Двойник

Сомнений быть не могло – это он, вылитый, копия!
Неподдельный интерес овладел мною, и я начал досконально изучать его внешность, стремясь зафиксировать каждую черту, чтобы сопоставить с оригиналом. Сходство было практически идеальным, калечным, когда вы берете картинку, накладываете на нее полупрозрачную бумагу и карандашом обводите контур.
Как постаралась природа! Все в нем было продумано до мелочей. Одежда, эта временная оболочка, труд рук человеческих, лишь оттеняла совершенство творения. Кожанка с английским воротником, подбитая волчьим мехом , обмотанный вокруг шеи синий шерстяной шарфик и фуражка-“жириновка” были обычные, продающиеся на любой барахолке. Но лицо!
Граждане, вы должны это увидеть, но пока этим займусь я. К счастью, человек снял головной убор, и моя задача облегчилась.
Череп, самый обыкновенный, свой, русский, круглый, с немного уплощенным затылком и чуть выделяющимися гранями лба, покрывали короткие русые волосы, уже начинавшие редеть. Лоб, скошенный под небольшим углом, заканчивался аркообразными бровными дугами над довольно близко сидящими глазами. Глаза как будто ничего не выражали, то есть, как будто прятали что-то. Мне всегда был не понятен смысл красивой фразы «глаза – зеркало души». Как, позвольте? Когда вы смотритесь в зеркало, то вы не видите того, что там, за стеклом. Вы видите свое отражение. Стало быть, глаза – зеркало чьей души – хозяина глаз или же вашей? Но вернемся к портрету.
Глаза, близко и слегка глубоко посаженные, разделяла тонкая переносица. Если сфокусироваться на этой, самой замечательной части любого лица, а мы, как известно, начинаем всегда осмотр любого лица с глаз, можно провести аналогию с так называемым русским шлемом, имевшим характерные, в виде птички, надбровные вырезы и переносье.
Эта черта придавала лицу ореол рыцарства и, безусловно, располагала к его владельцу.
Ниже спускался нос. Тонкий, каплевидный, довольно длинный, нормальный такой нос, почти клюв, но не вызывающий ни недоумения, ни зависти, ни насмешки, а, скорее, понимание и сочувствие, даже нет, участие. Безусловно, он был наиболее фактурной деталью портрета. Под ним прятались рот и подбородок, по которым взгляд спускался легко, как по ступенькам – нос, короткая верхняя губа, еще более короткая нижняя, и подбородок – самая скрытая, таинственная черта его владельца. Привычные стереотипы требовали, да что там – диктовали – здесь должен быть выдающийся, волевой подбородок, такой, как у Квентина Тарантино или Фредерика Бегбедера. Нет! Вы ошиблись, граждане режиссеры, скульпторы, художники и писатели!
Подбородок занимал свое скромное место в нижней части лица под флегматичной, аскетичной складкой губ! Но почему-то именно он, он так привлекал и завораживал.
Его движения были скупы, едва уловимы, но именно в них, в их слабой амплитуде, угадывалось направление, подтверждавшееся затем уже всей остальной мимикой – движением губ, выражением глаз, волнением бровей, рельефом скул и висков. И он же, подбородок, ставил точку всей мимической фразе, замирая до следующего действия в своем укромном месте.
Я почувствовал странное ощущение, что-то давно забытое, но знакомое, как запах детского мыла, повеяло ветерком в моей душе. Я как-то даже напрягся, приосанился и подался вперед. Мне стало хорошо и спокойно. Чувство верноподданичества – да-да, оно стало вырастать во мне, борясь с ощущением нереальности происходящего. Не может быть! Прошло столько лет, весь наш новый исторический, социальный, духовный, культурный и личный опыт должен был наложиться на это забытое, древнее чувство. Но оно, забродившее там, внизу, под слоями прожитых дней, прочитанных книг и усвоенных истин, пузырясь, вырывалось наверх. Надо же! Истребитель, подводная лодка, «Калина», теперь вот электричка! Я выдохнул. Человек, которого я изучал, повернулся ко мне, посмотрел мне в глаза, они были карие, и я успокоился. Но потом он поднял правую(не левую, как все!)руку, чтобы посмотреть на часы, и я снова напрягся. Поезд прибывал вовремя, и двойник продолжил путь на запланированное мероприятие без опоздания. Мне стало не по себе. Он-то был дубликат, копия, но я… я был настоящий!