Eppur

I.
Жанна стоит лицом к свету. Она бы ликовала, но ей так хорошо! Всё, что можно узнать, доступно ей, равно как и всё, что можно пожелать. Необъятное пространство вокруг сверкает бесконечной мозаикой, и впору бы счесть это сном, но она точно знает, что сны – это все маленькие составляющие необъятного единого, открытого ей сейчас. Жанна понимает, что она тоже часть мозаичного пространства и ей пора в игру.

II.
- Что, опять кошмары мучают? – Соседка с верхней койки ухмылялась, свесившись по пояс к Жанне.
- Не кошмарней этой жизни, - вздохнула Жанна. – А с чего ты взяла, что мне снились кошмары?
- Ну, то, что ты всхлипывала, конечно, может ничего и не значит, но слово «реагенты» могло означать только одно – сама понимаешь.
Жанна молча смотрела в днище верхней койки – она понимала. Да и каждый ребенок, научившийся говорить, понимал это страшное слово.
Тридцать шесть лет назад, когда вся вода на планете была отравлена и вся органическая жизнь начала стремительно таять, ученые открыли реагенты, способные моментально очистить воду. Всё человечество ликовало, объятое единым чувством Спасения. Одна крупинка реагента могла очистить тонну воды, поэтому количество, необходимое для спасения всех водоемов, набралось довольно быстро, и тысячи самолетов с тоннами реагента на борту взмывали в воздух, распыляя его над озерами, реками, морями. То, что случилось потом, стало страшным сном всей планеты. Странно, что такую мучительную гибель планета содержала в самой себе в виде элементов, из которых был синтезирован реагент, и что более странно - как Планета допустила человека к подобному открытию.
Протяжный сигнал вырвал Жанну из размышлений. Пришло время подъема, и обитатели камер нехотя сползали с коек и натягивали холщевые робы. Несколько человек стояли в очереди в туалет, который представлял собой пару отверстий с клапанами, отделенных от коек тонкой ширмой. От этой близости отхожих мест, в камере стоял скверный запах, который, впрочем, давно никто не чувствовал.
Люди, находящиеся в камере были отобраны примерно одного возраста, хотя никто не знал точно, сколько ему лет – в трудовом лагере только два временных отрезка: работа и ночь, которые изредка объединялись в один. Кроме Жанны были еще четыре женщины и четыре мужчины, это делалось для поддержания популяции работоспособного населения. Родившихся детей сразу отправляли, как все догадывались, в подобие яслей, с возрастом переводя в старшие группы и так далее. Так, большинство здешних обитателей были здесь же и рождены и никогда не видели жизни вне лагеря.
Прозвучал второй сигнал – пора на выход. Сокамерники построились двумя шеренгами и встали у зарешеченной двери. Спустя короткое время дверь отъехала в сторону, обнажив широкий коридорный проход. Ещё через некоторое время группы людей из несчетного множества камер стали стекаться в столовую. Усевшись за стол, группа из камеры Жанны сбилась почти вплотную и староста начал:
- Все помнят свои действия, всё отрепетировано, поэтому я просто скажу: сегодняшний день, а точнее, ночь, отличается от всех прочих. Она отличается тем, что сегодня мы переходим от образа действия к действию. Пути назад нет, как нет возможности раздумывать и сомневаться, - он покосился на Жанну. – Раз собрались бежать, то будут бежать все, поняла? Если попробуешь воду мутить, то я тебя придушу и дело с концом. Так и надо было сделать, если бы не твоя роль.
Староста попал к ним относительно недавно из внешнего мира, и его желание бежать было таким яростным, что обитатели камеры пошли за ним. Жанна смолчала – она тоже хотела бежать, только она понимала, что просто выбраться за пределы лагеря не достаточно, надо знать, что делать после этого. Она пыталась воспользоваться знанием старосты о внешнем мире, чтобы составить дальнейший план, однако тот сломал ей два ребра и решил убить в ночь побега. Жанну спасло лишь то, что в плане побега имелась брешь: двери камер закрывались одновременно с выключением освещения на всех этажах, сигнализация включалась спустя еще четыре минуты, для побега необходимо было заклинить дверь в момент ее закрывания, а после того, как все выберутся в коридор через образовавшуюся щель, выдернуть клин. Именно роль выдергивателя клина взяла на себя Жанна, предпочтя мизерный шанс верной гибели. Скорее всего, группа растеряется, выбравшись наружу, а там-то шансы укрыться, невелики, особенно для такой толпы.
- А почему ты так уверен в том, что у нас всё получится? – весьма своевременный вопрос задал старосте один из сокамерников.
- Потому, - староста обнажил почерневшие зубы, - потому, что никто не ожидает побега. Такое даже в голову не придет таким полуживым рабам, как ты – родившимся здесь. Ты даже сам не знаешь, зачем ты бежишь, только из-за того, что не согласись бежать, я прикончу тебя. – Староста в упор уставился на него.
- Я готов, просто… понять какие есть… в общем, готов я. – пробормотал мужчина, отводя взгляд к своей миске.
