Хибины. Зима. На лыжах по горам

        Хибины. Мы и лыжи. Зима 1971 года
          27 января – 12 февраля.
     Это случилось в зимние студенческие каникулы 1971 года. Саня Реутов еще летом теперь уже прошлого года прислал письмо с приглашением пройтись на лыжах по Хибинам. Да! Конечно, да, да, да. Надо отойти от дел. Встретиться с друзьями. Побывать в экзотических местах. Далековато, правда. Но …. Не это главное. Ну, все…..  Команда собралась на привычном месте в тур.клубе СГМИ. Барахла набралось как всегда море. Однако все уложено, умято, втолкано в рюкзаки. А дальше – состав и все такое, что обычно и как всегда…
       Реутов А.И. – руководитель, Сыромятникова Т. – завхоз, Бегунов И. – завснар, Курбатова Н.,  Мирный Г.,  Леухненко Н., Грицук А., Голубев Д.,  Никульшин Сергей  участники. Обязанности распределены в соответствии с наклонностями  каждого, авторство в дневнике поочередно, согласно алфавиту, дежурство по кухне парами Мирный – Бегунов, Реутов – Грицук, Голубев – Никульшин, Курбатова – Леухненко.

      27 января 1971 года.
У меня двойной праздник: мне сегодня – 29 и мой главный врач подписал заявление на отпуск без зарплаты на 2 недели. Я работаю в пгт Арти Свердловская область. ПГТ это не условный код, а расшифровывается очень просто – поселок городского типа, т.е. деревня, только большая. Селом назвать нельзя, в селе должна быть церковь, а здесь ее нет. Я иду в поход. С радости, что иду в поход,  оставил дома все документы, включая паспорт, и прибыл к месту сбора в Свердловск.  Это было 25 января. Купили мне билет на самолет по студенческому билету  Селянкина. Пришлось пережить несколько неприятных минут, пока зарегистрировали билет в аэропорту, и пока устроился в кресле самолета «Свердловск – Ленинград».  Хорошо, что не сличили фотографию и портрет в натуре. В Ленинграде мало сказать, плохая погода. Погода просто мерзопакостная – слякоть, мокрый снег, пронизывающий мокрый ветер, всепроникающая сырость.  До Кировска самолеты не  летают уже 2 суток  по причине нелетной погоды.
    Впервые увидел вживую Ленинград, да и многое увидел и потрогал впервые. Метро, эскалатор. Невский проспект, Дворцовая площадь, Зимний дворец, Адмиралтейство, Кунсткамера, Петропавловская крепость. Ленинградские соборы – Исаакий, Казанский, Смольненский. Сама история. Ступать по брусчатке страшно, когда представишь себе, что по этой самой мостовой ходили Пушкин, Грибоедов, Крылов, Шаляпин. В восторге от метро: без всяких усилий эскалатор уносит вниз по идущему в глубину тоннелю в грот. Впечатление, как будто спускаешься в один из гротов пещеры Черского в Саянах. Электрички идут часто и быстро. Красивые станции мелькают как в волшебной сказке.
   Однако город не понравился – узкие улицы, замызганные, слякотные, чадные и вонючие от обилия машин и людской толчеи. Вполне возможно, на впечатлении сказалась мерзкая погода.  Все равно, даже в слякоть прекрасное остается прекрасным: дворцы остаются прекрасными  творениями архитекторов, улицы, улочки, знаменитые здания, мосты и мостики, Нева, Петр 1 на каменной глыбе – все это  история наяву.
   Пока сидим в аэропорту где-то под лестницей. Всюду люди, грязно, тесно, шумно, холодно, сыро. Перспектив на сегодня нет.  Устал.  Отдохнуть бы. Хотя бы просто вытянуть ноги. Сделать это просто негде. Завтра пошел мне тридцатый год
                Г. Мирный

