Желтые хрустяшки листьев

Желтые хрустяшки листьев

        Желтые хрустяшки листьев всё увереннее перебегают "трэйл". Это уже не редкие одиночки. Местами на непродуваемых ветром изгибах трассы даже асфальта не видно. Сплошной ковёр.
        Вот и осень. Ещё одна рыжуха накатила. Я люблю это время. Моё время.
        Давлю педали в полсилы. Чего суетиться? Я уже своё отсоревновал. Там, в далёком прошлом. Качу, в основном, ради удовольствия. Ну, разве, может для снижения холестерола, давления и прочих негативных предрасположенностей. Некоторые упорно утверждают, что “вело” благотворно влияет на простату. Наверное те, которым уже пора благотворно влиять. Здоровые подобных тонкостей не замечают. Им некогда. Они её используют по иному назначению, более для них приемлемому.   
        “Трефовые” в ярких обтягивающих джерси и велотрусах довольно часто обгоняют меня. Красочные витиеватые надписи на их спинах, плечах и груди рекламируют всё, что угодно. От “Columbia” и “Saxo Bank” до таинственного “cervelo”. Особая вело-каста.
        “Трефовые” редко ходят в одиночку. Рассекают пространство торпедирующими, в два-три человека минипелетонами, чем-то схожими с волчьими стаями на колёсах. Зло, напористо и неукротимо. Их оскаленные в очках и шлемах “морды” слюнятся низко, почти у самого руля. Разве что на луну не воют в свободное от вело-набегов время. Хотя, кто их знает. Фанаты.
        Настоящих “трефовых” не особенно много. Профессиональных велосипедистов, как и волков, абсолютно ноги кормят. Их изогнутые в вечном велопорыве тела стремительно и неумолимо проносятся мимо. Я же проношусь в основном только вдоль пред - или совсем пенсионных. Но тут главное участвовать. Это не "Tour de France", и даже не “US open”.
        Солнышко яркое, но в себе явно не уверенное. Ветерок ощутимо студит грудь. Вторую неделю езжу в тонкой ветровке и подшлемнике. Прохладно. Могу и закашляться невзначай.
        - Береги себя, Семеныч!  Береги, братка! Кроме тебя самого тебя никто, никто и не сбережёт. Верняк неубиенный. Верняк. “Мать писала...” И не раз...
        Дышу по-чемпионски. Ровно, ровно - выдох. Ровно, ровно - вдох. На подъёмах, особенно затяжных, кардинально меняю тактику. Ровно - выдох. Ровно - вдох. Ровно - выдох. Ровно - вдох. Так легче. Гораздо...
        Обычная дневная доза. Шесть миль в один конец, шесть назад. Чуть меньше часа времени. Иногда наматываю больше: двенадцать и ещё малый круг четыре с половиною вдоль Ботанического сада, что на Lake-Cook за девяносто четвёртой дорогой. Но это не часто, по настроению.
        Педали монотонно вращаются, цепь еле слышно шепчется c большими и малыми звёздaми, велосипед несёт меня всё дальше, дальше... “I like to ride my bicycle!” Покойный гом Федя Меркурьев круто исполнял эту вещь.  Серьёзно обожаю её. Торпедо!
        В очередной раз позади над ухом слышу – “On your left!” В который за сегодня раз машинально интерпретирую - "Свали в сторону, утюг!" Слегка принимаю вправо. Слева обходят полукозырные. Даже не слышу их дыхания, ну нисколько. В ушах оседают лишь лаконичные обрывки фраз. Они ещё и говорят на таком ходу! Уловить о чём - не успеваю. Да и ни к чему.
        Листья в пожелтевших майках лидеров устремляются было вслед, но резко, вместе со мною отстают, и уже медленным, фигурным фокстротом опускаются на холодную трассу. Шух – и стая уже метрах в десяти по курсу. Двадцати, тридцати, поворот - не вижу.
        Давно катаюсь один. Оставил всех своих сокатателей. Оно наверняка и к лучшему. Не надо подстраиваться. Быстрее, медленнее, впереди, сзади, сбоку. Да и не привык я подстраиваться. Не хочу. Да и не умею. С детства. Вместе катаются те, кто подстраивается. Их дело. Я езжу так как мне нравится. У меня свой темп на этот счёт.
        Продолжаю движение. Не быстро сменяющийся пейзаж скрашивает моё одинокое велосипедирование. Лесок, поле, мостик, опять лесок, дорога. Жду пока пройдут машины. Одна нога в обойме педали, другая на асфальте, велосипед отдыхает между. Пью воду из притороченной к раме пластиковой баклажки. Ну когда же прекратится этот поток. Мешок не на шутку развязался. Минута, две, три. С обеих сторон дороги уже по нескольку ожидающих. Ну вот и всё. Можно. Стороны дороги обмениваются велосипедистами. Перекрёсток пустеет.