Завершив такую краткую планёрку, все заговорщики немного расселись и, стараясь не смотреть друг на друга, доели свои синтетические завтраки.
День для Жанны прошел в каком-то странном, непривычном режиме, словно время, запутавшись, совершало прыжки во всех направлениях, то ускоряясь, то замедляясь, то поворачивая вспять. От такого ритма, под конец трудовой смены у Жанны разболелся живот. Уже долгое время их выводили очищать залив – место давно омертвевшее – здесь вдоль линии берега скопилось колоссальное количество мусора, который теперь, после переработки, шел на производство всего, что угодно, даже еды. По дороге к перевозочному фургону Жанна подошла к кромке океана. «Какая ирония», - подумала она, - «Даже здесь мы извлекли пользу. Мусор стал для людей своего рода, выгодным вложением в дальней перспективе. Поистине, змея, начинающая есть себя с хвоста, чтобы не умереть от голода». Она нагнулась к воде, точнее к ее муляжу и, погрузив ладонь в серо-зеленую субстанцию, зачерпнула пригоршню. Вещество, которое некогда было самым важным элементом планеты, дающим жизнь и радость, теперь походило на студень, или, скорее, мармелад. Жанна сжала кулак – из под пальцев брызнули кусочки желеобразной массы – это был труп воды.
Вечерняя процедура ничем не отличалась от тысяч предыдущих. После прохождения этапа очистки, рабочие с ограниченной свободой перемещения (или попросту, рабы), друг за другом, проходили в свои коридоры. Огромный страшный зверь собирал свой вечерний урожай тщедушных тел и сломленной воли.
Иначе дело обстояло у обитателей камеры Жанны – их нервы были на пределе. То, чему предстояло свершиться этой ночью, было окончанием целой эпохи мрачного комфорта для каждого сокамерника. Пусть мотивы были разные – у одних страх, у других – отчаяние, но каждый понимал необратимость происходящего, которая нестерпимым грузом давила на сердца, вытесняя прочие чувства и мысли. В этот день заговорщики очень мало общались, по большей части это были короткие обрывки фраз, понятных только в этой маленькой группе, которыми они напоминали друг другу о деталях плана, рожденного за долгие месяцы изучения тонкостей устройства лагеря. Жанну особо не посвящали в тонкости плана по причине ее «отлучения» - подобное неведение могло стать роковым, если бы у нее самой не получилось собрать практически всю картину из подслушанных и додуманных деталей мозаики. Она довольно точно представляла путь, которым беглецы собирались выбраться наружу, но делала вид человека ни о чем не догадывающегося, сломленного и апатичного.
Упорядоченные вялые потоки обитателей лагеря стекались по артериям извилистых коридоров в помещение столовой на ужин перед отбоем. Группа заговорщиков уселась за свое место и принялась за ритуал поглощения пищи – это был именно ритуал, есть никому не хотелось, но еда нужна была телу, да и сказывалась привычка. Каждый из них молчал. Над ними витала аура почти священной отрешенности, ведь они были morituri – идущие на смерть.
Прозвучал сигнал. Ранее естественный, как голос старого приятеля, теперь же он кричал неведомой птицей, предвещающей беду.
И вновь вереницы заключенных заструились по каменным жилам к своим камерам – туда, где во множествах крошечных каменных желудков, зверь переваривал ночами сознание людей, а тем снились кошмары. Вскоре, все находились по ту сторону линии, отделявшей камеры от коридора. Раздался протяжный вой зуммера, оповещающий о наступлении отбоя. Жанна бросила взгляд на того, кому предстояло вставить клин в дверь, он стоял прямо, вытянувшись как леска, удерживающая крупную рыбину, взгляд его был пригвожден к двери так, что казалось, толкни его, и тело упадет, а взгляд останется на том же месте. В побелевшей руке мужчина сжимал нехитрую конструкцию из металлических обломков, готовую через миг стать клином. Возникло ощущение безвременья, от которого исказилась зрительная перспектива и дверь отодвинулась очень далеко. Чувства были обострены настолько, что пролети сейчас в камере муха, они смогли бы увидеть движение ее крылышек. Очень медленно дверца скользнула в сторону, и одновременно с этим медленно выключился свет. Всё вокруг словно взорвалось тьмой, а чувства слились в один слух, который передавал скорость происходящего. Долгую долю секунды спустя, раздался глухой стук: дверца уперлась в обмотанный тряпьём клин. Началась возня, шуршание одежды и взволнованный шепот на прерывистом дыхании. Около двадцати секунд по прикидкам Жанны, прошло до того, как она поняла, что осталась в камере одна. Ею одолела странная смесь панического страха и задорного ликования. Ей вдруг захотелось громко рассмеяться и крикнуть в окружающую темноту что эта игра просто прелесть, но чувство сошло так же внезапно, как и возникло, не оставив за собой и следа. Жанна ударила себя по лицу, и это помогло ей собраться, преобразив дрожь и слабость тела в напряженность сжатой пружины. Разум выключился как лампочка, уступив место инстинктам и молниеносной реакции тела. Жанна метнулась к своей койке, там под матрацем лежал матерчатый ремень, который мгновенно оказался перекинут через