Чёрная всадница Часть ХХ
БЛАГОДАТНАЯ МЕТЕЛЬ
Дни шли своим чередом. Близился самый главный праздник года – Великий праздник Рождества Христова. Начались первые Адвенты – время ожидания Рождества и начало нового литургического года. Мы с Гансом и Анетт посетили церковь, чтобы послушать Святую Мессу в честь Пресвятой Девы Марии.
Резко похолодало. За окном завывал и свистел холодный ветер, гоняющий опавшую листву, смешанную с первым снегом. К нам подступала настоящая зимняя стужа. По приметам старых жителей зима ожидалась холодной и ветренной, и Гансу пришлось сделать две ездки в лес и нарубить достаточно дров на зиму.
Как хорошему и надёжному стрелку, о чём жители знали со времён вервольфа, молодые охотники предложили Гансу принять участие в охоте на кабанов, кроликов и косуль. Он охотно согласился. И у нас с этой поры в келлере под полом появились копчёные куски задней кабаньей и оленьей части и соленья, приготовленные Анетт для встречи Рождества.
Пока Ганс ходил на охоту, мы с Анетт сидели и пряли шерсть, из которой должны будем связать новые вещи к Рождеству. В наших краях ходило поверье, что если кто не оденет на Рождество новую вещь, то попадёт в лапы к Йольскому коту*, который может съесть не только праздничный ужин, но и ребёнка. И несмотря на то, что наш священник убеждал всех, что единственный наш защитник – это Иисус, и наши молитвы к нему оградят нас от всякой нечисти, а Йольский кот и всё связанное с ним – это чьи-то глупые выдумки и предрассудки, я и Анетт всё же решили не испытывать судьбу, а прислушаться к старому поверью. У меня появилась мысль: «А не пошить ли нам, вообще, зимнюю одежду?» Я прикупила немного сукна на осенней ярмарке. А после того, как наш мастер на все руки Ганс обработал в отваре дубовой коры шкурки, то теперь имелся в запасе ещё и другой материал для одежды – подходящие шкурки с мягкой мездрой.
Итак, я закрылась в комнате и начала кроить. Я попросила Анетт днём меня не беспокоить, не отвлекать от кройки, чтобы успеть сделать заготовки, так как знала, что по ночам мне будут помогать гномики. Так и вышло. Днём я кроила, а ночью мои добрые помощники доделывали – сшивали накроенное. Выходила я из комнаты только тогда, когда Анетт звала меня к столу. Относить мне еду она категорически отказалась, мотивируя тем, что вместо меня её съедят Вольф с Вилли – подрастающие звери с хорошим аппетитом.
Так в работе проходили холодные, уже почти зимние, дни. Однажды, увлечённая шитьём, я, неожиданно, услышала из кухни такой перепуганный крик Анетт, что сама испугалась:
– Jesus Christus! Cпаси меня от нечистого!
Бросив работу, я выскочила на кухню и увидела забавную картину: кухонный шкафчик был открыт, из него сыпалась тонкая струйка муки. В этой муке был весь чепчик и кое-где наряд Анетт. А по комнате колесил испечённый Анетт пряник, вокруг которого резвилась, подпрыгивая, вся наша звериная команда. Только совёнок Эдгард, у которого зажили лапа и крыло, но перья на крыле ещё не отросли, забрался с помощью своих когтистых лап на спинку скамейки и бесстрастно наблюдал за происходящим. А на прянике сидел зелёный святочный эльф Ник**, известный своими проказами.
– Ник, как тебе не стыдно! Анетт беременная, а ты её пугаешь. Рано ты к нам прилетел, у Анетт ещё ребёнок не родился.
– А я не к Анетт, к тебе. Просто так получилось, не мог удержаться от проказ. Откуда я знал, что твоя Анетт такая пугливая? Зато твоим зверям со мной весело.
– Полетел бы ты лучше к Отто с Зольдой и с их детьми поиграл!
– Не хочется. Зольда – ехидная и зловредная.
Эльф взлетел на моё плечо, а имеющий всегда прекрасный аппетит Вольф съел весь пряник, на котором Ник так красиво катался. Анетт, взяв в руки кухонную метлу, начала заметать всё это безобразие. А я с Ником на плече вернулась в свою комнату.
– Эльза, этой ночью все вещи, которые ты скроила, будут готовы.
– Фру Ильзе, выходите в столовую, будем пряники есть! – услышала я за дверью голос Анетт.
– Анетт, принеси несколько пряников и кружку компота в мою комнату.
