Вологодское разорение. В кабаке

Праздник надвигался на город неумолимо. Уже с пятницы на кружечных дворах было людно.

Возчик Архип, получив за доставку груза в монастырь расчет, направился отдохнуть. Не каждый день за работу дают три алтына. Грех не отметить такое дело.

В кабаке народ разный, одни пьют молча, другие требуют музыки и веселья, а есть такие, кто без хмельного не может, но выпить не на что. Их за столы ярыжные не пускают, сиротинушки стоят по стенкам, сверкают глазами по сторонам в поисках щедрого на угощение товарища.

Возница сел на скамью, ударил кулаком по столу, привлекая внимание ярыжного. Тот не заставил себя ждать, и скоро перед мужиком была поставлена большая кружка с брагой и миска с закусью.

-Мил человек, не дай пропасть божьей душе, налей пару капель.

Перед возницей стоял завсегдатай кружечного двора Ермилка.

-Ишь ты, какой резвый,- хмыкнул возница, на выпивку надо заработать.

-Так мы отработаем, только скажи как,- с готовностью закивал головой Ермилка.

-Будешь со мной после праздника грузить товар со стругов. Плачу по две деньги в день, ну и угощаю сегодня.

-Премного благодарен, - обрадовался Ермилка, мы, это, с великим радением.

Он уселся рядом с возницей, ярыжка принес чарку. Ермилка выпил, расправил плечи.

-Эх, воля вольная, где гусли самогуды, сапоги самоплясы?

Подыгрывая себе на губах, он встал и начал приплясывать.

-Охи-ахи, охи- ахи,

На Москве засели ляхи,

Князь Пожарский молодец-

Скоро будет им конец.

Из-за соседнего стола поднялся мужик. Низким басистым голосом он продолжил тему:

А царя Бориса дочку

Ко Лжедмитрию вели.

Проведи со мною ночку

Мы теперя все цари.

Ермилка выпил еще вина и, вконец осмелев, проорал очередную припевку:

Царь Василий загрустил,

Шведов в Новгород пустил,

Нонеча, тепереча,

Ждут в Москве царевича!

Басистый мужик, стукнув об пол сапогом, неожиданно тихо пропел:

Скопин-Шуйский воевода

Враг разбойного народа

На пиру повеселился.

А наутро отравился.

-Эй вы, - в горницу вошел целовальник Нечай Щелкунов,- воровские песни не петь, велю в острог посадить!

-А какие ж петь тогда, времена нынче воровские, и песни туда же.

-Про что хочешь, пойте, только царево имя не поминать!

-Эх, ребятушки, топеря и целовальник норовит указывать, что делать, а что нет. Ну да ладно.

Будем другие песни петь.

Ермилка сел за стол, выпил из кружки хмельного и затянул протяжную песню про тяжелую жизнь царской дочери после смерти отца:

Сплачется на Москве царевна:
Ох-ти мне, молодой, горевати,
Что едет к Москве изменник,
Ино Гришка Отрепьев расстрига,
Что хочет меня полонити,
А полонив меня, хочет постричи,
Чернеческий чин наложити.

Песня была для женского голоса, но Ермилка так задушевно и тонко выводил каждую строчку, что все заслушались поневоле.

К вознице Архипу подсел басистый мужик.

-Слышал, паря, дочь - от царя Бориса Оксинья и вправду от Димитрия родила!

-Брешешь, я ее видывал в прежние годы, все это наговор!

-Когда это видел, однако?

- Вот те крест, она инокиней в Горицком монастыре была, сослана после Лжедмитрия. Мы туда поклажу везли, а оттуда кое- какой товар на продажу и во владыкин домовой росход. Там, в Горицах, я и видел, не упомню, как в иночестве звали, но точно, дочь царя Бориса, власа черны велики, сама ликом бела, очи печальны, темны, как омуты. День и ночь, сказывали, проводила за молитвой и вышиванием. Что еще ей остается после такого позора, только, если в Шексну головой вниз? Никто не осудит, позор надо смывать, но не каждый сможет, грехи- то замаливать в монастыре, оно проще будет.

-Бедная девка,- покачал головой басистый мужик,- была царева дочь, а стала Христова невеста. Я слышал, в иночестве её нарекли Ольгой в честь княгини киевской.

-Судьбина такая, ничего не поделаешь, Господу послушницы тоже нужны,- ответил возница.

-А ты, это, у воеводы про царевну спроси, - вдруг встрял в разговор Ермилка,- сказывают они вместе в осаде сидели в Троицкой лавре. Он тебе и скажет, девка царевна или еще как.

Смачный подзатыльник опрокинул Ермилку на пол.

-Не сметь царево имя поминать, кому сказал? Вон отсюда!

Щелкунов в своем гневе был похож на самого, Христа, выгонявшего торговцев из храма.

-Ладно, ладно, ухожу я, не гневитесь, ради бога,- пробормотал Ермилка и метнулся к выходу.

-Три дня гуляй, как полагается,- сказал Архип, -а во вторник в первом часу дни, как солнце встанет, подходи к верхней пристани на разгрузку, обманешь, найду и кнутом покалечу,- вслед ему гаркнул возница.

-Не обману,- уже с улицы прокричал Ермилка.