Прохор Пяткин

1.

Весенний Стокгольм представляет собой очаровательнейшее зрелище. Без сомнения, хорош и летний Стокгольм, и зимний, и осенний, но весенний – с высоким синим небом, отражаемом с непостижимым усилением синевы умиротворённой мягким солнцем водой озера Меларен, вбирающей тепло основателя жизни на Земле – не сравнить ни с чем.
Умытые ночным дождиком автомобили снуют по улочкам и переулочкам, кидая весёлые солнечные зайчики в глаза стокгольмцам и стокгольмкам.
Голуби с томным воркованием, презабавно кланяясь своим подругам, сужая круг за кругом, подбираются к таинству продолжения жизни.
Белоснежные, словно высеченные изо льда айсберга, лебеди, радостно потряхивают гузками, искоса поглядывая на гуляющих по набережной, в надежде получить кусочек мягкой булки. Впрочем, можно и слегка подсохшей – в воде размокнет.
Что за наслаждение – прогулки по весеннему Стокгольму!
Прохор Пяткин знал столицу Швеции довольно-таки хорошо – оставалось время среди концертов и почти постоянных репетиций побродить и по Кастельхольмену и по Юргордену, хотя его пешие прогулки в основном ограничивались Старым Городом и районом Норрмальм.
Не более четверти часа с улицы Стурчуркобринкен до Кунгсгатан, где монументально расположился Консертхусет – своего рода античный храм в скандинавском неоклассическом варианте. Не более того и от концертного зала до Оденгатан – на этой улице Стокгольмская городская библиотека, где маэстро Пяткин со всей серьёзностью и ответственностью изучает партитуры шведских композиторов.
Несколько последних недель Прохор Пяткин готовился к торжественнейшему событию и в своей жизни, и в жизни Швеции. Наступивший год – год 850-летия образования Упсальского епископства, и в этом древнем городе, сохранившем и сохраняющем молодость благодаря Университету и большому количеству молодёжи, должен будет пройти концерт. Маэстро Пяткин выбрал два нечасто исполняемых сочинения нечасто исполняемого композитора, шведского, конечно же – Хуго Альвена – Шведскую рапсодию и Упсальскую рапсодию. Этой музыкой и была занята голова, руки, да и весь организм Прохора Пяткина.
Когда Прохор учился, он очень хорошо запомнил, что жест конкретизирует сущность музыки. И поиску самых выразительных и правильных жестов Прохор уделял гигантское количество времени при подготовке к исполнению очередного сочинения, как нового, так и уже играемого – жизнь ведь не стоит на месте, всё развивается, появляются новые ощущения и отношения и к знакомым сочинениям.
Прохора с недавнего времени очень занимал вопрос интонации в музыке. Он вдруг осознал, что интонационно русская музыка – а тут можно назвать и Чайковского, и Римского-Корсакова, и Скрябина, и Рахманинова, да и многих других композиторов,  – довольно близка музыке шведской. Или шведская близка русской. Да и неважно это.
Наверное это неудивительно, если вспомнить, какое огромное влияние на Русь оказали скандинавские викинги и конунги, торговавшие с новгородскими купцами ещё с далёких-предалёких веков. Несли они с собой и скандинавскую письменность, и религию, и культуру.
Ну, например, 5-я симфония Александра Глазунова – до печёнок русского композитора, начинается суровой поступью низких струнных с подголосками деревянных духовых – Альвен в чистом виде – хотя бы начало симфонической поэмы «Король Густав Адольф». Можно сравнивать и сравнивать.
Сравнение, если обратиться к науке, это процесс выявления признаков сходства и различия в исследуемом предмете путём сопоставления его с другими предметами.
Фридрих Энгельс учил, что накопление фактического материала делает возможным – и в то же время необходимым – применение сравнительного метода.
И сравнение интонационного строя музыки шведа Альвена и русского Рахманинова приводит к поразительным результатам. Впрочем, разговоры разговаривать здесь излишне, надо послушать музыку и всё станет ясно.
Когда Бог застал возгордившихся сынов человеческих за сомнительной постройкой сомнительной башни, долженствующей вознестись до небес, Бог почему-то почёл это строительство оскорблением себе и сказал: «Сойдём же и смешаем там язык их, так чтобы  один не понимал речи другого». Похоже, желал Бог держать людей за ежедневно и еженощно бьющее ему, Богу, поклоны стадо безропотных млекопитающих.
Сказано – сделано. Люди стали говорить на разных языках, и только языка музыки не коснулось это страшное наказание, и только язык музыки остался единым для всех, только на языке Музыки люди могут разговаривать друг с другом, не прибегая к помощи толмачей.
Прохор Пяткин гордился тем, что может разговаривать на языке Музыки с любым туземцем самой отдалённейшей точки планеты Земля.
За её пределами вряд ли кто-нибудь поймёт этот универсальный язык, даже если и предположить, что кто-то есть, кто может этот язык понимать.

