Добрый Леший. Цикл Донская природа

     В семидесятые годы люди в стране стали много говорить о любви к природе. На природу потянулись многие «любители». Я не случайно слово любители поставил в кавычки, потому что от этих, так сказать, горе любителей никакой помощи природе нет, а только разорение и одни неприятности. Приедут такие «любители» в лес или к реке на отливающих перламутровым блеском своих автомашинах, разбросают вокруг всякие шезлонги, столики и стульчики, разведут костры и начнут готовить шашлыки или другую какую-нибудь изысканную пищу. Крушат и рубят вокруг деревья, мнут и топчут траву, отравляют бензином и машинным маслом воду и, в конце концов, превращаются из любителей в осквернителей и грабителей природы. Порезвившись и повеселившись на природе, уезжают они обратно в города, а на месте их любовных объяснений с природой надолго остаются поломанные и ободранные деревья, вытоптанная или облитая нигролом трава, разбросанные бутылки, пустые консервные банки, целлофановые пакеты и грязная бумага. От такой «любви» и такого обращения природа, если и не зачахнет, то долго будет отходить и выздоравливать. А сколько сейчас таких «любителей природы» развелось? И все на самых разных автомашинах. Есть ещё и другой вид «любителей природы» на катерах, моторных лодках и просто на лодках.
    В выходные и праздничные дни едут «любители» по полевым дорогам и лесным просекам, плывут по протокам и рукавам реки на уставшую от них природу, как неотвратимое полчище саранчи. И каждый из них хочет от природы только удовольствия, удовлетворения своих собственных прихотей и похотей, каждый хочет только брать от неё, но никто не задумается, что ей, природе, надо что-то и дать, чем-то помочь. Ведь она, природа, очень хрупкая и нежная, как невеста в подвенечной красоте, и обижать её никак нельзя, а любоваться ей надо и любить её надо, по-настоящему – взаимно и бескорыстно.
    Совсем по-другому относились к природе наши отцы и деды. Они любили природу не только за то, что можно многое брать у неё, но и постоянно заботились о ней, чтобы сохранить, восстановить и облагородить её. Делали это бескорыстно, как само собой разумеющееся.
    Есть в нашем селе древний старик Антип Кулешов, которого не только молодёжь, но и люди пожилого возраста, считают странным за его, с их точки зрения, непонятные, неподдающиеся объяснению поступки и действия. Живёт он в маленькой деревянной хатке, покрытой почерневшей и слежавшейся за долгие годы соломой. Небольшой его дворик огорожен ивовыми плетнями, всегда с весны искусно подновлёнными свежими ракитовыми хлыстами. Вместе с ним живёт и его единственная дочь- монашка Серафима, которой тоже уже за полсотню лет перевалило. Печь в своей хате они и зимой и летом топят только дровами, заготовленными в лесу; чай пьют, употребляя заварку только из местных трав, которые Серафима собирает в степи, в лесу и яругах в определённое время года; компоты, всякие отвары и настойки изготовляют только из лесных плодов и ягод. Летом Антип и Серафима носят лёгкие и удобные лапти, сплетённые Антипом из липовой коры, зимой обуваются в добротные валенки, сделанные из первосортной овечьей шерсти местными мастерами. Любят они простую и удобную крестьянскую одежду из льняного полотна и ситца. От старины у них ещё сохранились добротные шубы-дублёнки, которым позавидовали бы современные модники. Вся хата Антипа увешана от потолка до пола высушенными и связанными в пучки травами, ягодами и листьями луговых, степных и лесных растений. От всякого недуга и злополучной хворобы есть у них своя трава, свой особый рецепт. Лучше Антипа и Серафимы никто в селе не знает целебных свойств местных трав и растений. Разве только бабка Христина могла бы с ними потягаться в этом деле!