        Углубляюсь в лесок. Постепенно набираю обороты. Трасса фигурит крутой левый вираж. Не успеваю притормозить. Почти полулёжа повторяю изгиб на приличной скорости. Вылетаю на прямую.
        Это неожиданно приятно! Крайний столбняк прямо мне в лобешник: такие правильные округлости в велосипедном седле лицезреешь не часто. Многим не доводится никогда. Даже в жизни. Довоенный товар! Подобное сегодня промышленность не выпускает. Даже по спецзаказу! Чертежи и технология утеряны давно и навечно. Такой аккуратной, геометрически правильной сдобы даже мой друг Михалыч не выпекает. А Михалыч - профессиональный “baker” с многолетним стажем. Его выпечку даже в кино снимают. Крупным планом и в главных ролях. Эту выпечку весь Чикаго знает.
        Округлости изыскано обёрнутые в тонкие, натянутые до предела велошорты, лениво и аппетитно переваливаясь, монотонно ублажают седло. Раз - два, раз - два. У меня отчётливо мутнеет сознание. Обочина начинает наползать на разделительную полосу. Непроизвольно снижаю скорость до скорости округлостей, держу надлежащую фокусирующую дистанцию. Перекрестие прицела замерло. Всё – locked. Округлости доверчиво сквозь прицел смотрят мне в глаза и приветливо улыбаются. Небесное сияние неотступно следует за ними на положенной небесному сиянию высоте и отклонении.
        - Ну что же ты растерялся, мил человек? Да, мы такие! Вот такие вот МЫ! 
        Или померещилось?! Скорее померещилось! Чур меня, чур!!! Последнее время слишком часто катаюсь?!
        Слюноотделение силно обилизируется. Кровь беспощадными приливами шарит по организму. С каждой секундой всё неудобнее сидеть в седле. Поправить что-либо физически абсолютно невозможно. Потеряю равновесие и тривиально, прямо в шлеме упаду. Так дальше продолжаться не может, не должно. Или безнадежно отстать, или вперёд!
        Собираю парализованную волю в кулак. Прибавляю в скорости и постепенно равняюсь с Хозяйкой. Со всею возможною любезностью пытаюсь произнести стандартное в таких случаях заклинание - “On your left, mam!” Голос не повинуется. Не хочет. Скорее не может. Произношу что-то типа: “O…kh…kh…kh…em”. Исконый берберский - язык давно вымерший. Реакция нулевая. К тому же моё произношение явно хромает. Откашливаюсь и всё же членораздельно произношу заготовленную фразу. Со второго захода вроде ничего. Звучит гораздо живее.
        Хозяйка сквозь очки бросает в мою сторону в меру ироничный сочувственный взгляд. Она чётко компренде что происходит за спиною во время велопрогулок. С достоинством замедляет движение. Я с трудом стиснув зубы деаллокирую прицел. Ухожу вперёд. Всё дальше, дальше в осень, в листья, в бесконечную желтизну...         
        На этот раз поднимаюсь на мост не легко. Тяжеленько. Вроде и разгон и нужная передача. Вроде и пива вчера в меру. Не переборщил. Но тяжело. К самой верхней точке уже стою в седле. Давление пара в лёгких почти на пределе, но клапана держат. Машины под мостом еле ползут сплошным потоком. Девяносточетвёртый в это время суток загружен. Около пяти вечера. Трафик. Качу вниз, не вращая педали. Долго привожу в порядок дыхалку. Язык убираю с плеча на положенное языку место. Жадно глотаю воду на ходу. Вода проливается на грудь. Я этого не замечаю.
        Листья. Жёлтые листья кругом и везде. Осенью в октябре весь мир из жёлтых листьев. Желтит в траве и на деревьях, на подёрнутой рябью глади пруда, желтит у меня на душе. Если попытаться подсчитать, сколько их в этом лесу? Задача довольно глупая и никчёмная. Наверняка и десяти компов не хватит, даже с запасными хард-драйвами. Хотя, может кого и интересует подобная статистика. Люди интересуются многими, и на первый взгляд, даже абсурдными вещами.
        Минут десять почти никого навстречу. Лишь редкие любители пеших прогулок, да олень пугливо, в три коротких прыжка пересекает трэйл метрах в двадцати.
        Постепенно рисуется один из тех, кого достаю я. Сгорбленная спина неспортивного человечка мало-по малу приближается. После каждого поворота всё ближе и ближе. Уже различим рисунок протектора шин, влажные участки пота на футболке и надпись Nike на несуразной, одетой козырьком назад кепочке. Человечек не торопится, едет себе и едет. Но, услыхав шум погони, оборачивается в полголовы, и, оскаливши все тридцать два с клыками, явно прибавляет. Терпеть не могу подобных дебилов. Что же ты до меня не шевелил поршнями то, “кончини”? А тут - на тебе. Не дамся, не дамся ни за что и всё тут! 
