Братик

Она очень часто кричала по ночам. Я лежала в своей комнате, укрывшись одеялом с головой, и слушала её крики. Это было похоже на крик чайки, с которой живьем сдирали кожу.
Я была меленьким ребенком, который не понимал, что происходит с его мамой.
Она просыпалась в слезах и падала в объятия отца, который стал очень нервным из-за её срывов. Стресс дал о себе знать, и отец оставил нас в самый страшный для неё момент.
Моя мама потеряла еще одного ребенка.
Как было странно, она не любила меня, но очень хотела завести себе еще детей.
Отец ушел, и вместе с ним ушли остатки рассудка мамы.
- Нет, мама, не бей меня! – кричала я, обливаясь слезами и плюясь кровью. – Мамочка! Мамуля!
Женщина не слышала свою дочь. Она била её остатками вазы, которую девочка случайно разбила.
- Ты наказана! Это твое наказание, маленькая дрянь! – В ярости кричала сумасшедшая женщина, сопровождая каждое слово очередным ударом.
Я закрывала лицо руками и сквозь просветы между пальцами видела лицо своего маленького брата. Он стоял в темном углу комнаты и молча смотрел на эту сцену, держа в руках любимого медведя. Лицо его не выражало ни одной эмоции, как будто мы были для него совершенно посторонними людьми.
Ему шесть лет. Он родился с отклонениями в развитии. Заботилась всегда о нем только я, его сестра, которая старше лишь на три года.
Полгода спустя.
У матери окончательно поехала крыша. Она перестала ходить на работу, и мы жили на деньги, которые платил отец.
Мать шаталась по дому, словно маятник, постоянно пила и била меня. Брата она как будто даже не замечала. Изредка она останавливалась перед ним в ступоре, смотрела на него мутным взглядом несколько минут. Я боялась, что она сделает ему что-нибудь, но та через некоторое время приходила в себя и шла дальше по своим делам.
В школе, естественно, замечали происходившие со мной изменения, но всем было настолько безразлично, что они даже не считали нужным позвонить в органы опеки.
В таком подвешенном состоянии мы прожили еще три месяца.
Брату исполнилось семь лет, время, когда все дети идут в школу. Мне было очень жаль моего маленького братишку, которому никогда не стать мыслящим существом. Он был ходячим овощем, но я все равно его любила. Порой мне казалось, что в его голове все же есть какие-то зачатки «настоящего» разума, но я сваливала это на обыкновенное стремление человека выжить.
Прошел еще месяц.
Она перебила всю посуду в доме и заперлась в своей комнате. Я убираюсь везде, кроме «того места». «Туда» я запрещаю ходить и братику. Приношу ей еду. Готовит нам соседка. Отец перестал давать денег, приносит продукты, иногда лекарства брату. Когда бросает взгляд на «то место», тут же отводит взгляд и торопится домой. Я понимаю, у него другая семья, ему не нужны лишние хлопоты с нами. Если о наших проблемах кто-то узнает, ему придется взять к себе меня и братика-инвалида. А ему это не надо.
Прошло два месяца.
Я отдаю большую часть своего дневного рациона братику, но он все равно продолжает сильно сбавлять в весе. Кажется, лекарства, которые приносит отец, совсем ему не помогают. Я не знаю что делать. Плачу в подушку по ночам, а братик смотрит и улыбается. Кажется, ему очень даже неплохо, несмотря на весь ужас ситуации. Как все-таки хорошо быть овощем.
Прошел месяц.
Мне исполнилось десять лет. У нас началось лето. Состояние братика, кажется, перестало ухудшаться. Теперь мы гуляем с ним каждый день, так как у меня каникулы. Но появилась другая проблема. Мать связалась с местными алкоголиками и наркоманами и таскает их домой. Теперь меня бьют все они. Братика я запираю в комнате. Им его не достать.
Неделя.
Я лежу лицом в подушку и тихо плачу. Только что меня изнасиловали друзья-алкаши моей мамаши. Им было скучно. А после они все же добрались до братика. Он сидит на полу возле меня и терзает своего бедного мишку. Побитый, но все такой же спокойный. Ему плевать. Хорошо, наверное, быть овощем…
Два дня.
Я услышала душераздирающий крик среди ночи и побежала в «то место». Братика со мной не было и я боялась, что Эта Женщина могла что-то с ним сделать. С ужасом открываю дверь и вижу картину, от которой весь жалкий ужин просится наружу. На полу лежит голое тело «матери» все в крови. Её глаза раскрыты, но уже пустые и холодные. А над ней стоит братишка. В одной руке кухонный ножик, в другой – истерзанный мишка. Он смотрит на меня и улыбается. Он будто говорит: «Смотри, сестричка, я за тебя отомстил!»
Я думала, что он - овощ. Я считала, что он не умеет думать. Как же я ошибалась.
Прошло десять лет.
Я звоню в железную дверь огромного здания с решетками на окнах. У них тут полные условия: небольшой парк, скамеечки, многоразовое питание и все, что они только желают.
Тогда, десять лет назад, в больнице, доктора доказали невменяемость моего братика, а его действия определили, как результат жестокого обращения. Поэтому его поместили не в очень страшное место. Ему тут хорошо.
Отца засудили органы опеки. Меня определили к дальним родственникам, которые души во мне не чаяли.
Я часто навещаю своего братишку в этой больнице. Каждый раз со страхом проверяю, не обрел ли он разум? Не начал ли говорить?
Ведь мой братишка хранит самый страшный секрет моей жизни.
Тем, кто на самом деле убил маму, была я.
Хорошо, наверное, быть овощем. Не так ли, братик?