    Серафима ежегодно собирает, сушит и сдаёт в местную аптеку десятки килограммов лекарственных трав и ягод. Начиная с ранней весны, когда зацветёт ландыш, потом липа, пропадает она в лесу целыми днями с утра до вечера, получая великое наслаждение и удовольствие от общения с природой. Летом собирает цветки бессмертника, тысячелистника, коровяка, зверобоя, чабреца, мать-и-мачехи и многих других трав, о существовании которых другие односельчане и понятия не имеют. Осенью она заготовляет плоды боярышника, шиповника, дикого тёрна, калины и жостера. Таких старателей в селе, как Серафима, единицы. Потому и ценит её местная медицина. Сельские врач и аптекарь души в ней не чают. О ней много раз писали в районной газете, а портрет красуется на Доске почёта районного общества охраны природы. Ей выдаются премии и награды. Во всех этих достижениях Серафиме немалую помощь оказывает Антип. Он является непревзойдённым общественным садовником всей окружающей село природы. Как только сходит весеннее половодье, и весна набирает силу в зелёных лесных кущах и глухих правобережных буераках, уходит на заре Антип из дома и весь день бодро вышагивает по своим природным владениям. Каждый родничок любовно и бережно очистит от нанесённой дождливой осенью и снежной зимой грязи и лесного мусора. Оплетёт родничок ивовой плетёночкой, устроит отток воды, чтобы она не застаивалась и всегда была чистой и прохладной; обязательно у каждого родника оставит жестяную кружечку или стеклянную баночку. В наиболее красивых и посещаемых людьми местах обновит старые, когда-то им сделанные столики и скамеечки, или соорудит новые; сделает неприхотливый, но удобный мостик через овраг там, где чаще всего ходят люди; срубит старое высохшее дерево, чтобы помочь молодым порослям быстрее подниматься к солнцу. В далёких лесных озёрах, где водится рыба и, которые часто посещают рыболовы-любители, соорудит удобные настилы для неведомых ему рыболовов.
    Приходя вечером домой, он снабжал Серафиму самой свежей и достоверной информацией о наличии в лесу или в степи лекарственных трав, о начале их цветения или плодоношения. Серафима с полуслова понимала отца и на следующий день была в нужном месте.
    Местные лесничие привыкли к странностям Антипа, с подчёркнутым уважением относились к нему, считали его своим незаменимым помощником, даже придумали ему прозвище – Добрый Леший.
    А Добрый Леший продолжал творить в округе свои добрые дела. Все в селе настолько привыкли к нему, что никто не удивлялся, если он неожиданно вырастал, как из-под земли, перед косарями, косившими траву на лесных полянах, или перед каким-нибудь мужиком-воришкой, срубившим в лесу в неположенном месте дерево для своих хозяйских нужд, или перед браконьерами, забросившими сети в реку, где шла на нерест рыба.
    Добрым и трудолюбивым людям даст Антип во время хороший совет, подскажет, как лучше выполнить задуманное дело. На воришек и браконьеров посмотрит с упрёком, покачает головой и пристыдит словами:
    -Зачем вы это делаете? Красота природная всем дана, чтобы любоваться ей, а не уничтожать! Взрослые люди, а не понимаете такой простой истины!
    Скажет, и уйдёт также неожиданно, как и появился. Но доносчиком Антип никогда не был. Считал эту человеческую слабость позорной и недостойной настоящего человека. Его простые, сказанные с такой прямотой и душевной болью слова, чаще всего действовали на людей отрезвляюще и они, стыдясь, прекращали своё недозволенное дело. Самое интересное было то, что врагов у Антипа в селе не было. Все его уважали, относились, как к стражу и совести природы, как к Доброму Лешему.