2.

Человек едва ли ни со дня своего появления в этом мире озадачился проблемой перемещения необходимых грузов по суше между реками, озёрами и морями. Не секрет, что по воде перевозка огромного количества разнообразнейших товаров удобнее и выгоднее.
Египтяне, руководимые в своих созидательных действиях мудрыми фараонами, смогли соединить Красное море с рекой Нил, по которой был естественный выход в море Средиземное.
Работали на постройке этого канала, конечно же, рабы, пленники, захваченные в многочисленных военных походах, преступники.
И так повелось, что все последующие каналы, то есть искусственные водные пути, облегчающие жизнь человека, сооружены с, в той или иной степени, использованием труда лиц подневольных.
Но порой история весьма витиевато и затейливо связывает явления, казалось бы, весьма далёкие друг от друга во времени и пространстве, доказывая, что жизнь – наисовершеннейший драматург, режиссёр-постановщик, композитор, художник по костюмам и директор.
В 1525-ом году, и это известно с абсолютной точностью, шведский епископ Ханс Браск, без малейшего сомнения, самый что ни на есть патриот Швеции, предлолжил соединить Ботнический залив и пролив Каттегат между Стокгольмом и Гётеборгом, и таким оригинальным способом избавиться от грабительских таможенных сборов, кои взимал Ганзейский Союз за проход кораблей через Балтийское море.
Но лишь в 1810-ом началось строительство канала, соединяющего гавани Стокгольма и  Гётеборга. Контр-адмирал, член шведского правительства граф Бальтазар фон Платен стал  инициатором проекта и председателем правления Гёта-канала, как назвали новый торговый путь. 190 километров искусственной реки соединили озёра Меларен, Веттерн и Венерн, образовали 420-ти километровый канал с 58-ю шлюзами. Долгое время, вплоть до середины прошлого века, Гёта-канал являлся важнейшей транспортной артерией Швеции.
22 года шведские солдаты и заключённые шведских тюрем перелопачивали грунт. Общие трудозатраты составили более 7-ми миллионов человеко-дней.
В строительстве участвовали и русские мужики, нанявшиеся шведам на работу, дабы избежать суровой и калечащей тело и душу русской армии.
И вот здесь начинается вторая часть нашей истории. Не менее увлекательная и необычная, история, которую может придумать лишь жизнь, ибо извилины человеческого мозга не в состоянии извиться до степени выдумывания такого развития событий. 


3.

