Гл. 19А. О кумирах, театральных новациях, курьёзах

   Их, конечно, немало, о всех не расскажешь. Упомяну лишь одну свою харьковскую землячку - Людмилу Марковну Гурченко, о которой писал так в главе 14-й, относящейся к 1944-му году (см. сборник «Начало»): «…Вспоминается, что в  промёрзших гулких коридорах здания музыкальной школы перед началом занятий перед дверями соседних более популярных классов аккордеона толклись группки 9-10-летних девчушек («мелкота», по моим меркам «уже» 12-летнего пацана). Если судить по книге «Моё взрослое детство» среди них могла быть её автор - ставшая впоследствии знаменитой - моя землячка Людмила Гурченко.  Если это так, то мы тогда просто «не узнали друг друга»… Ужас - как же мне хочется хоть как-то «прилепиться» к памяти о Великой Актрисе…».

   В фильме «Пять вечеров», как и позже, в «Любимой женщине механика Гаврилова»,  Л. Гурченко прекрасно сыграла вечное «ожидание», РАЗЛУКУ, со всеми перепадами отчаяния и всплесками новых надежд. И как сыграла! Умение ждать, верить и надеяться на своё где-то заблудившее счастье! 
   «Вокзал для двоих» - продолжение той же темы. В этом фильме (хотя там и есть прекрасный ансамбль всех партнёров Л. Гурченко) - можно смотреть только на неё: как она выстраивает свою «линию - одинокой, в чём-то пусть уже и разочаровавшейся в жизни, но верящей в своё счастье и «воюющей» за него женщины…

   …У нас, в России, много прекрасных актрис, но какое часто бывает «раздвоение» между их героями на сцене (экране) и ими самими в быту. Здесь они часто – такие же обычные люди, как и мы (со своими часто далеко не идеальными характерами и поступками). Им только даровано, в отличие от нас, простых смертных,  умение на время сконцентрировать в себе, выразить и выплеснуть на нас, благодарных зрителей, все самое лучшее - благородное и прекрасное -, что есть в человеке! И это всё было – увы было -, но и осталось, запечатлелось навсегда в прекрасных фильмах с участием Людмилы Марковны Гурченко…
                -ххх-
    А С. Любшин в тех же «Пяти вечерах» Н. Михалкова! Как прекрасна и пронзительна сцена в привокзальном ресторане (как точно он выразил всю тоску одинокого мужика, отчаяние от казалось бы неизбежного расставания и тоску грядущей разлуки (НАВСЕГДА?!), непонимания окружающих и т. п.)…Какой долгий и трудный путь друг к другу бывает у настоящей любви! …
                -ххх-
   "Театр!.. Любите ли вы театр так, как я люблю его, то есть всеми силами души вашей, со всем энтузиазмом, со всем исступлением, к которому только способна пылкая молодость, жадная и страстная до впечатлений изящного? …Bозможно ли описать все очарования театра, всю его магическую силу над душою человеческою?.. (В. Г. Белинский "Литературные мечтания. Элегия в прозе").
   Дети, потомки мои, молодёжь! Посмотрите в Интернете прекрасный фильм "Старшая сестара" с цитированием отрывка текста о театре в исполнении прекрасной актрисы Татьяны. Дорониной... Не пожалеете!
 
   …Почему я не могу смотреть «спокойно» «осовремёненные» варианты классических театральных постановок - с проявлением в них нынешнего  «нового видения» и «переосмысления» совремёнными режиссёрами многих концепций великих драматургов XIX-ХХ веков?
   Возможно, из-за произвольного варьирования ими сомнительных мизансцен?  Или потому только, что я очень стар и дремуче традиционен ?  Не знаю.
   Думаю, всё же, - может быть лишь потому, что видел многие прекрасные постановки с участием «великих стариков», -  хотя бы  в том же МХАТ’е: М. Яншина, А. Кторова, М. Прудкина, Б. Ливанова, А. Грибова, …  Об артистах-корифеях Малого театра я упоминал в предыдущей 18-й главе (там же помещены их фото).  В ленинградской «Александринке» наслаждался игрой Н. Черкасова, Ю. Толубеева,  В. Меркурьева, а в БДТ – В. Стржельчика, Н. Трофимова, Е. Лебедева…
   В память о своих посещениях концертных и театральных залов Москвы  и Ленинграда у меня сохранилось  несколько  программок спектаклей  и концертов…

   …Первый раз я смотрел «Вишнёвый сад» ещё в 1944 г. в Харькове, в Русском Драматическом театре - в исполнении артистов, воспитанных на традициях школы К. С. Станиславского. Ещё шла война с немецкими оккупантами, но спектакль был поставлен (к 40-й годовщине смерти писателя) в лучших традициях отечественной классики и с прекрасным составом.  Эта постановка запомнилась надолго именно своими «классическими» мизансценами...  Затем в 70-х смотрел вторично – во Мхате. Тогда ещё не было моды на «осовремёнивание» спектаклей, и тогдашний главреж О. Ефремов старался сохранять традиции. А вот в начале 2000-х годов, попав на «табаковскую» постановку «Вишнёвого сада»,  помню своё «бегство» из МХАТ’а после первого же акта (кто-то скажет: «вот, старый пижон, выпендривается: МХТ - как его нынче называют -,  видите ли, ему не понравился»)…  Пусть говорят.

