Шахиды

ШАХИДЫ
(роман)
   В простой палестинской семье был радостный день: приходили гости с подарками. В центре комнаты на подушке лежал младенец, рядом с которым гости оставляли подарки. Все поздравляли хозяина дома. В глазах младенца отражались взрослые люди, толпившиеся вокруг него. А он лежал молча, шевеля ручками и ножками, и улыбался незнакомым людям. В это время один из гостей сказал:
- Да, этому малышу уготована великая судьба, он будет шахидом.
Тот же самый гость отвёл хозяина дома в сторону, где они тихо, почти шёпотом, вели разговор о будущем малыша:
   - Ты поступил умно, что согласился. Сейчас и здоровому человеку нелегко живётся, а малышу с таким диагнозом будет намного трудней. Впереди его не ждёт ничего хорошего. А если он станет шахидом, то его ждёт рай. Радуйся, брат! Заодно и тебе поможет, будешь получать хоть какую-то помощь. И мы тебе поможем, не волнуйся. Мы возлагаем большие надежды на этого ребёнка. Он отомстит и за нас, и за себя. Вот причина его рождения глухим. Виноваты евреи. Они, проклятые, бомбят наш город, дома. Пугают наших женщин – вот и рождаются такие дети. Ничего, Аллах велик, Его шахиды готовы умереть за Него и отомстить.
    Передать происходившее в этом доме трудно: вроде бы люди поздравляют друг друга, но как-то не по-праздничному грустны лица сидящих женщин. А с другой стороны, вроде бы и не похороны. Непонятно, то ли веселье, то ли горе. Словно в этом доме зло столкнулось с добром. Только лежавший на подушке младенец сучил ножками и ручками и искренне улыбался сидящим. Но он не знал, какую судьбу ему уготовили эти люди.
    Он родился шестым ребёнком в семье. У него было две сестры и три брата. Его всю жизнь будут учить ненавидеть врага – евреев – бороться за освобождение палестинской земли и мстить за своих братьев-мусульман, которые были убиты и покалечены. Но пока в его тихом, безмолвном мире другие заботы. Каждый день он встаёт ранним утром и отправляется с отцом работать – строить дома. Ведь он сын каменщика. Иногда отец с жалостью смотрит на него и жалеет о том, что когда-то согласился на то, чтобы сын стал шахидом.
    Давуд родился слабым, и шансов выжить у него практически не было. Но в Израиле, в одной из клиник Тель-Авива врачи выходили ребёнка. Поэтому Раджаб, отец Давуда, засомневался в своём решении. К тому же мальчик – настоящий работяга. Из него получился хороший каменщик, и ещё он хорошо рисует. Он помогает отцу  стройит дама, часта восстанавливать дома, разрушенные в результате бомбардировок израильских солдат, и каждый раз убеждается в том, что в разрушенных домах убиты мирные люди – дети, старики. И у него усиливается чувство ненависти к врагу и жажда мести.
   Однажды после пятничного намаза, когда он шёл с отцом домой, около них остановился автомобиль, в который их пригласили сесть. Это был тот же самый человек, который 17 лет назад пророчил судьбу Давуда.
   - Быстро вырос, - сказал он, положив руку на плечо юноши, и продолжил, - кажется, только вчера ещё он лежал голышом и сосал пальцы. Смотри, какой молодец вырос, Раджаб, - обратился он к отцу Давуда, - в войне с израильтянами наступил кризис. У нас нет танков и самолётов, но у нас есть дети, сильные духом. Ты понимаешь, о чём я. И это пугает врага. Мы все должны быть готовы стать шахидами. Ты, я, наши дети – мы сражаемся за нашу землю, и наше дело правое. Я сегодня разговаривал с наставником Давуда – он молодец, послушный мальчик, им довольны. Ты можешь гордиться сыном. Я сегодня к тебе заеду, и мы с тобой поговорим.
   Давуд с отцом вышел из машины, а незнакомец поехал дальше. Давуд жестами рук на языке глухих спросил отца, кто это. Но отец коротко ответил:
   - Знакомый.
   Так они дошли до дома. После ужина Давуд ушёл к своему наставнику. Наставник по имени Халил учил его, как обращаться с оружием и взрывчаткой. Но сегодня у него заготовлено особое наставление. Все свои мысли он записал на бумагу, а Давуд читал молча, поскольку был глухонемым. Написано было следующее: «Начиная с завтрашнего дня, ты должен уехать в столицу Израиля – Тель-Авив – изучать город, ходить по нему, привыкать к людям и, как можно лучше, изучать город. Желательно присмотреться к центру города, к местам, где больше людей. Чем больше людей, тем лучше, - кафе, торговые центры. Контактов с евреями постарайса избегай. Помни, это наши враги. У тебя есть справка из тель-авивской больницы, подтверждающая, что ты немой. Если что – покажешь и объяснишь, что приезжал на обследование. У тебя большие возможности не вызвать к себе подозрений. Самое главное – быть незаметным, и еще если случайны прохожий или собеседник спросит твое имя напиши Давид, запомни ».
   На следующий день Давуд отправился в Тель-Авив. Конечно, было страшно проходить блокпосты и находиться среди врагов. Но он должен привыкать ко всему этому.
На посту его начали проверять, и после тщательной проверки его отпустили. Его справка из тель-авивской больницы не вызывала подозрений. Он сел в первый попавшийся автобус и сам себя успокоил: «Слава Аллаху, всё обошлось!» Тут в автобус зашли солдаты. Они разговаривали и смеялись, и присматривались к сидящим в автобусе. Автобус был подходящим местом для совершения терактов. Наконец, автобус двинулся с места. Давуд подумал о том, что это символично – вот так легко попасть в Тель-Авив. Но на каждой остановке автобуса солдат прибавлялось все больше и больше. И это его сковывало, они с каждым разом всё сильней теснили его. В какой-то момент ему стало так тесно и страшно находиться среди врагов, что, не доехав до Тель-Авива, он решил выйти из автобуса. Он сел на остановке и, растегнув воротник куртки, глубоко вдохнул воздух, чтобы перевести дух, и начал рассматривать окружающую местность.
   Вокруг был каменистый пустырь. Будучи по профессии каменщиком, он очень любил камни. Он часто уходил за город в каменистые места, рисовал, иногда даже ночевал в пустыне. Родители знали, что это его единственное увлечение, и не возражали. Он решил немного прогуляться и собраться с мыслями, а потом поехать в тель-Авив. Он направился в пустыню, уходя от дороги. Неподалеку виднелось скалистое место. Приблизившись к скале, он увидел установленный напротив неё мольберт и чистый холст на нём. Поблизости никого не было. Он любил рисовать, и кто-то как будто бы специально для него оставил всё это. Искушение было огромным, но все эти вещи были чужими. Он обошёл ближайшие окрестности, но никого не обнаружил. Он сел рядом с мольбертом и задумался: «Я же его не украду, а просто порисую немного. А вдруг появится хозяин? Лучше, пожалуй, ничего не трогать».
   Он долго сидел и рассматривал скалу, внимательно изучая её детали. И, сам не поняв, как это произошло, принялся рисовать скалу. У него получалось настоящее полотно. Такое, о котором он давно мечтал.
   Он рисовал долго, и почти уже закончил, как вдруг почувствовал, что как будто кто-то приближается к нему слева. Издалека он определил, что это женщина. Она поднималась на склон с левой стороны. А до этого, наверняка, была за скалой, и поэтому её не было видно. Теперь она размахивала руками и что-то кричала. Давуд подумал: «Что же делать? Она, видимо, хозяйка мольберта, которым я без разрешения воспользовался для рисования. Что же делать? Если бежать, то это будет подозрительно. Наверное, надо извиниться. Вот влип…»
   А она всё приближалась, продолжая что-то кричать и размахивать руками. Когда она подошла совсем близко, то он понял, что она ругается, она же говорила такие слова:
   - Ты мерзавец! Кто тебе разрешил трогать мои вещи? Урод! Придурок! А ну, отойди сейчас же!
   Это была молодая девушка. Она указывала пальцем в его направлении и изображала угрожающие жесты. Давуд застыл и не знал, что ему делать. Он впервые оказался в подобной ситуации. Эта девушка, тыча пальцем в самые глаза Давуда, кричала:
   - Чего смотришь, скотина? Пошёл вон!
   Поняв все эти жесты, Давуд повернулся и быстрыми шагами пошёл в ту сторону, откуда пришёл. Но девушка преследовала его. Она шла рядом, кричала, тыкала пальцем, сжимала клаки, топала ногой, чуть ли не избивая свою жертву, и выкрикмвала:
   - Ты урод! Использовал мой последний холст. Кто тебе разрешил? А ну, отвечай, трус! Чего убегаешь? Сволочь! Мерзавец! Хам! Трус! Идиот! – как будто бедный парень мог это слышать. Давуд, набрав хорошую скорость, наконец, отцепился от неё. Она даже не дала ему возможности извиниться. И сказал себе: «Слава Аллаху, избавился!» А девушка долго ходила вдоль мольберта и приговаривала:
   - Надо же, наглец, испортил последний холст. Я думала – отдохну и продолжу рисовать. Вот сволочь, и откуда только взялся?
   По мере того, как она успокаивалась, она начинала присматриваться к рисунку. Она не верила своим глазам и долго изучала нарисованную скалу, с поразительной точностью перенесённую на холст.
   - Ничего себе! Не может быть, чтобы всё это нарисовал этот урод!
   Она долго рассматривала рисунок и решила догнать незнакомца, и узнать, кто он. Девушка побежала за скалы, туда, где оставила машину в тенёчке, и куда уходила отдыхать. Она быстро села в машину, подъехала, чтобы забрать мольберт, и поехала вслед за незнакомцем. Догнав его, она ехала рядом, опустив стекло, и говорила:
   - Слышишь, ты извини меня, я погорячилась. Садись в машину, я тебя подвезу.
Не услышав ответа, она продолжила:
   - Вообще-то я права: кто тебе разрешил трогать мой мольберт? Не слышишь, что ли? Ты испортил мой последний холст, и из-за тебя я должна теперь поехать в город, чтобы купить ещё полотен. Ты что, не слышишь? Я с тобой разговариваю.
   Она остановилась, вышла из машины, преградила Давуду путь и опять сердито начала разговор:
- Ты чего молчишь? Я с тобой разговариваю.
   Угрожая пальцем, она продолжала свою гневную речь:
   - А ну, отвечай, кто ты? Ты что, глухой? Чего молчишь?
   Напуганный до смерти Давуд не знал, как быть, ведь наставник приказывал постараться не вступать в контакт с евреями. А он вдруг так влип. Он вынул из кармана все деньги, какие у него были, и трясущимися руками протянул незнакомке. Незнакомка молчала, хмурила брови и смотрела на него, явно ничего не понимая. Тогда он достал из кармана блокнот и начал писать: «Прости меня, пожалуйста! Бери все деньги, только не трогай меня».
   Незнакомка прочитала запись, разочарованно посмотрела на него и сказала:
   - Да ты, что ли, и впрямь глухой? Ладно, дай сюда блокнот!
   Взяв блокнот, она начала писать: «Я тебя прошу сесть в машину и поехать со мной. Я тебя подвезу».
   Отдав блокнот, она пошла к машине и открыла пассажирскую дверь. Прочитав запись, Давуд подошёл и сел в машину. В голове у него бродили разные мысли, он не знал, что делать. Впервые он столкнулся с врагом лицом к лицу. Незнакомка села в машину и завела мотор. Они ехали молча, и каждый думал о своём. Она бросала на парня частые взгляды и думала про себя: «Надо же, какой симпатичный мальчик! Жаль, что глухой. Но зато хорошо рисует. Даже очень хорошо! Я бы, наверняка, никогда бы так не нарисовала. У него рисунок получился словно живой. Надо поучиться у него, нельзя упускать такую возможность. Надо с ним подружиться».
   А Давуд думал: «Надо же, всё время что-то говорит, машет руками, кричит. Чуть меня не избила. Неужели у них все женщины такие стервы? Не зря же их посылают в армию. Интересно, эта служила в армии? Выглядит молодо. Куда же она меня везёт? Неужели в полицию? Что делать? Не могу же я бить женщину! А она чуть меня не побила. Господи, помоги мне, избавь меня от неё! Надо успокоиться, я вроде бы ничего плохого не сделал, только рисовал. Неужели за это арестуют? Надо подождать, там видно буде».
   Впереди показался город. Они проехали несколько улиц, и машина остановилась в одном из дворов. Незнакомка вышла из машины, открыла багажник и, начав выгружать вещи, жестом подозвала Давуда. Он подошёл и встал рядом с машиной. А она, взяв блокнот, стала писать: «Помоги мне! Возьми мольберт и иди за мной».
   Давуд так и сделал. Они поднялись на второй этаж, она отперла дверь, и они зашли в квартиру. Все стены в ней были увешаны картинами и рисунками. Незнакомка оставила Давуда и вышла в другую комнату. Давуд начал рассматривать рисунки, но она вскоре вернулась. В руках она держала стаканы с соком, один из которых она отдала Давуду. Взяв у него блокнот, она написала: «Ну как, тебе нравятся мои рисунки?» Давуд кивнул головой. Незнакомка продолжила писать: «По сравнению с твоим рисунком мои – ничто. Как тебя зовут? Откуда ты? И где учился рисовать? Я хочу знать о тебе всё».
   Прочитав всё это, Давуд изумился. Лично он, конечно же, не мог ничего говорить о себе. Но он никогда в жизни не врал. Увидев возмущённое лицо Давуда, незнакомка продолжила дальше: «Ладно, можешь о себе не говорить. Но я хочу, чтобы ты занимался со мной и научил меня рисовать. Если согласишься, даю слово больше никогда не задавать тебе никаких вопросов о тибэ. Только напиши, как тебя зовут. Меня зовут Лея».
   Давуду, естественно, пришлось согласиться. Ведь как-то надо было избавиться от этой девушки. И он ответил: «Я согласен. Меня зовут Давид. Но только не сегодня. Уже поздно, я должен идти». «Ладно, Давид – хорошее имя. Даёшь слово, что придёшь завтра?» «Да». «Буду ждать, Давид!» Они попрощались, и Давуд ушёл.
   Спустившись по ступенькам, он вышел из подъезда и побежал прочь. Он остановился отдышаться только тогда, когда скрылся за другими домами. Он размышлял про себя: «Вот это да! Что это было? Попасть в первый же день в такую историю! Я уж думал, мне – конец. Слава Аллаху, всё обошлось!»
   Дело в том, что он никогда прежде ни с кем не конфликтовал, ко всем относился уважительно. Так же относились и к нему. Он был правоверным мусульманином, мог помочь незнакомым людям. Часто бедняки, которые не имели возможности заплатить за строительство дома, обращались к нему. И он безвозмездно строил и помогал всем, кто к нему обращался.
   Он всю дорогу думал о произошедшем. И всю ночь думал, как быть. Ведь он обещал прийти к ней и обучать её. И теперь размышлял, должен ли он сказать об этом наставнику: «Наверное, лучше будет, если никто ничего не узнает. Ведь если узнают, меня больше не отпустят - подумают, что я ни на что не способен. Я просто промолчу, как будто ничего не случилось».
   На следующий день он боялся идти в Тель-Авив, но не заметил сам, как оказался в пути. «Куда я иду? Мало, что ли, мне вчерашнего? А что делать? Всё равно ведь надо привыкать и изучать город», - успокаивал он себя. И вскоре оказался рядом с домом вчерашней девушки. Он очень жалел, что дал слово. Его мучила совесть: «Как же быть? Я же обещал. Она для меня враг, она на меня кричала и угрожала мне. И мне пришлось дать слово, чтобы избавиться от неё. С другой стороны, она же извинилась и просто хочет учиться рисовать. И в этом ничего плохого нет. Ещё она угостила меня соком, так что не могу быть неблагодарным».
   В это же самое время Лея готовилась к встрече с Давудом. Она долго стояла перед зеркалом и размышляла: «Интересно, он придёт или нет? Конечно, придёт, с чего бы ему не прийти? Он ведь обещал, хотя я, конечно, вела себя как дура это хорошо, что он ничего не слышит, вот тогда бы точно не пришел». Она вышла на балкон и ахнула, увидев стоявшего во дворе Давуда. Она крикнула: «Давид, поднимайся!» Потом вспомнила, что он не слышит и решила спуститься сама. «Наверное, он стесняется. Конечно, он же парень». Спускаясь с лестницы и приближаясь к Давуду, она не могла скрыть своей радости.
   - Почему не заходишь? Не стесняйся! – обратилась она к нему. А на самом деле и сама немного терялась. «Только бы не забыть, что надо писать в блокнот!». И, быстро сообразив, она взяла из рук Давуда блокнот и начала писать: «Пойдём со мной!» И он, как послушный мальчик, пошёл за ней. Они поднялись на второй этаж. Зайдя в квартиру, она продолжила писать дальше: «Ты пока посмотри мои картины. Я весь день рассматривала твой рисунок, а теперь пойду приготовлю кофе. А ты не стесняйся и ничего не бойся. Вообще меня все боятся, но ты не бойся!» От волнения она растерялась сама и плохо соображала, что делает. На самом деле она была большой стервой, и знавшие её люди старались держаться от неё подальше. Но Давуду удалось её смутить и даже заставить растеряться. Но, когда он прочитал написанное в блокноте, ему самому стало не по себе: «Что она имеет в виду? Зря я пришёл. Надо постараться как-то уйти. Придя сюда, я сдержал слово. Теперь надо попрощаться и уйти, пока не поздно».
