Starting-112. часть-066

- «Ты на что намекаешь? Сейчас доиграешься на словах, юзом у меня отсюда вылетишь! И вообще какое твоё собачье дело до моей любви? Я что по-твоему подыграл Аделаиде, да? Чтоб в маршалы вылезти! Ей богу не бойцы, а племя собачье. Потом ещё фаворитов хаяли. Дали волю тявкать, ну только не при мне!»;
Хорст рассмеялся, вместо чтоб зубы показать и хлопнул Вергольца по плечу, -
- «Вот вижу дух боевой не растерял! Не волнуйся, я ж не о тебе конкретно. Нам-то пешкам бывшим, чего тут счёты сводить курам на смех? А народ у нас ещё тот, только послушай чего там говорят!? Дело-то не в фаворитах или маршалах, а в нас самих. Я просто подумал, ты из наших кутил штабных. Какая разница что штаба нету и тут гражданка, свой он кругом свой. Просто хотел посмотреть что ты за рыба»;
Вергольц вдруг стал терять интерес. Его щупают как мальчишку, свой не свой. Значит ни все свои были и при штабе. Да и что ему штаб этот? Они всё от прошлого откреститься не могут. А ныне что? Нет уж, кануло так кануло, потонуло так потонуло. А просто поболтать, так что тем других нету? Хорст сделал мину, -
- «Да ладно тебе, как девица красна! Пошутить нельзя уж? Дело не в твоих чинах-погонах, а в том, что можно всегда под рукой людей иметь своих. Если что помогут, если надо узнают, дух поддержат, да и вообще. Мы ж не партия там или парламент, что заговоры тут за спиной народа чиним или власть замышляем свергнуть? Тут сейчас такое вскрывается о прошлом, закачаешься. Какие игры в штабе играли!»;
Вергольц пожал плечами и ещё раз словно на прощание оглядел экс-генерала, -
- «У каждого своё прошлое. Я не играл – не знаю. А так трепаться, насочинять можно что угодно про прошлое. Дело в чинах, я таким не был, но таких знаю. Как получил чин, так выделиться надо, особое мнение о нём чтоб ходило. И вот начинают крутить, то слухи распускают сами же, то прецеденты ищут, чтоб выделиться. Жесты безумные делать, то шашкой махать. То вид делать, что он ещё не на такое способен. И вот лет десять игр таких и бабка базарная вместо какого полковника сидит. А кому чины такие нужны? Вот таким как Кастито и ему подобным. Не они вами дураками крутили, а вы сами себя так при штабе поставили, в погоне за какой-то там леший знает романтикой. У меня своя была рыба – эсминец»;
- «Ну да! Каждый за своё, каждый о своём. Вот что нас развалило! Каждый за свою рубашку, каждый за свои погоны, каждый за свой кабинет! А ведь и тебе рыба, штаб платформу делал, чтоб хлеб был и чем заняться! Что ж при штабе чуркам дубовым сидеть уставы долбить? Мы же живые люди! Пусть там сплетни, шутки-прибаутки, прецеденты, это наша среда военная. У солдатиков своё было кино. Да и каков коммандор, что гонора себе не делает, его солдаты засмеют! Ты ж более на уставника какого похож! Вот придёшь к своему чину, уйдут коммандоры из бывших из под твоего начала. Будешь сидеть куковать!», - это была не досада Хорста в Вергольце или явная попытка поддеть, но и явный намёк тут сквозил.
- «Ладно, побалакали по душам и хватит! Каждому своё корыто, но я не хочу снова за других чинов, их помои расхлёбывать. Спасибочки сыт уже по уши. Да не я себя в маршалы тащу, а те, кто в меня верят. Мне кое-чего да стоило глаза на реальность открыть после всей этой штабной мути что понапустили. Таким не воевать, а на базаре торговать – генералы - полковники. Хорошо и забавно, когда другие расхлёбывают!»,- Вергольц поставил почти початую кружку пива на столик и вышел вон из заведения. Не его это воды.
Однако на этом такого рода встречи не закончились, а только начинались и вскоре Вергольц понял, что игра продолжается на старый манер но в новом духе. Модой это становится в среде экс-чинов военных. И тут явно и политика новая и бизнес замешаны. И однажды, он как мальчишка, да подрался с одним из «бывших».
- «Да это понятно что никогда всё гладко да сладко не поднимается, а уж военное дело тем паче. Но с чего ты вот поста уйти хочешь не пойму? Ты воин по сути своей, а не капризная девица. Я тебя не забыл!», - это говорил Кравиц сидя в кабинете Префекта Курташе, Вергольцу, который казал пассивность.
