Рекомендация библиотекаря. Мой муж-Даниил Хармс

Вспоминаю многих  замечательных людей, с кем посчастливилось встретиться в жизни. Среди них был литератор, о котором я  почти ничего не знала. Но виделись мы очень часто. Он  приходил на многие литературные вечера в Дом Медика. Красивый мужчина с крупными чертами лица, с волосами, доходящими до плеч. Он всегда приходил с разными женщинами, причём,  каждая из них была красавицей. Обычно в антракте он заходил за кулисы в артистическую комнату поговорить с выступавшими литераторами. Был знаком со всеми.

Иногда я встречала его в Переделкино в доме у Лидии Корнеевны Чуковской. Помню, мы ходили на кладбище к  Корнею Ивановичу Чуковскому  и Борису Пастернаку. Его имя – ВЛАДИМИР ГЛОЦЕР.

Но знакомство было шапочное. Иногда перезванивались по  каким-то служебным вопросам. Уезжая из страны, я записала несколько телефонных номеров. Среди них был телефон Владимира Глоцера. Из Израиля несколько раз звонила, тоже по делу - нужно было с кем-то связаться. Разговаривал он дружелюбно, как обычно, помогал. Последний звонок. Он разговаривает, как будто я мешаю, он вроде спешит. Неловко почувствовав себя, попрощалась. Довольно долго не звонила. Прошло время. Всё же решила узнать, как он.

Ответил спокойный женский голос: « Володя умер три года назад. Рак».

Суетно жила, не разглядела, не поговорила,  а могла бы услышать  интересные свидетельства. Сейчас, когда познакомилась с его трудами, очень пожалела о несостоявшихся разговорах.

  Недавно переслал мне автор нашего сайта из Канады несколько электронных книг, среди   которых  была  необычайно интересная книга. Интересна и  история её написания. Прочитав её, решила обязательно рассказать об этой книге и её авторе. «Марина Дурново: «Мой муж Даниил Хармс».    

Самое прямое отношение к появлению этой книги имеет  литератор  ВЛАДИМИР ГЛОЦЕР.

Прежде расскажу о нём. Он работал  литературным секретарём у  Самуила Яковлевича Маршака, а затем у Корнея Ивановича Чуковского. В 1950- 1970 годы руководил литературной студией. Результатом этой работы стала книга «Дети  пишут стихи: Книга о детском литературном творчестве» (1964, предисловие Чуковского) и сборник детского поэтического творчества «Раннее солнце» (1964, предисловие Маршака). Как книговед составил сборник «Художники детской книги о себе и своём искусстве» (1987). Он любил детей.  Работа  была чрезвычайно интересная. Общий знакомый рассказывал, что Володя был вынужден из-за  мизерной зарплаты оставить  любимую работу.

Позже достаточно глубоко  занимался исследованием и публикацией творчества писателей ОБЭРИУтов - Даниила Хармса, Николая Олейникова, Александра Введенского. Он, представляя авторские права этих писателей, постоянно добивался оплаты публикаций наследникам.

 Не секрет, что авторские права даже в наше время постоянно нарушаются. А ранее Россия не подписывала конвенцию о правах. Как пример, можно привести историю с  дочерью А.Куприна Ксенией, вернувшуюся в Россию и надеявшуюся получить деньги за переиздающиеся произведения отца, фильмы  снятые по его сюжетам. Ничего она не получила.

Группа писателей  ОБЭРИУ, провозглашали отказ от традиционных   форм в литературе и искусстве. Они  считали,  что гротеск, поэтика абсурда  должны обновить  методы изображения действительности. Эта группа появилась в   1927 году в Ленинграде.  Это была революция в культуре. В группу, помимо Хармса, входили и другие писатели. ( См. ОБЭРИУ - Объединение Реального Искусства).


Последним годом существования ОБЭРИУ был 1931 год. Введенский, Хармс и Бахтерев были арестованы по политическому делу и сосланы.

«Хармс» - псевдоним Даниила Ювачёва, считавшегося одним из самых талантливых детских писателей. Детей восторгала  игру в чепуху, смешное нарушение порядка. Самуил Маршак и Корней Чуковский считали Хармса родоначальником детской литературы.