   Он рассматривал рисунки. В это время вернулась Лея, неся кофе. Она подала чашку с кофе Давуду и молча посмотрела на него. В её глазах сияли радостные блёстки, и это смущало Давудаи. Она же заламывала руки, смотрела на него беспомощным взглядом. Смутившийся Давуд отвёл глаза и принялся снова рассматривать рисунки. Он пробежал взглядом по нескольким картинам и, обернувшись, посмотрел на Лею. Она склонила голову к левому плечу и, не отрываясь, смотрела на Давуда. Давуд поставил чашку с кофе и начал писать в блокноте: «Наверное, мне надо идти». Прочитав эту фразу, Лея возмутилась и написала: «Нет-нет, ты не можешь уйти! Ты должен учить меня». «Почему Вы на меня так смотрите?» «Извини, пожалуйста, это я жду твою реакцию на мои рисунки». «Вы хорошо рисуете, к чему Вас учить!» «Нет-нет, мои рисунки в сравнении с твойим ничтожны. Ты буквально оживил скалу. И я хочу посмотреть, как у тебя получается так рисовать».
   Давуд взял кисть и начал рисовать стакан с водой, стоявший на окне. Лея стояла рядом и наблюдала. На её глазах стакан с водой постепенно переставал быть плоским изображением и приобретал объём. Она наблюдала за Давудом и размышляла: «Надо же, Бог отнял у бедняжки слух, но одарил таким талантом!» Закончив картину, Давуд, вытерев руку, вновь начал писать в блокноте: «Ну, Вам всё ясно?» «Нет, как у тебя так получается? Научи меня!» Почесав затылок, Давуд продолжал: «Не знаю, с чего начать. Может, для начала поучимся правильно смешивать краску?» Взяв чашку, из которой пил кофе, Давуд предложил Лее проделать это. Дрожащими руками Лея с горем пополам  смешала краску. «Вы ожидали чего-то другого? Ничего, завтра получится». «Уже поздно, мне надо идти».
   Они вышли вдвоём и спустились по лестнице. Лея написала в блокноте: «Я пойду с тобой до магазина». Они прошли несколько маленьких улочек и вышли на большую, оживлённую. Лея предложила зайти в кофейню и выпить кофе. Они зашли внутрь и сели. Ожидая заказ, они сидели друг напротив друга, и Лея что-то рисовала в блокноте Давуда. А Давуд рисовал на последней чистой странице меню. Так они убивали время в ожидании кофе. Вскоре официант принёс его. Они попили кофе и договорились, что встретятся завтра в этом же кафе в 10 часов.
   Когда они расстались, выйдя из кафе, Лея вернулась обратно, взяла со стола, за которым они сидели, меню и увидела, что на белом листе красовалось её лицо, нарисованное карандашом.
   - Прекрасно, - сказала она,- к чему бы этот дурачек не притронулся, все оживает. Значит, я ему нравлюсь, иначе бы он меня не рисовал.
   Она выдернула лист и забрала с себе. Возвращаясь домой на автобусе, Давуд листал блокнот и перечитывал сегодняшние разговоры. Вдруг он увидел портрет, отдалённо похожий на себя, и подумал: «Неужели я такой ужасный?»
   Возвращаясь домой, Лея рассуждала сама с собой: «Как же это так? Как будто тётя Далия напророчила. Ведь она сказала: «Тебя, такую стерву и болтушку вытерпит только глухонемой». У меня нет ни друзей, ни подруг. Все бегут от меня. А это сам пришёл. По-моему, я ему нравлюсь. Значит, я не такая уж и плохая. И он вроде ничего – хоть и немой, зато симпатичный и талантливый».
   В это время она повстречала соседок, сидевших на лавочке во дворе. Одна из этих соседок, в основном выходцев из бывшего Советского Союза, заговорила с ней.
   -Здравствуй, Леечка! – сказала она.
   - Здравствуйте, - ответила Лея.
   - У тебя появился парень, моя хорошая?
   - Да, а что?
   - Нет, ничего. Красивый мальчик. Смотри, не упусти!
   - О чём это Вы?
   - Просто знаешь, моя хорошая, вчера он от тебя вышел и побежал прочь, как ошпаренный. Мы уж подумали, что он больше никогда сюда не вернётся.  Но сегодня он вернулся, хотя долго стоял под твоим окном. Как будто его там ждала не ты, а сам дьявол. Он не решался войти и, наверное, так бы и ушёл, если бы ты не спустилась и не втащила его домой за уши.
   - Я его за уши не таскала. И вообще, это не ваше дело!
   - Как это, не наше дело? Старших надо слушаться. Мы дольше на свете живём и больше тебя знаем.
   - И чего это вы такое знаете?
   - Вот что я скажу тебе, моя хорошая, я четверых дочерей замуж выдала. И так скажу – не лёгкое это дело – за еврея замуж выйти. Вообще-то мужчина как скотина: его покормишь – он и вернётся. Хорошо покормишь – бегом вернётся. А наших еврейских мужиков не просто кормить. Ты своему парню что-нибудь вкусненькое готовь, когда будете есть. В свою тарелку мало еды клади: они одним глазом в свою тарелку смотрят, а вторым – в чужую. Так он подумает, что ты мало ешь. Когда он съест всё, ты его со своей тарелки покорми, чтобы он наелся досыта и не сбежал от тебя. А сама потом наешься. Вот он и подумает, что ты экономная, и из тебя получится хорошая жена. Запомни, милая, если хочешь, чтобы твой брак был удачным, выходи замуж за еврея.
   Уходя быстрым шагом от старушек, Лея бурчала:
   - Вечно эти старухи лезут в чужие дела!
   А женщины продолжили обсуждение:
   - Неужели у этой стервы появился парень? Наверно, какой-то больной. Ведь кто же нормальный эту стерву вытерпит?
   - А ты заметила, Лилах, что она стала помягче?
   - С чего ты взяла, что она стала лучше а, Алума?
   - Разве можно было раньше её о чём-нибудь спросить? Да она бы нас живьём сожрала.
   - Ты права, Алума. Согласись, что только мужчина способен изменить женщину, сделать её добрее, как в этом случае.
   - Если женщина зла, значит, у неё нет мужчины. Вот и эта стерва стала спокойной и на нас перестала кидаться, как только у неё появился мальчик.
   - Ты что это, намекаешь на то, что, если у меня нет мужа, то, значит, я злая?
   - Да что ты! Ты же не девушка и не женщина, а давно уже старуха.
   - Что же ты хочешь сказать, что, если у тебя есть муж, то ты женщина, а если у меня давно его нет, то я злая старуха?
   - Да нет, ты не злая. Ты жадная.
   - С чего это я жадная?
   - Вот ты никогда не купишь зерна для голубей. Приходишь, берёшь у меня и кормишь.
   - Ах, ты хочешь сказать, что я бедная?
   - Ты что, Бог с тобой! Ты же еврейка. А это звучит даже хуже, чем имя дьявола.
   - Ах, ты хочешь сказать, что я стерва, даже хуже дьявола!
Всё это переросло в большую перепалку, и вскоре весь двор спорил неизвестно о чём. Только Лея стояла напротив рисунка и размышляла: «Да, действительно,этот бедолага весь день ничего не ел, только выпил пару чашек кофе. Надо бы приготовить что-нибудь вкусненькое. А что приготовить? Я же совершенно не умею этого делать. Тогда надо купить что-нибудь вкусненькое и сказать, что это я приготовила. И дело в шляпе! Хитро, но ведь на то я и еврейка. Стоит признаться самой себе, что он мне нравится. Неужели кто-то смог мне понравиться? Он же не умеет говорить и совсем ещё мальчишка. Мне его жаль – наверно, поэтому я и решила, что он мне нравится. А как рисует – с ума сойти! Нет, надо этого мальчишку прибрать к рукам. Как же ему понравиться? Сегодня я, точно, вела себя как дура. Стояла и смотрела в его глаза, которые свели меня с ума. Боже, я влюбилась! О чём я говорю? О чём я думаю? Надо сейчас же прекратить. Нет-нет-нет!»
   Обхватив голову руками, она металась по комнате. А тем временем на сердце у возвращавшегося в автобусе Давуда тоже было неспокойно. Он размышлял: «Эта девушка плохо на меня влияет. Из-за неё я начал обманывать наставника, что у меня всё нормально. Что я должен делать? Убить её? Но она же женщина. В любом случае уже поздно. Она угощала меня кофе, я пил воду из рук врага. Кто она мне теперь? Я не могу причинить ей вред, а мне было сказано не вступать в контакт с евреями. Господи, я думал, что они какие-то изверги, а они такие же люди, как мы. В Тель-Авиве вообще не пахнет войной. Здесь царит обычная жизнь: люди ходят в кафе и рестораны, смеются, радуются, женятся. Ни взрывы, ни террористы не пугают их. И как им только удаётся не бояться? Ведь наставник сказал, что евреи – хитрый и трусливый народ. Нет, мне надо хорошенько узнать врага, и она мне в этом поможет».
   Придя домой, Давуд явился к наставнику. Сначала все свои мысли и наблюдения он изложил на бумаге. Если возникали какие-то вопросы, он мог обращаться с ними к наставнику. Но о главном он молчал. Он написал, как проходил посты. Как к нему пристали с проверкой солдаты, а потом поверили, что он немой и едет в больницу. Его ни в чём не подозревают. Он ходит по улицам Тель-Авива. Сегодня посетил кофейню, пил кофе. Наставник довольно кивал головой. Давуд был не простым учеником, он мог задаваться всякими вопросами. И, если другим, слышащим, можно было всё объяснить, внушить, призвать к героизму, то с Давудом можно было только переписываться. Это затрудняло наставнику его работу. И, если бы поступил соответствующий приказ, то первым на смерть он послал бы Давуда.
   Давуд был готов умереть за свою землю. Он был уверен, что его смерть приблизит победу. Ему с малолетства внушали мысль о подлости евреев и о том, что еврейский народ не достоин жить в этом мире.
   На следующий день он встал рано и после утренней молитвы отправился в Тель-Авив. Он беспрепятственно прошёл посты и, радостный, сел в автобус. Ему уже не было страшно, он привык. Что от него и требовалось. В это же время Лея готовилась к встрече с ним. Она долго, красуясь, стояла перед зеркалом и поглядывала на часы: «Я сошла с ума. Ну, то, что я влюбилась – само по себе не грех. А если я ему совсем не нравлюсь? Тогда я заставлю его влюбиться в меня – накормлю чем-нибудь вкусненьким». Посмотрев на фотографию Леонардо Дикаприо, висевшую рядом с зеркалом, она сказала:
   - Прости, красавчик! Я думала, что не смогу влюбиться в кого-то кроме тебя. Но, видишь ли, кое-кто появился и отбил меня у тебя и влюбил в себя. Извини, не обижайся и освободи место.
   Она убрала фото и, посмотрев на часы, сказала:
   - Надо пойти купить чего-нибудь сладенького, принести домой и идти в кофейню на свидание. Как прекрасно звучит: «на свидание». Мне нравится. Впервые в жизни я иду на свидание с парнем. Этот день будет незабываем.
   Она отправилась в магазин и, купив свежеиспечённый медовый пирог, вернулась домой. Стоя у зеркала, она спрашивала у самой себя, во сколько ей следует пойти на встречу. Рано нельзя, девушке полагается слегка опаздывать. А сколько это – слегка? Полчаса, наверное, много. Интересно, а двадцать минут достаточно? А вдруг, он опоздает, а я уже там. Что он тогда обо мне подумает? И на сколько всё же следует опоздать? Пятнадцати минут достаточно? А, если честно, то очень хочется прийти пораньше.
   В отличие от Леи, Давуд не думал ни о чём подобном. Он сидел в кофейне и ждал Лею. Вскоре она появилась в дверях кофейни, опоздав на тридцать пять минут. Она приветственно взмахнула рукой и приблизилась. Если бы она не помахала ему, Давуд не узнал бы её. Она преобразилась. Нарядно одетая и накрашенная, она выглядела совсем иначе, чем вчера и позавчера. Люди, встретившие её вчера в брюках и потрёпанной куртке, приняли бы её за строителя. Гадкий утёнок настолько преобразился, что Давуд оторопел.
   Они поздоровались и сели, не зная, с чего начать разговор. В этот раз Давуд смотрел на Лею и не мог отвести от неё глаз. Смущенная Лея , взяв блокнот, написала: - «Ты тут давно?» «Да». «Во сколько пришёл?» «В девять часов». «Извини, пожалуйста, если бы я знала, то пришла бы пораньше», - и сама себя ругала: «Надо же было мне, дуре, опоздать ещё на тридцать пять минут». В это время к ним подошёл официант и сказал:
   - Извините, я узнал вас обоих. Это вы вчера изуродовали наше меню, вырвали из него листы. Я вас прошу больше так не делать.
   Лея произнесла в ответ:
   - Примите наши извинения! Просто мы художники и иногда рисуем на чём попало. Понимаете, это болезнь такая у художников. Я Вам заплачу, если Вы позволите нам рисовать, где нам вздумается. А если мы что-то испортим, то заплатим за испорченную вещь.
   Официант озадаченно посмотрел на них и, так ничего и не поняв, спросил:
   - Что будете заказывать?
   - Кофе, пожалуйста!
   Переписка продолжалась: «Что будем делать? Может быть, нам поехать на природу и порисовать пейзажи?» - предложила Лея. «Нет, я думаю, что следует начать с небольших предметов вроде стакана или бокала». «Да, - сказала Лея, - опять «Ваза с цветами». Выходит, что я совсем ничему так и не научилась. Стыдно опять начинать с вазы. Может, пусть это будет что-нибудь другое?» И предложила: «Может, купить винограда или яблок?» «Да, можно и то, и другое. Лея, поймите, пока Вы не научитесь рисовать предметы, Вы не сумеете правильно рисовать пейзажи». «А Вы рисуете пейзажи и продаёте их?» «Нет, я рисую для себя». «И даже никогда и нигде не выставляли свои рисунки напоказ?» «Нет, я просто для себя рисую в свободное время. Только ты видела, только тебе понравился мой рисунок». «Надо же, он даже не понимает, что он талант! - подумала Лея. «Со мной ты высоко поднимешься, парень! До самых небес!» - сказала она про себя. «Ладно, тогда нам надо идти на базар покупать яблоки и виноград, - предложила Лея и продолжила – Расходы беру на себя, ведь ты ради меня теряешь время. И вообще, за учёбу надо платить». «Нет, мне ничего не надо, мне приятно Вас учить». «Тогда не будем терять время и пойдём на рынок!»
   Они направились на базар, там Лею хорошо знали. Увидев её, один из торговцев сказал:
   - Смотри, Илан, твоя клиентка идёт!
   - О, опять эта стерва! Сейчас начнёт всё пробовать. Да ещё эта сирота тащит с собой какого-то дармоеда.
   - Да-а-а, везёт тебе, Илан. Ну, приготовь на пробу яблоки, нарежь на дольки мандарины и апельсины.
   - Клянусь, я сейчас специально так тонко всё порежу, чтобы она мучилась и даже не смогла ничего распробовать.
   - Слушай, Илан, она всё равно дойдёт до конца рынка и обратно и наестся.
   - Посмотри, мало того, что она сама ест, так ещё и кормит своего дармоеда.
Они прошли до конца рынка и на обратном пути остановились возле Илана. С Иланом у Леи были постоянные стычки, и каждый раз она назло покупала у него фрукты. Этот длинный, худой дядька со смешным лицом притягтвал всех. Вот и сейчас у них начался обычный базарный разговор:
   - Девушка, попробуйте, а потом покупайте.
   - Нет, когда мы шли в ту сторону, мы уже попробовали.
   - И Вам понравился мой товар?
   - Нет, мы покупаем не для еды. Мы покупаем для того, чтобы рисовать. И нам нужна одна кисть винограда.
   - Конечно, как будто бы Вы когда-нибудь покупали по две штуки. Вы всегда покупаете по одной.
   - Конечно, я ведь живу одна, и больше мне просто не нужно.
   - А Ваш друг? Он что, будет смотреть к Вам в рот? Если вы будете так вести себя и дальше, то точно останетесь одна.
   - Послушайте, мы покупаем фрукты не для того, чтобы их есть, а для того, чтобы их рисовать.
   -Вы хотите сказать, что мой товар не достаточно красив? Да у меня самые красивые фрукты на базаре! Зачем же из разрисовывать?
   - Я бы не сказала, что у Вас идеальный товар! Вот почему на Вашем винограде сидят мушки?
   - Потому, что он сладкий! И ещё я проверяю, настоящий ли он. Если на него летят мушки, – значит, виноград настоящий, без химии.