клин. Проскользнув через спасительный зазор в проеме, она с силой дернула за ремень. Клин не сдвинулся. Упав на колени перед дверью, она склонилась над клином, судорожно ощупывая его замотанную поверхность. Клин походил на букву Н, которая была установлена поперек двери. Его перекладины не были идеально параллельны – расстояние между ними увеличивалось в сторону камеры, потому клин и не выдергивался. Сколько прошло времени? Полторы, две минуты? Жанна усилием воли отогнала мысли об утекающем времени. Она понимала, что как только ее руки остановятся, она сдастся. Сама не понимая зачем, она принялась разбинтовывать тряпки, которые выполнили уже свою задачу, поглотив металлический лязг удара. Затем, перекинув ремень, она набросила его на перекладину, торчащую в камеру. Выпрямившись, она обернула ремень вокруг кисти и дернула, вложив в рывок всю свою массу и ярость. Клин, провернувшись на своем месте, вылетел и с силой ударил Жанну в грудь. От удара перехватило дыхание, но она сумела поймать оголенную арматуру и плавно опустилась на пол в то время, как дверь проделала остаток пути. Через миг, придя в себя, Жанна бросилась влево по коридору – сначала быстро, потом перейдя на скорый шаг. Ее руки рассекали пустоту перед собой, а глаза были широко распахнуты, так, словно это хоть немного помогало лучше видеть в кромешном мраке. Путь до лазейки, ведущей на крышу, она знала – многие дни она, ходя по этому коридору, закрывала глаза, рисуя в памяти траекторию движения – теперь же, с открытыми глазами, она эту траекторию воспроизводила. Правая рука задела шершавую поверхность стены, вдоль которой Жанна быстро добралась до небольшого выступа вентиляционной магистрали. Тут на уровне пола была заглушка, крепление которой было ослабленно ее сокамерниками во время уборок. Жанна поддела ногтями крышку – та поддалась – ее предшественники просто прислонили ее за собой. Спустившись в шахту, она поставила заглушку на место. Предстоял подъем, нужно было проползти вверх два этажа по небольшим выступам стыков модулей вентиляционной трубы. Адреналин придал выносливости, и она выбралась на крышу. Придя в себя, полностью расслабившись и полежав несколько секунд на неровной обшивке крыши, она встала и осмотрелась. Вдалеке, поглощенные мраком ночи, смутно читались силуэты крадущихся людей, выбравшихся сюда немногим ранее. В скупом свете нового месяца, крыша была похожа на панцирь неведомого зверя, вся ее поверхность пестрела гигантскими пластинами черного металла, идущими внахлест, наподобие черепицы. Отсюда, сверху, читалась структура всего лагеря, походившая на Колизей или воронку, каскадом множества чешуек убегавшую вниз, к центру, зияющему черным провалом.
Жанна последовала в сторону компании беглецов. Осторожно преодолевая широкие промежутки между щитами, она подошла к восточному краю стены. Водосточных труб не было, потому, что их давно сняли и запустили на переплавку – дождей уже не будет – и Жанна стала изучать край парапета. Почти сразу же она обнаружила мелкие русты, по которым, как по лестнице, ее сокамерники и спустились вниз. Преодолевая страх, она свесилась с карниза и, нащупав неглубокие выступы, начала спуск. Карабкаться вниз было особенно тяжело, хоть после ее предшественников, пыли на выступах было меньше, но уставшие пальцы каждый миг были готовы воспользоваться малейшей ошибкой, чтобы вместе с остальным телом сорваться со стены и погибнуть. Когда Жанна достигла земли, она была обессилена, тело ее дрожало и она рухнула вниз тяжело дыша, не в состоянии пошевелиться. Усталость была настолько глубокой, что она не пошевелилась и тогда, когда увидела неподалеку распростертое неподвижное тело свое бывшей соседки – девушка только закрыла глаза. Постепенно дыхание восстановилось, а страх погони заставил Жанну подняться и продолжить путь. В выборе направления сомнений не возникло: справа вспарывали ночную темень гигантские туловища зданий центральной части города – там, где любой человек в одежде невольника и без документов, скорее всего вызовет подозрения. Зато левее раскинулись джунгли трущоб, Жителям которых едва ли было дело до чего-либо, кроме своих проблем.
Лагерный комплекс располагался на приличном расстоянии от трущоб, и девушке пришлось идти несколько часов, выгадывая дорогу во тьме, постоянно вслушиваясь в окутавшую тишину.
Горизонт стал светлеть. Началась заря, и Жанна ускорила шаг насколько смогла – сейчас ее другом была темнота. Она добралась до первых построек, когда солнце уже лизнуло верхушки самых рослых зданий, и было совсем светло. День начинался как обычно. Некогда беззаботное пожелание безоблачного неба над головой теперь обрело совсем иной смысл, обернувшись проклятьем. Практически исчез и ветер, и во всем мире осталось совсем немного мест, пригодных для обитания и всё меньше жизни, которой это обитание было нужно. Впрочем, этот день был особенным – его Жанна встречала не в своей камере, а под бескрайним синим куполом неба – и этот день наполнял ее трепетом перед множеством моментов, так разительно отличных от прежней жизни и так замечательно предстоящих.