Прохор Пяткин бодро вышел из дверей гостиницы «Леди Гамильтон», уютно расположившейся по улице Стурчуркобринкен на самом что ни на есть историческом острове Стокгольма Стадсхольмен. Всего через сотню шагов, если повернуть направо из отеля, улица выводила прогуливающегося по Старому Городу на площадь перед Кафедральным собором, а напротив уверенно раскинулся президентский дворец. Непередаваемое очарование улочек Гамла Стан, несмотря на уже весьма короткое знакомство с ними, по-прежнему влекло Прохора к ленивым прогулкам по историческому центру столицы Швеции.
Прохор очень любил эти тихие прогулки, дававшие возможность подумать над исполнением очередного сочинения. Прохор Пяткин был дирижёром, работал со многими оркестрами мира, но предпочитал больше играть с оркестрами Шведского Королевства, кроме того, очень любил музыку шведских композиторов. Да, безусловно, их наберётся немного, прекрасная страна не очень-то одарила человечество сочинителями музыки, в отличие от, скажем, Германии или России, но одно имя Хуго Эмиля Альвена стоит очень и очень многого. Превосходнейший композитор, дирижёр, художник ко всему прочему, Альвен буквально заворожил Прохора. И уже давно.
Итак, осмелюсь повторить: Прохор Пяткин очень любил Стокгольм. В этом городе необъяснимым образом его оставляли все болячки, все волнения и сомнения, а уж их-то в жизни хватало.
Репертуар Прохора был довольно-таки оригинальным.  Так уж сложилось, что Прохор, за исключением, может быть упомянутого Хуго Альвена, ну, может, ещё двух-трёх композиторов, исполнял исключительно Пятые симфонии разных композиторов. Бетховен, Гайдн, Брукнер, Малер, Чайковский, Шостакович, Прокофьев, Онеггер, Шнитке… – с одной стороны список и не очень велик, но пятые симфонии американца Айвза, русского Рубинштейна  или того же шведа Альвена – согласитесь, нечасто исполняемые сочинения. Конечно, мировое музыкальное искусство и его поклонники безумно много потеряли, не зная пятых симфоний Брамса, написавшего только четыре, или, например, Рахманинова, Скрябина, остановившихся на трёх – по причине того, что эти мастера просто не успели написать свои Пятые симфонии.
Полчаса неторопливой прогулки от гостиницы до Стокгольмской городской библиотеки на Оденгатан, где Прохор старательно изучал партитуры Альвена, были заполнены размышлениями о превратностях судьбы, крутых поворотах истории, и, конечно же, музыке.
А симфонические рапсодии Альвена чудо как хороши!
Далёкий-предалёкий предок Прохора Пяткина, шведский солдат Якоб Фемдален – и это установлено совершенно документально, – попал в плен во время Северной войны. Была эта война аж в начале восемнадцатого века, то есть три сотни лет назад. После окончания войны и подписания Ништадского мира в 1721-ом году, поле урегулирования всех территориальных претензий воюющих сторон – России и Швеции, после обмена пленными, Якоб остался в Петербурге и вернулся к своей довоенной и очень мирной профессии – трубочиста. Тем паче, что в том же 1721-ом году в Санкт-Петербурге ввели должность городского трубочиста.
Якоб женился, и, казалось, через малое время обрусеет окончательно. Даже фамилию Фемдален коллеги Якоба по работе переиначили в Пяткин. Почему? Не известно. Наверное, потому, что в переводе со шведского фем – это пять.
Но судьба не позволила раз и навсегда разорвать связь с Родиной, со Швецией. Произошло это, правда, спустя добрую сотню лет. Праправнук Якоба Фемдалена – Якова Пяткина, не пожелавший служить в российской армии, подался в дезертиры и вдруг оказался в Швеции, о которой, конечно же, слышал, знал о своих предках, о том, что в его системе кровообращения циркулирует восьмая часть шведской крови. Немного, но всё же…
В Швеции в первой трети века девятнадцатого во всю строили Гёта-канал. Праправнук Якова Пяткина оказался в числе многотысячной массы людей разных национальностей, поднимающих экономику Швеции.


4.