        Чувствую, торопыги хватит не на долго. Явно вижу. Так, поупирается для острастки, пока копыта не стопчет. Нудная спецкатегория людей. Как тот хохол, только американский: "А шо нэ зьим, то понадкусываю!!!" Сижу у него на хвосте ещё минуты три. Веду как карпа на рыбной ловле. Пока не выдохнется. Разве что подсак не достаю. Жду появления следов розовой пены на удилах и пятен масла за кормой. Долго ждать не приходится. Переключаю на пониженную и ухожу вперёд. Обдаёт жаром слабого физкультурного азарта и неспортивной злости. Ну и хрен с ним.
        Наконец середина пути. Точка разворота. Сейчас доеду до светофора на Harms и в обратный путь к машине на паркинг у Tower Road. Разворачиваю велосипед. Оскаленный за мною в минуте. Коротко отдыхаю. Он подъезжает, роняя клочья грязной пены, останавливается на обочине рядом. Секунд десять нудно пыхтит, затем неожиданно здоровается и прерывистым дыханием заговаривает. Отвечаю на приветствие. Тоже прерывисто. Меха всё ещё растягивают мою грудь с приличной амплитудой.
        - Вы довольно быстро едете - поощряет он меня.
        Что мне его поощрения. Фраза из старого анекдота рисуется в голове сама собой: “Это я сегодня себя ещё плохо чувствую”. Но шутить нет настроя. Коротко отвечаю: "Спасибо, вы тоже довольно быстро. И велосипед у вас красивый, наверное дорогой." Оскаленный явно польщён. Щерится.
        Моя надежда о скором завершении разговора быстро тает. Стараюсь всё так же односложно отвечать, ненароком поглядывая на часы. Эффекта никакого. Клещ вампирский! Прилипала несносный! Пытаюсь про себя угадать его имя. Настырно просится гордое - Мансур. Да, наверняка Мансур! Мансурчик! Мансурушка! Иначе и быть не может. Мансы докладывает без остановки и без никакого нажима. С гордым племенем мансуров я знаком. Оскаленный - их типичный представитель.
        За десять минут узнаю, что он ассириец из Израиля, лоялен к евреям, тридцать два года живёт в Америке, не женат, финансист на пенсии, любимый писатель Зигмунд Фрейд. У Фрейда в основном интересуется книгами о религии. Странно. К моему собственному стыду Фрейд ещё и об этом?! И не знал. Настоятельно рекомендует мне прочесть “Civilization” и “Moses”. Утверждает, что эти книги в корне снесут моё представление о мире и религии. Ну о религии-то моё представление снести не сложно. Убеждает напористо и колоритно. Записываю названия книг в notes на мобильнике. Скорее всего поверю и прочту. Наконец прощаемся, не обменявшись ничем, но тепло. Наверное, так и должно быть в жизни. Разъезжаемся каждый в свою. Оскаленный Мансур дальше на юг, я назад, откуда приехал.Многовато для подобной встречи. Наверняка вижу его второй раз в жизни. Первый и...
        Назад всегда легче и, кажется, быстрее. Даже если подустал. Тешит сама мысль о скором завершении пути. Домой, опять же. Постулат этот верен для многих средств передвижения: самолёта, поезда, корабля и даже оленьей упряжки. Домой. Мне ещё минут двадцать до места. Где-то мили четыре. Не так много осталось.
        Картинки дороги сматываются на колесо моего велосипеда в обратном порядке. В этом году листопад просто ошалел. Густо, обильно и немерянно. Мексы не успевают убирать. Их многочисленные листоуборочные зондер-команды выбиваются изо всех мексиканских сил. А мексы листья убирать умеют, умеют и трогательно любят. 
Каждое утро, выходя из дома, шуршу по засыпанной дорожке к машине. Хотя ещё только вчера сметал и сбрасывал охапки в бумажный мешок.
        Звонит мобильник на груди. Доставать на ходу лень, да и не удобно. Потом. Спина мокрая, ноги слегка гудят. Мелкиe горошины  пота противно катаятся по вискам, носу и солёной капелью падает вниз, на набегающий асфальт. На ходу сплёвываю тягучую слюну, допиваю остатки воды. Держу скорость. Еду...   
        Странный звук настораживает слух. Ш-ш-ш-ш-шу-шу-шу-шу... Что бы означало это “шу”? Явно замедляюсь. Останавливаюсь. Блин! Заколол заднее! Тотальнейшая непруха. Ну полнейшая! Видимо, проезжал по последнему скоплению листьев. Палочка, камeшек, осколок стекла. Значения теперь никакого. Вот незадача - то! Запаски нет. Ситуация рисуется не смертельная, но тривиально кислая.