Трущобы некогда были развитым пригородом, его составляли по большей части трех- и пятиэтажные здания – сейчас в них редко кто селился выше второго этажа, который, по сути, был первым из-за наступающих песков. На улицах в этот час почти никого не было. Люди старались экономить влагу тела, двигались мало и без надобности не выходили на солнце. Детей тут не было. По пути Жанна повстречала несколько стариков, которые просто сидели в тени и молча смотрели перед собой, подобно полуживому олицетворению всей человеческой расы. От размышлений Жанну отвлекли негромкие голоса, которые в полнейшей тишине звучали резко. Эти голоса раздавались из соседнего квартала, и девушка осторожно пошла на звуки. Пройдя совсем немного, она могла различить отдельные фразы, а спустя еще несколько десятков шагов от разговаривающих ее отделяла лишь полуразрушенная стена. Медленно обогнув массивную колонну и присев, Жанна вытянула шею так, чтобы увидеть небольшую группу людей, сидевших кружком и о чем-то совещавшихся. Сердце ее забилось сильней, когда она узнала в этих людях своих бывших сокамерников. Их было всего пятеро, и Жанна не хотела и думать о том, что стало с еще двумя. Со своего наблюдательного пункта, она продолжала наблюдать, стараясь угадать дальнейшие планы группки. Вот, совещавшиеся поднялись и во главе своего лидера, направились вглубь трущоб узкими пыльными лабиринтами улочек. Жанна следовала за ними невидимой спутницей и по дороге составляла свой будущий план будущих действий, однако, все возможные варианты плана крутились вокруг города – ее тянуло туда невыразимое глубинное чувство. Казалось, что-то важное ожидает ее в городе, словно гигантская мозаика призывает свой единственный оставшийся кусочек встать на своё место и завершить целостность картины. Это чувство было явственным и порой заглушалось лишь растущей жаждой. Часа полтора спустя, все оказались на пересечении двух широких дорог, создавшего небольшую площадь, в центре которой угадывались руины круглой формы. Если бы Жанне рассказали, что это когда-то было фонтаном, в котором текла вода - просто так, для красоты, она бы не поверила. Стремление миновать обширное открытое пространство и поскорей нырнуть в спасительный хаос развалин, заставило беглецов ускорить шаг и тут на противоположном перекрестке появились три фигуры.

III.
Трое незнакомцев явно шли навстречу беглецам. Они были одеты в бесцветные простые одежды, и в их руках ничего не было, но по походке и по выражению их лиц, было ясно – добрыми намерениями эти не обладали. На деле, эти три фигуры были охотниками, так называли наемников, работающих на правительство и исполнявших черную работу. Их заслугами, сотни людей доставлялись в больницы, переоборудованные и усовершенствованные, где из тел добывалась драгоценная влага, а остальное шло на медицинские препараты. Итак, не имея возможности бороться с чрезмерно возросшей преступностью, власти официально возглавили ее, определив нормы и тарифы для каждого, кто пожелает. То, что ни у одного не было оружия, еще больше насторожило Жанну, она не знала, кто идет им навстречу, но чувствовала намерения троицы и знала, что живыми от них уйти не удастся, а перед смертью каждый из группы беглецов испытает на себе больные развлечения, порожденные нездоровым обществом. Её вдруг облепил густой ужас, который как обвал потащил ее по месиву трущобных троп прочь от перекрестка с мертвым фонтаном, не позволяя оглядываться. Бег истощал ее небольшой запас сил, и она бежала, сворачивая в повороты и проулки, пока страх смерти не сменился смертельной усталостью. Она стояла, опершись спиной о забор с облетевшими хлопьями штукатурки и дышала, с трудом восстанавливая дыхание. Наконец, найдя силы вновь продолжить путь, Жанна медленно побрела дальше, оглядывая новые окрестности. Вокруг громоздились невысокие – не выше двух этажей – дома, перед некоторыми сохранились палисадники, обнесенные тусклыми металлическими изгородями. Когда-то в них, росли цветы, а ныне всё было поглощено песком из разрастающихся пустошей. Песок, как время, пожирал и без того призрачную реальность, заполняя пространство ниже линии горизонта, золотистым сиянием. Жанна прошла довольно много ни о чем не думая, только механически передвигая ноги и просто считывая панораму вокруг, как из транса ее вывел вид громадной бесформенной конструкции, уже давно возникшей на горизонте, а сейчас представшей вблизи. Чем ближе становилась эта глыба, тем отчетливей проступали ее детали и, в конце концов, Жанна поняла, что видит перед собой гору мусора городской свалки. Тут и там стали мелькать худющие утомленные лица, они редко останавливали на девушке взгляд, а через миг, позабыв о ней, продолжали работу. Это были бедняги, жизнь которых едва ли отличалась от жизни заключенных ее лагеря. Вместо решеток они были заперты в безысходности – их скудного дневного заработка от сортировки мусора еле хватало на этот же самый день жизни. Но сердца людей больше не были доступны жалости к себе или кому бы то ни было, они иссохли от годов тяжелого труда, жажды и неживой пищи, от бесчисленных смертей. Каждый был не более чем поленом, самостоятельно прыгающим в топку для поддержания огня недоступного пониманию процесса бытия.
