Долгая дорога на полигон

   После обеда солнышко стало припекать. Друзей моих совсем разморило. Надо было поднимать их после очередного привала.
-Так, бойцы, подъем! И до вон той лесополосы, потихоньку, помаленьку. Там отдохнете. Встать!!! Шагом марш!!!Ах, вот так! А по морде?! Ага, зашевелился! Вставай! А ты чего разлегся!? Вставай, а то и тебе по мордасам!
    
 А они, двое, лежат, как убитые и даже на ноги не могут подняться, не то чтобы идти. Тормошу дальше, бью, щипаю, угрожаю. Наконец, поднялись. С полузакрытыми глазами,  обнявшись  и опираясь друг на друга, спотыкаясь и падая, побрели. Через полчаса, со стонами и нечленораздельным мычанием, означавшим, видимо, страшные ругательства в мой адрес, преодолели пол - километра  до следующей лесополосы, рухнули под куст и захрапели с пересвистом.
    
 А как хорошо начинался этот жаркий майский день. В часть, на полигон, нам надо было прибыть к  обеду, до 12-00. Поэтому мы встретились на Одесском автовокзале в 6 утра и первым автобусом  поехали  до ближайшей  к полигону остановки - село Шабо. Оттуда до цели 12 км по проселку пешком. Вот эти 12 километров мы преодолеваем уже 4 часа! И что моих друзей так развезло!? Видно, в Одессе, за эти трое суток  увольнения они здорово подорвали иммунитет к спиртному, а я совсем не злоупотреблял. Меня ждала моя Танюша. Мы с ней уже подали заявление в ЗАГС и с нетерпением ждали окончания моей двухмесячной службы. Так что мне было не до пьянки.
      
 Шабо это большое село, заселенное еще в 18-м веке переселенцами из Франции. Вокруг  огромные виноградники, а в селе знаменитый винзавод выпускающий  белое вино «Шабское» из сорта винограда, выведенного еще французами.  Мы решили позавтракать чем-то вкусным перед тем как снова перейти на армейский рацион. Но чайная в центре села открывалась только в 7 – 00 и мы заглянули в пивнушку. Она уже работала, и подавали там своё «Шабское» по 20 копеек за граненый стакан. Вино было прохладным, и на вид совсем прозрачным с неуловимым желто-зеленым оттенком. К тому времени как открылась чайная, мы уже пропустили по 3-4 стакана и усилили аппетит до настоящего, солдатского. Сельские порции нас не разочаровали как величиной, так и копеечными ценами. Запили вкусноту мы бутылкой «Столичной» и вышли под уже заметно припекающее солнышко.
      
      Я определил направление в сторону нашего полигона, и мы побрели по длинным улицам села. Друзья мои требовали остановки у каждого двора, где к забору была прикреплена бумажка с формулой "1л-1р". Эти загадочные знаки оповещали путника, что за 1 рубль ему с удовольствием отпустят в этом дворе 1 литр домашнего вина. Причем, не в стаканы, а в литровую стеклянную банку. А такая реклама висела на каждом втором заборе, и продвижение наше представляло собой короткие переходы и длинные привалы с банками в руках.
      
      Выйдя из села, мои спутники упали под дерево первой же лесополосы «на пять  минуточек…». И чем дальше нам удавалось продвинуться, тем длиннее были эти пять минут. Пока друзья сладко посапывали, я не давал себе разрешения на сон, боялся, что тогда мы вообще сегодня не попадем в часть, и нас запишут в дезертиры.  Лежал в тени, грыз травинку и вспоминал перипетии  нашей лагерной жизни.
      
      Привезли нас, 900 студентов выпускников Военной кафедры Одесского Политехнического института, полтора месяца назад в палаточный лагерь прямо на кромке танкового и артиллерийского полигона. Разбили на 12 батарей по 75 человек. Командовали нами офицеры располагавшейся поблизости  кадрированной  танковой дивизии. В таких частях есть техника с минимальным рядовым составом и командиры, а разворачиваются они в необходимом  случае путем призыва резервистов. Этими резервистами на два месяца сделали нас. Мы должны были за этот период принять присягу, доучить теоретические дисциплины, привыкнуть к военной форме и быту, научиться обращаться с оружием – автоматом и пистолетом, и,  главное, освоить технику - танки, пушки и прочее. Выпускали нас из института с военной специальностью - «командир взвода зенитных самоходных установок».
      
        Для основной массы «салаг», не служивших в армии, всё было в диковинку. Оказывается под формой (гимнастеркой и галифе), солдат одевает  белое нательное бельё – кальсоны с завязками внизу и рубаху. Под сапоги положены байковые портянки. На голову пилотка и каска на время боевых учений. Так как призвали нас в конце марта, и ночи были довольно холодными, в комплект входила шинель. Форму нам выдавали не новую, а оставшуюся еще с Отечественной войны. Поэтому на шинелях и реже на гимнастерках были следы от пуль и осколков. На моей шинели я насчитал аж три заплаты. Погоны нам тоже выдали еще с войны, с красным кантом по краям. Наверное, чтобы не путать нас с настоящими солдатами.
      
       Подобрать форму по размеру было трудно, да мы и не старались, гимнастерку брали побольше, чтобы ворот не давил горло, шинель подлиннее, сапоги попросторнее – легче одевать по тревоге. Так что выбрать из нашей толпы «бравого солдата» было нереально. Офицеры и старшины, привыкшие к порядку, многие прошедшие Войну, часто пугались нашего вида. Старались подтягивать нам ремни, следили за осанкой и застегнутыми пуговицами ворота… Но армейские привычки входили в нас с трудом.
      
