АН2. Почти по Гоголю декабрьская... ночь или утопл

                АН2.Почти по Гоголю: декабрьская  "...ночь или утопленница".
 
         Правда, попадать в подобную ситуацию мне было не впервой. 29 декабря 1979 года Командующий Дальневосточным округом проводил знакомство с боевой техникой (авиация, артиллерия и средства ПВО) для своих заместителей, командующих Армиями, их заместителей и командиров соединений.

       Я проводил занятия на технике ПВО, стоящей на вооружении в округе.  По окончании занятий я построил технику, порядка двадцати единиц, в колонну и по фарватеру  реки Сита, по льду, повёл колонну в часть. Головной машиной была СОЦ (станция обнаружения целей), вес её за пятьдесят тонн, на гусеничном ходу. Кроме меня в кабине было четыре человека.

      Дело было ночное, мороз устойчивый свыше сорока, ничто не предвещало беды, если бы на берегу, в ожидании железнодорожного состава на погрузку в реморганы,  не обосновалась рота танков. Маясь от безделья, они днём затеяли фигурное вождение на танках по льду, в ходе которого утопили два танка, оставив проблемы с их вытаскиванием на утро.

      Я увидел эти два танка,  торчавших надо льдом у берега, и, поняв, что структура льда нарушена, дал команду по радио свернуть ближе к противоположному берегу. Именно в это время наша машина, проломив лёд, пошла под воду.

      Распахнув дверь, я приказал выпрыгивать на лёд. Я сидел у двери, я открыл дверь, но три бойца успели выпрыгнуть через мои ноги на лёд раньше меня, хотя я далеко не увалень.

      Машина встала на дно, с полметра более чем трёхметровой машины осталось на поверхности, остальные машины удачно завершили маневр и остановились метрах в пятидесяти от «утопленницы».

      В течение ночи солдаты поддерживали прорубь с машиной от замерзания, выкидывая всплывающий лёд из проруби. Утром подошла инженерная техника: два БАТа и один МДК  для вытаскивания станции из проруби.

      На льду построили весь личный состав и слово держал начальник политотдела, рассказавший, промёрзшим всю ночь  на сорока пяти градусном морозе, солдатам о миллионах народных  рублей подо льдом и необходимости нырнуть в прорубь, чтобы зацепить тросы к машине.

     Строй, принявший «амурскую стойку» (руки и ноги в раскорячку, чтобы костюм не касался тела, так теплее), угрюмо молчал. Командир был краток; отпуск с выездом на родину и очередное воинское звание храбрецу. Тишина на льду становилась гнетущей.

     Быстро собрались на военный совет с исконно русской темой: «Что делать?». Был необходим пример, желательно с положительным исходом, со стороны командования. Я тут же припомнил, что командир не раз хвалился тем, что он  все четыре года обучения в Киеве «моржевал» в Днепре.

       Моя хорошая память оказалась значительно жиже его, так как он вспомнил более отдалённое время, а именно, второй извечный вопрос русской интеллигенции: «Кто виноват?».

         Дабы не быть назначенным, я сделал шаг вперёд и проявил «добрую волю», согласившись нырять первым. Я зашёл в нагретую до плюс тридцати МТО (машина технического обеспечения), снял с себя всю одежду, оставшись в шерстяном спортивном костюме.

      Затем надел комбинезон костюма «Л-1» (офицерский костюм химзащиты из тонкой прорезиненной ткани с встроенными в него сапогами), затянул его как можно туже ремнём, снятым с ближайшего солдата, затем надел куртку с капюшоном, застегнув её аналогичным образом.

       Меня под мышки обвязали канатом и на этой верёвочке повели к проруби (не скрою, в голове мелькнуло: "на заклание").

      Я взял в руки тридцатикилограммовый коуш (сцепное кольцо на оконечности танкового транспортировочного троса) и прыгнул в прорубь. Коуш тут же перевернул меня вниз головой и я, поднырнув под машину, накинул коуш на крюк утонувшей станции.