Спасаясь от открытых солнечных лучей, Жанна свернула в какой-то дворик, ни чем не отличающийся от прочих. В ее душе возникло безразличие к своей судьбе и к участи этого мира, окрасившее мир легкостью, с которой она стала воспринимать происходящее. Тело начало плохо слушаться, и она направилась к ветхому сарайчику в конце двора. Судя по всему, дело близилось к вечеру и солнце, опустившись к горизонту, словно лениво повинуясь гравитации, покраснело и обдало весь мир краплачной пудрой, стирая напрочь границу между сном и действительностью. Жанна потянула за ручку двери сарая – закрыто. Глаза закрывались сами собой, а ноги уже не могли держать тоненькое, но ставшее таким тяжелым, тело, и она навалилась на дверь, чтобы не упасть. В этот момент, дверь, поддавшись, открылась вовнутрь, и Жанна чудом удержалась на ногах. Окошки в сарае были грязными, отчего света внутрь проникало совсем мало, и разглядеть что-нибудь сразу не удалось. Закрыв дверь, пришлось на ощупь пробираться в глубь сарая. В полумраке Жанна несколько раз натыкалась на крупные предметы, заполнявшие собой практически всё пространство. Наконец, из месива всевозможной рухляди, ей удалось нащупать нечто ровное, размером достаточное для ее небольшого тела. Она заснула еще до того, как улеглась, скорчившись на этом месте. Глубокий, вязкий, свинцовый сон обрушился на нее.

IV.
Жанна стоит лицом к свету. Свет окутывает ее. Она сама состоит из света и каким-то образом чувствует свои границы, тем, что было придумано для того, чтобы чувствовать свои границы. Она пульсирует и уносится в несчетное число направлений разом. Каждое из направлений дает свои картинки и расцветает несметным множеством деталей. Жанна начинает растворяться в этом царстве событий.

V.
Неясный тускло-желтый свет обозначает переход ото сна к яви. Проснувшись, девушка долго не могла понять, где она и что происходит вокруг. Вместе с картинкой происходящего стала возвращаться тревога, которая гнала Жанну вперед и вперед, физически осязаемая организмом. Она пыталась вспомнить виденное во сне – там были все ответы, но сон был таким неявным и таял, как тает осколок тончайшего льда на горячем песке. Постепенно придя в себя, Жанна присмотрелась к источнику света. На старых досках, наваленных рядом, горел крошечный огарок свечи, который выхватывал из мрака только ближайшие предметы. Среди монотонного хаоса убранства сарая, один предмет привлек внимание Жанны – он походил на маску какого-то морского божества. Маска моргнула. От неожиданности и испуга, девушка вжалась в стену и замерла, словно окаменев.
- Прости, прости меня! – Раздался слабый голос. – Прошу тебя, не пугайся, я не причиню зла, я всего лишь дряхлый старик.
С этими словами, говоривший медленно приблизился к свече, чтобы Жанна могла лучше рассмотреть его. Когда оцепенение спало, она произнесла пересохшими губами:
- Кто вы?
Старик закашлялся болезненно и не спеша рассказал недолгую историю своей жизни после катастрофы. Он был инженером, после катастрофы пришлось работать на вододобывающей фактории, изобретая и налаживая оборудование.
- Но в последние годы все стало хуже, - завершая рассказ, добавил старик. – Объемы добычи воды резко пошли на спад, людей лишили одной дневной порции. Смертность растет как круг от брошенного в озеро камня, и перспектив не предвидится.
Казалось, старик оборвал речь на полуслове, он замер еле заметно шевеля губами и смотря куда-то далеко сквозь стену. Они оба сидели и молчали. Мысли у Жанны были так же обезвожены, как и тело и пересыпались в голове кое-как. Она перевела взгляд на лицо старика, заросшее настолько, что виднелись только глаза, которые блестели задумчиво и отрешенно. Старик поймал взгляд Жанны и его собственный взгляд внезапно вспыхнул, и в глазах заиграли странные искры. Он подсел ближе и заговорил:
- Когда я конструировал новые преобразователи, меня посреди работы захватило необычное видение. Я уверен, что это не было обычным обмороком – слишком отчетливо я помню все подробности виденного. Представляешь, я видел… - старик закашлялся и захихикал, помахивая рукой. – Это была целая конструкция! Простая и совершенно бесполезная. Особым образом скрученные трубки и кристалл, зажатый между ними у основания. Кристалл я узнал сразу – до катастрофы я часто просиживал в центральной библиотеке и помню, что в отделе геологии на втором этаже стоит стеллаж с образцами пород. Так вот, был среди них кусок синего минерала – уже не помню, как он назывался. Особо ничем он не выделялся, разве что выглядел влажным, вот мне и запомнился. – Старик снова зашелся в кашле.