       Помню один случай в первые дни службы с нашим командиром батареи капитаном  Колтуновым.  Мы с ним встретились на «сходящихся курсах» на дорожке между палатками. Он увидел в моем лице безобразное чучело с точки зрения армейских догм: ворот гимнастерки висит расстегнутый, оголяя шею чуть ли не до пояса, ремень болтается под животом, шинель расстегнута, полы волочатся по земле, пилотка на два размера больше и закрывает уши…  Я понял, что мне не миновать внеочередного наряда. Капитан подобрался,  набрал в  рот побольше воздуха, чтобы после моего приветствия (ладонь к козырьку и переход на строевой шаг) вздуть меня по всем армейским правилам. Все правила приветствия у меня вылетели из сознания. Я слегка, как будто в коридоре института, поклонился капитану,  изобразил на лице радость от нашей встречи  и выпалил:
-Здрасте, товарищ капитан!
      
      Бравый служака резко остановился, открыл рот, силился что-то сказать, побагровел, и когда я уже спокойно прошел мимо, пустил мне вслед тираду, ни одного слова из которой я не могу здесь привести по этическим соображениям. Смысл ее сводился к досаде по поводу присланного контингента,  и что он не нянька вытирать всем сопли.
      
      Но вскоре наш командный состав убедился в полной вменяемости и быстрой обучаемости студентов. Мы показали, что при надобности можем и строем печатать шаг, и с оружием обращаться на отлично, и песню отгрохать на строевом смотре получше регулярных частей. А что касается теории и практики стрельб из зенитных орудий, работы на радиолокаторе и вождении бронетехники, мы обучались во много раз быстрее и лучше новобранцев. Поэтому и отношения наши с командованием скоро перешли в практическую плоскость. Мы не подводили командиров при сдаче нормативов. Начальство их хвалило – полигон слыл передовым по всем показателям. В ответ командование дивизии  давало нам больше свободы и не придиралось к мелочам.
      
       На строевой смотр каждая батарея готовила строевую песню. У нас это была «Несокрушимая и легендарная» А.Александрова. Но вдали от  командирских ушей мы любили побаловаться, подбирая песни блатного и дворового репертуара под строевые. Старшине нравился Высоцкий.  Когда наш строй  выходил из расположения части на проселок,  он говорил:
-Ну, теперь давай «Заразу»!

Мы стройно  на три голоса рубили:

-Что же ты, зараза, бровь  себе подбрила!
Почему одела, падла, синий свой берет?
И куда ты, стерва, лыжи навострила?
От меня не скроешь ты в наш клуб второй билет! 
                И т.д.
Возвращаясь на полигон,  мы переходили  на «Красную армию всех сильней»!
      
      Бывало, что капитан и старшина,  правда порознь, принимали стакан – другой вина от нашего студенческого нечастого застолья, предупреждая после ухода об осторожности. За вином удобно было ходить  на ферму, километрах в трех, в темное время перед отбоем.  Доярки предлагали нам свежее молочко, мы его пробовали, но с собой уносили канистры с домашним вином. Помню,  как на утреннем построении командир дивизии поставил перед строем две конфискованные накануне замполитом 20-ти литровые канистры. Уж очень расшумелись ребята в своей палатке, а он проходил рядом.
-Товарищи курсанты! Громогласно обратился командир к замершим в строю девяти сотням студентов.
-Вот! Командование Вам доверяет! А что в ответ!? Нарушаем, устав. Ходим из расположения. Вино носим. Да еще в палатке песни после отбоя поём! Совсем наглость потеряли! Вашу, в душу…
-Кто вчера пил? Четыре шага вперед!
Строй не шелохнулся.
-Повторяю! Мне всё известно, кто, из какой батареи…  Повторяю. Четыре шага вперед!!!
Вчерашние виночерпии,  двенадцать человек, нехотя потянулись из рядов, опустив виноватые головы.
-Ну что, бойцы! Голова болит? Не слышу ответа!  Так что разрешаю по кружке для поправки. Остальное вылить!
-Лагерь, смирно, направо, в столовую на завтрак, затем на занятия по плану, шагом марш!!!
      
      Увольнительные нам не давали. А то, что мы, трое, сейчас возвращались из краткосрочного отпуска на трое суток, было исключением. К очередной проверке полигона  комиссией Минобороны всё было готово. Но буквально за неделю до этого «радостного» события выяснилось отсутствие в части полосы препятствий для подготовки личного состава в условиях, приближенных к боевым. Чертежи и описание этой полосы были срочно представлены в часть. На нас троих выпала честь воплотить идею в жизнь. Сроки были сжаты до предела. Но мы справились. В награду попросили отпуск. С условием нигде не засветиться и возвратиться точно в срок, нам пошли навстречу.
      
      Вот с последним условием и вышла сейчас закавыка. До лагеря оставался какой-то несчастный километр, а мои «утомленные солнцем»  други никак не могли разомкнуть глазки и встать на ноги. Только часам к семи вечера я кое-как дотащил их до кромки нашей территории и передал на руки сослуживцам. А сам разыскал старшину. На его недовольный взгляд я ответил сначала литровой бутылкой «Букета Молдавии», сохраненной от ненасытной компании на дне рюкзака. Затем по уставу доложил, что группа отпускников благополучно и без происшествий в часть явилась. Старшина побурчал, сходил в палатку и удостоверился, что тела прибывших в наличии на своих лежанках, и с облегчением меня отпустил.
      Через две недели мы сдали форму в каптерку, переоделись в ставшую  непривычной гражданскую одежду и разъехались на преддипломную практику уже в звании младших лейтенантов запаса.


Связаться с автором можно по адресу:    grinsponvladimir@rambler.ru