В  дневнике Хармс обозначил свое кредо:
"Меня интересует только "чушь”, только то, что не имеет никакого практического смысла. Меня интересует только жизнь в своем нелепом проявлении. Геройство, пафос, удаль, мораль, гигиеничность, нравственность, умиление и азарт - ненавистные для меня слова. Но я вполне понимаю и уважаю: восторг и восхищение, вдохновение и отчаяние, страсть и сдержанность, распутство и целомудрие, печаль и горе, радость и смех”.
 
Итак, в 1931-м году всех писателей - обэриутов арестовывают за антисоветскую деятельность. В их число попал и Хармс, его приговорили к трем годам ссылки в Курск, где Даниил Иванович находился до осени 1932 года.

В 1934-м Хармс женился на Марине Малич, ( во втором браке   Дурново) которая действительно стала его второй половинкой, вместе с мужем претворяя в жизнь порой самые безумные идеи. Даниил Иванович, зная, что за ним следят,  ему угрожают аресты, захотел, чтоб жена оставила свою фамилию. Ласковое прозвище Марины было Фифюлька.

Хармс много лет подряд писал в стол, пережил аресты, несколько обысков и принял  мученическую смерть в психиатрической клинике блокадного Ленинграда. Марина Малич  была преданной женой.

Аресты, обыски, война стали причиной пропажи многих произведений и рукописей. В 1956 году Хармс   был  реабилитирован. С этого времени  начали печататься  детские стихи  Хармса.

С середины 60-х в печать стали постепенно выходить взрослые произведения Хармса,  в самиздате  появились перепечатки его неизданных рассказов, сцен и стихотворений.
С начала восьмидесятых годов, Хармс становится известным читателю, и число его поклонников растёт. Оказалось, что он успел за свою достаточно короткую жизнь (36 лет!) написать не так уж мало, а главное – что это сохранилось, несмотря на три обыска во время арестов, при которых забирали и рукописи.

Первое  советское издание "взрослых" произведений "Полет в небеса" увидело свет  на родине  лишь в 1988 году.
Стали появляться издания его избранных произведений в Германии, Франции, Голландии...

Тут оказалось, что Хармс, как и его ближайший друг Александр Введенский, были,  чуть ли не родоначальниками абсурдизма в новейшей литературе.

Владимир Глоцер стал посмертным публикатором Даниила Хармса, долго пытался найти следы жены Хармса. Не знал, жива ли она. Ещё в 80-е годы приходили её  письма из Южной Америки, куда судьба забросила Марину Малич, вдову Хармса. Она писала из Венесуэлы своей двоюродной сестре Марине Ржевуской. Но в 1983 году, со смертью М.Н. Ржевуской, эта переписка оборвалась.

Упрямый  литератор добился успеха, узнал адрес вдовы Хармса. Марина Малич, во втором браке Дурново, была жива и проживала в Венесуэле. В те годы даже мечта попасть в Венесуэлу была фантастической. Однако, Владимир Глоцер, располагая точным адресом Марины Владимировны Дурново, послал ей письмо, приготовленное ещё 10 лет назад.

Пришёл ответ:
«Милый Владimir Iоsифович, — писала мне Марина Владимировна. — Вопервых должна Вам сказать что мне очень тяжело писать по-русски. Жизнь моя сложилась так что я скорее избегала русских. Смерть моего мужа, Даниила Хармс, навсегда осталась в моей памяти. Это было вчера. Это было так ужасно что этого забыть нельзя». В конце длинного письма она писала: «Владимир Iосiфоvich — приежзайти, мы долго можем говорить? ... С Вами я могла бы написать книгу и большую».
 
«В начале ноября 1996 года я вылетел из Москвы в Венесуэлу и через двадцать часов пути, поздним вечером, позвонил в квартиру Марины Владимировны Дурново.
Несмотря на то, что мы виделись впервые в жизни, мы очень быстро сошлись и через неделю признались друг другу, что у обоих такое чувство, будто мы знакомы уже много лет. Может быть, без этого взаимного ощущения, думаю я сейчас, наши беседы, исповедальные для Марины Владимировны, были бы, наверное, немыслимы» - пишет в своих воспоминаниях литератор.