    По мере развития личного автомобильного транспорта и появления всё увеличивающегося количества «любителей» природы из городов, стал находить Антип у озёр, на берегах Дона и степных яругах очаги общения горожан с природой. Сначала он возмущался про себя, собирал всё, что можно было сжечь, и сжигал, закапывал пустые консервные банки и битую посуду, старался навести привычный для него, извечный, порядок в природе. Но с каждым годом «любителей» становилось всё больше и больше, а бороться с ними становилось всё труднее и труднее. Антип всё чаще приходил домой расстроенный и недовольный, жаловался дочери:
    -Ноне, Сима, на Песковатом озере вся прибрежная трава вытоптана, и кувшинки в воде помяты, кто-то недозволенным способом рыбу ловил. А у Кривого озера твою любимую ольху срубили, видно она помешала кому-то. Костёр жгли, уху варили, всякого хлама набросали, анчутки окаянные!
    И Серафима, как никто другой, искренне сочувствовала ему, и вместе с ним сокрушалась, неподдельно говорила:
    -Покоя не стало, батя, от этих городских разбойников. Нет на них никакой управы! Всё они готовы безжалостно погубить и уничтожить.
    В этот памятный день Антип ушёл из дома очень рано – ещё до рассвета. Какое-то неведомое предчувствие подняло его из тёплой постели ещё в полночь и неотвратимо тянуло в лес. Когда он вышел из последней улицы села и направился к лесу, стояла тихая тёплая летняя ночь, а небо было усыпано бесчисленными звёздами. День тоже обещал быть тихим и безоблачным. По мере приближения к лесу, находящийся позади Антипа восток сильно посветлел и слегка зарумянился, а запад, куда он направлялся, ещё находился в тёмной ночной дрёме. Луг, по которому только что прошёл Антип, дышал предутренней свежестью, наполняя всё вокруг тончайшими запахами созревающего разнотравья. Было начало июня – пора наступающего сенокоса. На лугу и в лесу стояла заколдованная тишина, но для такого человека, как Антип, с обострённым слухом и тонким нюхом, в этой тишине улавливались тысячи всевозможных шорохов, стрекотаний, поскрипываний, слабых посвистов, на которые обыкновенный человек не обратил бы никакого внимания. Антип всё это осмысленно, можно сказать автоматически, переваривал в своём уме, получая необходимую информацию для своих действий и поступков. На опушке леса у небольшого озера Антип присел на старый пень, чтобы отдохнуть после приятного, но всё же продолжительного для его возраста, перехода – ни мало, ни много, а около пяти километров отшагал он. Зеркальная гладь озера настолько была чиста и прозрачна, что напоминала больше не воду, а застывший волшебный хрусталь, с отразившимися в нём высокими прибрежными дубами, камышом и кудрявыми вербами. Только белый кудрявый пар слегка поднимался над этой тёмно-зеркальной гладью и свидетельствовал, что это не застывшее сказочное царство, а живая природа, просыпающаяся на встречу приходящему дню.
Уже заметно оживились птицы в гуще леса и запели своими разноголосыми переливами. Антип поднялся и подошёл к берегу озера. Наклонился к воде, набрал в пригоршни воды и щедро смочил ей своё лицо. Вода хрустальными струйками потекла по его щекам и бороде, падая затем жемчужными каплями на широкий ворот и рукава его рубахи. От всего этого он испытывал великое наслаждение, чувство бодрости, прилив свежих сил. Потом он вошёл в лес и направился к его любимому озеру Песковатому, до которого надо было идти по молодому красивому дубняку не менее двух километров. На востоке всходило огромное оранжевое солнце и посылало вслед Антипу свои тёплые лучи, терявшиеся в зелёной дубовой чаще. Лес окончательно ожил и наполнился дыханием деревьев и звуками птиц.
