Белые ночи

               

     Ночи белые, ночи белые в городе нефтяников, в городе моей молодости на берегу Оби. Как боюсь я вас, как люблю я вас! Самотлорские ночи, так их теперь называют сегодня, проходят празднично во второй декаде июня. Праздник продолжается целую неделю. После рабочего дня всю чуть сумеречную ночь звучит музыка в парке, круговерти танцев. Молодежь гуляет, веселится. Когда-то и я был молодой и ходил погулять по городу. Город тогда начинал расти в небо. Пришли туда строители-москвичи и начали строить красивые девяти, а затем и шестнадцатиэтажки. Красиво, добротно строили.
     А пока ночи белые летают над Нижневартоском, не дают ни уснуть, ни забыться. В одну и из таких ночей мы рванули на озёра рыбку поудить, у костра посидеть, ушицы похлебать, водочки выпить, чаю, заваренного особо, по-рыбацки, попить до испарины на лбу. Поговорили и тут же, похватав кто что мог, покатили на озёра. В эти дни солнце касается горизонта поздно. Спрятавшись на некоторое время за горизонт, оно вновь начинает выползать на небо. Сознание не хочет понимать сути происходящего, день как-то не умещается в голову. Дня много, а дела делается мало. Парадокс какой-то!!! Ну да ладно – мы то на рыбалке. Перчик-картошка-лук-морковка у нас с собой, водка уже в озере купается, ждёт своего времени. Тишина!!! Покой!!! Солнце крадётся по небу, а на часах уже ночь почти. Удочка в руке. Начинаю её разматывать, а в руках уже дрожь и зуд. Дрожащими руками, как-то неловко попервости, беру червячка красненького и заталкиваю в него крючок. Да-да  заталкиваю, так как руки просто не слушаются. Вот, плюнув на червячка, делаю первый, не совсем удачный заброс. Сторожок-поплавок тихонько поплыл и встал на стражу. Я закуриваю с придыхом и смотрю на поплавок. Я его гипнотизирую, а он меня. Потом разберёмся, кто кого достанет. Ребята разбрелись по берегу. Хохол со спиннингом умотал в дальний конец озера, где уже подрос камыш. Там щучка и окунёк малька прошлогоднего гоняют. Димка с удочкой в соседней заводи счастье пытает. В это время плотва хорошо должна брать и язь. Жду. Одну сигарету уже «съел». Красно-белый сторожок качнулся, окунулся и пошёл, пошёл в сторону. Я азартно подсёк с перепугу чуть резче, чем нужно и.… И остался без крючка. Надо было бы перевязать с прошлого года. Руки совсем задёргались. Кое-как привязал другой крючок и опять закинул чуть подальше. На этот раз и ждать-то не пришлось – сразу сторожок-поплавок потащило в сторону и на дно. Подсекаю и тащу плотвичку более ладони. Трепещет, блестит в лучах низкого солнца плотвичка. Душа поёт, кайфует! Следующая моя добыча окунёк краснопёрый грамчиков на  триста. Этот поазартнее, чем плотвичка. Димка кричит: Григорич, тащи подсак!  А где ж я ему эту хренотень возьму? Бегу помогать. Димон заловил язика более килограмма. Помог, вытянули вместе красавцА. Потом ещё плотвичек изловил с десяток. И всё, как отрубило.
Сижу. Солнце свалилось за горизонт, но светло, хоть газету читай. Газеты у меня нет, а вот рыбу пора чистить. Хохол, он же Толик, припёр двух щук и тройку окуньков хороших. Толик тихушник. И пьёт в «одну харю» дома, и на рыбалке где-то в сторонке, и грибы, и ягоды собирает в одиночку. Уйдёт в одиночку, наберёт корзинки и придёт тихо-молча. Димка более компанейский парень. Хохол из Кременчуга, Димка из Самары. Сидим, рядимся, кому рыбу чистить, кому картошку. А варить-то уху мне придётся – уже проверено давно. Ладно, засранцы, разжигайте костёр, а я за рыбу и всё остальное берусь. Взял ведёрко, и обрезок доски из машины достал. Умостился и чищу рыбу. Чищу рыбу, а глазами нет-нет да шарю по воде, поплавок ищу. Удочку я на большую глубину зарядил.