Когда Анетт вышла, я сказала Нику:
– Вот вам угощение, только, пожалуйста, кушайте его, а не гоняйте по комнате. А вот ещё немножко вашего любимого бузинного вина!
Утром, когда я проснулась, все задуманные мною вещи были пошиты, а на столе стояли пустые плетёная тарелка и чашка.
Анетт пекла вкусные пряники, и мы, зажигая купленные на Рождественском базаре свечи, отмечали приходящие Адвенты. Ганс смастерил по германской традиции пирамидку, а я вместе с Анетт украсила её самодельными игрушками.
Накануне Рождества к нам по просьбе Зольды зашла матушка Ингеборг. В этот раз беременность у Зольды протекала довольно тяжело, и она просила меня прийти к ним в гости, как полагалось по германскому обычаю, и встретить вместе с ними Рождество. Я понимала, что Зольда чувствовала за собой вину передо мной, и эта тяжёлая беременность нагнала на неё достаточно страха. Вот и решила она, видимо, помириться со мной перед родами. Но я ответила, что хочу провести Рождество с Анетт и Гансом, так как их ребёнок будет моим крестником. Недовольная Ингеборг ушла, но передала нам испечённый штолен и поджаренного рождественского гуся, направив к нам своего кнехта. Я поняла, что, наверное, с Зольдой, в самом деле, творится что-то неладное, коли она решилась на такие подарки.
Святое Рождество мы встретили втроём. Я вручила Гансу охотничий плащ и меховую шапку-капюшон, а Анетт - нарамник***, отороченный заячим мехом, и меховой кугель****. А Ганс, в свою очередь, преподнёс мне в подарок большую красивую клетку для Эдгарда и садовый деревянный домик для ежа, который можно будет весной поставить в саду под навесом.
Закончились декабрьские праздники. К нам пришёл январь-месяц, месяц серьёзный, неподкупный, со своими причудами: то снег колючий, то метели, а иногда и ненужные оттепели с мокрым снегом. Когда январь отшагал половину пути, вышла рано утром беременная Анетт к колодцу, воды набрать. Вдруг, как закричит! Перепуганный Ганс выскочил в лёгкой камизе во двор и втащил её, корчащуюся от боли, в комнату. У неё начались схватки. Весь день Анетт изнемогала от боли, но ничего не получалось. Ганс был белее снега, а у меня уже начали трястись руки. Я тоже ничем не могла помочь. И только чудо могло спасти. Я приложила к животу Анетт корешок мандрагоры и зашептала: «От Адама весь род пошёл, и ты, плод, вон из чрева!» и направляла с другой стороны луч-стрелу от перстня Гудрун. У Анетт наступало временное облегчение, но плод всё никак не выходил. В отчаянии я начала призывать на помощь Чёрную всадницу:
– Хильда, Хильда! Приди на помощь! Чёрная всадница, умоляю тебя! Нам очень-очень плохо! Помоги! Хильда-а-а!
На дворе стемнело. Начала истошно, просто издевательски, завывать метель. Внезапно раздался стук в дверь калитки. Ганс побежал открывать. Около дома стояла небольшая плетёная карета. Закутанный в тулуп человек попросил нас чуть простуженным голосом:
– Добрые люди, пустите меня в дом переночевать. На дворе метель, и я сбился в пути. Когда он, пошатываясь, зашёл в дом, я узнала в нём своего знакомого Йохана фон Штайнберга. Я кинулась к нему в слезах:
– Йохан, умоляю, помогите нам. Моя служанка не может разродиться, а мы с её мужем Гансом ничего не можем сделать.
– Сейчас, сейчас!.. Ганс, в моей карете лежит саквояж с инструментами. Принеси их в дом. А ты, Эльза, приготовь мне горячей воды, чтобы я мог помыть руки с дороги, и дай мне выпить чего-нибудь горячего.
Ганс побежал за инструментами, а я на кухню за водой. Глотнув немножко глинтвейна с дороги и вымыв руки, Йохан поспешил на помощь Анетт. Ребёнок лежал не головой, как положено, а наоборот, почти поперёк, потому-то Анетт не могла разродиться. Быстро повернув ребёнка рукой опытного лекаря-хирурга, Йохан приказал:
– Тужиться! Немедленно!
Но Анетт так ослабела за долгий мучительный день, что уже лежала без сил. Тогда Йохан надавил на её живот, и мы услышали крик младенца. Йохан перерезал пуповину и попросил нитку. Когда он всё закончил, я, взяв новорожденного на руки, искупала в деревянной лоханке с тёплой водичкой и, перепеленав, уложила на грудь ослабевшей Анетт. Йохан достав из саквояжа свои инструменты, и, подрезав на руке Анетт вену, пустил ей кровь. Вначале шла густая венозная, а потом пошла нормальная. Йохан перебинтовал ей руку и велел выпить травяные отвары, которые я приготовила. После этого ребёнок припал к её груди.