Две  недели он провёл рядом с Мариной Владимировной. Воспоминания её записывал — для верности, чтобы не подвела техника, одновременно на два магнитофона.
Запись  шла очень трудно. Всё, о чем вспоминала Марина Владимировна, было так давно! Восемьдесят, семьдесят, шестьдесят лет, полвека назад.
Уставая говорить по-русски, она вдруг переходила на привычный ей испанский, или английский, а то — и на любимый ею французский. И ввиду этого смешения, когда позабывались простые русские слова, приходилось тут же распутывать лингвистический клубок, поскольку не было никакой надежды, что удастся еще раз вернуть ее в то же самое эмоциональное состояние.
 
«Случилось так, что воспоминания Марины Владимировны вышли за пределы первоначального интереса, с которым я к ней обратился, и передо мной прошла — пускай отрывочно — вся ее жизнь, пожалуй, не менее интересная, чем годы с Хармсом, и потому, с согласия мемуаристки, я не счел возможным обрывать свою запись на гибели Хармса. Это уже были воспоминания не только о нем, но и о себе самой — в поле и вне поля его зрения.
Я слушал Марину Владимировну Дурново час за часом и понимал, что она, по существу, последняя свидетельница жизни Даниила Хармса».

 Это произошло в 2000 году.
Владимир Глоцер подготовил литературную запись её воспоминаний книга  «Марина  Дурново: «Мой муж Даниил Хармс».
Рядом с названием, посвящение сыну Марины Дурново.

Эту книгу я предлагаю читателям прочесть. Первая фраза книги: «Я родилась в доме князей Голицыных, на Фонтанке».

Воспоминания Марины Владимировны, по прошествии стольких лет, о которых она повествует, не слишком стройные. «Она все же не профессиональный мемуарист, а просто женщина, жена Даниила Хармса (с весны 1934 года до его гибели в застенке 2 февраля 1942-го), пережившая безмерно много печального. Поэтому что-то в ее рассказе высветилось отчетливо, а что-то ушло в тень. Поэтому же не обо всех событиях и людях она вспоминает связно, соблюдая повествовательную логику. Но я не считал себя вправе привносить эту логику в ее воспоминания.
И последнее. Что бы еще я ни пояснял и ни говорил о мемуарах Марины Дурново, все равно кажется невероятным, что в конце уходящего века нам может рассказать о Данииле Хармсе человек, столь ему близкий».
 
Владимир Глоцер

Книгу Марины Дурново «Мой муж Даниил Хармс можно найти в интернете-

    Я не могла оторваться от чтения этой книги. Нескладно написанная Мариной Владимировной, доверительно рассказывающей о  прошедшем - от рождения в семье Голициных, жизни в невыносимое время , о знакомстве и  короткой жизни с Даниилом  Хармсом. Об арестах мужа и обысках. Да вот сцена:
«И тут начался обыск. Ужас что такое было! Всё падало, билось. Они всё швыряли, рвали, выкидывали. Разрывали подушки. Всюду лезли, что-то искали, хватали бумаги — всё, что попадало под руку. Вели себя отвратительно».
В годы ленинградский блокады муж находился в тюремной психушке. С трудом получила Марина адрес, по которому принимали передачу и назвали день, в который можно было придти. Собрав последние силы, она пошла.
«Надо было по льду переходить Неву. На Неве лежал снег. Выше моего роста. И в нем был протоптан узкий проход, так что двое едва-едва могли протиснуться плечом к плечу.
Я надела валенки и пошла. Я шла, шла, шла, шла, шла...
Когда я уходила из дому, было утро, а когда возвращалась — черная ночь.
Раза два я доходила туда, где он был, и у меня принимали передачу. А на третий... Всем знакомым я сказала, что иду туда, чтобы все знали, потому что я могла и не дойти, у меня могло не хватить сил, а туда надо было идти пешком. Я шла. Солнце светило. Сверкал снег. Красота сказочная. А навстречу мне шли два мальчика. В шинельках, в каких ходили гимназисты при царе. И один поддерживал другого. Этот уже волочил ноги, и второй почти тащил его. И тот, который тащил, умолял: «Помогите! Помогите! Помогите! Помогите;»
Я сжимала этот крошечный пакетик и, конечно, не могла отдать его. Один из мальчиков начинал уже падать. Я с ужасом увидела, как он умирает. И второй тоже начинал клониться.
Все вокруг блистало. Красота была нечеловеческая — и вот эти мальчики... Я  шла уже несколько часов. Очень устала.
Наконец поднялась на берег и добралась до тюрьмы.
 