Жанна слушала без интереса и нетерпения, просто принимая информацию. Старик, тем временем, продолжал:
- И были еще трубки, сплетенные как косичка. Я, конечно, не придал значения видению – мало ли старику примерещится – да уж слишком въелась мне в память эта удивительная схема. Запомнилась против воли. И вот теперь, одной ногой стоя за пределами этой жизни, думается мне, что все же, неспроста мне это привиделось. – И, словно замерев в нерешительности, старик произнес отчетливо – Предлагаю сделку. Ты запоминаешь устройство, которое я тебе покажу, и получаешь это…
Старик полез под доски и достал оттуда запаянный пластиковый пакет. Жанна хорошо знала, как выглядит самое желанное сокровище - порция воды - и лишь утвердительно кивнула. В тот момент ей было неважно ни то, зачем ей потакать бредням помирающего старика, ни то, откуда у него вода. Ей было ясно одно – в пакете ее единственная возможность обзавестись следующим днем жизни.
Запомнить конструкцию старика оказалось не сложно, для наглядности он показал, как правильно ее сплетать, на трех кусочках проволоки. После объяснения, он откинулся и долго сидел неподвижно. Наконец, Жанна не выдержала и попросила старика разъяснить, как и где ей может понадобиться то, что она только что узнала, но ответа не последовало. В темном и пыльном помещении осталось лишь одно живое существо. Жанна пожелала счастливого пути душе старца и выпила половину водного пайка, позабыв на краткий миг обо всем в мире.
Она понимала, что минуты ее пребывания в трущобах сочтены, и необходимо отправляться дальше в путь, но как это лучше сделать и куда ей направиться, она не представляла. Завернув пакет с остатком воды, Жанна убрала его в небольшой боковой карман, оглядевшись, она так же, решила прихватить небольшой складной нож, который достался ей от старика.
Прошло больше суток со времени ее побега, но как будто это было очень давно и вообще сомнительно. Жанна осторожно выглянула наружу – снова темнело, она проспала сутки. Ей во что бы то ни стало, надо добраться до города. Она точно знала это. Как будто, протерев пыльное зеркало, она четко и ясно видела отражение своих целей. Ее снова подхватила странная уверенность в действиях и своей рукой направила к огромному мусорному холму. Какое-то тайное знание заставило девушку ускорить шаг почти до бега, когда вдалеке послышались, даже ощутились низкие вибрации. Тень нависла над ней, Жанна отпрянула под укрытие навеса, но вскоре вспомнила, что так звучит мусорная машина – внушительных размеров летательный аппарат, занимающийся сбором и перевозки отходов на фактории по их переработке. Аппарат пошел на снижение и опустился неподалеку – возле самого подножия холма. Подобравшись ближе, Жанна увидела, как автоматические приспособления загребают мусор, за день отсортированный жителями, в специальный резервуар в хвостовой части. Перед носовой частью мусоровоза собралась толпа из жителей поселка, наседавших вяло на спустившийся трап. Через какое-то время по трапу стал спускаться тучный человек, властным сухим голосом покрикивая на собравшихся и норовя пнуть тех, кто был в пинковой доступности. Он вел себя как хозяин этого жалкого скопища исхудавших бедолаг, и Жанна поняла почему: забирая мусор, он расплачивался с ними водой. Очередь к шлангу выстроилась мгновенно, что говорило о давних традициях. Жанна поняла, что это ее шанс, что пока одни люди получают, а другие выдают воду, ни тем, ни другим, не будет дела до происходящего вокруг. Она обежала по большой дуге вокруг зданий между ней и машиной и подкралась к корме, завершающей работу. Внутренняя часть резервуара была снабжена заслоном, который сейчас был опущен. Когда он поднимется, неизвестно, какие шансы останутся у нее на выживание внутри. Рефлексы были на взводе, и она молниеносно оценила экстерьер – между лонжеронами и боковыми стойками был замечательный просвет, в который как раз мог поместиться небольшой человек. Как ни странно, разум девушки был вполне расчетлив, и она подумала, что побеги она и быстрое движение на периферии привлекло бы внимание людей рядом, поэтому ей больших усилий стоило спокойно пройти к месту своего укрытия. Просвет, оказалось, имел П-образное углубление, которое еще и укрывало ее от взглядов со стороны. Отдышавшись, Жанна закрыла глаза, и странная эйфория овладела ей. Измученное тело ликовало от непонятного оптимизма, и ему вторила душа. Будто бы всё вокруг было исключительно хорошо продуманной игрой, в которой были лучшие из возможных декораций и актеры, и ее захлестывали эмоции этой игры. И то, что после очередного раунда они все будут смеяться над поворотами сюжета и своими ролями, приподнимало ее настроение еще больше. Эти странные ощущения отскочили вместе с мощным рывком – машина оторвалась от земли и стала, разворачиваясь, набирать высоту. Жанна вцепилась в переборку и уперлась спиной в грубую металлическую стенку, чтобы не выпасть. Из-за изношенности машины и отсутствия элементарного ухода, в воздухе ее шатало и трясло так, что этот полет мог стать последним, а вместе с машиной, как спичку в коробке, метало и трясло Жанну.