    Когда Антип вышел из леса на небольшую поляну, перед ним представилась ужасная картина, потрясшая до глубины его неискушённую душу. У самого берега озера под высокими раскидистыми ивами стояли две легковые автомашины. Рядом с ними в вытоптанной сочной траве возвышались две оранжевые палатки. Тут же рядом на траве была растянута для сушки самодельная сеть-бредень. Двое молодых мужчин хлопотали у костра. Один из них усердно рубил топором на мелкие щепки разобранную красивую скамейку, ещё вчера возвышавшуюся под ивами, а другой ловко подбрасывал эти щепки в разгорающийся костёр. Два огромных пса-боксёра настороженно поднялись от палаток и свирепо зарычали в сторону Антипа, но броситься на него не решались. Они как-то неловко и испуганно держались возле своих хозяев, яростно рычали, но отойти дальше палаток, то ли боялись, то ли ждали повеления мужчин. Сразу было видно, что это не те собаки, которые рождались и вырастали в селе на природе и которым не страшны были ни высокая трава, ни лес, ни тем более, незнакомый человек. Это были животные, которые родились и выросли в городе рядом с человеком, в его тёплой и чистой квартире. Их с малого возраста кормили и поили с ложечки, лелеяли и купали, расчёсывали дорогими щётками их шерстку, смачивали заморскими духами. Они боялись всего им незнакомого – жужжания шмеля, густой кущи леса, и были смелы только в присутствии своих хозяев.
    -Геннадий, смотри явление Христа народу! – закричал один из мужчин, показывая щепкой на, появившегося из леса, Антипа.
    -О! Я помню чудное мгновенье – передо мной явилась ты…, - запел залихватски второй мужчина.
    Из палаток выглянули растрёпанные женские головки, а затем выпорхнули наружу заспанные, но с любопытными детскими личиками, две девчонки-толстушки и бойкий рыжеголовый мальчуган лет десяти.
    Боксёры, ободрённые своими многочисленными покровителями, бросились в сторону Атипа, но во время были остановлены грозным окликом Геннадия и возвратились к палаткам. Антип спокойно подошёл к незнакомым ему людям и сказал:
    -Мира вам и хорошего отдыха, добрые люди!
    -Спасибо, коль не шутишь! – ответил Геннадий, продолжая нахально и бесцеремонно разглядывать Антипа.
    -Вот одного я только не могу понять, - продолжал спокойно Антип, - Учёные и умные вы люди, в городе живёте, в театры ходите, всякие книги читаете, а культуре так и не научились.
    Оба горожанина от неожиданности этих слов прямо-таки опешили. Вытаращили глаза и, на мгновение, потеряв дар речи, остолбенев, стояли возле костра – один с топором в руке, а другой со свежей белой щепкой – и смотрели на Антипа. А он продолжал:
    -Там, в городе в своей квартире, стулья и столы, полированные вы не ломаете и не рубите в щепки, чтобы жечь костры, паркет и ковры, дорогие не топчете грязными ботинками и не хулиганите! А кто же вам здесь позволил безобразничать? Ведь эта скамейка здесь много лет стояла, чтобы хороший человек мог на ней посидеть и отдохнуть, полюбоваться красотой природы. А кто браконьерничать вам здесь позволил?
    -Сергей, а он нахал! На комплимент напрашивается, - наконец, опомнившись, вымолвил всё тот же Геннадий.
    -Ты, дедуля, как пришёл неожиданно негаданно сюда, так и проваливай отсюда, сказал грозно Сергей. – Мы тебя сюда не просили и в наставлениях твоих не нуждаемся. Иди своей дорогой, а то, как бы худа не было!
    -Природа! Она для людей создана. Милостей ждать от неё нечего, взять их у неё - наша задача! – ехидно и наставительно процитировал в искажённом виде Геннадий высказывание известного учёного.
    -Дурак! – вскипел Антип, - природу надо беречь и обращаться с ней вежливо и аккуратно! А вы во что её превращаете со своими потребительскими душами?
    -Ну, дед, ты начинаешь хамить, а этого мы тебе не позволим. Проваливай отсюда, пока мы тебе твои старые кости не посчитали, - сказал Геннадий и, подбросив, а затем, поймав топор на ходу, двинулся к Антипу.