Ганс завёз карету фон Штайнберга во двор, а коня распряг и отвёл на конюшню в стойло, рядом с нашей кобылкой, напоил, насыпал ему полные ясли овса и добавил сена. Войдя в дом, он попросил меня и Йохана оправляться спать, приготовив Йохану постель в гостиной. Сам он остался дежурить на ночь около Анетт. Я велела ему срочно будить нас, если Анетт потребуется помощь.
Я долго ворочалась в постели, пока не задремала. Вдруг, я увидела живую и здоровую Гутрун:
– Ты почему спишь? Или решила своё счастье проспать?
– Я очень устала. Был такой тяжёлый день. Я совсем отчаялась, боясь потерять Анетт. А теперь она родила малыша. И я так рада, так рада, Гудрун! Наверное, мы назовём его Йоханом, в честь лекаря, который первым принял его на руки.
– Я тебе что? Непонятно говорю? Нечего спать, поднимайся и иди к нему навстречу.
В это время Гутрун растаяла в серой дымке, словно её и не было. Вместо неё я увидела искажённое лицо Гертруды, которая ко мне обращалась так, словно мы были подругами.
– Эльза, помоги моей Зольде. Она ещё молода, и рано ей ко мне идти.
– Зольда меня ненавидит!
– Она глупа, я знаю. Тебе пригодились мои подарки, помоги и моей дочери в тяжёлую минуту.
В это время она протянула ко мне свои руки и схватила меня за горло своими железными пальцами, я начала задыхаться и кричать.
Чья-то сильная рука меня растормошила:
– Что с тобой. Ты так сильно во сне кричала?
Открыв глаза я начала соображать. За окном глубокая ночь. Около меня на кровати сидел Йохан, а рядом с ним со свечкой в руке стоял Ганс:
– Фру Ильзе, что с вами? Вы своим криком переполошили весь дом.
– Иди к Анетт! Ты ей сейчас нужнее, чем мне. Просто я, наверное, сильно переволновалась и устала, поэтому во сне тени умерших начинают вселяться в мою сонную голову.
– Да у тебя самой начинается жар. Ганс, дай мне немножко уксуса с водой и полотенце.
Ганс принёс всё, что просил Йохан. Смочив в растворе полотенце, Йохан уложил его на мой пылающий лоб. Ганс удалился.
– Не надо, я здорова, у меня так бывает, – пробовала я сопротивляться.
Но Йохан заставил меня выпить какой-то горький порошок. После него я сразу же крепко заснула, даже не сняв мокрое полотенце со лба. Утром, когда я проснулась, все уже были на ногах, а из комнаты Анетт доносился плач малыша. Я быстро вскочила на ноги и занялась кухней. Печь растапливать не надо было, потому как Ганс всю ночь поддерживал в ней огонь, и это значительно облегчало мою работу на кухне. Ганс хотел мне помочь, но я велела ему идти к Анетт и кормить из ложки. Измельчив в ступке лесные орехи и перемешав их с мёдом, я передала эту кашицу роженице, добавив отвар из сушёного шиповника и лесных яблок. Такое питание должно было быстро восстановить силы ослабевшей Анетт.
За окном продолжалась метель, огромные сугробы снега завалили дорогу, и я предложила Йохану остаться у нас на пару дней, пока метель не уляжется. Как мы узнали, у Йохана были срочные дела с оформлением наследства. Умер его дальний родственник, о котором он мало знал. И так как тот не оставил завещания, а детей не имел, то его дом вместе с хозяйством и усадьбой переходил по наследству Йохану. Единственно, что там всё хозяйство было запущено и дом подлежал ремонту. Сам Йохан решил поехать и всё осмотреть. Он даже подумывал о его продаже, чтобы вырученные деньги пустить на приданое своей младшей дочери Бригитт. Эта непогода сбила его с дороги, и он оказался совершенно случайно около нашего дома.
После обеда ветер начал понемногу стихать, и Йохан планировал утром нас покинуть. Ночью, закрыв глаза, я снова увидела вначале Гудрун, которая мне велела подняться и идти, куда перст судьбы указывает, а затем, после её ухода, Гертруду, начавшую мне грозить железным пальцем, приговаривая, что если с её Зольдой что-то случится, то и мне не поздоровится.