Там, где в окошко принимают передачи, кажется, никого не было или было совсем мало народу. Я постучала в окошко, оно открылось. Я назвала фамилию — Ювачев-Хармс — и подала свой пакетик с едой.
Мужчина в окошке сказал:
— Ждите, гражданка, отойдите от окна, — и захлопнул окошко. Прошло минуты две или минут пять. Окошко снова открылось, и тот же мужчина со словами:
— Скончался второго февраля, — выбросил мой пакетик в окошко. И я пошла обратно».

Однажды к Марине пришел человек из Союза писателей.  Он сказал, что уходит последний грузовик на Большую землю. Он предложил Марине дать место. Последний! И мне как жене писателя могут дать в нем место. Дальше она подробно рассказывает об этой эвакуации.

«Я попала в группу вместе с артистами, вообще с людьми театра. У меня был с собой кусок хлеба, я его прятала под рубашкой. Люди залезали в кузов, а многих втаскивали, у кого уже не было сил залезть.
В кузове людей укладывали друг на друга. Крест-накрест. В несколько рядов. Самые слабые и самые больные — внизу, чтобы к ним поступало тепло. А сверху — те, кто помоложе и поздоровее.

Человек лежал под грудой тел. Он умирал, кричал — ничего не помогало. Кузов был накрыт брезентом. Ни звука не должно было доноситься. Строго предупредили, что виновного в малейшем шуме, будут выбрасывать. Дорога обстреливалась.
«В колонне было четыре или пять машин, таких же огромных, как наша. Была ночь, под брезентом ничего не было видно…Не знаю, как я на это решилась, но я все время думала: «Боже, как мне посмотреть, где мы едем?..» Я хотела видеть. Я была наверху, не под какими-то телами, потому что я была самая молодая. Я совсем немножко отогнула брезент, так, чтобы никто этого рядом не видел. И то, что я увидела, я никогда не забуду. Никогда, никогда, никогда!

Когда я приподняла краешек брезента, я всё забыла. Это было совершенно сказочно. Мне открылось чистое-чистое небо. Звезды. И круглая, громадная луна. Она сияла так ярко, что всё было освещено вокруг. Всё небо! И горы снега. Всё улыбалось и играло. Нет сил описать эту нечеловеческую красоту. И нельзя забыть».
 
Мне  особенно нечего добавить. Просто не отрываясь, читала  я эти воспоминание, такие неумелые, но такие страшные и искренние. Сколько бы мы ни узнавали  о блокаде Ленинграда, о войне, о том, что каждый, переживший это время, видел своими глазами,  ощущал то, что не видел другой, может, бывший рядом с ним человек, всё это только дополнит картины. И только все эти картины вместе взятые составляют историю страны.
Советую прочитать эту книгу. По объёму она небольшая. Страниц 60. По впечатлениям -неисчерпаема.

Библиография и  используемая литература:


Ссылки

Владимир Глоцер в «Журнальном зале»

Защитник абсурда. Умер литературовед Владимир Глоцер // «Коммерсантъ», № 72 (4127), 22.04.2009.
Скончался известный литературовед Владимир Глоцер // НГ Ex Libris, 23.04.2009.
Чудесный секретарь // «Газета» № 71, 22.04.2009 г.
Был одним из авторов фундаментального биобиблиографического словаря «Русские писатели. 1800—1917»

Алиса Порет. Воспоминания о Данииле Хармсе / Предисловие В. Глоцера /.

Панорама искусств. Вып. 3. М.: Сов. худож., 1980.

Книгу Марины Дурново «Мой муж Даниил Хармс можно найти в интернете-