   28 января 1971. Спали под лестницей в аэропорту Пулково  в холоде, на рюкзаках, лыжах и других всяких прочих вещах, как-то ведра, валенки, палки, …  . 9 человек уместились  на 2,5 м. ширины и 1 м. в ногах. Какие-то острые предметы  попадают под все части тела. Противный вокзал для самолетов. А еще Ленинград, Питер по старому. Утром опять слякоть.  Бегуновский рейс снова отменили. Я готовлю себе папазол, голова болит. Все  попростывали, а чем лечить – один бог знает.    В Ленинграде высмотрели новую моду. В Свердловске так еще не ходят. И девки, и парни  ходят в каких-то длинных одеждах с бархатными оборками по подолу  несколько рядов и бархатным воротником.А еще сегодня впервые в жизни наяву видел черного человека. Черный-черный. Негр. Непривычно смотрится на фоне русской зимы.
   Как скучно и долго сидеть в неизвестности в отношении вылета. О, господи, проспали объявление о посадке. Услышали, когда она уже закончилась. Ринулись было в автобус, увы, телега проехала. Побежали к самолету.  После всех переживаний, прикрывшись капюшоном штормовки, спрятавшись за Бегунова, удачно прорвался в самолет, и вечером  на АН-24  группа была в Апатитах.  Вскоре уехали на  вокзал. Здесь холодно, на термометре у вокзала (-) 25.
                Г. Мирный.

    29 января 1971. Собачий холод. Поездом из Апатитов прибыли на станцию Имандра, на которой  первый раз  позавтракали, а может быть, пообедали, а может быть, поужинали в столовой. На лыжи встали в 12.30. Катится хорошо. Ближе к вечеру  остановились на первую холодную ночевку.  Сухары есть, нет лапника и свечек. Завснар, гад, не предусмотрел.  Ночью чувствовалось смердящее дыхание Севера.  Не смею больше задерживать Ваше внимание, так как пишу на утренних сборах. И потом я – дежурный. Реутов кричит, чтобы все убирались из палатки и шли «жрать». С нижайшим поклоном и сопливой тоской по человеческой жизни до гроба Ваш
                И.Бегунов.

     30 января.  В подобном походе впервые, поэтому все кажется странным, диковинным, диковатым. Не перестаю удивляться популярности этого края. Столько много, оказывается, на свете людей с «перевернутыми» мозгами. Наверное, надо очень сильно любить  туризм и природу, чтобы вот так  идти навстречу  трудностям и лишаться удобной городской жизни. Любить эти края есть за что: какая-то неповторимая, северная, ледяная красота. Смотришь на небо, горы, лес,  смотришь на все, что окружает, и вспоминаешь  великолепные картины Рокуэла Кента. Приходиться удивляться  большой гамме  красок природы, необычному их сочетанию. Сколько оттенков  красного, фиолетового, синего! Будь горы покрыты лесом, не было бы  живописных полотен Кента. Самое характерное для этих мест – голые горы. В долине богатая растительность: острые ели, кривые карликовые березы. В сильные морозы все покрывается толстым слоем инея. В ясную погоду все  искрится   в лучах  – сказочная   обстановка.  А какое ночное звездное небо! Они кажутся совсем близко, яркие на абсолютно черном фоне, большие. Созвездия  смотрятся  не так, как на Урале.  Они вроде как совсем близко и очень яркие, сочные.    А на меня свалились сразу тысяча несчастий: утром пошел набрать воды в котелки – провалился в воду. Вода теплая, только сразу ноги покрылись коркой льда. Пришлось срочно сушить обувь у костра. Принял «наперсток» для профилактики – все как рукой сняло, даже  чихать не пришлось. Положил к костру сушить брезентовые бахилы, пошел в палатку завтракать. Закончил трапезу, вернулся к костру – от бахил остались  одни голенища. Надо надевать лыжи, а они не подходят. И масса других мелких проколов.
                А. Грицук.