      Я думал, что будет холодно, но на самом деле я ощутил сильнейший ожог, вода мгновенно наполнила костюм, дальше я действовал только из любви к жизни. Вынырнув из глубины в прорубь и не имея возможности сказать что-либо членораздельное, я поднял руки вверх, показывая, чтобы меня вытаскивали.

       Находившиеся на льду помощнички, тут же сунули мне в руки второй коуш, так как зацепить надо было два троса, чем чуть не утопили меня окончательно. Отбившись от "подарка дурной судьбы", я схватился руками за канат, демонстрируя желание вылезти самостоятельно.

      Только тогда меня выдернули из проруби, и я побежал к МТО, на ходу сдирая с себя канат. Я поднял руки вверх, чтобы меня за них подняли в довольно высокую машину, но костюм мгновенно замёрз, поэтому через порог машины меня переваливали, как бревно.

     При попытке снять костюм, последний развалился на узкие промороженные полоски. Оставшись голым, я никак не мог восстановить дыхание, но как только у меня это получилось, я взял из рук НачПО кружку, наполовину заполненную спиртом (грамм сто пятьдесят) и выпил его.

      Холодный спирт упал  в промороженный желудок без всякого положительного воздействия,  НачПО суёт вторую кружку; запить. Я, с трудом двигая губами, уверяю его, что он дал мне воду. Надо было видеть, как он ошарашено нюхал ту и другую кружки и, наконец, убедил меня выпить и воду.

       Минут через десять в желудке появилось тепло. Я надел на голое тело меховой костюм, сунул босые ноги в валенки, надел рукавицы и шапку и вышел «в народ». Строй встретил меня глухими аплодисментами в меховых рукавицах. Я сказал, что нырять в прорубь дело не для слабаков, но, кто чувствует себя настоящим мужиком, должен для самоутверждения попробовать сделать это.

     Из строя вышли трое: младший сержант, прапорщик и солдат. Нырять пришлось всем, троим, так как не у всех нырок завершился удачей. Всё это время со льда я не уходил.

     Затем возникла необходимость пробивки в полутораметровом льду канала для вытаскивания тяжёлой машины по дну реки до берега. Поднимать эту махину на двухметровый лёд было бы безумием.

      Начальник инженерной службы утверждал, что сделать это МДК (машина с трёхметровым зубчатым ротором для рытья противотанковых траншей) нельзя, я настоял на своём, подогнал МДК к проруби, захватил ротором край проруби и через пятнадцать минут канал длиной пятьдесят метров был готов.

      Дальше проблем не было. Со мной остались водители и расчёт СОЦ, над машиной развернули палатку с «Горынычем» (дизельная печь обогрева) и до ночи оттаивали ходовую, сливая с неё воду. Все убыли в часть, сразу после установки палатки, увезли и мою одежду, поэтому мой наряд состоял из того, что я надел перед выходом на лёд после ныряния.

      Ближе к ночи, я свернул палатку, сделал сцепку из МДК и двух БАТов, оставленных мне для транспортировки станции, заводить которую было нельзя без проведения комплексной проверки.

     Для преодоления тридцати километров до части потребовалось более десяти часов. Весь этот путь я проделал пешком, следя за поведением сцепки и корректируя, перестановкой тросов, повороты дороги.

      Тридцать первого декабря в 8.00 я поставил машину в ПТО (пункт технического обслуживания). Я не спал в течение двух суток и, видимо, поэтому не нашёл времени для болезни, которая не миновала всех моих сотоварищей по нырянию.

     В качестве "подарка" на Новый год я получил "строгача" от командира, а он благодарность от Командующего ДВО  "За умелые и оперативные действия по спасению боевой техники".  Всё по известному армейскому принципу: "Разберусь, как положено, и накажу кого попало!"