- «Есть наверное два типа деятелей, одни которые думают, а потом что-то шевелить начинают. А другие наоборот наворотят, а потом думают, что они понаворотили. Я не противник и не сторонник выбора между такими. Может и те и другие нужны. Но даже те, кто сначала воротит не думая, у них уже там какая-то идея или понимание внутри сидит. Я сам наверное из первых, кто думает, прежде чем гоп сказать. Второй тип более активный и таким более всего надо и сразу подавать, не откладывая. Активным легче играть на таких пассивных, как я. Я наверное всё же более в служки гожусь, чем в коммандоры. А от меня хотят большего. И вот начинают играть вокруг, толкать, прецеденты искать, а сами вроде как помочь готовые. Напрашиваются одним словом. Нарываются. Я не стану никогда прятаться за спины воинов, это не их дело. А дело это из недр штабных махинаций прошлого идёт. Многие такие сейчас в стратеги лезут и тактики. Но для чего? А чтоб свою стратегию и тактику на мне испытывать. Они не дураки, уже научены историей. И сами сидят хорошо. И где по-вашему? Да за спинами тех воинов, что большей популярностью в народе блистают. Они к ним ловко пристроились под крылышко. Политики мать их!», -
Вергольц стал терять интерес к этим разборкам и апатично уставился за окно. Курташе молчал пока и листал какие-то бумаги. Кравиц осмотрев кабинет и бывшего друга Курташе, подумал и изрёк, -
- «Ты тогда принял правильное решение и спас всех своих ребят, которые тебе изменили в акции против фаворитов в системе «Варан». А это говорит что ты коммандор думающий и не о себе самом и способный правильно оценить обстановку. Но у тебя нет своей команды и ты остаёшься открытый. И тут не мало желающих из бывших штабистов найдётся, что сделать тебя под себя. И не мытьём - так катаньем, и не нытьём - так матами. Снова начинают раскачивать притчу – разделяй и властвуй. А воинов никто не тревожит в их престиже, а наоборот поддержат, похвалят. То же самое кино. Так вот я тебе скажу. Старый штаб жив и продолжает игры на новый макер. Тут надо проводить массовое расследование. Там где погоны, там где власть, без борьбы, без политики не бывает. Ты можешь быть хорошим бойцом и командиром на фронте, в бою, но абсолютно немощным в штабных перепалках. И тут иначе не бывает», - Кравиц старался быть лояльным. Вергольц похоже уже не о чём не думал, он уже всё решил для себя, -
- «Я так понимаю положение. Есть новое, пусть ещё непривычное и малоизведанное с минимальным опытом, но и дерзкое, тянущее на открытия, завоевания. А есть старое, избитое, привычное, опытное. Короче, эти штабисты не способны и немощны как вы говорите, принять новое, но из кожи вон лезут чтоб воскресить старое под новый дух и моду. Да, я наверное немощен в политике власти. Но у меня есть и другое. Я не могу этого объяснить просто и понятно. Но с того акта в системе «Варан» я словно переменился, стал другим человеком, чем был прежде. Во мне всё перевернулось. И именно с того момента, я появился как ныне всем известный Вергольц. В моём перерождении приняла участие Аделаида и может я как-то слился с ней душой. Я боюсь, честно признаюсь. Я боюсь её потерять. Она мне дороже всех погон и власти. Может это – любовь, но тогда и пушкам тут ни место. Это какая-то грубая мужицкая драка, пьянчужек в кабаке. Меня тошнит от этого. Я не хочу потерять своих чистых чувств и огрубеть. Я... люблю её!»;
Некоторое время все молчали. Наконец Курташе оторвался от своих бумаг и посмотрел на Вергольца, -
- «Ладно, иди к своей пассии. Ты прав она дороже того стоит. Отведи душу. Я решу этот вопрос. Просто все знают, что ты за ней потягаешься и играют на этом. Это акция не только против тебя, но и фаворитов. И тут есть один интересный момент, - отрекаясь от этого места, ты подставляешь и Аделаиду!»;
Вергольц хотел что-то возразить, но Курташе махнул рукой – разговор закончен.

- «Ну вот и я тебя подвёл! Не оправдал твоих чаяний и стараний, что ты приложила в продвижении меня на этот пост, пусть не маршала, но в голову военной платформы. Я не могу сказать, что я выигрывал много сражений, но порой надо иметь смелость признавать и поражения. Я не хочу тебя освящать в эти военные разборки, но есть поединки в бою против врага и есть баталии в штабе, за чины и кабинеты», - Вергольц открыто смотрел на Аделаиду, готовый принял любой её приговор. Она лишь сощурилась, -
- «Ты у меня не штабной воитель. Я знаю, деву назовут глупой в этих сугубо мужских перипетиях. Но ты иди и сиди, держи своё место. Это твой долг. Ты там нужен. И никого не слушай, ты там голова. Остальные должны тебя слушать. Я тебя не гоню от себя. Но муж должен быть выражен в чём-то своём, отдельно от девы и её прихотей. Тебе больше ничего и не надо. Вот если бы ты гнался за большим...», - она прервалась, словно давая ему закончить свою фразу, но Вергольц вздохнул и опустил голову, -
- «Большее у меня только – ты. Я или удержусь там любой ценой, или потеряю тебя. Есть вещи которые порой нельзя совместить. Ты для меня дороже. Я не могу и не хочу тебе ничего объяснять в этом»;
Аделаида занималась ручной вышивкой, что требует терпения и сноровки. И спокойствия. Поспешишь, уколешь иголкой пальчик. Она отложила рукоделие и некоторое время изучала его глазами, -
- «Ладно, маршал, иди сходи за вином. Посидим немного потолкуем за душу. Обещаю военных тем не поднимать. Так, между нами грешниками. Война – войной, но порой надо посидеть и отрешиться от мира»;
Вергольц ушёл, но не подавленный и разбитый, а с надеждой. Аделаида всегда ему дарила надежду.