    -Ты меня не пугай! Я свой век уже прожил и много видел. И вот это озеро, эти деревья, траву и порубленную вами скамейку не один год оберегал от всяких стихийных и не стихийных бедствий для того, чтобы хорошо и радостно было здесь не только мне, но и всякому другому доброму человеку. А тут, поди, какой хозяин нашёлся! Откуда ты такой взялся? Пришёл в чужой дом – слушай, что говорит хозяин! – смело и на одном дыхании выпалил Антип, давно наболевшее на душе, и не тронулся с места.
    Неизвестно, чем бы эта сцена закончилась, если бы не появилась из дальней палатки дородная старая женщина. Не смотря на свой возраст, была она пышная и румяная, в цветастом дорогом халате, с волосами, подкрашенными под блондинку. Словно лебедь поплыла она по зелёной поверхности травы в сторону ссорившихся людей.
    -Геннадий, зачем обижаешь хорошего человека? Он ведь правду говорит. Напакостили вы с Сергеем здесь, а ещё и в пузырь лезете! – укоризненно сказала она.
    Потом внимательно и пристально вгляделась в Антипа и, удивлённо всплеснув руками, произнесла:
    -Антип, неужели это ты? А я тебя сразу и не узнала. Вот ты, какой стал! Это я – Варвара! Разве ты меня не помнишь?
    Антип от такой неожиданности был поражён. Он её, конечно, сразу узнал, как только услышал всё тот же певучий голос, исходящий из глубины её груди, хотя со дня их последней встречи прошло так много лет . Конечно, она сильно изменилась, располнела и постарела, но глаза её, как и прежде много лет назад, светились недоступной лаской, а голос звучал всё также назидательно и отчуждённо.
    -Какая радость, что мы всё-таки опять встретились! Проходи к нашему шалашу и будь гостем! – пела она своим грудным голосом, где-то рядом у самого его уха.
    Антип стоял молча, не в силах произнести ответного слова. Неожиданная эта встреча выбила его из привычной жизненной колеи, а нахлынувшие воспоминания лишили дара речи. А Варвара продолжала:
    -Ну, что же ты стоишь? Проходи, знакомься! Это мой внук Геннадий, а это уже правнуки Юра и Леночка. А это Сергей – хороший товарищ моего сына…
    Из палаток вышли две молодые женщины, вероятно, жена Геннадия и жена Сергея, и с любопытством стали прислушиваться к разговору.
    Наконец, Антип пришёл в себя – к нему вернулось хладнокровие, и он обрёл дар речи.
    -Спасибо, Варвара, за хлеб и соль! Рад был на закате нашей жизни встретиться с тобой и увидеть тебя здоровой и счастливой. Только счастье у людей бывает разное – каждый счастлив по-своему. Прощай! – сказал он и, повернувшись, пошёл к лесу.
    Она стояла, скрестив руки на груди, и смотрела, как он медленно удалялся к лесу и потом скрылся в зелёной его чаще. Может быть, она думала, что он оглянется, помашет рукой, скажет ещё что-нибудь… Но он ушёл, не оглянувшись, навсегда скрывшись под кронами деревьев их родного леса, тоже постаревшего и сильно изменившегося со времён их далёкой юности.