Спустя бесконечно долгие минуты полета, машина пересекла условную границу города. Жанна поняла это по прекращению качки и изменению пейзажа вокруг. Теперь их окутывала не желтоватая вата песочно-небесного месива, а выбеленные солнцем бетонные костяки громадных городских зданий. Фаза разложения, уже прошла и городская среда теперь была одним колоссальным скелетом некогда живого организма. Теперь же, на глаза попадались лишь редкие представители угасающего общества, паразитирующего на остатках городских резервов, стремительно испаряющихся под солнечным зноем. Город коллапсировал. По мере стягивания всех ресурсов к центру, окраины отмирали сухими струпьями. Машина все пробиралась к центру, а Жанна наблюдала историю города как бы в ретроспективе – сначала стали появляться горожане, одетые совсем не так, как жители трущоб – на них были цветные одежды и походка их была бодра – затем здания стали принимать все более осознанный вид, одеваясь стеклами в окнах и вывесками. Очнувшись от гипноза непривычных пейзажей, Жанна вспомнила о своем существовании и обо всём, что было предысторией нынешнего положения. Она стала чувствовать слабый импульс, какой-то новообретенный прибор в ее сознании смутно улавливал направление, которым она должна двигаться. Когда летательная машина нырнула под виадук, скорость и высота ее уменьшились настолько, что Жанна смогла спрыгнуть на твердь трассы. Выбравшись назад к виадуку, она решила подняться на него и оглядеться. Вновь краплачно-охристые ноты в освещении, возвестили о наступлении вечера. Город со всех сторон нависал над ее головой ареной мрачных игр. Ее тянуло в самый центр этого колизея – туда, где находился таинственный маяк, посылавший ей сигналы. И снова темнота служила Жанне. Сумерки, окутывавшие город, укрывали от прохожих одежду девушки, за эти два трудных дня, превратившуюся в лохмотья. Воды больше не осталось, как и не осталось сомнений в том, что больше она не понадобится, Жанна пробиралась по боковым улицам, стараясь не оглядываться и не думать. Тьма стала совсем плотной и на улицах стали загораться фонари, а вернее, это были факелы – сухого дерева было много, а электричество давно стало важнейшим ресурсом после воды. На дальнем перекрестке стал различим очень красивый массивный дом, походящий скорее, на дворец, и, любуясь им, Жанна почувствовала, что это и есть ее цель. Видимая часть дома была украшена внушительным декором, от чего, тем не менее, здание не казалось мрачным, но скорее, торжественным и задумчивым. Теперь нужно было понять, как в это здание проникнуть. Оно находилось в некотором отдалении и соединялось с улицей парадным подъездом, когда-то заросшим густым кустарником, а теперь утыканным скрюченными голыми ветвями. Жанна решила попытаться забраться в здание с черного хода, который, обязательно тут должен быть, но продираясь сквозь хрупкие останки кустарника, она выбралась на тропу, уже проложенную кем-то, и, судя по всему, нередко используемую. И хотя она не могла определить, как давно последний раз пользовались этой дорожкой к черному ходу, но все же, решила пересмотреть точку входа в дом. Пробравшись к цоколю, по обломкам, усеивавшим подножье здания, Жанна продвинулась к парадному входу. Уверенности ей придало отсутствие следов на пыли, покрывающей террасу – в этом городе, скорее всего, уже давно нет любопытных или тех, кто нуждается в месте под крышей. Она вошла внутрь сквозь чернеющий проем выломанных створок.
Вопреки ее ожиданиям, особого хаоса в интерьере не было – сорванными оказались некоторые деревянные части, виднелись следы от ковровых дорожек, а в остальном же, холл выглядел просто давно заброшенным, словно здание тихо умирало естественной смертью. По широкой лестнице поднявшись на второй этаж и пройдя анфиладу, Жанна попала в огромное помещение и замерла, восхищенно озираясь. Она никогда не видела библиотеки, но поняла, что так выглядит книгохранилище. Круглая зала поражала размерами, а потолок ее, бывший некогда застекленным куполом, давно обрушился и на фоне темнеющего неба выделялись останки металлического каркаса. Радиально расходящимися от центра и вдоль стен лежали обломки книжных полок и сами книги, большую часть из которых унесли. Жанна продвинулась в центр, осторожно преодолевая баррикады из носителей знаний, восставших, казалось, против человека, от осознания своей ненадобности. По мере ее продвижения, на верхушку стены стал проникать лунный свет. Луна этой ночью была почти полной, и вскоре света стало хватать на то, чтобы хорошо различать детали окружающих предметов. Жанна подняла одну из книг и сдула с нее пыль. Книгой оказался увесистый справочник по климатологии. Пройдя пару стеллажей, она взяла книгу без обложки и до половины вырванными страницами, в ней говорилось что-то о формировании земной коры и эпохе голоцена. Жанне очень хотелось пить, и она была так утомлена, что швырнула книгу на пол и уселась рядом, не способная более воспринимать. Положив книгу под голову и скорчившись прямо на пыльном полу, она уснула.