Спустя ещё почти сто лет, и это позволяет сделать вывод о том, что род Пяткиных не угас, в адресной книге Санкт-Петербурга можно было встретить упоминание о Никифоре Сергеевиче Пяткине, легковом извозчике, проживающем в Васильевском Острове, в 14-ой Линии, в доме 99. Сын же Никифора, всей душой приняв революцию в России, выучился и стал довольно-таки крупным государственным и партийным деятелем молодого Советского государства, сгинувшим, правда, в водовороте, а точнее, людовороте второй половины тридцатых годов.
Но до своего таинственного, впрочем, теперь-то уж таинственными исчезновения людей в СССР второй половины тридцатых прошлого века назвать никак нельзя, Лев Пяткин занимался чрезвычайно ответственным делом – руководил постройкой Беломорско-Балтийского канала. Не всего, конечно же, Главным Руководителем был совершенно всем ясно кто, но на небольшом участке гигантской стройки рабочие, руководимые товарищем Пяткиным, добились выдающихся результатов.
Справедливости ради стоит сказать, что саму идею соединения Белого и Балтийского морей высказал именно Лев Никифорович Пяткин.
Этим путём пользовались ещё в XVI-ом веке, то есть в то время, когда, как мы уже знаем, шведский епископ Ханс Браск предложил соединить Балтийское море и пролив Каттегат. С тех пор неоднократно вопрос о соединении морей вставал перед российскими царями. Во время Северной войны, где храбро дрался Якоб Фемдален, Пётр Первый загорелся идеей строительства судоходного канала. Но не сложилось…
Четыре варианта проектов века девятнадцатого были отклонены правительством из-за высокой стоимости.
И вот – век двадцатый. Руководители страны Советов  за ценой не постояли – и за почти в десять раз меньший срок 227 километров искусственной реки вперемежку с естественными озёрами соединили два моря.
Перелопачивали грунт солдаты Красной Армии и заключённые советских тюрем. Здесь преемственность полностью сохранилась. Вероятно, Лев Пяткин прекрасно помнил рассказы своего отца, деда о далёком прапрадеде, ковырявшем крепкие скалы между озёрами Венерн и Веттерн.
Воистину, всё новое – это очень хорошо забытое старое.
Концерт прошёл великолепно. Шведская публика заново открыла для себя музыку соотечественника – Хуго Эмиля Альвена. Его рапсодии, завораживающе нежные и безапелляционно суровые, словно шведская природа, в исполнении оркестра под управлением Прохора Пяткина, произвели фурор, вызвали бурю эмоций, аплодисментов. Это была поистине кульминация празднования 850-летия образования Упсальского епископства.
После этого успеха Прохор принял предложение оркестра Стокгольмской Королевской оперы и стал его дирижёром.
Но жить Прохор вознамерился в Фалуне – в этом городе Хуго Альвен умер, всего через несколько дней после своего 88-летия.
Городок Фалун – бывший меднорудный центр Швеции, известен производством национальной красной краски, коей красят дома в Швеции, и библиотекой Сельмы Лагерлёф.
Маэстро Пяткин без малейшего сожаления покинул страну, которую, в общем-то, никогда не считал своей Родиной.
Русский философ Лев Карсавин как-то написал:
«Ни территория, ни государственная принадлежность, ни кровь и антропологический тип, ни быт, ни даже язык сами по себе не являются признаками, отличающими представителя одной нации от представителя другой…»
В этом смысле Прохор Пяткин всегда, начав немного понимать окружающий мир, считал себя сыном планеты Земля и… немножко шведом.
Прохор любил повторять вслед за Николаем Бердяевым великие строки философа:
«Я никогда не мог вынести, чтобы отношения людей определялись по иерархическим чинам… Все иерархические чины этого мира всегда представлялись мне лишь маскарадом, лишь внешней одеждой, которую я охотно содрал бы. Мне всегда думалось, что подлинные качества и достоинства людей не имеют никакого отношения к их иерархическому положению в обществе и даже противоположны».
Добавить к этим строкам вряд ли что-либо возможно.
Да и не нужно.