Путешествие за птицами. Глава 14

На фото: Семен Давыдович Кустанович на берегу Чарына готовит жаркое из османчиков по своему рецепту.               

Подполковник, удививший орнитологов.

В очередной приезд (это было в 1975 г.) в доме у Зверева я увидел очень худого стройного человека в полувоенной форме. Военные почти не бывали в гостях у Максима Дмитриевича, поэтому это меня несколько удивило.
- Знакомьтесь, это Семен Давыдович Кустанович, - отрекомендовал его хозяин. - Подполковник из Москвы, который знает птиц не хуже нас с вами, а в чем-то может и лучше.
Я хотел было возразить: "Ну какой я знаток, так любитель", но Максим Дмитриевич уже развивал тему дальше:
- У Семена Давыдовича коллекция птичьих яиц одна из лучших в стране, любой музей позавидует.
- Ну не совсем так, - поскромничал подполковник. - Где же в московской квартире держать настоящую коллекцию. Сами понимаете, теснота.
Мягкий тембр голоса, доверительная манера разговора, все располагало к этому человеку с первых минут знакомства.
- Да, действительно, а как быть с гнездами крупных хищников? Бывают такие, что и в комнату не затащишь.
- Я об этом и говорю, - согласился Семен Давыдович. - Приходится как-то выкручиваться. Вместо гнезда беру небольшой фрагмент, например обломок сучка, глины, бывает, даже камень. Все, из чего сооружено гнездо.
- Семен Давыдович универсал на все руки, - продолжал Максим Дмитриевич, - он ведь лучший в стране специалист по баллистике. Траектория снарядов, пуль, все, что связано с судебной экспертизой - это его основная работа. Недавно он давал заключение по поводу дуэли Пушкина. Оказывается, у Дантеса была кольчуга.
- Ну, об этом лучше не вспоминайте, - поморщился Семен Давыдович. - Эта история для меня  не очень приятная. Меня использовали и все переврали. Теперь даже стыдно, что я к этому делу оказался причастным. После того случая мне предлагали произвести подобные исследования по поводу дуэли Лермонтова, но я, наученный горьким опытом, послал их ко всем чертям.
- Ладно, - сдался Зверев, - не будем о высоких классиках, перейдем на более земные наши дела. Вы, Александр Григорьевич, в Бель-Булаке не бывали? Нет? Вот и хорошо. Вам там понравится. Горы, лес и отдельный домик, поставленный специально для нас. Семен Давыдович нашел там несколько гнезд с кукушкиными яйцами. По этой части он большой мастер. Можно сказать, профессор. Знает больше любого орнитолога-профессионала. Приедем, наверное, уже и кукушата выведутся.
Я все это время с любопытством разглядывал снаряжение нового знакомого. Как видно, большой аккуратист, он любил порядок. В его экспедиционном ящике, похожем на небольшой железный сундук, было множество отделений специально для каждого предмета: фотоаппарата, фотопленки, объективов, книг, мелких инструментов. Большой отсек предназначался для продуктов. Целые батареи консервов стояли, разложенные в своих гнездах.
- А это под птичьи яйца и гнезда, - пояснил Семен Давыдович, показывая на разнообразные пенопластовые ячейки, наподобие тех, в которых продают куриные яйца в магазинах. Возможно, нам что-то попадется.
- Конечно, попадется, - вступил в разговор Максим Дмитриевич. - Раз уж кукушкины нашлись, то другие и подавно.
- Дорога на Бель-Булак для моей старушки "Победы" оказалась довольно трудной. Не доезжая Талгара, свернули в горы, а потом долго и нудно серпантинами поднимались на перевал. Яблоневые сады подступали к самой дороге.
- Семен Давыдович у нас замечательный кулинар, - по пути рассказывал Максим Дмитриевич. - За продуктами сам на Зеленый базар ходит. А уж как готовит, пальчики оближешь.
- Да, это мое хобби, - признался Кустанович. - А что касается базара, то я ведь старый алматинец. Можно даже сказать, верненец. Жил здесь еще в молодости, до войны. Так что базар - это еще и дань ностальгии.
Урочище Бель-Булак оказалось небольшим ущельицем, заросшим высокими травами и кустарниковыми чащами и было со всех сторон окружено горами. Всюду яблоневые и урюковые рощицы с шатрами отдельных крупных деревьев, заросли шиповника, барбариса, боярки, образующие почти непроходимые заросли. Небольшой домик гостиницы приткнулся к склону горы, поросшему травами, среди которых свечками торчали цветущие эремурусы, ярко-синие акониты и желтые бузульники. В соседнем логу глухо бухтел ручей, а с высоких гор сюда спускались прохладные и густые ельники.