      31 января. Третий трудовой день.  Он предвещает быть более удачным, чем 2 предыдущих. Для меня он начался в 7 утра, так как мы с Сергеем Никульшиным сегодня дежурные. Надо сказать,  это дежурство было одним из первых. Мы с Сергеем перенесли  его как пытку.  Весь народ разбудили в девятом часу, но эти шакалы вылазили из палатки целый час.  На завтрак и сборы ушло 2 часа. Вышли только в 11 дня. Идти было приятно, так как шли по разведанному маршруту. Наш командир с командиром москвичей рано утром сходили на разведку и все  рассмотрели.  Москвичи, их 4, вышли вместе с нами, но затем отстали и, видимо, отказались штурмовать перевал.  Перевал носит название Чоргорр. Высота его над уровнем моря 900–1000 м. Для многих он был первым, и для меня – тоже. Преодолевая ужасные трудности, мы все-таки  забрались на этот Чоргорр, там запечатлели свои  глупые счастливые физиономии и начали спуск.  Для меня спуск этот был ужасен. На вершине дул ветер, началась пурга. Ветер был настолько силен, что сбивал с ног. А у Никульшина С. сдуло шапку, ее моментально занесло снегом, и он не мог ее найти. Спускались, кто  как мог:  пешком, на лыжах, стоя, сидя, и, мягко говоря, на мягком месте, скрепив попарно лыжи. Кажется, последние спустились наиболее удачно. Это были Сыромятникова и Колка. Мы же падали каждые 20–30 м. Спустились удачно и направились в сторону базы геологов. На базе очень неплохо устроились в одной из комнат избы. Геологи-рабочие за бутылку водки дали продукты и даже предоставили кровати.
                Д. Голубев.

      1 февраля. День начался с медленного ленивого просыпания: еще бы, спали на кроватях. Правда, не все, но я спала хорошо. А потом был завтрак. Нашу с Колкой «восточную кухню» наверняка оценили бы грузины и армяне и прочие горячие кавказские народности, но не наши ребята. Они не привыкли, видите ли, к перцу. Ничего, мы их приучим – в следующее дежурство приготовим им люля – кебаб. То ли оттого, что мы его много наварили, то ли оттого, что блюдо было на вкус несколько непривычно,  но только мы с Колкой наелись его вволю, и еще осталось. Потом собрались и решили идти в Кировск. Погода, правда, была не ахти какая, но все же лучше, чем вчера. Навстречу  попались наши вчерашние знакомые москвичи. Пожелали друг  другу удачи и двинулись каждый своим путем. Ветер все крепчал и крепчал. Сначала были видны окружающие горы, вскоре они  как-то исчезли. Вокруг был только снег: и под ногами, и над головой – везде. Растительность становилась все ниже и ниже, а потом и вовсе исчезла, только попадались чахлые карликовые деревца, а потом и их не стало. Голый снег. До перевала мы не дошли, остановились в доме метеорологов. В доме уже были ребята из Вильнюса. Оказалось,  именно с этой группой наши ребята «старички» уже встречались в прошлом голу на Южном Урале. Друг  друга быстро опознали, и наш доктор оказал им первую помощь. В домике тепло и уютно, хозяева оказались очень гостеприимными.  А потом новые дежурные наварили  много – много гречневой каши. Наша молодая мама, как ее назвал Колка, расщедрилась и выдала хлеба с маслом, халву и дополнительные граммы сахара. Вечером каждый принялся делать свои дела: Санька безуспешно настраивал гитару, Александер пришивал очередную заплату к чудом раздобытому валенку, Колка стал наигрывать  какие-то мелодии  на отобранном у Саньки инструменте. Все расселись вокруг, кто на чем и начали подпевать. Пришли соседи, спрашивали с сильным акцентом – не наши ли это песни.  А когда гостей было уже некуда размещать, сами пошли по гостям. Пели и мы, и литовцы, рассказывали о былом, делились планами на будущее. Потом, уже поздней ночью, разошлись по своим местам.
                Н. Курбатова.