   - А вот рядом с Вами продают яйца. Вы ведь у них покупаете яйца?
   - Да-а-а, я всегда покупаю яйца у Гилата. У Гилата всегда хорошие, свежие и крупные куриные яйца.
   - А вот откуда вы знаети, что они куриные? На них же не сидит курица! Мы возьмём одну кисть винограда. Взвесьте, пожалуйста!
   Продавец Илан покраснел и, взвесив виноград, сказал:
  - Рисовать на винограде не получится. Вот, возьмите яблоко. Вот на яблоке удобно рисовать.
   - Нет, спасибо, не надо!
   - Берите-берите, я его Вам отдаю за так. Лучше Вы его покрасьте, - и уже вслед уходящей Лее тихо добавил, - Может, съешь и сдохнешь! - и, обернувшись и заметив, что базарные торговцы смеются, обратился к Гилату и сказал, - ты хоть напиши, что продаёшь куриные яйца!
   - А ты что, думал я продаю куриные яйца?
   В это время возвращавшаяся домой Лея пыталась научиться у Давуда языку жестов. Несколько из них она запомнила. «Я хочу сказать, что ты прекрасна», - эти слова Давуд написал в блокноте для Леи. А Лея хотела знать, как это можно передать жестами. Скоро они дошли до двора, где сидели бабушки. Увидев их, Лея подняла голову и гордо прошла мимо. «Пусть посплетничают, а то говорили, что я в девках останусь. А вот это вы видели, старые карги?»
   Словно подслушав её мысли, бабушки сразу же начали сплетничать:
   - Ты посмотри, как важно идёт!
   - Да, Алума, я даже её не узнала. Смотри-ка, нарядилась, накрасилась. Даже на женщину похожа. Всегда ходила как босячка в потрёпанных штанах.
   - Да это сейчас модно – ходить рваной и потрёпанной, чтобы не сглазили.
   - Вот, видишь, Алума, мужчина делает женщину красивой, нарядной и накрашенной.
   - Ты опять начинаешь! Что-то я не вижу, чтобы ты была накрашена.
   - Ну, у меня же есть муж.
   - Вот именно. Вы, замужние, дома не краситесь. А вот, уходя из дома, краситесь. Для кого, интересно, вы краситесь? Муж-то дома остался!
   - Вообще-то я уже стара, чтобы краситься, и у меня дома есть муж. А вот ты, Алума, красишь губы. Для кого это?
   - Я это для того, чтобы не обветрили губы. Хорошо, что я глаза не крашу, а то ты сказала бы, что я глазки строю, и ревновала бы к своему старику.
   - С чего это он старый?
   - А то, молодой, что ли? Кому нужен твой старый, сморщенный старик?
   - Мне!
   - И что ты с ним делаешь? С боку на бок перекатываешь?
   - Ну, ты и дура! Вот, послушай: Я наливаю ванну горячей воды и кладу в ванну своего старика. И он у меня становится розовый, как молоденький, и распускается, как цветочный бутон.
   - Да ты его варишь!
   - А ты что, завидуешь? Был бы у тебя старик, ты бы его тоже варила.
   - Нууу, ты и дура! На кой мне варёный старик?
   -  Сама ты дура!
   Вскоре к этому спору присоединились все жители двора, сами не зная, о чём спорят. А Лея с Давудом занимались подготовкой необходимых для рисования предметов. Приготовив всё, что нужно, они сидели и рассматривали фрукты, которые лежали в вазе, стоявшей на столе. Лея хотела, как можно больше, узнать о Давуде и поэтому начала писать о себе: «Ты, наверное, удивлён, почему я живу одна? У меня никого нет. Родители погибли в автокатастрофе. Меня вырастили дядя с женой. А потом дядю убили палестинцы, и я стала чужим человеком в доме дяди. Дядины жена и дети стали смотреть на меня, как на нахлебника. Мне приходилось цепляться за всё. Когда умер дядя, рухнул мой мир. Единственного родного человека, который был моим защитником, отняли у меня. Я тогда пообещала себе, что обязательно стану солдатом и отомщу за дядю. Ненавижу палестинцев! Их вообще надо выселить в пустыню. Они нас не признают и готовы истребить, как фашисты. Скоро меня призовут в армию, и я пойду защищать Родину. Да, это наша земля, эта земля обещана нам Богом. А арабы хотят отнять у нас эти земли. Ещё двоюродные братья называются! Постоянно нападают, взрывают себя. Думают, что этим можно нас запугать. Я думаю, что они наши двоюродные враги. Я бы тоже стала шахидом и взорвала бы себя, потому что каждый должен защищать свою землю. Нам, евреям, некуда идти. У нас нет другой Родины. Не знаю, можно ли было бы жить без мести. Нет, наверное, я не смогла бы простить их! Сколько невинных людей умерло! Наверно, мы никогда друг друга не простим. Я лично отомстила бы за своего дядю. Разве я не права?»
Написав эти слова, Лея встала и начала ходить вдоль стола и, схватив яблоко, лежавшее в вазе, откусила. Прочитав запись в блокноте, Давуд начал размышлять: «Да, у неё есть причина ненавидеть арабов». Забыв о себе, он смотрел на неё. Лея остановилась и, увидев, что Давуд ничего не написал о себе, подумала: «Может, потом скажет всё равно некуда торопиться». И жестом спросила: «Может, начнём рисовать?». И они оба стали за мольберт. Давуд, увидев надкушенное яблоко в руках Леи, указал на него, и она ахнула:
   - Вот дура! Надо же! С ума сойти! Что же делать? Будем рисовать надкушенное яблоко!
   Они оба рассмеялись, и Лея предложила Давуду откусить яблоко. Давуд отказался, но Лея с просящим выражением лица протянула яблоко Давуду. Он не смог отказаться и откусил. Они смеялись и жевали яблоко. Заметив, что сок яблока растёкся по губам и подбородку Давуда, Лея решила его вытереть. Она нежно вытирала пальцами яблочный сок и, сама не зная, как получилось, что она перешла все границы, оказалась в объятиях Давуда. Они нежно прижимались друг к другу, водили губами по щекам и губам друг друга и целовались. Сами не зная, что делают, молодые люди впервые познавали дары любви. Это было настолько прекрасно, что все звуки вокруг стихли, как будто мир вдруг застыл. Они перешли все дозволенные границы, и время для них остановилось. Только лучи утреннего солнца пробудили влюблённых.
   Открыв глаза, Давуд увидел спящую у него на груди Лею. Она проснулась от звука биения сердца Давуда и сказала:
   - Как красиво оно бьётся! – и. подняв голову, увидела полусонно, смотрящего на неё Давуда. Смущённо и радостно улыбаясь, они прижимались друг к другу и не хотели друг друга отпускать. Но время словно нагоняло упущенное, следуя своему принципу никого не жалеть, и подталкивало молодых людей расстаться, отбирая за минутами чассы. Скоро Давуд поднялся и начал одеваться. Он посмотрел на спящую Лею и, взяв ручку с бумагой, начал писать: «Мне надо уходить, но я обещаю прийти».
    Всю дорогу он думал о случившемся и пытался понять, как всё произошло. Ответа на вопрос, как ему быть дальше, у него не было. Он был счастлив и в то же время осознавал неправильность своего поступка. Боль в груди терзала его. Он буквально раздваивался от раздиравших его сомнений и нуждался в совете. Он сам себя винил: «Как случилось, что я так подло поступил? Что будет с ней? Что делать?»
   В это же самое время отец Давуда бил тревогу. Он искал Давуда везде, где только он мог быть по его предположению. Он сидел у поста и показывал фотографию сына, спрашивал у всех, прибывающих со стороны Израиля людей, описывая Давуда, не видели ли они этого парнишку. И вскоре сам Давуд появился у поста. Обрадовавшись, отец обнял его и плакал от радости. За это время он понял, насколько был не прав. Нельзя умирать молодым, нельзя! Как же это так – вырастить, а потом отправить на смерть?
   Скоро они были дома и обедали, сидя за столом. Раджаб, отец Давуда, расспрашивал его о случившемся. Давуду пришлось соврать – просто опоздал на автобус, пришлось ждать до утра. И это его мучило: «Сказать правду – значит, положить конец всему. А она будет ждать. Я должен отвечать за свои поступки».
   Он нуждался в совете, но не решался его спросить у отца. «Не поймут меня, не поймут. Что я наделал? Единственный человек, который может указать мне верный путь – это наставник».
   После обеда отец отвёл Давуда в соседнюю комнату и, оставшись с ним наедине, указал:
   - Я хочу поговорить с Халилом, твоим наставником. Я не хочу, чтобы ты умер, сынок. Ты мне нужен тут. Ты мне дорог. Какой же из тебя шахид? Ты ничего хорошего не видел в жизни. Я пойду и сегодня же поговорю с Халилом.
   - Отец, я сам хотел бы поговорить с наставником, мне нужен его совет.
   - Как хочешь, сынок.
   После разговора с отцом Давуд отправился к наставнику. Увидев его, наставник сказал:
   - Мы уже боялись, что с тобой что-то случилось.
   На самом деле он уже спрятился. Он подумал, что израильтяне перехватили Давуда, и у него был разговор с его отцом. Он почувствовал, что что-то происходит с молодым человеком.
   - Да, - сказал Давуд, - произошло. Я побоялся сказать отцу, и я не знаю, что делать. Вы единственный человек, который давал мне советы и направлял на правильный путь. Я вырос на Ваших глазах. Вы были мне и учителем, и другом, и отцом. И вот я вновь нуждаюсь в Вашем совете.
   На самом деле наставник для ученика – самый близкий чиловэк, но всё-таки чужой человек. Давуд без утайки рассказал всё, что с ним произошло.
   - И вот мне сейчас страшно. Я не знаю, что делать.
   «Да, - сказал себе наставник, - недооценил я тебя. Кто бы мог подумать? Надо же!» И продолжил:
   - Она не знает, что ты палестинец? Это хорошо. Ты думаешь, она тебя любит? Она думает, что ты – еврей. А вот когда узнает, кто ты – сдаст тебя. Сразу сдаст. Ты для неё враг. Даже зная, что она ненавидит нас, ты шёл к ней. Ты – чистая, безгрешная душа, смотри, что она сделала с тобой!
   - Учитель, я бы не сказал, что она – неверная. Она – невинная. Я во всём винрват, но я не знаю, как всё это случилось. Она не должна страдать из-за меня.
   - Вместо того, чтобы пожалеть себя, ты думаешь о ней. Она твой враг. Они живут по европейским законам, для них это – не грех. Тебе надо молиться. Иди домой. Завтра утром приходи, а я пока подумаю.
   Наставник проводил Давуда и сразу же позвонил своим покровителям и попросил о встрече. Вскоре он встретился с тем же человеком, который прочил Давуда в шахиды. Он спросил, что за спешка? Что случилось? Халил пересказал всё, что произошло с Давудом.
   - И что ты думаешь, Халил? Как ты его воспитал? Ты же сказал, что он в любое время готов умереть. Мы заплатим за его жизнь, Халил!
   - Знаешь, недавно отец Давуда пришёл и сказал, что Давуд проснулся ночью, разбудил его и сказал: «Отец, я слышал голос». Но это невозможно, он не может слышать голос, когда он не знает, что это такое. «И голос мне сказал: «Иди путём, который выберешь сам». И Раджаб мне говорит: «Может, это знак? Может, мы не вправе решать его судьбу? Ведь его спасли еврейские врачи». Я тогда спросил: «Разве не он сам решил стать шахидом?» «Нет, - сказал он, - это ты решил».
   - Ты же поручился за этого мальчишку! Ты мне сказал, что воспитаешь его. Если он сам не хочет, мы нэ можем заставить его стать шахидом.
   - Извини, я не могу его заставить убить себя.
   - Ты что, Халил, стал верить в судьбу? Мы купили его судьбу. Нам решать, кем ему стать.
   - Но он сбился с пути, он влюбился.
   - Ты с ума сошёл, кто его полюбит? И это тоже твоя вина, мог бы давно его женить. Он же взрослый парень, вот и тянет его к женщине. Найди ему женщину и жени, и он забудет эту девушку. Ты был ему самым близким человеком, ты должен был знать, что у него на уме.
   - Ты думаешь, я не спрашивал его об этом? Он отказался и сказал, что нет смысла обманывать кого-то: «Моему пути нет конца, он обрывается…» И вообще он был совсем не похож на других, люди даже думали, что он не от мира сего. Кто попросит помочь – он помогает. Да, он содержит семью. Когда его братья гуляют и бездельничают, он с отцом пашет и всем помогает.
   - Может, отец поэтому и не хочет потерять его? Сам подумай, он содержит семью, он один постоянно работает. Вот отец и не хочет терять кормильца.
   - Может быть, ты знаешь Габила?
   - Какого Габила?
   - Халвача Габила, который сладости печёт У него ещё кофейня на углу в центре.
   - Ну?
   - Его деньги и топор не порубит. Жадный, как еврей, и такой же богатый. Остановил он как-то Давуда и попросил сложить ему стену, разделяющую комнату. И этот бедолага целый день клал кирпич и штукатурил. В общем, трудился до самого вечера. И Габил его спрашивает: «Сколько я должен тебе за работу?» А он никогда не мог назначить цену, а брал столько, сколько дадут. Вот эта сволочь собрала всё, что осталось непроданным – ну, всякие сладости – и отдал ему. А он выходит от него и видит, что на улице играют ребятишки. И, заметив, какими глазами они смотрят на сладости, которые он несёт, взял и раздал всё детям. Да, он мог за еду работать, и все думали, что он дурачок. А на самом деле, лучше него нет каменщика во всей Палестине. Он всё время ходил в потрёпанной одежде, в обносках старших братьев, весь перепачканный в растворе до самых глаз. Какая девушка обратила бы на него внимание? А он думал, что людям нужно помогать. Он и для меня не мало сделал. Жалко мне его.
   - Халил, с каких это пор ты стал таким жалостливым?
   - Пойми, я никогда никого не отправлял на смерть. У всех учеников было своё желание стать шахидом. А он сомневается.
   - Послушай, Халил, его кровь принадлежит нам, мы заплатили за его кровь. Если мы его отпустим, он пойдёт к этой девушке. Ты не знаешь женщин, может, её вообще специально подослали к нему, а он потерял голову. Смотри, в один прекрасный день моссад (представитель израильских спецслужб) постучит в наши двери. Надо от него избавиться. Оставляя его в живых, мы сами рискуем. Завтра, когда он придёт, спрячь его, а отцу сообщи, что отправил его в Иерусалим помолиться в мечети Куббат-Ас-Сахара. Скажи, что он мечтал там помолиться. Два-три дня прочисти парню мозги, а потом дай взрывчатку и отправь в Тель-Авив. Даже если на посту взорвётся – пусть. А если пройдёт посты, тогда подбрось для устрашения видео-ролик с несколькими шахидами. Что тебя учить, ты и сам всё хорошо знаешь. Потом передашь письмо отцу, только смотри, чтобы он сам написал прощальное письмо. Всё понял? Буду ждать результат. Я плачу тебе за то, чтобы ты делал свою работу. Без меня ничего не можете сделать! Ладно, я пойду, а ты хорошенько подумай.
   Они попрощались и расстались. Халил раздумывал по пути домой. Вчера, когда Давуд не вернулся домой, Халилу приснился сон. Сон, в котором сотни человек кричали дикими голосами и плакали, молили о помощи. Видение было настолько страшным и реальным, что он никак не мог проснуться и метался целый час. Домочадцы еле разбудили его, и теперь он боялся спать. Бессонница мучила его. Об этом он и размышлял по дороге домой: «Откуда взялся этот сон и нагнал на меня страх? Раз страшно, значит, чего-то боюсь. Скольких молодых парней и девушек убеждал не бояться смерти, а сам испугался каких-то голосов. Но ведь это была их воля стать шахидами. Я не виноват. Нет, я виноват! Чего же мы добились? Ничего не изменилось, смерть этих бедняг ничего не изменит. Умирая, эти несчастные убивают, даже сами не зная, кого. Что мне делать? Я даже завидую этому бедняжке. Я даже не знаю, как внушить ему не бояться смерти. Он никого в жизни не обидел, даже жэлеет врага. Какой же из него шахид? Не знаю, не знаю. Этот сон меня разубедил».
   Утром, как и договаривались, Давуд пришёл к наставнику. Он рассчитывал на мудрый совет. Халил дал ему лист бумаги, на котором он записал свои мысли. Это было своего роды духовное завещание, которое содержало молитву ко Всевышнему с просьбой о прощении. Два дня Давуд был предоставлен самому себе и молился. Халил даже и не пытался с ним говорить. Два дня он переживал за своего сына, утром третьего дня он зашёл в комнату Давуда. Был утренний намаз, и Давуд молился. По его щекам текли слёзы и падали на священную книгу. Он знал, что это последний день его жизни. Единственное, чего он хотел, - услышать голос, который слышал однажды. Он нуждался в его наставлении. Закончив молиться, он обратился к Богу:
   - Господи, я всю жизнь был твоим верным слугой. Я прошу, я умоляю тебя, укажи мне верную дорогу! Я заблудился. Веди меня тем путём, который сам для меня выберешь. Моя судьба, моя жизнь в твоих руках.