Я открыла глаза и уселась на кровати. Весь день прошёл в приятных хлопотах. И малыш и Анетт чувствовали себя прекрасно. Анетт даже пыталась встать с постели, но я велела ей лежать, так как она была ещё слаба, а хозяйством теперь займусь я.
Сон не шёл. Я встала и, накинув себе на плечи тёплую накидку, приоткрыв дверь, выглянула в коридор. Из комнаты, где остановился Йохан виднелась слабая полоска света. Значит Йохан ещё не погасил свечку и чем-то занят. Я приоткрыла дверь и заглянула вовнутрь комнаты:
– Что, Эльза, не спится?
– Не спится! Уже вторую ночь ко мне покойники являются, наставляют, как дальше жить, и грозят железным пальцем, если ослушаюсь.
– А сама ты о чём думаешь?
Я покраснела до корней волос и осталась стоять, как вкопанная. Мне было очень трудно сделать первый шаг. Заметив моё смущение Йохан произнёс:
– Подойди ко мне поближе. Думаю, что сумею защитить тебя от покойников.
Я подошла к нему поближе, и он властной рукой притянул меня к себе и усадил на колени. Меня охватила сладостная дрожь, которую я никогда не испытывала с покойным Свеном, а Йохан притянул к себе мои губы и мы слились в долгом поцелуе. Йохан подхватив меня на руки и отнёс в постель. Потом потушил свечку и закрыл дверь на внутренний замок. Йохан был намного старше меня и опытней. Когда всё было окончено, я хотела подняться и уйти, но Йохан удержал меня.
– Эльза, не уходи и ничего не бойся. Как только я все свои дела закончу, мы с тобой обвенчаемся.
Рано утром я проснулась и побежала в свою комнату в надежде, что Ганс ничего не узнает. Но он уже появился на кухне. А на дворе опять поднялся снегопад, как будто бы нарочно задерживая Йохана у нас дома. Я быстро начала готовить завтрак, а по моему счастливому лицу, когда я принесла Анетт завтрак, она всё поняла:
– Фру Ильзе, это ваше счастье, которое вы заслужили.
Так прошли ещё три дня, погода снова начинала успокаиваться, и Йохан засобирался в дорогу. Но в это время к нам прибежала запыханная матушка Ингеборг:
– Эльза, Зольда не может разродиться и умирает, у неё начался жар и она всё время тебя зовёт.
Я позвала Йохана:
– Йохан, помоги моей невестке. Наверное, с ней то же самое, что с Анетт.
Усевшись в карету Йохана, мы по сугробам с большим трудом добрались до их дома. Помощь подоспела вовремя. Благодаря такому опытному врачу-хирургу, как Йохан, Зольда сумела разрешиться от бремени. Но состояние её было гораздо хуже, чем Анетт, и мы всю ночь просидели у её постели. Наутро жар у неё начал спадать, но в груди почти не было молока. Я послала Отто за Анетт. У Анетт было достаточно молока, и новорожденная девочка, которую они решили назвать Клархен, жадно припала к её груди. Отто просил Анетт переехать в их дом на правах кормилицы. Анетт посмотрела на меня, и я кивнула ей в знак согласия.
– Господин фон Штайнберг, сколько мы должны Вам заплатить, – спросил Отто. – Если бы не Вы, моей Зольды не было бы в живых.
– Я прошу у вас руки Эльзы. Она мне по душе и, кроме того, я получил в наследство дом, в который нужна хозяйка, – рассмеялся Йохан.
Я увидела, как Зольда побагровела лицом, потому что никогда не желала мне счастья, но, взяв себя в руки, заулыбалась. Было решено: Йохан поедет пока один, а когда закончит все бумажные дела с оформлением наследства, вернётся к нам, и мы обвенчаемся. Анетт поживёт пока у Отто с Зольдой, а Ганс поедет с нами в случае, если нужно будет отремонтировать дом. Когда всё будет готово, он привезёт Анетт с малышом.
* Йольский кот – из мифологии древних германцев. Чёрный кот величиной с быка. Заходит ночью во время Йоля (Святок) в селения и съедает тех, кто не обзавёлся к празднику какой-нибудь шерстяной обновкой.
** Ник – святочный эльф, предшественник Николауса, приходит с 6 на 7 декабря к детям. Все детские шалости в этот день списывали на проделки Ника.
*** Нарамник – длинный кусок полотна с прорезью для головы
**** Кугель – капюшон, покрывающий плечи
Свидетельство о публикации №214042601591
С теплом
Николина Вальд 30.01.2016 20:37 Заявить о нарушении