     2 февраля. Очередь моя писать дневник. Это я – Колка. Только вот сейчас, при свете свечи, начал писать, а рядом горит печка и  песня на литовском языке. Это ребята – туристы из Литвы поют свои песни. Мы с ними уже второй вечер коротаем. Они идут из Кировска с лыжной базы.  Вообще-то песня захватывает. Вот. Поют. На гитаре у них играет такой кадр славный, их «папа», сам пишет песни, сам поет их с ребятами, но не в этом дело. Мы с ними сейчас, в смысле  мы – это мы все, а они, одни мужички, обсудили все  волнующие мир, и Литву, и Россию, проблемы за пивом, за пивом обсудили. А вообще-то довольно толково  все обсуждали. Обсуждали, рассуждали, разговаривали, переговаривали. Доели Танину кашу и вот сейчас они, значит, поют, а я пишу. А встретились мы с ними на  маленькой метеостанции в горах, куда мы попали  после попытки перевалить  этот перевал в  ужасную метель, когда от порывов  ветра  падали буквально все, за исключением нескольких человек. Попытка – не пытка, эта пословица  нам здесь не понравилась. Это точно. Пусть только кто попробует отказаться. Она нам запомнится, эта попытка. А народ здесь, вообще-то добрей  уральского. Заполярье. Северное сияние. Небо. А небо здесь совсем другое. Вот это небо здесь, оно бывает такое голубое, как нигде. Как будто оно нарисовано синим-синим карандашом, но не простым, а тем, которым ты рисовал его,  небо, в детстве.  Оно не бездонное, а просто какое-то пронзительно синее. Особенно к вечеру. Я здорово люблю небо, каким оно выглядит  над родным городом, над южным Уралом. Теперь буду любить небо Хибин, заполярья. И вот это небо, и горы, и лавины, и случайные и не случайные встречи, да и мы сами на лыжах – все это выглядит сказкой. Сказкой, которая уносит в волшебный мир, но все дело в том, что ты каким-то уголком, пусть совсем маленьким, сознаешь, что это – вечность, и что это совсем не долго. Так и здесь, в нашем походе. Хе-хе, полпервого. Надо спать.
                Н. Леухненко.

      3 февраля. Встали в 8. Спали как всегда в походе тихим и спокойно мирным сном праведников сущего нашего хлопотного мира. Мне  хочется вернуться, быть может, еще раз, к событиям, бывшим двое суток назад. Они, конечно, описаны, но хотелось бы поделиться собственными впечатлениями. Я встретился с подобным явлением природы, как и все в группе, впервые. Метели были в своей жизни, но такое! Вышли утром в уже начавшуюся, вернее, продолжающуюся со вчерашнего дня метель. Пока шли в лесу, особо сильного ветра не чувствовалось. Надо сказать, что порывы были, но они не впечатляли. Как только вышли из леса и поднялись выше его границы, меня сразу развернуло на 180 градусов очередным  порывом,  звездануло в лицо охапкой снега, резкого и колючего как иголки, швырнуло в рот, в глаза. Пришлось согнуться пополам, глаза – к лыжам и идти так почти автоматически – раз шаг, два шаг, три шаг… Иные порывы ветра останавливали, приходилось сгибаться еще ниже, еще сильнее из-за боязни, что ненароком сдует и унесет неведомо куда. Удивляло и восхищало все. Стена из ветра и снега. Все несется, летит, вертится, крутится, завывает, засыпает лицо, глаза, уши, лезет под штормовку. Не видно ничего, дай бы бог не потерять ориентир впереди идущего.  На вороте свитера у меня намерзла льдина, не успеешь ее отодрать, намерзает снова от теплого дыхания. Ветер сбивал с ног  несчетное число раз. Но шли все, и я шел. Ругались и шли. Злились и шли. Шли. Шли. Шли… А если бы остановились? Это был бы конец. На наше счастье  справа по борту  в снежной круговерти  увидели огни. Пошли на них и уперлись в домик метеостанции. Хвалило благоразумия остановиться.
    А сегодня – начало обычного очередного привычного будничного трудового дня. Дошли до перевала Юкспорлак.  Поднялись на него, перешли. Весь перевал не более 100 м. И начали спуск. Говорят,  это самый лавиноопасный перевал Спуск двухъярусный – сначала очень крутой, а потом длинный – длинный пологий  по красивому узкому ущелью, а потом в широкую долину. Пронесло.  Обошлось без лавин. Прошли что-то в пределах 20 км. Это пока самый длинный переход в походе. Сроки уже летят, опаздываем на 2 суток от графика. Сюрприз преподносит погода, она меняется 40 раз на день. В верхах планируется некоторое изменение маршрута, дабы войти в график. Солнце здесь чуть поднимается над горизонтом и не оставляет постоянное ощущение или раннего утра, или начинающихся вечерних сумерек. Очень оригинальное освещение  этим солнцем скал и гор, резкие длинные тени.
   Ночевали  в этот раз в пустующем общежитии рабочих геологической партии. Зимой оно пустует, но туристы тут не переводятся.  Снова за окном воет пурга, бьется о стены дома, плачет тоскливо и жалобно в трубе, стучится в окно. Тоскливо.   А вечером праздновали  наступление 22 года жизни Колке. Боже мой, когда это было у меня. А пока готовится великолепный праздничный ужин.
                Г. Мирный.