   Окончив молитву, он сидел молча. Халил подошёл, взял бумагу с карандашом, сел рядом и начал писать. Потом отдал Давуду и знаком приказал читать.
   «Давуд, помнишь, ты говорил отцу, что слышал голос. И этот голос тебе говорил, что ты должен идти путём, который сам для себя выберешь. Ты можешь никого не слушаться, даже меня. Иди путём, который сам выберешь. А там судьба тебя сама поведёт. Помни, твоя судьба в руках Аллаха. И он тебе поможет».
   Он вышел из комнаты, а Давуд взял пояс со взрывчаткой и, надев эту связку на себя, тоже вышел из комнаты. Он подошёл к учителю попрощаться. У него в руках были письма – одно родителям, а другое – учителю. Отдав письма, он поцеловал руку Халила и ушёл. Прочитав письмо, Халил сказал:
   - Боже, он даже благодарит за свою смерть!
   Став на колени, он плакал. Давуд вышел на улицу. Так случилось, что улица делилась на две стороны. На одной находился его родной дом, а на другой – дорога в Израиль, на Тель-Авив. Он долго смотрел в сторону дома, на улицу, которая была ему родной, и, повернув, пошёл в сторону Тель-Авива. Ранним утром улица была безлюдной. Подойдя к посту, он увидел толпившихся людей, которые шли в сторону Израиля. Смешавшись с ними, он преодолел посты и сел в автобус. Несколько часов спустя, на израильский пост подбросили сиоймки, в котором среди нескольких шахидов был и Давуд. Как и другие, он стоял с закрытым лицом, а один из шахидов угрожал и клялся отомстить израильтянам.
   А Давуд уже был в Тель-Авиве. Он был счастлив, не смотря на ситуацию, в которой находился. Он решил пойти к Лее и всё ей рассказать: «Она меня поймёт, надо дать ей время подумать. Пусть подумает. Я напишу ей письмо и оставлю у двери. Она прочтёт и, может быть, примет меня таким, какой я есть. И простит меня. Напишу, что буду ждать её в кофейне, где мы встречались».
   А Лея уже три дня сходила с ума. Она обошла все больницы и обзвонила все участковые поликлиники, и терялась в догадках, что могло случиться: «Чем я могла его обидеть до такой степени, что он бросил меня? Неужели он подумал, что раз я так легко отдалась ему, значит, я дура, не достойная его. Нет, он не похож на плохого человека! Он не мог посмеяться надо мной. Не верю, не верю! Господи, прости меня! Я грешная, я виновата. Но я сама не знаю, как всё это произошло. Помоги мне, Боже! Прости меня за мои грехи! Верни его мне! Что же могло случиться с ним, что он не хочет меня видеть? Хоть бы написал письмо, я бы ему всё простила. Только бы сказал причину, почему так поступил со мной. Может, и правда, что-то случилось с ним? Я сама виновата: ни разу не спросила, почему у него нет телефона. А хотя, зачем ему телефон? Но он мог бы эсэмэс писать. Если бы я знала, я бы свой телефон отдала ему. Может, у него не было денег купить телефон. Уже поздно. Только бы узнать, за что? За что он со мной так поступает?»
   Она следила за новостями, за сводками происшествий, и не находила себе места от того, что не знала, где искать Давуда. А Давуд сидел на вокзале и писал письмо Лее: «Лея, я прошу простить меня. Не знаю, сможешь ли ты сделать это, если узнаешь, кто я . Я – твой враг, точно так же, как и ты – мой враг. Кроме того, я шахид. Да, я родился для того, чтобы умереть. У меня нет другого пути. Но после встречи с тобой я понял, что ты такой же человек, как и я. Ты прекрасный человек, ты изменила мою жизнь. Никогда не думал, что смогу полюбить врага. И ради тебя я готов жить, если ты меня простишь. Если ты меня примешь таким, какой я есть. Чтобы узнать о твоём решении, я готов ждать тебя в кофейне, в которой мы встречались. А если – нет, ты не можешь меня простить, тогда знай, что ты спасла жизни других людей ».
   Написав письмо, Давуд направился к Лее, по пути купив конверт для письма. Он поднялся на второй этаж, оставил письмо перед дверью и, нажав кнопку дверного звонка, отошёл за угол и спрятался. В это время Лея смотрела телевизор, там как раз шли новости. Услышав звонок, она пошла открывать дверь. Но там никого не было, лишь на полу лежало письмо. Она взяла его и вернулась в комнату. Стоя перед телевизором, она смотрела новости и пыталась открыть письмо. А по телевизору показывали шахидов. Она внимательно присмотрелась и вдруг увидела знакомые глаза. Не веря собственным глазам, она вначале застыла, а потом подошла поближе: «Не может быть, чтобы это был он. Нет, нет, не может быть!»
   Она присела на стул, и письмо выскользнуло из рук под стол. А по телевизору уже шла другая передача. Она задумалась и, взяв пульт от телевизора, начала переключать каналы и искать новости. «Не может быть, - говорила она себе, - мне показалось. Может, это другой человек, просто похожий. Не верю. Ну, какой из него террорист?»
   На девятом канале шли новости. И она ждала момента, когда покажут шахидов. Убедившись, что это всё-таки он, девушка расплакалась: «Так вот он кто на самом деле! Но почему он со мной так поступил? Какая подлость! А я влюбилась в него! Как же я не почувствовала, что он араб? Как я могла полюбить врага? Неужели внутри этого прекрасного человека сидела мерзость? Может быть даже, он не немой? Слушал меня, узнал мои мысли и всё это время смеялся надо мной. Подумать только, я влюбилась во врага, я отдалась врагу! Не могу поверить в это. Я должна видеть его, мне необходимо найти его. Может, всё же это не он. Может, я ошибаюсь. Что же делать?»
   Она быстро оделась и вышла из дома. А бабушки во дворе пытались ей сказать, что к ней приходил её парень. Но она никого не слушала и уходила быстрым шагом. В торопяс она зашла в первый попавшийся полицейский участок и сказала дежурному полицейскому:
   - Я знаю одного из шахидов.
   Вскоре в полицейский участок прибыли сотрудники спецслужбы и, допросив её, составили фоторобот. Посмотрев фотографии, она сказала:
   - Нет сомнения, это он.
   Эти люди были профессионалами, и все подчинялись человеку по имени Хаим. Он всеми командовал и расспрашивал Лею:
   - Так Вы говорите, он немой?
   - Да, может, и нет. Но, если он не немой, то тогда хороший артист и умеет очень правдоподобно притворяться.
   - Как вы познакомились?
   - Да так, чисто случайно.
   - Вы не знаете, где он может быть? Может, Вы куда-то ходили с ним? Или он расспрашивал о чём-нибудь?
   - Если я помогу Вам найти его, Вы обещаете его не убивать?
   - Мы никого не убиваем. Наоборот, они умирают сами и убивают наших граждан. Я обещаю не убивать его. Но зачем Вы хотите его спасти? Что вас связывает?
   - Мы оба художники. А он очень хороший художник. Лучше его никто не рисует. Он большой талант, и его нельзя убивать. Вот что нас объединяет.
   - Хорошо, обещаю спасти талант. Где нам его искать?
   - Мы ходили на базар, а встречались в кофейне.
   - Ладно, я сейчас отправлю людей на базар, а мы с вами поедем в кофейню.
   Он громко скомандовал подчинённым:
   - Усиление патрулирования на базаре! Раздайте фотографию! Готовьте машину, мы едем в кофейню!
   Лея, и командующий по имени Хаим и ещё с десяток человек направились в кофейню. Они начали наблюдать издалека и увидели Давуда – он сидел и смотрел на входную дверь.
   - Кого-то ждёт. Он всегда был один. Возможно, у него есть сообщники. Часто смотрит на дверь. Подойти к нему незаметно невозможно. А людей в кофейне много.
   - Позвольте, я поговорю с ним. Он меня послушается.
   - Нет, сейчас он опасен. Если можете, попытайтесь его отвлечь, а мы тем временем вывезем людей. У него в руках провода, которые он может замкнуть в любое время. И тогда погибнут невинные люди.
   - Я смогу отвлечь его.
   - Вы уверены?
   - Да. Мы вместе рисуем, и у нас дружеские отношения. Он мне доверяет.
   - ладно, подойдите как ни в чём ни бывало, поздоровайтесь и садитесь напротив него. Закройте ему обзор входной двери. Сделайте вид, как будто Вы случайно зашли и увидели его. Нам нужно время, чтобы связаться с официантом, который поможет нам потихоньку вывести людей наружу. Не знаю. Получится ли это у Вас или нет, но это – наш единственный выход, и вся надежда только на Вас. Вы всё ещё хотите идти туда?
   - Да, конечно.
   - Но будьте осторожны. Он, может, и правда притворяется глухим, чтобы выведать Ваши мысли. Будьте внимательны, ничего лишнего не говорите. Просто отвлекайте его.
   Лея направилась в кофейню. Она зашла внутрь и медленно направилась к Давуду. Увидев его, она мгновенно забыла обо всём сказанном и совершенно не думала об опасности. Ей ни до кого не было дела. Она подошла и села. Перед ней сидел враг, человек, глубоко оскорбивший её. И её раздирали противоречивые чувства: в груди гневно билось сердце, а душа таяла от любви. Она раздваивалась и не знала, что делать. Строгим взглядом она смотрела на Давуда.
   В отличие от неё, Давуд встретил Лею радостно. Его глаза светились от счастья, но, встретив холодный взгляд Леи, он понял, что она не простила его и опустил голову. Она тоже отвернулась. И так они сидели и смотрели в разные стороны, как чужие. И оба понимали, что это расставание. И в то же время, оба не хотели расставаться. Они долго сидели молча и даже не пытались общаться. Наконец, Лея повернулась и сказала:
   - Я знаю, кто ты.
   Давуд поднял голову и посмотрел на Лею. Она продолжила:
   - Я знаю, кто ты. Скажи правду – ты, действительно, немой?
   Давуд не понимающе смотрел на Лею.
   - Скажи правду. Я не верю, что ты немой.
   Давуд взял лежащие на столе карандаш с блокнотом и написал: «Зачем ты пришла?»
Она продолжила:
   - Ладно, не хочешь говорить…
   Взяв блокнот, она написала: «Я пришла спасти этих людей. Они ни в чём не виноваты, убей меня!» «Я никого не собирался убивать. Уходи!» «Нет, меня ты уже убил. Ты меня унизил, уничтожил. Так подло не поступают даже с врагом».
   В это время официант просил людей уходить. И скоро в кофейне никого не осталось. Давуд понял, что она не одна, и написал: «Уходи, пожалуйста, я не могу тебя убить, но я должен стать шахидом». «Ты недостоин быть шахидом, ты недостоин смерти». «А какого же наказания я достоин?» «Ты должен сгинуть, ты должен сгнить в тбрьме, в четырёх стенах. И нет тебе прощения!»
   Прочитав эти строки, Давуд опустил голову. Потом он встал, снял с себя взрывное устройство, положил его на стол и пошёл навстречу людям из спецслужбы. Они обыскали его и надели на него наручники. В это время к Лее подошёл Хаим и сказал:
   - Ничего себе! Вы его обезоружили. Мы Вас представим к награде и, не исключено, что возьмём к себе на работу.
   Все были довольны. Лея вышла из кофейни и увидела стоявшего на коленях Давуда. Перед тем, как их посадили в разные машины и увезли в разных направлениях, они посмотрели друг на друга в последний раз.
   Лею привезли в маленький домик, стоявший на берегу моря. Дом усиленно охраняли, а ей предоставили всё необходимое для жизни на первое время. Ухаживала за ней довольно таки милая женщина лет около сорока пяти по имени Нурид.
   А вечером приехал Хаим. Он был с друзьями и привёз продуктов и вина, сказав, что такое удачное дело нужно обязательно отметить. Они собрались праздновать, только Лее было не до праздника. Хаим сказал, обратившись к ней:
   - Этот дом – мой. Располагайтесь, Вы тут самая уважаемая гостья. То, что Вы сегодня сделали, выше всяких похвал. Страна может гордиться Вами.
   Они пили вино и веселились, только Лея была грустной. И Хаим пытался развлечь её. Он начал ухаживать за Леей, а она спросила Хаима:
   - Он, действительно, был немым?
   - Да, мы проверили. Он нем, как рыба. Но не волнуйтесь, у нас он заговорит.
   - Вы будете его бить?
   - Нет, конечно. Только допросим в присутствии адвоката, - и рассмеялся, - Да, друзья, сегодня мы славно поработали, и все вправе рассчитывать на награды. И Вы тоже, Лея. Я распорядился, чтобы Вас представили к награде. Вот Вы скоро пойдёте служить в армию и будете там почётным солдатом. Будет ещё лучше, если Вы захотите, чтобы мы взяли Вас в свои ряды. Я могу это устроить.
   Компания становилась шумной, и Лея вышла во двор. Видно было, что Хаим не равнодушен к Лее. Он вышел вслед за ней и сказал:
   - Лея, я восхищаюсь Вами. Вы пошли туда, зная, что он шахид. Хотя мы думали, что всё пропало. Ведь мы не были готовы – всё произошло так быстро. Если честно, то Вы спасли не только людей, но и нас тоже. Надо же, Вам удалось обезвредить террориста без единого выстрела, без жертв. Вы настоящая героиня. Вы сильная девушка. Я восхищаюсь Вами.
   Заметив его чрезмерное внимание, Лея сказала:
   - Спасибо, но я бы хотела, чтобы меня отвезли домой.
   - Нет, что Вы, нельзя. Вы ценный свидетель, и Вас надо тщательно охранять. Я не могу рисковать Вашей жизнью и буду лично Вас охранять. Я позабочусь о Вас.
   - Прошу Вас меня извинить, но я очень устала и хочу спать.
   - Да, конечно, я Вас провожу.
   Хаим проводил Лею в одну из комнат. Она легла на кровать и заплакала, приговаривая:
   - Боже, как я буду жить дальше?
   Она долго не могла заснуть и задремала лишь под утро. Проснувшись, Лея села на кровати. У неё сильно болела голова. В это время в комнату вошла Нурид и сказала:
   - Как ты, милая? Как спалось?
   - Плохо, голова болит.
   - Сейчас померим давление, попьём кофе, и всё пройдёт. Наверное, всё от волнения. Ещё бы, пережить такое! Дитя моё!
   Подавленное состояние Леи насторожило Нурид, и она всё же вызвала врачей. Сама она была психологом и помощницей Хаима, специально приставленной к Лее, чтобы, ухаживая за ней, подружиться с девушкой и узнать о ней как можно больше.
   Приехавшие медики обследовали Лею и сказали, что её состояние – результат пережитого стресса. Но ничего страшного нет. Ей нужен отдых и свежий воздух, и совсем скоро всё пройдёт.
   Лея была очень подавлена, и при первой же возможности, едва оставалась одна, тут же начинала плакать. У неё болела душа, и единственное, чего она хотела – забыть всё, что с ней случилось.
   Но это было не легко: чтобы всё забыть, нужно было время. Время шло. Она была у чужих людей. А чужие люди хотели стать ей близкими. Лея уже не была той беззаботной девчонкой, одетой как пацан, или заядлой стервой. Она стала взрослой, её взгляды изменились. Это было похоже на то, словно, споткнувшись, упала маленькая девочка, а медленно поднималась с земли уже взрослая женщина. Душевные переживания сделали её утончённой, и это придавало ей всё больше внешней привлекательности.
   Хаим был к ней очень неравнодушен. Каждый день на столе Леи появлялся свежий букет. Каждое утро, принося цветы, Нурид будила её. А Лея словно ничего этого не замечала.
   Вот и сегодня Нурид, раздвинув шторы и поставив цветы в вазу, сказала:
   - Просыпайся, соня! Сегодня у нас много дел.
   - А что мы будем делать?
   - Мы – ничего. А вот приедут портные и парикмахеры – будут шить тебе платье и делать причёску.
   - Зачем?
   - Как это зачем? Тебя будут награждать, и ты должна выглядеть великолепно.
   - За что награждать?
   - Как за что? Ты же спасла людей, ты героиня.
   - Я не хочу.
   - Конечно. Ты ничего не хочешь. И я тебя понимаю. Но пора просыпаться, детка! Тебе надо жить дальше. Всё уже позади.
   Вскоре приехали парикмахеры и портные, сняли мерки и позаботились о волосах Леи.
   Через три дня, спустя ровно двадцать пят дне после случившегося, Лею пригласили в Министерство госбезопасности и при небольшом числе приглашённых вручили награду. Впервые Хаим увидел улыбку на лице Леи. Нарядная девушка просто сияла, и ни один из мужчин не мог отвести от неё глаз. Хаим окончательно потерял голову и, перейдя в решительное наступление, пригласил своих друзей и участников торжества к себе праздновать.
