Любовь и смута. Глава7. ч. 2

От Альберги не было вестей, и королева все больше отчаивалась увидеть сына живым. По ночам её мучила бессонница, а днем невыносимо болела голова. Нечего было и думать, чтоб заняться каким-нибудь делом — шитье выпадало из рук, а буквы в латинских кодексах приобретали очертания странных, непонятных и даже зловещих символов. Она целыми днями ходила по комнатам, погруженная в горькие думы о том, где сейчас её сын и что с ним, жив ли он и есть ли ещё надежда на его спасение. Иногда она выходила из своих покоев и бродила по дворцовым коридорам, некогда оживленным, а теперь пустынным и тихим — большинство придворных отправились на войну вместе с её мужем. Останавливаясь в открытой галерее, она окидывала ничего не видящим взглядом большой двор, где теперь разместился военный лагерь — единственное многолюдное и оживленное место во дворце.

Людовик знал со слов своей жены, которой всегда безгранично верил, что его сын находится у родственников Юдифи, и сейчас она завидовала мужу почти черной завистью, его счастливому заблуждению о судьбе Карла. Император отправился на войну, оставив в Ахене многочисленный гарнизон под командованием графа Бернарда и своего шурина графа Рудольфа, а также расставив заставы на подступах к дворцу, а она осталась — ждать и каждое бесконечное мгновение умирать от страха за жизнь сына и мужа.

Единственный человек, которому она поведала всю правду, был граф Бернард. Услышав, что она доверила жизнь принца Альберге, граф посмотрел на королеву как на безумную, и этот взгляд добил последние остатки её душевных сил.

- Юдифь, вы отдали Карла в руки графини Дижонской, чтобы она спрятала его под кровлей наших врагов?

Эти безжалостные слова вновь и вновь звучали в голове и больно ранили сердце. Королева не могла понять, какое наваждение заставило её поступить так безрассудно. «Нет, нет, - пыталась уговорить она сама себя, вспоминая тот день, когда графиня убедила королеву поверить ей. - Альберга преданна мне, она спрячет Карла в надежном убежище и враги не доберутся до него!» - но подобные проблески веры с каждым новым восходом солнца всё реже и реже озаряли её душу.

В эти дни рядом с королевой оставались только Бегга и Ингитруда, остальные придворные дамы разъехались по домам — их родственники поспешили забрать своих жен, сестер и дочерей из опасного теперь Ахена. Бегга была настолько преданна Юдифи, что скорее предпочла бы быть растерзанной на части, чем оставила бы королеву, она с радостью отправилась бы за государыней даже на эшафот, а что касается Ингитруды, то ей просто некуда было уезжать.

Ингитруда чудом уцелела после нападения  норманнов на её родной Руан. Матери у неё не было с рождения — графиня Руанская умерла в родах. Отец и братья нашли свою смерть, защищая крепостную стену. Когда горожане, а вместе с ними и графская дочь уже не чаяли спастись, подоспело войско императора Людовика, разгромившее врагов. Много слышавшая о доброте императора, Ингитруда набралась смелости и обратилась к нему за помощью, с горестью поведав о потери всех родных. Людовик отнесся к несчастьям сиротки с сочувствием. Назначив для руанцев нового графа, он забрал Ингитруду в Ахен и представил королеве. Юдифь нашла юную девушку весьма милой и с радостью оставила при себе, пообещав, к тому же, что со временем выдаст её замуж за достойного человека. С тех пор дворец стал для Ингитруды родным домом, здесь она взрослела и расцветала в ожидании счастья и обретения собственной семьи.

Дамы сопровождали королеву в её молчаливых прогулках или занимали её чтением.

- И вот сделалось великое землетрясение... - читала вслух Бегга. Королева сидела в кресле, пребывая в мрачной задумчивости, которая не покидала её со дня отъезда её мужа, Ингитруда прилежно вышивала, внимая чтению камеристки.

- Ибо Ангел Господень, сошедший с небес, приступив, отвалил камень от двери гроба...

«Я убила его...  я погубила своего сына и обманула мужа... я никчемная мать и преступная королева...» - такой вердикт вынесла себе Юдифь, вовсе не прислушиваясь к чтице.

- Вид его был как молния, и одежда его бела как снег... - всё читала камеристка.

- Бегга! - вдруг обратилась к ней королева, оборвав чтение на полуслове.

Дама подняла глаза на королеву и ужаснулась — такой она никогда не видела свою государыню: Юдифь была необычайно бледна, её глаза лихорадочно блестели, но их взгляд казался холодным и помутневшим, будто незрячим.

- Принеси мне настойку волчьих ягод...

Придворные дамы растерянно уставились на государыню.

- Почему ты медлишь? - на бледном лице королевы вспыхнул румянец гнева. - Бегга, что означает твое неповиновение? Разве и ты, ты тоже предала меня?! - королева перешла на крик. -  Все вы неблагодарные, продажные твари! Да низринет Всевышний вас в ад за ваше предательство! - с этими словами Юдифь закатила своей камеристке две звонкие пощечины.

