Путешествие за птицами. Глава 6

На фото Сказочное Урочище Бартагой до его затопления. Фото А.Лухтанова               

 Сад из сказки "Тысяча и одна ночь".

Бартагой встретил праздничным сиянием света и оглушительным пением птиц. В эти первомайские дни он был совсем другим - радостным, сверкающим брызгами солнца, наполненным вешней водой, полным свежести и ликования. Жизнь бурлила, выплескиваясь через край. Кажется, веселилось все, начиная от муравьев и черно-красных жучков-солдатиков, бегущих нескончаемыми вереницами по протаявшей и уже успевшей прогреться земле, до обычно угрюмых и молчаливых, а теперь возбужденных и крикливых коршунов. Пряный аромат распускающихся листочков тополя, вербы висел в воздухе. Гудели пчелы и шмели, ящерицы шуршали в прошлогодней желтой траве, выбравшись из щелей, грелись на солнце змеи, а на каждой веточке кустов сидели... клещи. Растопырив лапки, они готовились вцепиться в любую проходящую мимо жертву.
- Прямо беда, эти клещуки, - ворчит Максим Дмитриевич, то и дело снимая с себя неприятных насекомых и стряхивая одежду. - но вы не бойтесь, - успокаивал он, - эти клещи безопасные, от них не заболеешь.
Мы бродили по едва заметным тропинкам, вслушиваясь в голоса весеннего леса.
- У-ху-ху! - то и дело слышался мрачноватый голос голубя-вяхиря. Срываясь с ветвей, птицы громко хлопали крыльями, а потом, усевшись, снова бубнили важно и сердито.
- Кья-кья-кья! - жалобно стонали, играя в воздухе, коршуны. Они кувыркались, выделывая воздушные пируэты и играли совсем, как дети.
Галдели, оживленно перекликаясь и переругиваясь между собой, галки. Вместе с ними шумели скворцы.
Удод, мелькая радужиной крыльев, дугами-дугами полетел между деревьев. Вот сел на землю и монотонно затараторил, заталдычил, кивая головой, будто отбивая земные поклоны:
- Ту-ту-ту, ту-ту-ту, - и так без конца.
Наконец, надоело, распустил веером хохолок на голове, зашипел злобно: "кш-шау" - и полетел.
Но самые заметные - фазаны. То все прятались в кустах, а тут, пришло время, наоборот, выставляют себя напоказ. Сейчас у всех птиц жениховские смотрины, и - огненно-красные петухи среди них самые заметные кавалеры. Целыми днями только тем и заняты, что объявляют свое сольное выступление. Вот подпрыгнул, прихлопнув крыльями, вот вскрикнул трескучим, писклявым голосом, горделиво посмотрел вокруг себя, дескать, вот я каков молодец, а самого выступления и нет. И так со всех сторон, вскрикивают, впустую хлопают по бокам крыльями, а дальше дело не идет.
- Петух и есть петух, - усмехнувшись, прокомментировал Максим Дмитриевич, - прокукарекал и дело в шляпе. Пением себя не утруждает и птенцов, когда выведутся, не опекает. Одним словом, франт и щеголь. Но действительно хорош!
В полдень большая темная туча выкатилась из-за гор и закрыла солнце. Все помрачнело. Поблекла вода, потухло небо, а под деревьями воцарился сумрак. Сразу примолкли птицы, спустился с поднебесья жаворонок, а овсянка нахохлилась и распушилась на ветке, приготовившись ко сну. И вдруг со всех сторон закричали сплюшки.
- Вот дурные, - усмехнулся Максим Дмитриевич, - однако, решили, что наступил вечер. Или просто так, покричать захотелось. Эх, весна, весна...
Туча тут же ушла, и все стало на свои места. Запели птицы, а сплюшки снова, как древние старушки, задремали в дуплах тополей.
Зайцы, рассыпавшись по поляне, старательно стригли траву. Бывает, что у диких зверей попадаются то ли глупые, то ли особенно храбрые. Одного зайца я снимал, что называется, в упор. Все разбежались, а этот остался. Сидит, хотя видит меня прекрасно, даже глаза выпучил. Ушами как радарами шевелит, а ничего понять не может. Если бы все так, а то ведь разбегаются и разлетаются, как очумелые. Мелькнула тенью в тростниковой чаще косуля. Кот с клочьями висящей на боках шерсти стремглав сиганул в кусты.
Фотоохота с подхода дело случайности, много тут не наснимаешь. Понял это и Зверев.
- А что, если попробовать с телеги? - предложил он. - У нас в Сибири так охотятся на тетеревов. Птицы не боятся  лошади и свободно подпускают упряжку на выстрел.
Егерь запряг сивую кобылку, Максим Дмитриевич привычным движением дернул вожжи, причмокнул губами, и мы тронулись. Тележные колеса загрохотали по булыгам, а потом мягко покатили по рыхлой лесной почве.
Когда, наездившись, мы возвращались на кордон, Максим Дмитриевич сказал:
- Сейчас самое интересное в Бартагое - это тяга вальдшнепов. Представляете, нигде, ни в Средней Азии, ни на юге Казахстана их нет, а здесь, пожалуйста, живут. Вот стемнеет, пойдем, полюбуемся. Вы заслушаетесь, сплошная романтика.
Когда солнце, брызнув последними лучами, закатилось за гору, мы вышли из домика и направились на так называемую Большую поляну - обширную пустошь, со всех сторон окруженную лесом. Птичий гвалт постепенно смолкал, по лесу разливалась вечерняя прохлада. Небо блекло, теряя голубизну, лес все более мрачнел. Сумерки наливались лиловой синевой, все более свежел воздух.
- Теперь слушайте, - сказал Максим Дмитриевич, - сейчас начнется.
- Ц-ц, - раздалось где-то вдалеке, и вслед за этим из-за темнеющей кромки леса стремительно вылетела острокрылая птица. На фоне неба отчетливо был виден ее остроносый силуэт.
- Хорк, хорк, - как-то сердито и хрипло прокричала она и унеслась вдаль. И сразу же с разных сторон появились другие, точно такие же птицы. Они хоркали и цыркали и проносились над поляной. Некоторые пролетали довольно близко над нашими головами, но они были так заняты своим делом, что не хотели нас замечать.
Между тем темнело все больше. Ночь вступала в свои права. Когда деревья, кусты, дорога - все потонуло в сплошном мраке, вечернее представление стало стихать.
- Ну, вот и побывали на тяге, - сказал Максим Дмитриевич. - Надо же, прямо, как по Тургеневу. Вечерняя серенада Шуберта.
Звездное небо сверкало над головой, пели соловьи, кричали сплюшки. Мы потихоньку плелись домой.
- У-гу! - где-то совсем невдалеке гукнул филин.
Сквозь ветви деревьев засветился огонек. Мы подходили к кордону.
Постепенно у каждого из нас наладился свой распорядок дня. Максим Дмитриевич большую часть дня проводил на рыбалке, вытаскивая серебристых османов. После полудня, когда клевало плохо, он спал или беседовал с егерем, а вечером отправлялся слушать вальдшнепиную тягу. Я же весь день бродил по лесу, пытаясь проникнуть во все его тайны, заглядывал в самые укромные уголки и с  особым рвением обследовал многочисленные дупла и щели в старых-престарых тополях. Втайне я надеялся найти гнездо филина, в совершенной уверенности считая, что оно должно находиться обязательно в дупле. Я видел, как темным силуэтом в тростниковой чаще промчался кабан, несколько раз мелькали косули. На веточке ивы, что наклонилась над ручьем, меня озадачила шерстяная рукавичка с дырявым пальцем. Пока раздумывал, прилетела крохотная птаха и юркнула в эту дырочку. "Ремез", - понял я и решил прийти сюда еще раз, чтобы устроить засаду.
Щелкали и свистели соловьи, да так, что впору было разболеться голове. Рогатым чертиком, обратившимся в серый сучок, сидела сова-сплюшка. Она долго разглядывала меня большими желтыми глазами, хлопала, крутила головой, а потом присела и, взмахнув мохнатыми крыльями, бесшумно исчезла в кустах.
Когда темнело, я вместе со старым охотником слушал тягу, а потом, несмотря на все увещевания, садился в машину и на всю ночь уезжал в самые густые дебри. Ночной мрак опускался на лес. Он поглощал все, что находилось под пологом тополей-великанов, и только черные зубья скал виднелись на фоне мерцающего звездного неба. За рекой, на еще не остывших от дневного жара камнях, звенели цикады, а здесь рядом плескался ручей, да пели соловьи. Но вовсе не соловьи привлекали меня, я приезжал сюда, чтобы насладиться пением двух моих любимых солистов: сплюшек и... жаб. Не было для меня музыки лучшей, чем эти мелодичные голоса маленьких лесных существ.
- Кью, - кричит совушка над самым ухом. Она, словно специально уселась где-то совсем рядом и раз за разом повторяет свой негромкий и так ласкающий ухо крик.
- Кью, кью, - вторят ей со всех сторон десятки других таких же маленьких совушек. Они баюкают и успокаивают, в них есть какая-то магическая сила, они зовут куда-то в другой мир, в страну мечты и сновидений.
В крики сплюшек вплетается меланхолический хор жаб.
- Ур-р-р, - тянется бесконечная трель. Звуки бесхитростные, простенькие, но как они приятны для слуха! Казалось, какие-то гномики, таинственные полуподземные лесные существа колотят маленькими молоточками по серебряной наковальне или звенят металлическими колокольцами. Трели плыли по воздуху, раздаваясь то громче, то тише, словно колыхаясь на волнах невидимого озера. Под эти чарующие, колдовские звуки ночного южного леса я и засыпал.