   Все были довольны. Компания шумно веселилась, звучала музыка, а напитки не только развязали языки, но и сделали поведение более развязным. Танцы, песни и тосты, многие из которых произносились в честь Леи. Но как бы весело ни было вокруг, на сердце Леи как будто бы висел тяжкий груз. Устав от шума, она вышла во двор и смотрела на море. Тихий шум моря успокаивал. Хаим, взяв два бокала вина, вышел за ней и предложил выпить:
   - Лея, я хочу выпить за тебя!
   - Извините, но за меня сегодня и так много выпили.
   - Это лишь означает, что Вы достойны такой чести.
   - Вы преувеличиваете.
   - Нет, конечно, Вы достойная девушка. Я очень старался и просил, чтобы Вас наградили. Тебе всё это понадобится в будущем. Знаешь, почему об этом нигде не пишут и не показывают? Я хочу, чтобы ты служила в органах госбезопасности, а мы не должны афишировать себя. Но всё в наших руках, мы большие люди в государстве. Я хочу заботиться о тебе о  твоём будущем.
   - Спасибо, но Вы и так многое для меня сделали. Я не хочу утруждать Вас и злоупотреблять Вашим гостеприимством. Я и так задержалась у Вас. Конечно, здесь хорошо – море, природа. Но мне надо домой.
   - Нет, ни в коем случае. Во-первых, мы должны заботиться о тебе. А во-вторых, мы ещё не знаем, есть ли у этого террориста сообщники. Я уже собрал некоторые сведения, но надо быть полностью уверенными.
   - Какие сведения? Вы знаете, кто он?
   - Да, мы знаем всё: кто он, откуда и кто его соседи.
   - И кто же он?
   - А разве ты не знаешь?
   - Нет, я всего лишь знаю, что он художник. И всё.
   Хаим засмеялся и сказал:
   - Он террорист. Нет, скорее всего, шахид. Пойми, Лея, таких бедняков используют. Некоторым внушают стать шахидом, когда они уже взрослые, и они выбирают свой путь осознанно. А некоторые рождаются шахидами. Я пока не знаю, из каких он, но обещаю узнать, и тогда обязательно тебе расскажу. Ну ладно, что это мы всё о плохом? Давай выпивать и радоваться. Сегодня твой день.
   И они вернулись к остальным. Но Лея почувствовала себя неважно. Головокружение и внутренний дискомфорт вынудили её обратиться к Нурид, так как Нурид была здесь единственным близким ей человеком. Нурид сказала:
   - Девочка моя, наверное, вино так действует. Пойдём, ты полежишь, и всё пройдёт.
   Они направились в комнату. Лея прилегла и сразу заснула. В приоткрытую дверь заглянул Хаим. Он подошёл к Нуриду, сидевшей рядом с Леей. Нурид гладила голову спящей Леи, и Хаим сказал:
   - Она прекрасна.
   - Да. И молода. Нам с тобой надо поговорить, Хаим.
   - Да, я слушаю.
   - Нет, нам надо поговорить наедине.
   - Пойдём ко мне в кабинет, там и поговорим.
   Они вышли из комнаты и направились в кабинет Хаима. Хаим налил в бокалы вина и, протянув один из них Нуриду, и спросил:
   - Что ты хотела сказать мне?
   - Хаим, ты приставил меня к Лее и сказал присматривать за ней, и поближе узнать её. Скора месяц, как она здесь, и ты ни разу не поинтересовался. Кто она такая.
   - И кто же она?
   - Она совсем ребёнок. И меня беспокоит твой чрезмерный интерес к ней. Зачем она тебе? Ещё одного потрясения она не выдержит, она и так страдает.
   - Какое потрясение? О чём ты?
   - Твой интерес к этой девушке очевиден. Хаим, я всё вижу. Но ей восемнадцать лет, а тебе тридцать восемь. Зачем она тебе? Она достаточно настрадалась, пожалей её.
   - Нурид, ты пойми, я серьёзно. Я влюбился.
   - У тебя пол-Тель-Авива любовниц. Причём, самых красивых. Пойми, если ты сделаешь её больно, она просто уйдёт. А на тебе останется грех. Это я тебе как психолог говорю.
   - Ты лучше скажи, есть ли кто-нибудь красивее её? Нет, она прекрасна. Ты пойми, впервые во мне проснулась любовь, а не страсть. Вот в чём дело. Я на всё готов – даже жениться, хоть сегодня. Ты мне лучше посоветуй, как психолог, как мне завоевать её сердце?
   - Ты хочешь сказать, что ты влюбился и готов на всё?
   - Да, на всё. На всё, только бы она меня полюбила.
   - Ты сошёл с ума. Не знаю, зачем она тебе.
   - Да, я сошёл с ума. И ты мне поможешь. Ты же психолог. Что скажешь?
   - Ничего.
   - Как ничего?
   - Надо ждать.
   - Сколько надо ждать?
   - Не знаю, она подавлена и ничего не видит вокруг. Она должна выйти из этого состояния и увидеть тебя.
   - Я готов ждать столько, сколько понадобится. Нурид, ты же знаешь, я поднимаюсь и иду вперёд. Если ты поможешь получить её, я и тебя подниму, и ты будешь идти рядом со мной. Обещаю!
   У Хаима, и в самом деле, были сильные покровители и состоятельные родственники. И отец занимал на государственной службе высокий пост. Поэтому, к тридцати восьми годам Хаим и дослужился до заместителя командующего антитеррористической группировки в системе госбезопасности. В отсутствие своего шефа, ему удалось предотвратить с помощью Леи теракт. Теперь его ждёт повышение, и он вполне может возглавить одно из подразделений госбезопасности. Он буквально идёт по головам людей, работающих бок о бок с ним в этой системе. Благодаря отцу и своим родственникам, он даже обогнал по службе Нурид, у которой сначала был в подчинении, и за короткое время превратился в её начальника. Нурид знала его очень хорошо. Она знала, что, если не угодит ему, то может быть просто уничтожена. Этот человек никого не пожалеет. Единственный его плюс – это искренняя любовь к Родине и своей нации. Как самовлюблённый вампир, он высасывает у подчинённых и зависящих от него людей всё самое лучшее, а взамен причиняет страдания. Он слишком злопамятен и может издеваться над людьми физически и мучить их морально.
   А в остальном он хорош собой. Внешне довольно таки красивый человек. Даже слишком красивый, и это льстит его мужскому самолюбию. Узнав его поближе, девушки бегут от него прочь. Поэтому он и остался холостым до тридцати восьми лет. Этот красавчик - внутри пустой, самовлюблённый эгоист – для начальства настоящая находка, поскольку ради карьеры сделает всё, что угодно, и, если надо будет, пойдёт по головам. Нурид ничего не оставалось, как только подчиниться своему начальнику. Она была из того же теста, и ради карьеры могла пожертвовать не только интересами постороннего человека, но, пожалуй, даже и родного. Таковы законы любой службы, и такова участь чиновничества.
   Нурид полностью была в распоряжении Леи, и каждый день прилагала максимум усилий, чтобы сблизить Лею и Хаима. Будучи психологом, она хорошо знала своё дело. И мало помалу ей это удавалось. И вот в один прекрасный день она, как прежде, разбудила Лею:
   - Проснись, дорогая! Сегодня прекрасный и важный день. Есть повод погулять и выпить.
  - Что случилось? Сегодня праздник?
  - Почти. Сегодня ровно месяц нашему знакомству. Знаешь, Лея, я думаю, Богу было угодно, чтобы мы с тобой познакомились. Лично я очень счастлива знакомству с тобой.
   - Я тоже, Нурид. Спасибо тебе! Не знаю, что бы я делала без тебя, - Лея обняла и поцеловала Нурид.
   - Да, дорогая. Мы с тобой сегодня испечём что-нибудь и пригласим кое-кого, кто к тебе давно неравнодушен.
   - Кого пригласим?
   - А ты не догадываешься?
   - Нет.
   - Того, кто каждый день присылает тебе вот эти цветы.
   - Кого же?
   - Лея, дорогая, ты уже месяц живёшь тут и даже не догадываешься, кто может присылать эти цветы?
   - Ну, ты же всегда приносишь цветы.
   - Лея, и ты думаешь, что я каждый день хожу в цветочный магазин и покупаю для тебя цветы? Ты за кого меня принимаешь? Скажи ещё, что я в тебя влюбилась. Проснись, детка! Человек сходит по тебе с ума, из кожи вылезает, чтобы ты его заметила. А ты даже не замечаешь его. Ты только посмотри, какие красивые розы! А как пахнут, ты только понюхай!
   - Нурид, прости, я не знала.
   - Ладно, я тебя прощу, но только тогда, когда ты перестанешь мучить и истязать себя. Может быть, есть что-то, что не даёт тебе покоя? Ты скажи мне, и я тебе помогу.
   - Нет-нет, я не знаю. Просто на сердце тяжело. Как будто кто-то сжимает сердце, и от этого больно в груди.
   - Лея, я понимаю тебя. Этот шахид – довольно таки симпатичный мальчишка. Вполне возможно, что он тебе понравился. Но, пойми, он террорист, враг. Для этих людей нет ничего святого, они убийцы. Мы с тобой уже говорили об этом. Ты должна забыть о нём и жить дальше. Тебе нужен человек, который мог бы тебя поддержать. И такой человек есть. Он ходит вокруг и около тебя, заботится о тебе, но ты не замечаешь его.
   - Кто это?
   - Ну и ну, и ты до сих пор ничего не заметила!
   - Не знаю. Нет.
   - Очень жаль. Я говорю о хозяине этого дома.
   - Хаим?!
   - Наконец-то. Надо же! Он, бедный, каждое утро ездит покупать свежие цветы. Привозит их, пока ты не проснулась. И обязательно розы, чтобы в твоей комнате приятно пахло. Зато благодаря тебе, я каждый день нюхаю свежие розы. Спасибо, родная, никак не нанюхаюсь. Ах, как приятно пахнут! Ладно, мы обе сегодня отблагодарим его – испечём что-нибудь и пригласим. Надо же отметить такое событие, как месяц знакомства. За это время мы уже стали как одна семья. Ну, что скажешь?
   - Я не против, но я не знаю.
   - И ничего не надо знать. Ты только понаблюдай и увидишь, как бедный человек страдает. А там, глядишь, может, и пожалеешь его. Мне, честно говоря, его очень жалко. Знаешь, ведь он для тебя всё это сделал – добился премии и награды. Он, по сути, на всё готов. И всё это, Лея, может стать твоим. Подумай, ты только присмотрись. И для этого мы что-нибудь испечём сегодня.
   После завтрака они начали печь пирог. С помощью служанки по имени Лилах они испекли яблочный пирог. И при каждом удобном случае Нурид нахваливала Хаима. И это была первая приятная новость для Хаима, когда Нурид позвонила ему, чтобы всё рассказать. В ожидании вечера, который обещал быть приятным, Хаим не находил себе места.
   Вскоре Хаим пришёл домой и сделал вид, что ничего не знает. И Нурид начала разговор:
   - Мы с Леей испекли пирог и накрыли на стол.
   - А в  честь какого праздника?
   - Праздник и вправду есть. Сегодня исполнился ровно месяц нашему знакомству.
   - Разве?
   - Да, и мы решили поблагодарить за заботу и приют. Нет, что вы, я рад вам. Жаль только, что не могу уделять вам больше времени. Работа у меня такая – защищать вас.
   - С тобой нам нечего бояться. Да, Лея?
   Как ранее советовала Нурид, при встрече Лея обратила внимание на Хаима. Но он не произвёл на неё никакого впечатления. Она задумалась, поэтому обратившаяся к ней с вопросом Нурид застала её врасплох. Она не знала, что ответить. И, опустив голову, сказала:
   - Да.
   Нурид хитро улыбнулась и подмигнула Хаиму. Поняв намёк, Хаим продолжил:
   - Может, сходим куда-нибудь, отпразднуем этот день?
   - Да, хорошая мысль. Заодно прогуляемся, - сказала Нурид.
   Они собрались и дружно отправились в ресторан. Заказав блюда и напитки, они продолжили разговор. Скоро Нурид оставила их вдвоём и незаметно ушла. И Хаим обратился к Лее:
   - Лея, мне больно видеть тебя такой грустной. Я дал себе обещание заботиться о тебе, и я готов на всё, чтобы ты забыла о случившемся. Тут немало и моей вины: это я отправил тебя на смерть, и не могу себе этого простить. Я готов на всё ради тебя, скажи только, чем тебе помочь? Что тебя тревожит? Я хочу разделить с тобой твои страдания. Позволь быть рядом и помочь тебе, - и Хаим взял Лею за руку.
   От неожиданности Лея растерялась и внимательно посмотрела на Хаима. Она впервые почувствовала, что нужна кому-то. Забыв свою руку в руках Хаима и опустив голову, она сказала:
   - Я не знаю, что со мной.
   - Я знаю. Просто разреши тебе помочь.
   Вернувшаяся в это время Нурид прервала их разговор. Увидев руку Леи в руках Хаима, она поняла, что всё идёт гладко. Но Хаиму не понравилось несвоевременное возвращение Нурид. В это время Лея пожаловалась Нурид на то, что ей не здоровится, и у неё кружится голова, и они вскоре вернулись домой. Нурид с Леей ушли в комнату. Уложив Лею спать, Нурид вернулась, и они с Хаимом продолжили разговор. Хаим спросил:
   - Что с ней происходит? Каждый раз. Когда всё идёт хорошо, она жалуется на головную боль и уходит.
   - Что ты, она просто не готова для таких разговоров. И вообще, может, это вино так действует. Не видишь, она совсем не умеет выпивать. Тебе ещё придётся воспитывать себе жену.
   - Как ты думаешь. Если предложить ей выйти за меня замуж, это ускорит наши отношения?
   - Это хорошая идея. Уйди в отпуск, предложи ей поехать куда-нибудь. Например, в Европу или Америку. Но сначала предложи ей выйти за тебя замуж. Как говорится, окольцовывай её.
   - Ладно, будем стараться.
   Следующие пятнадцать дней прошли в пользу Хаима. Ему удалось понравиться Лее, ему удалось держать Лею за руки и целовать эти ручки. Хаим жаждал близости, но Лее каким-то чудом удавалось удерживать его на расстоянии. Впереди были новогодние праздники. Наконец-то Хаим получил новогодние каникулы и повышение по службе. Для полного счастья ему не хватало Леи. Во всём этом он видел знак, и решил посоветоваться с Нурид. Он пригласил её к себе и спросил:
   - Как ты думаешь, куда нам лучше поехать – во Францию или в Америку?
   - Ты что, получил отпуск?
   - Да.
   - Счастливчик!
   - Есть ещё кое-что – повышение! Можешь поздравить меня.
   Нурид обняла Хаима и, радостно поздравляя, сказала:
   - Ну, надо же! Всё сразу.
   - Да. Знаешь, Нурид, я думаю, причина всему эта девушка – Лея. С того дня, как я узнал её, мне улыбается удача. Я решил сделать ей предложение.
   - Ну, наконец-то! Правильное решение. Она должна быть уверена в серьёзности твоих намерений.
   - Да, мне кажется, она уже готова. Просто нужно добиться цели, не дать ей уйти от ответа, когда завтра она обнаружит рядом с цветами футляр с кольцом. Она скажет: «Наконец-то! Наконец-то всё это моё!» Кто откажется от такого жениха? Работа лучше, чем у всех. Шикарный дом на побережье. И личный водитель. и служанка. Нурид, ты бы отказалась от такого жениха?
   - Нет, конечно!
   - Вот я и говорю: не откажет. Просто нужен повод. Вот я и купил ей кольцо. А ещё закажу два билета в Париж. Утром оставлю всё это рядом с розами. Посмотрим, что на это скажет красавица.
   Как было сказано, так и было сделано. Рано утром Хаим с букетом цветов зашёл в комнату Леи. Поставил цветы в вазу, рядом с которой положил футляр с кольцом, а под него - два билета в Париж. Он посмотрел на спящую Лею и сказал: «Наконец-то ты моя!» Обычно невысыпающаяся Лея проснулась в этот день поздно, потому что Нурид не разбудила её как обычно. Она сидела на кухне и ждала её пробуждения. Лея проснулась, потянулась и, взглянув на часы и увидев, что уже половина десятого, охнула: «Вот это я поспала!» Она удивилась, что Нурид не разбудила её. Она раздвинула шторы, и яркий солнечный свет залил комнату. Она посмотрела на море и, вспомнив о цветах, повернулась и увидела, что они как всегда в вазе. Лея решила убедиться в их свежести, ведь Нурид не было утром. Подойдя, она увидела рядом с вазой футляр с кольцом. Присев, она стала рассматривать его и тут увидела два билета в Париж. Она долго сидела и думала. Но безразличие ничем не сменялось. Не испытав никакой радости, она не знала, как быть. В сердце была только пустота. Она сидела, держа в руках кольцо и два билета в Париж. Но всё это не радовало, а напротив только добавило тяжести на сердце. Она вздохнула и сказала:
   - Что же делать? Как быть?