VI.
Жанна стоит лицом к свету. Точнее, она ощущает свет так, будто ее взгляд направлен во все стороны. Она начинает терять ощущение границ. Подходит конец игры. Но лишь затем, чтобы немедленно началась другая – не менее странная и захватывающая. Свет клубится и проявляется картинкой.

VII.
На улице происходят странные события. Кучка людей собралась у аллеи парадного подъезда – такого раньше здесь не бывало, никто не обращал внимания ни на что. Теперь же, несколько человек стояли и сидели, глядя на здание библиотеки, ожидая чего-то. Кое-кто видел ночью свет, столбом стоявший из развалин купола и уносившийся в космическую даль. Событие было настолько фактурным, что толпа росла, захваченная если не предчувствием, то, казалось бы, давно исчезнувшим, любопытством.
Пробудившись, Жанна снова долго не могла прийти в себя. Перевернутый на бок вид библиотечной залы с громоздящимися опрокинутыми стеллажами и книгами, лишал ощущения ориентации в пространстве. Наконец, Жанна поднялась и чувства пришли в норму. Голова закружилась, и ей пришлось присесть. Но как только она опустилась, тело ее дернулось потому, что она коснулась чего-то холодного и жесткого. Вытащив из под себя предмет, она увидела небольшой камень. Это был небольшой камень голубоватого цвета, он поблескивал, и казалось, что его только что вынули из воды. Влажный камень! Сердце Жанны заколотилось, она сразу вспомнила беседу со стариком из трущоб. Сколько же невероятных случайностей привели ее именно сюда и уложили спать прямо на этот камень. Хотя, став участницей такого приключения, она не могла принять события как случайности – что-то вело ее вполне очевидно. Жанна ощутила себя героиней пьесы, написанной неведомой рукой. Она подошла к окну. День только начинался, заливая сверкающей золотой ртутью лабиринт города. Вблизи от входа с улицы она заметила группу человек, наблюдающих за домом, ставшим ей ночным убежищем. Любое внимание могло для нее означать только неприятности. Эхом на эту мысль, внизу раздался громкий треск. Жанна отбежала от оконного проема и поспешила к противоположной стороне библиотеки. Как затравленный зверь, гонимый разгоряченными охотниками, она непроизвольно переключилась на интуицию. Пробравшись через анфиладу к окну в дальней стене, Жанна выглянула в него. Под окнами лежал внутренний дворик, в котором раньше были клумбы с цветами и невысокие деревца. Одно из деревьев росло как раз под ее окном, и она не размышляя, перебралась на ближайшую ветку. В одной руке Жанна сжимала голубой камень, поэтому спуск получился быстрым – одна из веток сломалась и, не успев ухватиться за другую, девушка упала. Одна нога ее при падении подогнулась, и что-то громко щелкнуло, озарив всё тело жуткой болью. На несколько мгновений она была оглушена и перестала понимать происходящее, но вскоре, пестрая пелена спала с ее глаз и Жанна застонала сквозь сжатые губы, подавляя рыдания. Дрожа, она рукой выпрямила покалеченную ногу, и кое-как встав на здоровую, прыгая на ней, стала продвигаться к задним воротам. Что-то опутало ее и Жанна снова упала. Страх несколько заглушил боль в ноге и заставил тело сопротивляться тому, что связало ее ноги. Черный корень, как ей показалось вначале, оказался резиновым шлангом, а неподалеку виднелся еще один и еще один. Шланги тянулись с цокольного этажа и предназначались, очевидно, для поливки садика, но судя по тому, какие они были тяжелые и негибкие, внутри них были остатки загустевшей воды. Промелькнув, все размышления покинули ум Жанны, потому, что она, не отдавая себе отчета в том, что делает, принялась связывать шланги способом, которому обучил ее старик.
Жанна не знала, сколько времени она сплетала непокорные шланги, но закончив, она, оглядевшись вокруг, увидела троих мужчин, стоящих неподалеку и толпу зевак, расположившихся в проходе ворот. Подползя к дереву и опираясь о его ствол, Жанна поднялась. Трое мужчин двигались к ней – теперь она их узнала – это были охотники, встреченные в трущобах. Каким-то образом, ее выследили. Девушка незаметно засунула руку в карман и нащупала перочинный нож. Открыть его одной рукой в кармане оказалось невозможным, и она вытащила его, открыв и опустив руку. Так, стоя с ножиком в руке и будучи совершенно уверенной в скорой своей гибели, она не испытывала страха или печали – наоборот, ею овладел радостный азарт. Охотники, казалось, не обратили на этот жест внимания и когда первый из них приблизился, Жанна оттолкнулась здоровой ногой и в броске нанесла удар в лицо. Не ожидавший такой прыти от измученной девушки, охотник еле успел уклониться настолько, что нож рассек ему щеку. Через секунду, нож был выбит, а чуть позже, на земле оказалось мертвое тело Жанны. Перед тем, как сознание окончательно покинуло ее, она видела, как из шлангов медленно, а потом все быстрее, побежала вода.