Это красно-белое чудо, поплавок то бишь, замер безжизненно. Почистил я несколько плотвичек, пару окуньков помельче, щурогайку, подъязка, за картошку принялся, а тут это «чудо» занырнуло и утопло. Я бегом к удочке, подсекаю и понимаю, что там что-то серьёзное сопротивляется и к себе тянет. Это что-то меня завело. Если повожу маленько, то, может, и вытащу. Эх, подсака-то нет, жаль! Подкручу катушку и опять чуток отпущу, подтаскиваю опять. Помучили друг дружку и я подвёл к берегу небольшое «полено».
Это налим оказался более двух килограммов. Хорошо, что маленький заливчик, ну прям просто, как специально сделанный для таких балбесов, как я, рядышком оказался. Я туда и затащил этого головастика. Димка его сразу и схватил за жабры. Красиво сопротивлялся этот донный житель. Я тут же распорол ему брюхо и печёнку в уху приготовил.
      А ночи-то и нет. Сидят орлы у костра, а я над ухой колдую. Сварил плотвичек, вытащил аккуратно, окуньков туда бросил. Сварил окуньков, вынул опять же. Конечно там и перчик, и лучок кипят и ещё кое-что.
Картошечку заложил, закипело и тут я подъязка и щурогайку (щучку) в ведёрко заложил. Опять всё варево моё закипело. Тут я печёнку (максу) налимовскую в мисочке растёр и в варево выложил, помешивая. И через пяток минут укропчик с петрушкой туда же. «Всё, - говорю, Орлы, уха созрела, тащите водку!». А ночи-то нет, как нет! Вернее ночь есть, но она белая, ночь эта! Ладно, пусть она и белая, а есть-то нужно уху заработанную. Разливаю уху в миски алюминиевые емкие. Пар идёт душистый, сумасшедший, слюну вызывающий. На холщёвой тряпице хлеб чёрный, слегка зачерствевший, пара луковиц, разрезанных на четыре части и стручок горького красного перца. Ложки деревянные рыжие тут же, рядышком. Успел чай в другом ведре поставить. Два орла Хохол и Димон сидят, на меня уставились: «Наливать?» «Лейте, говорю, на меня не глядите». Я уже в то время свою цистерну выпил и был в «сухой» завязке. Орлы налили, выпили, крякнули. «Эх, - говорю, салаги, и выпить-то толком не можете, сказали бы хоть, что за жизнь хорошую пьём, за ночи белые, за нефть чёрную – эх, не орлы вы, а скворцы жёлтоклювые». Заржали орлы, за ложки взялись. На свежем воздухе, да ночью белой аппетит отличный приключился – схарчили ведёрко ухи втроём. Литров шесть было там ушицы.
А вот и водица в ведёрке другом закипела. Чаёк из корня шиповника, сухих листьев смородины, малины, брусники и маленькой, чуть более спички, веточки черёмухи, заварился отменный! Пили, пофыркивая, и утирая пот со лба, кто с карамелькой, кто с рафинадом вприкуску. Какой же это кайф ночью белой северной с друганами на озере есть уху, и пить чай! Иногда и помолчать вместе о многом скажет…      
  Было это в начале лихих девяностых.
     Теперь Толик уехал к себе на Украину. Димка умер на операционном столе в Самаре. Я живу в селе и часто вспоминаю ночи белые северные, рыбалки наши, дружбу нашу, простую, не требующую ничего взамен. Но что было – то было, а что есть – то и будем есть…
 
                25. 04. 2014 г.              с. Порецкое