   В это время дверь открылась, и в комнату вошла Нурид. Любопытство всё-таки взяло верх. Она не выдержала и решила узнать, как отреагировала Лея на щедрые подарки, и застала её сидящей в кровати с кольцом в руках. Лея подняла голову и посмотрела на Нурид жалостливыми глазами. Нурид знала, что Лея уже обожглась однажды на любви, и ей необходима помощь в этом деле. «Сама она не пойдёт и никого не полюбит – слишком уж глубокая рана». Она подошла, села рядом с Леей, обняла её и сказала:
   - Да, девочка моя, такова наша судьба. Если бы нас любили только те, кого мы любим. Твоё счастье, что хоть тебя любят. Надо примириться с тем, что есть.
   Они обнялись и обе плакали. И Лея говорила Нурид:
   - Я не знаю, не знаю, как быть.
   - Смирись, девочка моя, смирись. Если мы сами не можем быть счастливы, то надо постараться кого-то сделать счастливым.
   Вытирая слёзы, свои и Леи, она приговаривала:
   - Всё пройдёт. Всё будет хорошо. Всё уладится. Он готов ждать столько, сколько ты скажешь. Он тебя любит. Пойдём, пойдём, выпьем кофе.
   Вскоре они были в кухне и пили кофе. Нурид удалось сменить настроение, она умело вела беседу:
   - Лея, Хаим заслужил твою любовь. Он постарался для тебя. Он страдает, и у него тоже болит сердце, но только из-за тебя.
   - Я знаю об этом, Нурид. Но я не знаю, как должна поступить. Я не чувствую сердца, как будто оно замёрзло.
   - Ничего, девочка моя, со временем это пройдёт. Тебе нужно время, и он тебе это время даёт. Он будет ждать. Только ты пожалей его. Просто позволь ухаживать за собой. Хоть немного порадуй его. Хоть сегодня надень это кольцо, и пойдём к нему. Пусть человек порадуется. Знаешь, как он будет счастлив! Он заслужил, чтобы хоть иногда быть счастливым. Он убивает себя из-за твоего равнодушия. Ну, пожалей же его! Что скажешь?
   - Не знаю.
   - А я знаю. Мы сделаем ему сюрприз. Наденем колечко и пойдём к нему. Он будет в восторге. Это будет самый прекрасный день в его жизни. Надевай-надевай. Дай-ка взглянуть, как оно выглядит на твоём пальце!
   Лея рассмотрела кольцо и медленно надела его. Нурид восхищённо ахнула:
   - Да ты посмотри, как оно прекрасно смотрится. Боже, надо же, Лея! Посмотри-посмотри, как великолепно оно выглядит на твоём пальце. Это символично, девочка моя! Поздравляю, поздравляю, вот ты и невеста! Прекрасная невеста!
   Лея улыбнулась, а Нурид продолжила:
   - Все мы с детства мечтаем когда-нибудь стать невестами. Вот и сбылась твоя мечта. Поздравляю, девочка моя! Мы сейчас оденемся, накрасимся и поедем сделать жениху сюрприз. Он этот день в жизни не забудет.
   Конечно, Лея ничего этого не хотела. Но Нурид уговорила её, и они отправились к Хаиму на работу. Нурид беспрепятственно провела Лею к кабинету Хаима. Секретарь Хаима сказал, что он ушёл на совещание.
   - Мы подождём, - сказала Нурид. И они вошли в кабинет Хаима. Нурид посадила Лею в кресло Хаима, а сама позвонила ему и спросила:
   - Ты, действительно, на совещании?
   - Нет пока, но сейчас начнётся. Пока ещё все собираются. А что?
   - Мы у тебя в кабинете.
   Удивлённый Хаим сказал:
   - Я сейчас приду.
   Нурид сказала Лее:
   - Ты сиди, а я прикрою дверь. Когда он её откроет и увидит тебя, - ой, что будет!
   Когда Нурид прикрыла дверь, то взгляд Леи остановился на картине, которая висела на стене за дверью. Увидев картину, она застыла от неожиданности. Но в это время дверь открыл входящий в кабинет Хаим, и она снова закрыла картину. Хаим увидел сидевшую в его кресле Лею, улыбнулся и посмотрел на Нурид. Нурид с намёком кивнула головой в сторону руки Леи. Хаим бросил взгляд в указанном направлении и, увидев кольцо на пальце Леи, улыбнулся и сказал:
   - Лея, дорогая, ты даже не представляешь себе, как я счастлив!
   Но взгляд Леи был прикован к двери, за которой висела картина. Она начала медленно вставать. В это время Хаим целовал её руку и говорил какие-то слова, которые Лея уже не слышала. Она медленно подошла к двери и прикрыла её. За ней открылась знакомая картина. Застыв, она смотрела на неё. А Хаим продолжал что-то говорить, держа руку Леи в своих. И это голос, доносившийся, словно из глубины, как будто разбудил ничего не слышавшую Лею:
   - Лея, дорогая, тебе нравится?
   - Да.
   - Я знаю, что ты любишь живопись и поэтому решил увешать все стены картинами. Это мой подарок для тебя. Хочешь, - возьми.
  В это время секретарь Хаима зашёл в кабинет и напомнил о совещании. Хаим сказал:
   - Подождите меня, а после совещания Куда-нибудь сходим, - и ушёл. Лея долго стояла у картины и обратилась к Нурид:
   - Нурид, пожалуйста, отвези меня домой!
   - Лея, дорогая, что ж, мы не будем ждать Хаима?
   - Нет, нет, мне плохо. Мне очень плохо!
   - Хорошо, пойдём. Что с тобой, ты дрожишь?
   Лея взяла картину, и они направились к выходу. Они сели в служебную машину Хаима и поехали обратно. Лея обратилась к Нурид:
   - Нурид, пожалуйста, отвези меня домой!
   - Мы же едем домой.
   - Нет-нет, ко мне домой.
   - Да что с тобой? Тебе плохо?
   - Нет, всё нормально.
   Машина подъехала ко двору, в котором жила Лея. Лея вышла из машины и сказала:
   - Нурид, я бы хотела остаться одна. Прости, пожалуйста!
   - Ладно, я подожду тебя в машине.
   Лея поднялась наверх и, отперев дверь, зашла в квартиру. И как будто тяжкий груз сняли с её плеч. Она почувствовала лёгкость на душе и сказала:
   - Надо же, как легко дышится дома!
   Она поставила картину на мольберт, который до сих пор стоял так же, как они с Давудом когда-то оставили его. Она стояла и смотрела: всё было очень детально изображено, и ничего не было упущено из виду. Она сидела и смотрела, а время шло, и Нурид разволновалась. Она подумала, что надо бы пойти посмотреть, что с девушкой. А то она была так взволнована. Она поднялась на второй этаж и увидела приоткрытую дверь. Лея так торопилась, что зашла в квартиру, забыв её прикрыть. Нурид увидела стоящую перед мольбертом Лею и слёзы, застывшие в её глазах. Женщина осмотрела комнату и картину и сказала:
   - Да это же та самая комната! Вот оно что - я всё поняла, - посмотрев ещё раз на картину, она заметила:
   - Тут всё на тех же местах – и засохший виноград в вазе, и вода в стакане на окне, и почерневшие огрызки яблок. А вот письма, лежащего под столом, на картине нет. Оно лишнее.
   Она нагнулась, подняла письмо и сказала:
   - Ты же его даже не до раскрыла!
   Положив письмо на стол, она подошла и спросила:
   - Что ты собираешься делать?
   - Не знаю, Нурид. Не знаю.
   - Не дури, Лея. Не дури! Я тебя понимаю, но сейчас не время для воспоминаний. Надо думать о будущем.
   - Нурид, пожалуйста, я хочу остаться одна.
   - Нет, а что я скажу Хаиму? Ты об этом подумала?
   Увидев безразличие в глазах леи, Нурид сказала:
   - Я сейчас поеду, куплю вина и приеду. Мы выпьем, попрощаемся с этой квартирой. Ладно?
   Посадив Лею за стол, она умчалась. Она поняла, что надо помешать Лее думать о прошлом. У неё на работе много разных психотропных таблеток, которые можно мешать с вином. Они заставят Лею забыть сегодняшний день. А Лея сидела за столом, обхватив голову. Она обратила внимание на приоткрытое письмо и увидела знакомый почерк. Приглядевшись повнимательней, она взяла письмо и начала медленно его открывать, а, открыв, стала читать: «Лея, я прошу простить меня. Не знаю, простишь ли ты меня, если узнаешь, кто я. Я твой враг, точно так же как и ты мой враг. Я шахид. Да, я родился для того, чтобы умереть. И у меня нет другого пути. Но после встречи с тобой я понял, что ты такой же человек, как и я. Ты прекрасный человек, ты изменила меня. Я никогда не думал, что смогу полюбить врага. И ради тебя я готов жить, если ты меня простишь, если ты примешь меня таким, какой я есть. Тогда знай, что я тебя буду ждать в кофейне, в которой мы встречались. А если ты не сможешь меня простить, тогда знай: ты спасла других людей ».
   Прочитав это письмо, Лея укрыла им лицо. Слёзы ручьями лились из глаз. Она горько плакала и причитала:
   - Я получила это письмо в тот проклятый день. Я открыла его, но так и не прочла. Почему? Почему, Боже? Всего лишь несколько секунд могли бы перевернуть мою жизнь. Почему судьба не пощадила нас? Почему? Чем мы провинились? Пусть мы согрешили, но мы же любили друг друга. Он любил меня по-настоящему. Он приходил. Он не посмеялся надо мной. Он хотел жить ради меня. А я его предала. Я его оскорбила. Бедный, прости меня! Всего лишь минуты, всего лишь секунды. Боже, как жестоко!
   Лея горько плакала и облегчала болевшую душу. Ей стало легче. К этому времени вернулась Нурид.
   - Ну что, дорогая, успокоилась?
   Нурид увидела глубокую тоску в глазах смотревшей на неё Леи.
   - Ну что, выпьем?
   - Нет, я не хочу. Я хочу узнать, как я могу увидеть Давида. Нурид, ты мне поможешь?
   - Что ты, дорогая! О чём это ты? Это невозможно.
   - Нет, я хочу видеть Давида!
   - Не делай глупостей, забудь! Я не могу помочь тебе.
   - А кто может?
   - Лея, дорогая, не глупи!
   - Нурид, пожалуйста, помоги мне увидеться с ним. Я прошу тебя!
   - Нет-нет, это может только Хаим. Я не могу, сама пойми. Я всего лишь помощник. Пойми, у этих людей длинные руки. Они хозяева Израиля. И у тебя есть хорошие шансы устроить свою жизнь. Не глупи, дорогая!
   - Нет, не хочу я никаких шансов! Ничего не хочу!
   - Что же я скажу Хаиму?
   - Нурид, извини меня, я не могу выйти за Хаима. Возьми кольцо, отдай его Хаиму и извинись за меня.
   - Лея, я скажу Хаиму, что ты решила обдумать его предложение. А кольцо пока оставь у себя, может быть, передумаешь.
   - Нет, Нурид, уже поздно думать. Мне тут лучше. Ты не представляешь, как я сейчас счастлива.
   - Всё-таки я скажу Хаиму, что ты решила всё ещё раз хорошенько обдумать. Прошу тебя, подумай, девочка моя!
   Взяв кольцо, Нурид ещё долго уговаривала лею. Но, так ничего и не добившись, ушла. Проводив Нурид, Лея закрыла за ней дверь и, подойдя к картине, начала всю её целовать. Впервые за долгое время она была рада:
   - Я счстлива. Боже, я счастлива, не смотря на все несчастья. Главное, что он жив. И я его спасу. Умру, но вытащу его из тюрьмы.
   На следующий день она отправилась в тюрьму и долго искала, где содержат военнопленных. Наконец. Она нашла, где держат Давуда, и постаралась добиться встречи. Но каждый раз ей отказывали. Ей сказали, что без специального разрешения она не может увидеть его. Три дня она стучала в двери тюрьмы, но так ничего и не добилась. И однажды она, совершенно беспомощная, сидела перед зданием тюрьмы и вдруг увидела группу женщин, которые разговаривали между собой. Судя по разговорам, они собрались в тюрьму. Лея подошла и спросила:
   - Вы собираетесь в тюрьму?
   - Да, а что?
   - Мне тут сказали, что надо получить специальной разрешение. Скажите мне, пожалуйста, как вы его получили?
   - Дорогая, нам не нужно никакого разрешения. Мы сотрудники Красного креста и свободно проходим внутрь.
   - Возьмите, пожалуйста, меня с собой!
   - Но мы не можем взять с собой первого попавшегося человека.
   Лея упала перед женщинами на колени и стала переползать от одной к другой и упрашивать взять её с собой. Женщины, увидев плачущую Лею, подняли её с земли и сказали:
   - Мы бы взяли тебя, но тебя нет в списке. Ты подожди нас здесь, мы вернёмся и поговорим с тобой.
   Они все вошли в тюрьму и вернулись только через четыре часа. Они окружили Лею и, смеясь, спросили:
   - Ну, выкладывай теперь, зачем тебе понадобилось попасть в тюрьму? Там же одни политические преступники и террористы. Лея сказала:
   - Я всё расскажу, только обещайте, что возьмёте меня с собой и поможете мне.
   Женщины рассмеялись и сказали:
   - Если твой рассказ нам понравится, мы тебе поможем.
   Такое наивное поведение молодой девушки удивило их и показалось забавным. Лея рассказала всё, что с ней произошло, от начала до конца, и показала письмо, которое написал Давуд. И женщины заплакали, не сумев сдержать слёз. Одна из них, возглавлявшая группу, по имени Руфина, спросила:
   - Девочка моя, твоя история тронула нас. Но ты же знаешь, что он палестинец. Что на это скажут твои родители?
   - У меня нет никого из родных, кроме детей моего дяди. Но они с раннего детства обзывали меня сиротой. Я им не нужна.
   - Ладно, постараемся тебе помочь. Но для этого ты должна устроиться к нам на работу. И тогда мы как-нибудь проведём тебя в тюрьму.
   Все остальные женщины тоже, чем могли, старались помочь Лее. Она устроилась на работу в Красный Крест. Эта организация помогала военнопленным. Вскоре было одобрено очередное посещение тюрьмы сотрудниками красного Креста. В списке посетителей было имя Леи. Когда Лее сказали, что согласовано очередное посещение военнопленных, и что она внесена в список посетителей, радости её не было предела. Она благодарила женщин, которые находились в комнате, и целовала им руки. И вот, 5 января делегация женщин направилась в тюрьму. Все они были радостными, а Лея просто счастлива. Любопытные женщины спрашивали:
   - Что ты будешь делать, Лея, когда увидишь его?
   - Буду просить прощения. Он простит меня, он хороший. Знаете, я душой чувствую, что он единственный на свете родной мне человек. Я объясню ему, что не читала письма. Я не знала о письме. Он меня поймёт.
   Женщины смеялись над Леей и над её наивностью. Скоро они подъехали к воротам тюрьмы. Они беспрепятственно прошли посты, и служащие тюрьмы сопровождали их из камеры в камеру. И один из них спросил:
   - Вы же недавно были тут, всё проверили и опросили заключённых.
   - Да, - сказала главный врач по имени Руфина, - просто в прошлый раз мы забыли про инвалидов и глухонемых.
   - Какие ещё инвалиды?
   - Вот в наш список добавлен Давуд, сын Раджаба.
   -Знаете, инвалидов, глухих и всех прочих содержат в другом корпусе.
   - Ну, так ведите же нас туда, где их содержат!
   - Пойдёмте, я вас провожу. Сразу надо было сказать. Вот в этом корпусе находятся больные и все прочие. Подождите, я позову главного врача. Она женщина, её зовут Катерина, она всем тут заведует.
   Вскоре к ним вышла высокая женщина с папиросой и грубо спросила:
   - Что вам надо?
И Руфина вступила с ней в разговор:
   - Нам нужно проведать мальчишку по имени Давуд - он немой.
   - А зачем?
   - Ну, чтобы узнать, здоров ли он.
   - И всё?
   - Да, фамилии не написано. Только имя: «Давуд, сын Раджаба».
   - Не продолжайте, у нас только один заключённый с таким именем. Пойдёмте, я покажу. Зачем он вам? Он же ничего не понимает.
   - Мы должны, такая у нас работа.
   Катерина, идущая впереди по коридору, что-то недовольно бурчала себе под нос. Остальным приходилось двигаться лёгкими перебежками, подстраиваясь к её широким шагам. Она остановилась перед одной из дверей, подозвала молодого врача, сидевшего в конце коридора, и сказала:
   - Иди, открой дверь! Это тут у нас мальчишка, которого недавно привезли, и которого мы кормим?
   - Да.
   И обратилась к Руфине:
   - Лучше было бы, если бы вы его забрали. Сколько мы будем его кормить?
   - А мы что – можем его забрать?
   - Если суд постановит, то можете.