    А Антип шёл по лесу, петляя среди деревьев, не выбирая дороги в неопределённом направлении. Неожиданные воспоминания нахлынули на него и захватили всё его сознание, заполнили всю душу. Вспомнил он своё далёкое детство и юность. Как давно это было, и кто мог тогда предположить, что всё это так закончится. Светловолосый, бойкий на всякие шалости и выдумки, Антипка и шустрые непоседы девчонки Варька и Нюрка росли на одной улице. Были девчонки ровесницами и на четыре года моложе Антипки. Относились они к нему с уважением и послушанием, как к старшему товарищу. А он их никогда не оставлял в беде, всегда защищал от посягательств мальчишек с соседних улиц, брал с собою на луг, в лес, вместе бегали купаться к Дону. Шли годы, и Антипка превратился в крепкого и красивого парня, а девчонки в стройных симпатичных девушек. Обе пылали тайной любовью к Антипу, но открыться не смели. А он испытывал влечение только к одной из них – к Варваре. Но никто из них не хотел разрушить сложившуюся между ними дружбу. Такое компромиссное решение продолжалось до поры до времени, пока не вспыхнула настоящая любовь в сердце Антипа и не захватила его в свои сети целиком и полностью. Сколько было томительных ожиданий и сладостных свиданий! Варвара платила взаимностью. Само собой разумеющееся – Нюрка отошла на второй план, завидовала их счастью, но мешать не хотела, стала посредником и тайным курьером в их всё больше разгорающейся любви.
    Родители Варвары и Антипа стали замечать, вспыхнувшую любовь между их детьми и не прочь были породниться. Уже на осень готовили свадьбу. Но тут неожиданно для всех началась империалистическая война, и Антипа забрали в царскую армию. Помнит он до сих пор с самыми мельчайшими подробностями, как его вместе с другими одногодками провожали в солдаты, как плакала мать, что-то наказывал в дорогу отец и застывшую в стороне Варвару с распухшими от слёз и бессонной ночи глазами. Никогда он потом не мог забыть её жарких объятий, нежного, выходящего из самых глубин её души, голоса, переходящего в шёпот, повторяющий всю ночь до рассвета страстные слова о вечной любви и вечном ожидании. И когда на опушке леса новобранцы садились на подводы и все начали прощаться, Варвара не выдержала и обожгла его последним прощальным поцелуем. Он и сейчас чувствовал этот горячий поцелуй на своих губах, мучивший его всю долгую жизнь, как поцелуй Иуды, как поцелуй предательства.
    В суровое и неспокойное время пришлось служить Антипу. Империалистическая война, потом две революции, гражданская война бросали его по огромным просторам России из стороны в сторону. Неотёсанного и малограмотного парня из далёкой и глухой деревни героическое то время переделывало, и просвещала в сознательного революционного крестьянина, словно бушующее море шлифует и полирует своими волнами грубый камень в крепкую не разрушающуюся гальку.
    В родное село Антип возвратился уже после гражданской войны. С глубокой болью принял он весть о том, что Варвара, не дождавшись его, уехала в девятнадцатом году навсегда из села с, полюбившимся ей, молодым красным кавалеристом. Разыскивать он её не стал. Да и не к чему было! Только остался в душе на всю жизнь неприятный и какой-то подленький осадок, не дававший ему покоя и мучивший его, как будто он совершил в своей жизни что-то нехорошее и гадкое, хотя на самом деле всё было наоборот.
    Потом он встретился с Нюркой, которая по-прежнему его любила. Вскоре они поженились, а через год у них появилась дочь Серафима. Со стороны это была крепкая и дружная семья, но никто не знал, даже Нюрка, какие иногда в душе Антипа скребут чёртики, поднимая муть воспоминаний о прошлом. О Варваре они с Нюркой никогда не говорили. Нюрка была преданной и любящей женой, и не хотела лишний раз приносить Антипу огорчений. Так со временем прошлое сгладилось и стало забываться. Потом пришла старость. Жена умерла, а у Серафимы личная жизнь не сложилась. И вот теперь эта встреча! Зачем она? На этот вопрос Антип искал ответа. Мучился и не находил.
    Домой он пришёл, как никогда, поздно, кушать не стал, сказав Серафиме, что немного приболел, и сразу же лёг спать.
    Утром он встал, как всегда, бодрым и одухотворённым. На его лице не было и тени вчерашних сомнений и неопределённости. Видно было, что он всё-таки нашёл ответ на мучивший его вопрос.