- Оттуда всегда приходят кабаны, - махнул рукой Максим Дмитриевич, - а в зарослях, где стоят яблони, держатся косули. Да вы и сами их скоро услышите. Утром и вечером самцы обычно ревут.
Сбросив рюкзаки и, даже не устроившись как следует, мы сразу же пошли смотреть гнезда, найденные еще в предыдущий приезд Кустановичем. Мне не терпелось увидеть кукушкино яйцо, в моем представлении большую ценность.
- Мы еще очень многое не знаем в жизни птиц, - рассказывал по пути Семен Давыдович. - Вот, например, как кукушка подбрасывает яйца? Ее ведь отовсюду хозяева гнезд гонят. А она, оказывается, работает в паре с самцом. У него грудь полосатая, как у ястреба. Птицы боятся, увидев ненавистного "хищника", разлетаются. А его подружка уже тут как тут. Мигом отложит яичко и в кусты.
- Значит, все-таки гонят, а почему же выкармливают подкидыша, когда уже видно, что чужой? - вступил в разговор я. - Не могут не видеть, когда он ростом больше родителей.
- Выкармливают, а куда денешься. Родительский инстинкт. Может, вам приходилось видеть, как родители, потерявшие своих птенцов, пытаются кормить чужих?
- Да, действительно видел и не раз.
- Кстати, хотите я вам сейчас задам задачку, - вступил в разговор Зверев. - Вы не обращали внимание, как кукует кукушка? Открывает ли она при этом клюв или нет?
- Для  этого надо провести наблюдение, - ответил Кустанович. - Чего проще: взял бинокль и смотри. Как и каждая птица при пении, она не может кричать с закрытым ртом.
- А вот в том то и дело, что не открывает, - возразил Максим Дмитриевич. - Я это не раз видел именно как раз в бинокль. Специально смотрел и клюв всегда закрытый. Вот вы сами возьмите и на себе проверьте. Односложные звуки вполне можно издавать не открывая рта. И Николай Иванович такого же мнения.
- Ну, Сладков для меня не авторитет, - заявил Кустанович. - А вы, Александр Григорьевич, что можете сказать по этому поводу?
- Я думаю, что открывает, только чуть-чуть. Глазом не заметишь. А уж потом, когда откукуется, разевает пошире. Я это наблюдал через телеобъектив фотоаппарата.
- Ну вот, кажется, и пришли, - сказал Семен Давыдович и наклонился над невысоким кустом шиповника. - Э-э, да тут трагедия уже произошла! - воскликнул он не столько удивленно, сколько взволнованно. - Смотрите, здесь один кукушонок и никаких других ни яиц, ни птенцов нет и в помине!
- Да, действительно так, - пробормотал Зверев, - один птенец и довольно крупный. Явно кукушонок.
И верно, в маленьком гнездышке, свитом из сухих былинок, лежал чернявый и лоснящийся, будто смазанный черной ваксой, птичий новорожденный ребенок. Слепой и совершенно голый.
Пока мы со Зверевым рассматривали кукушонка, Семен Давыдович копошился под кустом.
- Вот! - торжествующе показал он на ладони крохотного слепого малыша. - Я так и знал. Вот он подлинный хозяйский сынок, славный отпрыск. И заметьте, живой!
Маленький желтый уродец с раздутым животом и расцарапанным тельцем шевелил крылышками-культяпками и раззевал рот.
Разных  мнений о том, что с ним делать, не могло быть. Мы вернули его в отчий дом, подсадив к приемному брату. И тут события стали развиваться стремительно быстро.
Почувствовав инородное тело, самозванец зашевелился, явно пытаясь подлезть под приемного братца. Он пятился, стараясь поддеть его своим острым копчиком. Останавливался, отдыхал и снова принимался за то же. И все это время рядом суетилась славка-мать. Она жалобно пищала и, прыгая в ветвях кустарника, лезла, чуть ли не под наши руки. Склонившись и едва не стукаясь головами, мы смотрели, затаив дыхание.
Наконец усилия злодея-кукушонка увенчались успехом. Он посадил славкиного детеныша на свою спину. А спина у него широкая, плоская и с ямкой посередине. Как раз по размерам крохотного птенчика! Теперь эта спина стала казаться мне страшной. Спина убийцы!
Пятясь задом, подкидыш уперся в бортик гнездового лоточка, поднатужился, привстал на ногах и выбросил малыша из гнезда.
Пораженные виденным, мы стояли молча.
- Прожил почти 80 лет, сколько читал, но сам этого до сих пор не видел, - признался Зверев. - А что же нам теперь делать с птенчиком славки?
- Как что, подложить в гнездо другой славке, - тут же нашелся Семен Давыдович. - Хотя, если следовать законам природы, следовало бы оставить его умирать.
Вечером я сопровождал Зверева в прогулке перед сном. Мы шли по  тропинке, огибая посаженную здесь молодую березовую рощу.