   В это время дверь камеры открылась, и все расступились, и Лея первая зашла в камеру. Она увидела исхудавшего Давуда, сидящего на кровати. Он, словно в глубокой задумчивости, смотрел на противоположную стену. Входящие в камеру Лея и остальные женщины даже не привлекли его внимания. Лея приблизилась к Давуду и, присев перед ним, хотела обратить его внимание на себя. Но Давуд даже не дрогнул. Она взяла руку Давуда и, глядя ему в глаза, позвала его:
   - Давуд, это я. Посмотри на меня, пожалуйста!
   Обратив внимание на руку Давуда, она ужаснувшись, спросила:
   - Что с его руками?
   - А что с его руками? – спросила Катерина.
   - Они все в синяках, пальцы висят. Они не держатся. Что вы с ним сделали?
   - Послушай, детка, он таким и был.
   - Нет, он таким не был. Почему он меня не узнаёт?
   - Послушайте, вы кого пришли проведать – здорового или больного? Он ничего не слышит, ничего не говорит и не замечает. Он невменяем, он просто сошёл с ума. И даже, если ты очень захочешь, он тебя не заметит. Поняла?
   - Нет, он не был таким. Это вы его сделали таким. Он же художник, он же рисовал! А вы сломали ему пальцы и свели его с ума.
   Лея плакала, кричала и ругалась на врачей:
   - Мерзавцы! Сволочи! Он же никому ничего не сделал, а вы его замучили!
   Оценив ситуацию, Катерина позвала санитаров, и несколько молодых людей скрутили Лею и пытались вытащить её из камеры. Но Лея кричала, билась и не поддавалась. Пришедшие с ней врачи тоже пытались её успокоить. Но Лея никого не слушала. С большим трудом её вытащили из камеры и вынесли на улицу. Руфина и другие врачи успокаивали Лею:
   - Лея, дорогая, успокойся! Так ты ему не поможешь.
   - Вы не понимаете! Они свели его с ума, они его измучили. Как мне быть, ведь это же я его сюда посадила!
   - Пойдём, дорогая, по пути всё решим. Руфина подняла Лею, и они направились к выходу. Затем сели в машину и поехали в город. Руфина спросила:
   - Лея, дорогая, что ты собираешься делать?
   - Я его вытащу оттуда!
   - Послушай, детка, он же невменяемый. Ты знаешь, что это значит. Это значит, что он тебя не узнает.
   - Нет, он вылечится, я это увидела. Я смотрела в его глаза, а он смотрел на меня так, как будто хотел что-то сказать.
   - Тебе показалось.
   - Нет-нет, он меня узнает, он вылечится. Я его вылечу. Он не был таким, вы читали его письмо. Они врут. Что они с ним сделали, Господи! Это я во всём виновата. Я вам рассказывала про Хаима, он обещал не трогать его. Он обманул меня, сволочь! Он получил награду за него, и я тоже. Как обидно – человек сдался добровольно, никому не навредил. И за это его самого замучили, свели с ума.
   - Лея, дорогая, уже ничего не сделаешь. А ты молода, тебе ещё жить и жить. Мы ведь уже везде поинтересовались: его не отпустят без согласия спецслужб. А там Хаим – тебе придётся идти к нему и просить его.
   - Он не отпустит его после случившегося. Я не знаю, что делать. Спасибо вам за то, что помогали. Простите меня.
   В это время машина въехала во двор, в котором жила Лея. Они попрощались и расстались. Когда машина отъехала, Лея увидела автомобиль Хаима. Из него вышла Нурид и поздоровалась с Леей:
   - Как ты, милая?
   - Да так. Поднимешься ко мне?
   - Нет, я привезла твои вещи.
   - Нурид, я хочу с тобой посоветоваться.
   - Что случилось?
   - Я хочу освободить Давуда. Я сегодня была в тюрьме. Его свели с ума, они его бьют там. Помоги мне, ты можешь. Мне сказали, что если спецслужба одобрит, тогда можно передать дело в суд. Помоги мне, умоляю тебя!
   - Лея, дорогая, ты знаешь, что я всего лишь заместитель Хаима. А он сейчас взбесится после всего случившегося. Думаю, что мои дни на этом посту сочтены, он уволит меня.
   - А, может быть, он мне поможет?
   - О чём ты? Смеёшься, что ли? Просьба об этом оскорбит его. Забудь. Вот, возьми вещи. Я пойду, прости, Лея! Я ничем не могу помочь. Прощай!
   Нурид села в машину и уехала. Лея взяла вещи и поднялась домой. Она начала разбирать сумку и увидела награду. Она рассматривала её и говорила себе:
   - Ты не достойна награды! Она мне не нужна, надо вернуть её. Пусть все знают, как она мне досталась.
   Утром Лея отправилась в одно из коммерческих издательств и предложила напечатать в газете материал о том, как сотрудники спецслужбы обращаются с пленными и демонстративно отказалась от награды, которую получила от руководства спецслужбы. На следующее утро в газете была опубликована статья, в которой говорилось: «Мне не нужна такая награда. Позор спецслужбам! С моей помощью получил награду такой герой, как Хаим. Он получает награды за добровольно сдавшихся террористов, а потом убивает их, замучив насмерть».
   Много чего ещё было написано в статье. Вечером того же дня Лея смотрела телевизор. Но с утра наделавшая такого шума статья уже к вечеру того же дня нигде не упоминалась. На следующий день и вовсе словно и не было никакой статьи. Лея сидела , смотрела телевизор, когда в дверь кто-то позвонил. Лея встала, подошла к двери, посмотрела в глазок и увидела за дверью Хаима. Ей вдруг пришла в голову мысль, что Хаим мог привезти Давуда, и мгновенная радость охватила её. Она быстро открыла дверь и так внимательно взглянула за спину Хаима, что он даже обернулся и спросил Лею:
   - Ты кого-то ждёшь?
   - Нет.
   - Ты пригласишь меня к себе?
   - Да, проходи.
   Хаим вошёл в комнату и начал её рассматривать. Затем сказал:
   - Да, неплохо, неплохо у тебя тут, уютно.
   - Да, мне тут хорошо.
   - А вот мне в моём доме плохо.
   - Почему?
   - Вот человек, которого я полюбил и ради которого был готов на всё. А он плюнул мне в душу и оскорбил меня. Я постарался изо всех сил, чтобы добиться, чтобы тебя наградили. А ты не оценила ни меня, ни моих стараний. Ведь я бы всё для тебя сделал.
   - Ты обнщал не трогать его, ты соврал!
   - Скажи, Лея, зачем тебе этот араб? Ведь я проверил, он четыре раза проходил посты. Он попадал в записи видеокамер четыре раза, и он сам это подтвердил. Ты же его видела четыре раза, ты его знала четыре дня. И что может вас связывать? Ты же сама сдала его нам.
   - Ты же обещал не трогать его, поэтому я и сдала его. Если бы ты этого не пообещал, не сдала бы.
   - Знаешь, то, что я избивал его, он получал за тебя. Каждый раз ты уходила куда-то и плакала. И я начинал сомневаться в тебе. Я понял, что между вами что-то, вероятно, было. Но уже было поздно спрашивать тебя о чём-либо, я сходил по тебе с ума. И ревность сводила меня с ума.  Я этого несчастного истязал за тем, чтобы он признался. Но он молчал. Да, ещё он, действительно, был немой. Я обещал тебе рассказать о нём. Вот, послушай: он несчастный человек. Он рождён шахидом. Он каменщик, я навёл о нём справки. Он никому не был нужен, его даже родители продавали. И любой человек мог прийти и забрать его. И он с утра до вечера работал на этого человека. Он даже в деньгах не соображал. Он знал, что всё равно умрёт. Он никому не был нужен. Зачем он нужен тебе? Признаюсь. Что свёл его с ума из-за тебя. Ты в этом виновата. Но я не понимаю, что же вас связывает.
   - И не совестно тебе? Ты замучил невинного человека. Не страшно тебе?
   - А кого мне бояться? Пойми, весь Израиль в наших руках. Ты думала, что какая-то статейка в газете спасёт твоего парня? Не тут-то было. Видишь, как быстро они заткнулись? Только я могу тебе помочь. Скажи только, что вас связывает?
   - Видишь картину, которую ты мне подарил?
   - Да.
   - Посмотри внимательно, что ты видишь?
   - Я вижу, что эту картину рисовали тут, в этой комнате.
   - А что ещё?
   - Ну, стол, виноград, всякие предметы…Не знаю.
   - Смотри внимательно!
   - Больше ничего.
   - Знаешь, каждую картину можно читать, как книгу. Смотри, под столом в тенёчке лежит откушенное яблоко. Видишь? Так вот, это яблоко мы откусывали по очереди.
   Хаим саркастически рассмеялся:
   - Да-а-а-а, да, да! Как символично! – он трясся от смеха и, ухмыляясь, качал головой, - Очень символично. Знаешь, Лея, этот несчастный из-за этих слов сошёл с ума. А ты так запросто выдала его, а, скорее, даже предала во второй раз.
   - О чём ты, я не понимаю.
   - Послушай, твоё поведение было подозрительным, а я как будто ослеп. Когда ты его предала, я восхищался тобой, хлопотал о твоём награждении. Потом заметил, что ты не приходишь в себя. Но врачи сказали, что у тебя стресс, я не поверил. И почему-то этот араб тебя послушался и сдался, это было подозрительно. Я начал его допрашивать, бить, ломать. Я его терзал. Я ревновал тебя, но он не признавался. Представляешь, он всех сдал, кроме тебя. Это ты виновата в его участи. Чем больше ты отдалялась и замыкалась в себе, тем больше доставалось ему. Но когда ты покупала всякую ерунду. Чтобы рисовать, ты дала мне подсказку. Ведь ты сказала, что вы рисовали вместе. И он тоже это подтверждал. Я купил для рисования то же самое и сказал ему: «Докажи, что ты умеешь рисовать! Докажи, что она не твой сообщник. Подойди, Лея, посмотри. Эта картина должна быть очень дорога тебе: он спасал тебя, хотя мог признаться и не выгораживать тебя. У него были сломаны и перебиты все пальцы на руках и ногах. Он рисовал эту картину с такими мучениями! Его пальцы кровоточили. Эта картина написана его кровью.
   - Сволочь! Мерзавец! Фашист!
   - Слушай дальше. Когда он закончил картину, я понял, за что ты его любишь. И сошёл с ума. Я начал его ломать, терзать, пустил ток под его кожу. Он стонал, выл, как животное, скулил, как собака. И я думал, что он закричит. Но он, наоборот, замолчал. Он ушёл в себя и сошёл с ума. Он обезумел ради тебя. Да, ради тебя, Лея. А на что ты готова ради него?
   - Сволочь! Ты хуже фашиста! – рыдая, отвечала Хаиму Лея.
   - Ты ещё хочешь спасти его?
   - Да.
  - Я могу помочь тебе. Я отдам его тебе, а что ты можешь дать мне за него?
   - Возьми всё – дом, машину. Я всё отдам, всё!
   - Ты думаешь, меня интересует твоя квартира?
   - А что же ты хочешь?
   - Тебя!
   - Нет, нет!
   - Да, только тебя. Я заслужил получить тебя. Я столько потратил на тебя, а взамен не получил ничего. Что скажешь?
   - Ты уже обманул меня однажды. Почему я должна тебе верить?
   - Нет, всё будет по честному: мы объявим его невменяемым. Тем более, что он сдался добровольно. Учти, что только я могу подписать документы, которые необходимо передать в суд, чтобы его освободили наши люди. Ты получишь его, а я тебя всего лишь на одну ночь. Вспомни, он ради тебя лишился рассудка и может умереть. Готова ли ты спасти его? Ну, что ты согласна?
   - Нет, пожалуйста, отпусти его!
   - Сперва я хочу получить то, что мне полагается. Ты – вот моя цена!
   - Хаим, умоляю, возьми всё, что хочешь, только отпусти его!
   - Я хочу тебя. Он не пожалел себя ради тебя. А ты жалеешь себя.
   - Нет!
   - Тогда соглашайся.
   - Это подло!
   - Ты согласна?
   - Нет, не надо! Пожалуйста, Хаим, отпусти его, он же ни в чём не виноват.
   - Ты согласна?
   - Нет, я не могу. Пожалуйста! Я умоляю! – Лея упала на колени и начала умолять Хаима.
   - Нет, ты его не любишь, ты не хочешь его спасти!
   - Пожалуйста, Хаим! Зачем я тебе?
   - Ты, только ты – моя цена. Согласись!
   - Нет, не могу!
   - Тогда знай, что только ты виновата в его мучениях. Ты же предала его!
   - Хаим, пожалуйста!
   - Соглашайся, Лея! Другого пути нет. Что молчишь, согласна?
   - Да, - рыдала Лея, стоя на коленях и уткнувшись лицом в ладони.
   - Хорошо, я тебя позову, когда потребуешься. Ты у нас проходишь как свидетель. Красиво плачешь, мне нравится! Не надо меня провожать. Лучше поплачь, легче станет!
   - Сволочь! Мерзавец! Бог тебя накажет! – посылала проклятия Лея вслед уходящему Хаиму. Она долго плакала и так и заснула прямо на полу. Когда она проснулась утром следующего дня, у неё на душе было легче. Она не осознавала договорённостей, заключённых с Хаимом. Ей было всё равно, что с ней будет, лишь бы Давуд вышел из тюрьмы. К удивлению Леи Хаим позвонил ей уже после полудня.
   - Алло, ты меня узнала?
   - Да.
   - Я дал делу ход, как и обещал. Тебе будет звонить адвокат. Ты свидетель, расскажешь, как он сдался. Жди звонка.
   Вскоре Лее позвонил адвокат. Хаим знал своё дело: он играл судьбами людей как шахматными фигурками. Только в этой игре все были пешками. Суд был назначен через три дня. Было проблемой, кому одеть Давуда и привести в порядок. Но тут вспомнили про Красный Крест, и было решено поручить это его работникам. На четвёртый день постановлением закрытого суда Давуд был признан невменяемым и неидееспособным, и было принято решение о его освобождении. Лея собралась забрать Давуда, но звонок Хаима огорчил её.
   - Ты ничего не забыла?
   Лея молчала на другом конце провода.
   - Знаешь, Лея, двери тюрьмы не откроются до тех пор, пока я не отдам команду. Я жду тебя у себя дома.
   Ближе к вечеру раздался ещё один звонок:
   - Ты не забыла, что я жду тебя, дорогая?
   - Хаим, пожалуйста, умоляю тебя! Я не могу.
   - Нет, дорогая, уговор есть уговор.
   - Не знаю, я не могу.
   - Я жду тебя, и это не обсуждается.
   С каждым часом телефонные звонки становились всё чаще. К одиннадцати часам ночи Лея не знала, что делать. Она сходила с ума. Отключив телефон, она села в задумчивости. В душе её царил небывалый страх, словно она очень боялась за кого-то. «Опять что-то душит меня изнутри. Давно так не было. Господи, что мне делать? Лучше бы я сошла с ума – легче было бы. Я должна спасти его. Господи, прошу тебя, если уж ты довёл меня до этого дня, то веди и дальше! Я не могу идти сама. Зачем ты меня унижаешь перед моим врагом?»
   В это время звонок в дверь отвлёк её мысли. Она поднялась и пошла к двери, трепеща от тревожного ожидания и страха. В глазах её застыли слёзы. Не спросив и не взглянув в дверной глазок, она открыла дверь, как будто заранее знала, кто за ней. Это был Хаим. Он улыбнулся и без приглашения прошёл в комнату. Он был пьян.
   - Есть такая пословица: если гора не идёт к Магомету, Магомет идёт к горе. Не ждала меня, дорогая?
   - Хаим, зачем я тебе? Неужели в тебе нет ни капли жалости?
   - Жалость – помеха в моём деле. Нельзя жалеть никого и никогда. У нас, евреев, и так чересчур мягкая душа. Пора быть жестоким. Так что, тебя я вовсе не жалею.
   - За что так? В чём я виновата?
   - Ты предала Родину. Ты винишь меня в жестокости, но знаешь, что бы со мной сделали эти арабы, если бы я к ним попал? Давно бы уже отрубили голову. Если честно, они и друг другу головы отрубают. Что за люди? Не соблюдают свою веру. У них в сердце нет прощения. Они не умеют прощать. Значит, у них нет веры. Безбожники!
   - Ради Бога, Хаим, пожалей меня!
   - Нет, я заслужил тебя! Я жажду близости с тобой. Снимай с себя всё, я хочу видеть тебя голой! Ты должна мне ночь, а я долгов не прощаю.
   - Ты же обещал защищать меня, а не обижать.
   - Тогда ты была другой, ты как будто была моей. А теперь ты никто и ничья!
   - Я не могу, не могу!
   - Зато я могу. Я привёз вина, выпей со мной, как раньше!
   - Нет, не хочу! Хаим, ты пьян. Завтра тебе будет стыдно. Не трогай, пожалуйста, меня!
   - Пусть будет. Я пришёл, и этой ночью ты – моя. Сними с себя всё!
   - Я не могу, не могу отдаться тебе. Я не отдамся тебе!
   - Можешь, таков был уговор. И хватит меня умолять!
   Хаим подошёл к Лее и начал расстёгивать пуговицы. А Лея отступала от него и говорила:
   - Как ты можешь, ты же не зверь!
