, помогал при случае людям. Жалко, что не стал врачом. Парни из нашей школы старались освоить железную профессию. А в моем роду были и врачи, и строители. И я от них далеко не ушел. В городе Вологде есть капитальные здания начала двадцатого века. Там отметился мой дед. Вот и я пошел по его стопам. Только в моем списке больше металлургических заводов и девятиэтажки на Урале.

   Татьяна Георгиевна Запевалова была образованным человеком. Еще в годы первой мировой войны закончила она курсы медсестер. Так что знахаркой ее нельзя было назвать, скорее практикующий фельдшер со знаниями народной медицины. Светлая ей память.