- Интеллигентнейший человек Семен Давыдович, - рассказывал Максим Дмитриевич. - Удивляюсь, как он умеет держаться, сколько всего знает и  помнит! О тех же птицах, к примеру. Подмечает и умеет объяснить такие тонкости, что ученые ахают. Вот был случай в МОИПе. Это московское общество испытателей природы, очень известное, основанное еще в начале XIX века. Как-то на одном из заседаний встал вопрос о непонятном поведении каких-то птиц. Специалисты ничего не могли объяснить и бормотали что-то невразумительное. И тут встает никому неизвестный военный в форме подполковника и четким научным языком все толково разъясняет. Все, конечно, в шоке. Кто такой, откуда все знает? А Семен Давыдович на всех заседаниях продолжает удивлять своими знаниями. И стал он пользоваться таким авторитетом, что вскоре его избрали заместителем председателя этого самого МОИПа, а еще раньше членом президиума московского общества охраны природы. И это все помимо основной работы, где у него свои достижения, труды и книги.
Максим Дмитриевич сделал паузу и добавил:
- Вот только со здоровьем у него проблемы.
- Да, выглядит он неважно. Худой, как  только ноги носят.
- Что поделаешь, он настоящий Дон-Кихот. Предан науке и птицам. Типичный популяризатор. Рассказы пишет о животных. Книги. И заметьте, нигде ни одной ошибки. Такие статьи дает в журналы "Химия и жизнь", "Природа", прочитаете, удивитесь.
Утром Максим Дмитриевич уехал, а я прожил с Кустановичем на Бель-Булаке еще целую неделю. Я фотографировал семейную жизнь у гнезд черного дрозда, лесного конька, чечевицы, а Семен Давыдович, вооружившись биноклем, целыми днями вел наблюдение за морем кустарников вокруг, над которыми беспрерывно сновали птицы. По вечерам  топили печь и проводили время в обсуждении дневных происшествий. Потом пошли сплошные дожди, и мы, отсиживаясь в домике, беседовали уже целыми днями. Кустанович рассказывал о своих путешествиях, о многих загадочных явлениях в поведении птиц. Как-то он рассказал о том, что некоторые птицы в случае опасности могут переносить свои яйца или даже птенцов. Но вопрос этот малоизучен и все сведения добываются по крохам. Есть наблюдения по вальдшнепу, сизоворонке, некоторым куликам.
- Семен Давыдович, кажется, и я могу внести свою лепту в решение этой проблемы.
Он уставился на меня в недоумении.
- Да, да. В 1970 году я целую неделю жил у гнезда большой выпи. Птица долго терпела меня, а потом все это ей надоело и она, построив новое гнездо, перетащила туда трех своих птенцов.
- Это очень интересно, - ухватился Кустанович. - Надо это записать. Каждое такое наблюдение очень ценно, хотя одного факта мало. Мир природы полон загадок. Вот Максим Дмитриевич все удивляется, что во время землетрясения фазаны начинают кричать еще до того как раздаются толчки.
- Да, мне он тоже об этом говорил.
- Так это же очень просто. Фазаны чувствуют микротолчки, которые мы не замечаем. А кроме того ударная волна распространяется медленнее, чем звуковая.
Тогда мы расстались,  но Кустанович приезжал в Алма-Ату почти каждый год.
Как-то в конце мая мы с Зверевым ехали в Бартогой. На всем пути, особенно от Чилика до Кокпекского ущелья, нас сопровождал пряный аромат цветущей джиды. Максим Дмитриевич громко вдыхал в себя воздух и все повторял:
- Как пахнет! Нет, вы чувствуете, какой аромат!
В это время мы въехали в  пустынные горы Сюгаты и чуть в стороне от дороги я заметил присевшего на корточки человека с фотоаппаратом в руках.
- Максим Дмитриевич, смотрите, кажется, он снимает птиц!
- Так это же Кустанович. Я ведь вам рассказывал, что он живет здесь безвылазно уже третью неделю. Транспорта у него нет, а с его громоздким оборудованием пешком не попутешествуешь. Вот и сидит на кордоне один с егерем.
Стояло полуденное пекло, все птицы попрятались, и лишь одни скалистые овсянки все повторяли свои короткие грустные трели. Не обращая на нас внимания, Кустанович продолжал заниматься своим делом.
- Семен Давыдович, вам не скучно здесь? Жара, сушь, зелени почти нет, да и птиц мало.
- О какой скуке вы говорите?! Да у меня часов не хватает в сутках. Кеклики, каменки, удоды. Я люблю пустыню и считаю ее лучшим местом отдыха. Вы знаете, какое интересное наблюдение я сделал по скалистым овсянкам.
И Семен Давыдович начинал излагать свои мысли. Да, Кустанович не был художником, он был прирожденным ученым-натуралистом.