   - Молчи!
   - Побойся Бога, Хаим! Пожалуйста, ради Бога, не надо! Нет!
   - Заткнись ты, арабская шлюха! Заткнись!
   Хаим разорвал на Лее рубашку и начал целовать её шею.
   - И как же твоя гордость позволяет тебе подбирать объедки араба?
   Хаим остановился, злобно взглянул на Лею и влепил её сильнейшую пощёчину. От удара Лея попятилась на два шага к краю стола, и ей под руку попалась ваза. Она бросила её в Хаима. Тяжёлая ваза попала ему в голову и, отскочив, ударилась о дверь. Сильнейший грохот был слышен у соседей. Потрогав свою голову и увидев кровь, Хаим взбесился и начал бить Лею. В это время в квартиру вбежал услышавший грохот водитель Хаима, который ждал за дверью. Увидев Хаима, избивавшего Лею, он начал оттаскивать его. Пьяный Хаим поддавался с трудом. В это же время на шум прибежали соседи. Увидев истекающую кровью Лею, они вызвали «скорую».
   Лея очнулась на следующий день в больнице. Увидев незнакомую комнату, она стала её рассматривать. Увидев, что Лея пришла в себя, к ней подошёл медработник и начал проверять её реакции. Он спросил:
   - Как Вы себя чувствуете?
   - Хорошо. Где я ?
   - Вы в больнице.
   - Что со мной?
   - Ничего страшного, самое главное, что Вы живы. Я сейчас позову врача, он с Вами поговорит.
   Вскоре пришёл врач. Это была женщина в годах со светлыми волосами. Она начала щупать пульс и задавать разные вопросы. Убедившись, что она в порядке, врач спросила:
   - Дорогая, Вы помните, что с Вами случилось?
   - Да.
   - Тут к Вам пришли посетители и хотят с Вами поговорить.
   Этих людей прислал отец Хаима. Они пришли в Лее даже раньше следователей. Дело надо было замять, нельзя было предавать его огласке. Двое женщин-адвокатов зашли к Лее и, поприветствовав её, умело повели разговор:
   - Лея, дорогая, мы очень сожалеем о случившемся. Мы от отца Хаима, он просит прощения и приносит глубокие извинения за своего сына. Скоро он сам придёт к Вам. Произошло нечто ужасное, возместить нанесённую Вам обиду невозможно. Но отец Хаима хочет позаботиться о Вас. Позвольте ему самому посетить Вас и поговорить с Вами.
   Лея так ничего и не поняла. Но не прошло и часа после их ухода, как в палату зашёл отец Хаима. Этот пожилой человек с проницательным взглядом взял руку Лея в свои, поцеловал и сказал со слезами на глазах:
   - Дитя моё, я сожалею. Это моя вина. Видно, я плохо воспитал сына. Прости меня и не откажись от моей помощи.
   - Что Вам от меня нужно?
   - Ничего, дитя моё, ничего. Я просто хочу позаботиться о тебе, позволь мне помочь.
   - Мне ничего не нужно, я всего лишь прошу освободить Давуда.
   - Я помогу тебе, я сделаю всё, чтобы освободить твоего парня. Но тебя я прошу простить моего сына. Он хочет прийти просить прощения. Позволь ему сделать это!
   - Нет, я не хочу его видеть. Не хочу!
   - Дитя моё, ты простишь его?
   - Да, я прощаю.
   - Тогда сейчас придут люди, и у них будут бумаги об освобождении твоего парня. Ты прочтёшь – там изложено постановление суда, которое вернёт тебе твоего парня Давуда. Ты подпишешь бумагу, что не имеешь претензий к Хаиму, и я распоряжусь оказать тебе всю необходимую помощь. Ты получишь хорошие деньги, они тебе потребуются. Вот моя визитка, звони в любое время дня и ночи, как только тебе потребуется моя помощь. И я помогу всем, что будет в моих силах.
   Было сказано ещё много хороших слов. Лея подписала все необходимые бумаги. И отец Хаима вышел из больницы довольный. Он сел в служебную машину, в которой отца ждал Хаим, который тут же спросил:
   - Ну, как? Она подписала бумаги?
   - Да, тебе повезло, что она так молода и наивна. Другая бы из нас всю кровь высосала. А она даже не захотела тебя видеть, не нуждалась в твоих извинениях. Ты хоть понимаешь, что ты натворил?
   - Да, отец.
   - Ты убил человека. Это самый большой грех!
   - Отец, но ведь этот ребёнок от араба!
   - А ты сам не араб?
   - Отец, ради Бога! Ты веришь этим сказкам?
   - Да, приходится верить. Сынок, я видел войну, я тоже думал, что мы будем счастливы на этой земле. Целый народ выселили с его земли, на которой они родился и жил. Да, это наша земля, но мы тоже сюда пришли. Я был молодым, охотился за фашистами и не знал, что мой сын станет таким же. Ты измучил этого беднягу. Думаешь, я об этом не знаю? Я боролся против фашистов, а сам породил фашиста. Скажи, зачем ты замучил этого беднягу?
   - Господи, отец, он же враг! Скажем, что во время бомбардировки палестинцев погиб ещё один человек.
   - Нет, сынок, война не стоит смерти одного человека. Даже беспощадный генерал Ариэль Шарон, достигнув победы, понял, что проиграл, и начал выводить армию из Палестины. Он понял, что мы проиграли, и даже спокойно умереть не может – уже столько лет пребывает в мучениях. На этой земле нельзя воевать, на ней надо жить. А мы опять развязали войну. Эта земля не может кому-то принадлежать. Она священна для всех. Она – для всех. Не будет мира на этой земле, она проклята. Бог её проклял. А мы решили судьбу целого народа. Не знаю, правильно ли мы поступили, выгнав этих людей из их домов, убивая их. Мы поступили так же, как фашисты. И где же тут победа?
   - Да что с тобой, отец?
   - Прости меня, сынок, но проходит время, и ты начинаешь сомневаться в правильности своих поступков. Лучше быть убитым, чем убийцей. Прости меня, сынок, ты меня поймёшь, когда придёт время.
   Прошло ещё два дня, в продолжение которых Лея до конца не понимала, что с ней. По мере того, как проходило действие обезболивающих препаратов, она приходила в себя. Она спросила врача о своём состоянии, и та сказала:
   - Лея, дорогая, я не говорила тебе, не хотела расстраивать. Но ты всё равно должна знать – у тебя был выкидыш, ты потеряла ребёнка.
   - Как? Этого не может быть!
   - Да, к сожалению, это так.
   - Я была беременна?
   - А ты что, не знала об этом?
   - Нет.
   - Около двух месяцев, мне жаль.
   Лея опустила голову и подумала: «Так вот кто меня мучил, кто сжимал моё сердце!» Она грустно молчала, а потом спросила врача:
   - Когда я могу выйти из больницы?
   - Полежи ещё хотя бы два дня.
   Через два дня Лея вышла из больницы и рано утром отправилась в тюрьму. На руках у неё были все необходимые документы для того, чтобы забрать Давуда. Её провели в тюремный госпиталь и начали проверку документов. Дежурный врач расспрашивал Лею:
   - Вы работник Красного Креста?
   - Да.
   - Вам предоставлена машина «скорой помощи», она отвезёт Вас, куда скажете. Она будет в Вашем распоряжении целый день.
   - Хорошо, спасибо!
   - Пойдёмте, я провожу Вас до «скорой помощи», там подождёте.
   Лею проводили к машине и сказали:
   - Ждите тут, мы сейчас привезём его.
   Лея сидела на скамейке во дворе, и к ней подошёл водитель «скорой помощи», лет около пятидесяти, и спросил:
   - Дочка, это я Вас должен отвезти?
   - Наверное, меня.
   В это время два санитара вывозили на каталке цинковый гроб. Подвезя его к Лее, они спросили:
   - Это Вы пришли за Давудом, сыном Раджаба?
   - Да.
   - Вот, пожалуйста, документы. Можете забирать
   - Но это же гроб!
   - Да, он четыре дня назад скончался.
   - Нет, Вы меня обманываете.
   - Зачем мне Вас обманывать? Тут есть окошко, можете посмотреть.
   Лея встала, подошла и начала рукой вытирать окошко и вглядываться сквозь стекло. Она увидела мирно спящего Давуда и попыталась открыть гроб. Санитар, стоявший рядом, сказал:
   - У Вас ничего не получится, гроб герметично заварен. Его можно будет открыть только при захоронении.
   - Зачем вы его убили? Что он вам плохого сделал?
   - Извините, но мы никого не убивали.
   - Убили-убили, вы всё врёте! Он не мог никого убить, а вот вы его убили.
   У Леи опустились руки, словно рухнул весь мир. Она плакала навзрыд. Водитель «скорой помощи» подошёл и сказал:
   - Дочка, надо ехать, - и попросил санитаров погрузить гроб в машину. Затем спросил у Леи:
   - Куда ехать?
   - Я не знаю.
   - Наверное, его надо отвезти к родным.
   - Да, наверно.
   - И куда же везти?
   - В Палестину.
   - Куда?
   - В Палестину.
   - Доченька, ты уверена?
   - Да, он там жил.
   - Я могу довезти Вас только до пограничного поста, дальше нас не пропустят.
   - Вы везите, у меня есть документы, меня пропустят.
   - Ладно, как скажешь, доченька.
   Всю дорогу Лея молчала и плакала. Думать было не о чем, всё рухнуло. Она чувствовала себя бесконечно одинокой. Ближе к вечеру они подъехали к посту. Она показала все документы, которые у неё были, и солдаты стали их проверять. Они спросили:
   - Вы сотрудник Красного Креста?
   - Да.
   - Но Вы еврейка. Вы знаете, переходить в одиночку через границу на сторону Палестины очень опасно.
   - Я просто передам гроб на той стороне и вернусь.
   - Вас на той стороне ждут?
   - Да.
   - Но предупреждаем, до закрытия поста осталось два часа, и надо успеть вернуться. А то мы не сможем защитить Вас на той стороне. Мы сейчас вызовем грузчиков с той стороны и они перевезут гроб, только торопитесь!
   Лея обманула солдат и прошла израильский пост. На палестинском посту началась новая проверка. Здесь очень удивились, когда узнали, что молодая девушка провожает шахида и ищет его родителей, чтобы передать им гроб с телом сына.
   - Вы знаете, что Вам опасно находиться в этой стране?
   - Да.
   - И Вы всё равно пойдёте?
   - Да, Вы не знаете, где я могу найти его родителей?
   - К сожалению, семьи шахидов часто уходят и прячутся, опасаясь возмездия со стороны израильтян. Вы вряд ли найдёте их. Но попробуйте расспросить людей, может, всё же сумеете отыскать. Вот водитель, его имя Закир, - офицер позвал водителя по имени и сказал:
   - Закир, этой девушке надо найти семью этого шахида. Возьми документы, посмотри, почитай повнимательней, - может, тебе что-нибудь известно о нём.
   - Нет, не знаю.
   - Вези её и по дороге расспрашивай людей. Попытайся что-либо разузнать, найди родственников и передай гроб. Да поскорей возвращайся, она сотрудник Красного Креста. Смотри, головой отвечаешь за неё. Может, Вы останетесь? А Закир всё сделает сам?
   - Нет, не могу, я должна извиниться перед его родителями. Лея с водителем направились в город. Проехав несколько улиц, они остановились. На улице, где было много людей, Закир вышел и стал расспрашивать прохожих. Затем он вернулся, сел в машину и проехал ещё несколько улиц. Он сказал:
   - Вот улица, которая нам нужна.
   Он подъехал к группе людей, вышел и начал разговаривать с ними. Потом вернулся и сказал:
   - Никто не признаёт, боятся.
   Лея вышла из машины и, подойдя к людям, сказала:
   - Я знаю, кто из вас его родители. Возьмите его, пожалуйста, и похороните!
   Люди молчали.
   - Почему вы не признаётесь? Он же ваш ребёнок! Он не смог никого убить. Не смог. Но он стал шахидом, и его убили. Не отказывайтесь от него, пожалуйста, он ни в чём не виноват.
   Лея плакала. Не дождавшись ответа, она начала кричать:
   - Да что же вы за люди такие! Посылаете детей на смерть, а сами боитесь умереть. Трусы! А вот он не боялся смерти. Я его предала, я виновата, что он никого не убил. Убейте меня!
   Лея подходила к каждому из стоявших зевак и, поднимая с земли камни и давая их в руки, просила:
   - Убейте меня, избивайте, забрасывайте камнями! Я еврейка, я ваш враг. Убейте, пожалуйста! Я устала жить, я не хочу жить. Я не хочу жить на этой земле. Будьте вы все прокляты с вашей землёй!
   Она подходила к каждому из стоявших зевак, но они отходили от неё. И начавшийся проливной дождь разгонял людей. Лея стояла на коленях под дождём и плакала. Водитель Закир подошёл и начал упрашивать Лею ехать. Посадив её в машину, он возвращался обратно к посту и говорил:
   - Вы очень смелая девушка, и Вам повезло, что всё обошлось. Но тут далеко не все так добры. Тут почти в каждой семье кто-то погиб, и они не прочь отомстить. Возвращайтесь-ка лучше домой!
   - Я должна его похоронить.
   - Похороните его на святой земле, многие приезжают умирать в Иерусалим.
   - Да, Вы правы.
   - Но вот успеем ли, посты уже закрываются, нельзя Вам оставаться тут.
   - Зачем Вы мне помогаете? Я же Ваш враг.
   - Не знаю, жалко мне Вас. Вы мне не враг. Вот, подъехали, сейчас позову грузчиков, пусть помогают Вам.
   На палестинском посту Лею пропустили, но израильский пост был уже закрыт, и израильский офицер сказал Лее:
   - Вас мы пропустим, а вот гроб не можем. Оставьте и проходите.
   - Нет, я без него не пойду.
   После долгих убеждений офицеру так и не удалось уговорить Лею. И Лея осталась на нейтральной территории между двумя постами. Наступила ночь. По обочинам дороги были насыпаны камни разной величины. Лея подкатила один из них, поставила рядом с гробом и села, прислонившись лбом к холодному гробу. Она плакала и приговаривала шёпотом:
   - Давуд, нет тебе места в этом мире. Ты бы не смог жить здесь. Ну, что жи, они думают, что они убили тебя, что они тебя победили. Нет, это ты их всех победил и доказал им всем, что ты сильный. Ты не можешь убить себя, ты не можешь убить других. Ты не мог убить меня, ты принял смерть ради меня. О, как я хочу увидеть тебя! Как я хочу, чтобы ты меня простил. Они убили нашего ребёнка. Люди жестоки, они убивают друг друга и даже не задумываются о том, что тоже умрут.
   Уставшая Лея так и уснула. Наступила глубокая ночь. Облака сменяли друг друга, то открывая, то закрывая луну. Как будто в небе шла война между добром и злом. Длинная ночь сменилась утром. Со стороны Палестины муэдзин призывал на утренний намаз. Солдаты спросонья не верили своим глазам: с неба крупными хлопьями падал снег. И с обеих сторон были слышны радостные голоса. Взрослые люди играли в снежки, словно маленькие дети. Потом вспомнили о Лее, которая оставалась между двумя постами. И, поскольку посты были всё ещё закрыты, они связались друг с другом по телефону и договорились вынести Лее горячий чай и одеяла. И вот с обеих сторон навстречу друг другу вышли солдаты, неся в руках одеяла и термосы с чаем. Они приблизились к Лее, а она сквозь глубокий сон услышала голос:
   - Проснись, проснись!
   Она обернулась и увидела улыбающегося Давуда. Он протянул руку и сказал:
   - Пойдём со мной!
   Лея, взяв за руку Давуда, медленно встала и сказала:
   - Ты пришёл! Ты обещал прийти и пришёл. Я ждала тебя. Я знала, что ты придёшь. Ты меня не простишь, я предала тебя. Я не знала о письме, я его не читала. И, всё равно, я тебя предала. Они обещали тебя не трогать, они обманули меня. Я хотела спасти тебя, но не смогла. Прости меня!
   В это время они оказались на невысоком холме рядом с дорогой. Давуд остановился и сказал:
   - Это не важно, пойдём со мной.
   - Нет, я не могу оставить твоё тело и должна его похоронить!
   Обернувшись, она увидела двух солдат, пытавшихся разбудить её. И один из них сказал:
   - Она окоченела, она мертва.
   Лея повернулась к Давуду и спросила:
   - Это правда?
   - Да.
   - А как же они?
   - Это не важно, Лея.
   - А ты разговариваешь?
   Давуд улыбнулся, нежно отёр слезинки со щёчки Леи, поцеловал её в щёчку и сказал:
   - Я всегда говорил с тобой, только ты меня не слышала.
   В это время холм озарился яркими лучами солнца. Солдаты, стоявшие рядом с гробом, обернулись и увидели на холме двух обнимавшихся молодых людей. Они сияли ярким светом, возносились в небо, уходили в вечность. Это были  шахиды.
 
 Автор. Мирзоев Вугар Д.