- Государыня, что с вами?! - в ужасе вскрикнула Ингитруда.

Этот окрик словно пробудил королеву от её помешательства, по крайней мере, взгляд её прояснел, но сразу наполнился бесконечной тоской.

- Уходите, оставьте меня одну, - тихо проговорила она, отвернувшись от своих придворных.

Дамы бросились на колени.

- Государыня, мы не предавали вас, мы ваши преданнейшие рабыни! - запричитали женщины, орошая слезами руки королевы.

- Если это так, то принеси мне сейчас же то, что я тебе велела, - холодно проговорила королева, обращаясь к Бегге.

Камеристка, плача, тяжело поднялась с колен и отправилась вон из покоев, столкнувшись в дверях с графом Барселонским.

- Бегга, отчего вы в слезах? - удивился Бернард, никогда за всю службу при дворе не видевший камеристку Юдифи в таком горе.

 Всхлипывая, она поведала ему, что королева не в себе, обвинила её, верную и преданнейшую служанку государыни, в измене и отправила за ядовитой настойкой. Что же это творится на белом свете, сеньор мой, что же будет теперь с королевой и с нами, несчастнейшими из подданных?!

- Вот что, иди в деревню, найди лекаря, он сейчас там. Одна не ходи, Ингитруда пусть отправляется вместе с тобой, - приказал ей Бернард.

Следуя за графом, Бегга вернулась в покои, старательно прячась за спину Бернарда, чтоб лишний раз не попадаться на глаза королевы. Однако она зря опасалась монаршего гнева -  Юдифь, не обращая больше внимания на происходящее вокруг, сидела в кресле, закрыв лицо руками. Ингитруда стояла рядом и безутешно плакала, глядя на государыню. Пожилая дама кивнула девушке и та послушно последовала за ней, а Бернард, едва они удалились, задвинул двери тяжелым сундуком и поспешил к государыне, надеясь привести её в чувства — совсем не ко времени королева потеряла самообладание.

- Государыня, вам нездоровится? - обратился он к ней.
 
- Оставьте меня все, - был ответ.

- Милая, приди в себя, сейчас не время для слез и отчаяния, - более ласково заговорил он с ней, взяв её за руки.

- Если мой сын мертв, то ничего больше не имеет смысла. Это я погубила его, я заслуживаю смерти, оставь меня, Бернард, уходи, - она отвернулась от него, не желая никого видеть и о чем-либо говорить.

- Но твой сын жив, - уверенно произнес граф.

Юдифь вновь взглянула на него – теперь взгляд её потеплел, хотя смотрела она с недоверием.

- Почему ты так думаешь? Ведь Лотарь хотел его смерти, а нынче мой маленький Шарло в его руках.

- Даже если принцы победят - пока Людовик не отменил новый указ и не согласился отречься, Карл нужен им живым. Так им будет сподручнее диктовать свои условия отцу.

- Это так страшно... то, что ты говоришь сейчас...

- Юдифь, клянусь тебе, я спасу твоего сына из лап этих кровожадных псов, верь мне! - убежденно проговорил Бернард.

Услышав такие обнадеживающие слова, сказанные так уверенно, королева с искренней благодарностью взглянула на своего верного друга, единственного и надёжного, кто всегда понимал её, и кому она могла полностью доверять.

- Не время плакать, время бороться за победу, -  говорил Бернард, - мы победим, вот увидишь.

Найдя в своем друге такое нерушимое присутствие духа и невозмутимость, Юдифь невольно улыбнулась, вдохновленная его верой.

- Обними меня, - еле слышно прошептала она и закрыла глаза, встречая его поцелуй и крепкие объятия, подхватившие её с той же легкостью, с которой ураган подхватывает сорванный с дерева листочек и устремляет за собой, полностью подчиняя своей воле. Ещё так недавно она была полна решимости покинуть этот мир ради мира иного. Теперь же, когда она вновь обрела надежду и веру, ей хотелось не только жить, но и сполна вернуть себе радости земного бытия. Эта близость была ей сейчас необходима, и Юдифь самозабвенно отдалась стихии страсти и наслаждения, именуемой любовью Бернарда, желая хоть на время ничего ни знать, ни чувствовать, кроме счастья любить и быть любимой.

Когда в королевские покои возвратились взволнованные внезапным недугом государыни придворные дамы, в сопровождении королевского лекаря, они нашли свою королеву вполне здоровой. Юдифь, спокойная и невозмутимая, сидела за конторкой и писала письмо. Она писала своей сестре Эмме, которая была замужем за младшим пасынком Юдифи Людовиком Немецким. Юдифь давненько не вспоминала о ней за недосугом, но теперь пришло время вновь припомнить их родство, и королева решительно выводила ровным, уверенным почерком:
«Милая сестра...»