    4 февраля. 1971. Сегодня я был дежурным. Мать разбудила нас с Димкой в 7,45 и мы начали готовить завтрак.  Печка долго не  загоралась, и мы провозились с завтраком  часов до 10. Затем вскочила от сна вся толпа и набросилась  на еду.  Минут через 15 все было кончено.  Часов в 11, когда посуда была вымыта в теплой воде и сборы окончены, покинули славную теплую избу и тронулись дальше.  Погода вновь скверная, мокрый снег и ветер. Идти трудно, снег налипает на лыжи, приходится тащить на ногах огромную тяжесть. Мучение. Километрах в трех от поселка Кашва встретили группу москвичей, они показали путь к заброшенной деревне. Примерно через час показались полуразрушенные дома. Нашли уцелевший дом и разместились на ночевку в нем. Погода вроде смилостивилась, стих ветер и выяснило небо. Вечером ели шкварки и «балдели». Спать легли рано, завтра должен быть тяжелый день.
                С.Никульшин.

     5 февраля. Воет ветер за окном. Ох, и воет! А нам сейчас выходить.  Сегодня принятие еды в 8. Такого еще не бывало. Колка с Наташей снова  сварили  рога с перцем. Перец и Колка неотделимы. Мы говорим  Колка – подразумеваем – перец, мы говорим – перец, подразумеваем – Колка.  Сегодня предстоит трудный день, а ветер не пускает. Сидим в избе, в тепле и уюте. Никуда не пошли. Ветер дует со страшной силой. Сходили на 20–30 минут за дровами и пришли  в снегу и мокрые. Идет снег с дождем. У нас такое бывает редко. А что было бы, если бы пошли! А идти надо как можно быстрее и как можно скорей добраться до базы геологов. И так уже слишком много потеряно времени.  А ветер воет. Сидеть скучно, тоскливо.  Что навеяло грусть – тоску на молодых туристов? Сидим, ждем. Как много значит погода в туризме. У нас весь поход скомкан из-за нее. Вот и дежурные сменились, начинают готовить ужин. А за окном все метет. Даже в доме холодней от такого ветра и свиста. Занялись с Ляксандром устройством своего дома: обили дверь войлоком. Дров здесь много. Дома  стоят пустые. Дрова сухие. Не дрова – порох. Учимся ломать избы на дрова. Из нашей идеи идти ночью ничего не получается. Погода вместе с Гольфстримом словно сговорились не пускать нас дальше. Из 9 намеченных к переходу перевалов  пройдены только три. А как приятно идти при ясной погоде. В пургу  теряется столько сил. Сидим в безделье уже два дня. А ветер воет и воет. А мы сидим в своем доме. Погодка, сикось ее в накось,  не улучшается.
                А. Реутов.
     6 февраля. Кажется, наконец-то, начинается походная жизнь.  Избы надоели. И вообще, вчера было тошно на душе от пурги и карточной игры. Сегодня все прекрасно! Солнце, воздух, небо, горы. Ветра нет. Ясно. Красотища! Полдня шли в гору. С нее видели озеро Умбо, имеющее огромные размеры. Реутов брал высоту. Вот и ветер здесь валит с ног, как на перевале. Но! Стоп. Идем вниз. Опять начальник повел нас смотреть на цирки. Срочно спускаемся вниз. И все сначала: поднимается на гору и вниз, кто как умеет. Спустились до границы леса. Как здесь красиво.  Завечерело. Начала светить луна, а мы все идем. Силы покидают, а мы все идем.  Наконец, сказали, что идти осталось один час. Всего час.  Но ведь это целый час!  Дошли! Закончился последний час.  Сегодня первый раз по настоящему будем жить  в палатке при печке  и свечке  после длительных  скитаний по всяким домам.  Костер, лапник, дрова – все позади.  Прошел очень сытный (это, по мнению завхоза) ужин. А что бы еще съесть? Настал долгожданный час сна. Спокойной ночи. Уходим в сон. А утром снова в путь, мы рвемся в облака, жаждем перевалов, стремимся к Кировску, путь к которому слишком затянулся.
                Т. Сыромятникова.