        До базы мили две - две с половиною. Пёхом с великом под мышкой - минут сорок. Не велика задача. Прогуляюсь. Ну что ж, вперёд. Снимаю шлем и подшлемник. Ветерок студит мокрую голову. Провожу рукой по волосам. Беспалые перчатки равнодушно впитывают влагу. Сейчас обсохнет. Шагаю по самой кромке вдоль обочины. Велосипед понуро, опустив хобот, на ходу, щиплет траву. Жёлтые хрустяшки, подгоняемые лёгким ветерком, семенят следом за нами. И чего увязались?    
        Хозяйка проявляется неожиданно, как и полчаса назад, но только ярким фасом. Издали, завидев меня, улыбается. На поводке справа от неё бежит пёс. По пути туда я его не углядел. Бежал, наверное, далеко по обочине в высокой траве, да и внимание моё цепко приковал другой образ. Пёс трусит ровно на уровне переднего колеса велосипеда. На этот раз ни на дюйм вперёд, ни назад. Школа! По мере приближения объявляется эрделькой лет четырёх - пяти, замечательной чёрно-рыжей масти.
        Равняемся. Хозяйка останавливается. Пёс без команды замирает рядом с нею. Фас Хозяйки такого же высокого класса, как и округлости. Без малейшего изъяна. Ну просто со всех сторон! Редчайшая комбинация! В жизни чаще бывает - обернётся - жить не хочется! 
        - You need help?
        Вопрос приятен и политически безукоризненно корректен. Мне хотят помочь. Реально помочь! Это важно. Хозяйка буравит меня взглядом сквозь предельно фасонные, в красной с золотым оправе Prada. Ощущаю лёгкое давление в области четвёртого шейного.
        - No, thanks. I’m good. Really. Просто проколол колесо. Теперь вот назад к машине.
        - Может вам нужен телефон?
        - Спасибо, у меня есть, и к счастью, даже мобильный. Да и идти не далеко.
        - Вы часто катаетесь по этому трэйлу?
        - Да, раза три в неделю.
        Пёс внимательно слушает разговор, изредка косит на меня смешливым собачьим взглядом. Вдруг приподнимается на задние лапы и дважды рявкает в мою сторону. Язык его весело болтается, короткий обрубок хвоста частым метрономом бередит воздух. Пёс лыбится особой собачьей улыбкой и громко рявкает ещё раз.
        - Ну что, паря? Видал я, как ты охренел давеча. Видал! Слюни аж до асфальта запустил. Утрись, паря! Утрись! Хороша Маша,  да не ваша! Моя Маша!!! Усёк, паря?!   
        - Райт, сидеть!
        Райт послушно опускается рядом, но насмешливого взгляда с меня не сводит.
"Спрашивайте - вежливо отвечаем" длится ещё несколько коротких минут. Наконец Хозяйка привстаёт в седле и приветливо, всё так же сквозь очки, улыбается на прощанье.
        - OK, then I see you later.
        - Thanks. Обязательно see you. Обязательно. Только later.
        Я почему-то так знаю.
        Шагаю дальше не оборачиваясь. Мощные биомагнитные поля анфаса ещё преследуют меня некоторое время. Постепенно затихают в пространстве и медленно тают вдалеке.
        Незаметно темнеет, ветер всё интенсивнее клонит деревья. Громадные ветви не на шутку расходились. Гнутся почти в пояс. Всё ещё не опавшие листья, жестоко сопротивляясь шумят на ветру. Жёлтые хрустяшки обрываются и в последнем отчаянном полёте стремятся вниз, туда к своим, уже отжившим.
        Мелкие, сначала редкие капли метят стёкла моих солнцезащитных. Дождик пока робкий, но это пока. Снимаю очки и кладу в нагрудный. Теперь они ни к чему: солнца явно не ожидается, да и видимость в тёмных почти на нуле. Резко пахнет прибитой дождём пылью. Шагаю во внезапных моросящих сумерках. Надеюсь, до нитки не вымочит. Хотя, какая уже к бесу разница. Скоро база. Там машина. Дальше дом, дом и тепло. Но туда ещё предстоит дойти.
        Жизнь - она сплошной велосипед. И часто одноколёсный. Как в цирке. Па-па-пара-парара-па-пара, Па-па-пара-парара-па-пара. И - заехал... Только держись, паря, держись...
        Минут через сорок я дойду. Я обязательно дойду и поеду домой…
        Жёлтые хрустяшки, сиротливо перешёптываясь, остаются мокнуть в обыденной бесконечности пространства и времени. Скоро их не на долго укроет белым. Хрустяшки, не опомнившись, на время летаргически уснут, чтобы в некоем обозримом будущем вернуться в этот лес шелестом молодой зелёной поросли. Всё возвратится на круги своя. Всё... Даже жёлтые хрустяшки листьев...


Бодягин
Чикаго