Последняя сигарета Зосимы. Черновик

С поразительной, в отсутствии банальной агрессии, отдачей, город представил ему нагие улицы. Абсолютно лишённый человеческого фактора, массив ночных кварталов придушивала сюрреальная дымка. Навный, фиолетовый оттенок тумана неровно ложился на оранжеватый кисель вечерней обыденности.
Товарищ Зосима так увлёкся собственными мыслями касательно симпатичности окружающей его безобразности, что невольно позабыл о своём спутнике.
- Тебе ведь знакома ситуация, когда явное, физическое, смешивается со всем тем, что зародилось в мыслях?.. Я имею ввиду… Понимаешь, не буквально. Имею ввиду, что совсем перепутал и связал в единое наш разговор, и собственные, субъективные выводы, относительно всего этого! – Зосима мотнул разведёнными в стороны руками.
Он достал из-за уха сигарету, похлопал себя по нагрудным карманам.
- Я ведь давно подвязал с этим – товарищ вынул, на какое-то мгновение, сигарету изо рта, слегка повернул голову в сторону своего спутника. Глаза, почему-то, остались неподвижными, взгляд его был устремлён насквозь, через пространство.
Вернув сигарету в губы, товарищ Зосима ловким движением кисти откинул подол куртки, и достал из заднего кармана джинсовых штанов дешёвую зажигалку из прозрачной пластмассы.
- Знаешь, это и правда – последняя. Нет, серьёзно… На этот раз – наверняка.
Молчаливый спутник его, в знак внимания и сочувствия, положил руку на плечо Зосимы и, даже, кажется, слегка кивнул.
- Ты знал, что никотин фактически превращает нас в статуи? – продолжал Зосима. В смысле, как бы закатывает в пластик. Никотин ведь забивает поры, там, сосуды, и всё такое? Вот забьются они все однажды – дышать нечем, вентиляции нет... – выдвигал он теорию собственного сочинения - …и вуаля! Ты уже словно пластиковый солдатик: образ живой, сущность мертва.
Нижнюю часть лица Зосимы скривила саркастическая ухмылка, в то время как глаза и брови выкинули короткий импульс глубочайшего отчаяния. Он слабо затянулся дымом. Бросил беглый взгляд на тлеющий, раскалённый маячок и затянулся снова, на этот раз более усердно.
- А ведь я даже не смогу вспомнить, как всё это началось – товарищ Зосима задумался – И главное – зачем? А точнее – для чего? Такие дела… Ты знаешь, я был довольно неплохим спортсменом, подавал серьёзные надежды, девушек менял чуть реже, чем ходил в ларёк за очередной пачкой этой отравы.
Он злобно глянул на тлеющий бычок, сладко затянулся, прищурив глаза, алые от покрывшей белки сетки сосудов.
- Сейчас и зубы то не все свои...
Улицы теряли знакомые очертания, фонари вдоль дорог всё больше напоминали зияющие прорези, сливаясь воедино, словно световые рельсы.
«Всё, в конец посадил» - с горечью сетовала мысль на ослабшее зрение. Только сейчас, отвлёкшись, Зосима понял, что, на протяжении всего пути, им не встретилось ни единого зеваки.
«Уже и светать должно, вроде. Последняя сигарета тлеет дольше былых…»
Спутники спустились к старому парому, пришвартованному восемь лет назад и, с тех пор, забытому, казалось, всеми без исключения.
- Ты глянь – отреставрировали, что ли! С чего бы…
Зосима ступил на палубу. Не глядя, щелчком пальцев, выбросил опаленный оранжевый фильтр за борт – тот исчез в одеяле тумана, накрывшего реку, словно расстворившись.
- Пора бы возвращаться. Похолодало – скрестив руки на груди, Зосима стал всматриваться в ночное небо. Прогнивший швартов лопнул, приглушённо треснув.
- Пришли – шепнул доселе молчаливый сопровождающий, и обнял промёрзшего Зосиму, накрыв его сырой, но, почему-то, тёплой тканью чёрного, будто сама тьма, балахона.