         7 февраля. Недурно поспал. Ночевали на Тулиоке. Пошли. Шли по долине, по густому лесу, по реке, по прогалинам, по увалам. Глубокий снег. Лыжня то теряется, то снова  рисуется бледной тенью на белом снеге.  Из-под снега вылазит телеграфная линия из трех проводов. Все кажется, что вот-вот  за поворотом появится Умбозеркий перевал. Ан нет!  Долина расширяется, сужается, дразнит, манит, зовет. Скоро  стемнеет. Перевала все не видно. Остановились. Саня ушел в разведку. Ему тепло, он бегом бежит, а мы тут «вмерзли». Больше часа гулял, мать его за ногу. Идем вперед. Встаем на ночь на склоне горы. Костер под камнем. Свищет ветер. Готовимся к ночевке, валим сухару, рубим лапник. Ну и пила! Чтобы завснара на том свете этой пилой черти расчленяли на мелкие кусочки.
                И. Бегунов.

      8 февраля. Заключительный праздник, начало нового трудового дня, нового учебного семестра. Люди где-то в городе сели за парты, а  мы за тысячи км от родного института, в лесу. На вопрос: «Какой план на сегодняшний день?» Шеф ответил: «Вперед! Только вперед!» Это туда, куда нас ведет лыжня. А вообще – цель нашего сегодняшнего дня – база геологов. И вот, после трех часового  пути мы на перевале. Скатившись в долину, мы должны попасть на базу  и  рудник МВД.  Начали спуск. Он был относительно труден, так как снег расстилался  ровной пеленой, и не на чем было остановить взор. Равновесие часто трудно было удержать, все много падали. Спустя два часа, когда всё всем уже сильно надоело и пора бы уже появиться базе геологов, теплу и уюту, перед нашими глазами раскрылась удивительная картина – заводские постройки между горами, многоэтажные дома, грузовые автомашины. Решив, что база геологов сказочным образом за неделю сильно укрупниться и расстроиться не могла, мы поняли, что перед нами Кировск.  Конечно, это была приятная неожиданность для всех, кроме нашего шефа.  Оказывается, гонимые инстинктом, мы попали на Лапарский перевал. Такой оборот привел к окончанию маршрута и завершению похода.  Завтра самолетом вылетаем через Москву в Свердловск. 
«Поход окончится,
Вернусь я к городу,
Свою дотация я получу,
И «Золотой ярлык» кастрюлю целую,
Кастрюлю целую себе сварю»
                А. Грицук.

      
     Вот так вот закончился очередной мой поход, второй поход на лыжах. Хибины понравились. Красивы. Это точно не Урал. Это север и близость как Северного ледовитого океана, так и Гольфстрима чувствуется даже в таком кратком путешествии как наше. Запомнил одно из этого путешествия, даже в спешке и от радости не стоит забывать паспорт.