  В этой осовремёненной постановке нашего весьма умело приспосабливающегося к нынешней театральной реальности О. Табакова (актёра и режиссёра с талантом менеджера) было всё, кроме старой «чеховской атмосферы» МХАТА…. Невозможно было вытерпеть манерного кривляния героини Ренаты Литвиновой  - Раневской – в спектакле, на который совремённая публика так и «валила»… Слушая диалоги (не говоря уже о монологах) персонажей, в звуковых и смысловых акцентах  речи совремённых актёров всё время ощущал проскальзывающую сквозь традиционные формы театральных манер какую-то «совремённую» суетность, городскую сленговую скороговорку и «трёп». А культура движений на сцене? Многие актёры и пройтись-то по сцене или сесть в кресло толком не могут…
   Та же и другие постановки на ТВ в исполнении артистов Ленкома: ощущение, что это не чеховские герои с их поисками смысла жизни и рефлексиями интеллигентных деликатных людей,  а забежавшие на пару минут с улицы совремённые шустрые тусовщики - персонажи (сотрудники) офисов или каких-нибудь риэлторских контор…

   К примеру, молодой тонкошеий «Лопахин» представлял не ухватистого успешного купчика из бывших приказчиков – среды, хорошо знакомой Антону Павловичу с детства и так хорошо переданной в тексте пьесе -, а совремённого наглого и беспринципного выскочку-бизнесмена -  карьериста из бывших уголовников эпохи лихих 90-х… Даже случайно (по сюжету пьесы) забредший в усадьбу попрошайка был «подан» (вероятно, в целях «актуализации») для некоторой московской «публички», жадной до любой, пусть и самой пошлой «новизны», как десертное блюдо… в виде «лица азиатской национальности». Естественно, он вызвал аплодисменты у московского зрителя, которого уже, видимо, «достали» гастарбайтеры (однако же, неплохо обслуживающие  в  бытовой сфере москвичей, пока те наслаждаются искусством)… Вот, только бы ещё сделать их «невидимыми» на улицах Москвы…
   И вообще-то - в описываемое А. П. Чеховым время среди бродячих по Руси странников и нищих, просящих подаяние в барских усадьбах средней полосы России, жителей Средней Азии быть не могло!
   Так, глядишь, скоро может появиться в совремённой трактовке и театральная постановка по роману И. С. Тургенева  "Отцы и дети" под названием «Предки и выродки"...

   Я – как примитивное, недоразвитое и старомодное существо -, хотел бы чтобы на сцене в пьесе, отражающей реальности конца XIX века, «по Руси бродил» всё же наш скромный и убогий богобоязненный православный бедолага-попрошайка, а не какой-то красавец-брюнет с узким разрезом глаз, всем своим обликом и бодрыми ухватками  напоминающий  развязного завсегдатая ночных  московских клубов… Неужели в МХАТ’е  не могли столь неудачно (пусть даже и «со смыслом») подобранного артиста хотя бы загримировать? Или такая задача, собственно, и ставилась?
   Конечно, подобная «модернизация» классики (как и эпидемия «раздеваний» и вовсе не обязательной парадной «сексуализации» иных постановок на многих сценах под флагом «реализма») увеличивает билетные сборы. Но кто просчитал моральные издержки от подобных интерпретаций?

   Что поделаешь - я дилетант и традиционалист в восприятии произведений искусства… До сих пор люблю смотреть на ТВ (по каналу "Культура") изредка показываемые старые (50-70-х годов) записи постановок Малого с его манерой игры и речи артистов, хранящих вековые традиции (восходящие к началу
XIX-го века) великих актёров - П. Мочалова, М. Щепкина, П. и М. Садовских, И. Рыжова Г. Федотовой, М. Ермоловой, Е. Турчаниновой, А. Яблочкиной, В. Пашенной...

Наращивание «скелета» классических сюжетов «плотью» совремённых проблем и насыщение спектаклей (с целью «оживляжа») разнообразным антуражем нынешнего быта – в угоду примитивным вкусам часто не очень образованного и мало интересующегося прошлым молодого поколения - это, по-моему, скорее художественное извращение в сочетании с диверсией против элементарной нравственности… Для подобных упражнений существует много совремённых пьес, а также растущих в столицах и больших городах, как грибы, «модерновых» экспериментальных и «элитарных» сценических студийных площадок для привлечения «избранной  и продвинутой» публики…
   
   А классику – «надо оставить в покое» - не «модернизировать», а «подавать» её зрителю в виде, наиболее близком соответствующей эпохе и замыслам авторов, чтобы новые поколения получали представление о прошлом в его первозданном виде. Не «трогайте» МХТ, Малый – да и Большой театры: это источники и очаги нашего исторического культурного достояния, которые хранят – и обязаны оберегать - нравственные, гуманистические и эстетические традиции русского народа Великой России!!!
   Прошу прощения за безапелляционность моего заключения и «выспренность» моих слов. О вкусах, разумеется, не спорят. Но я действительно ТАК думаю…

   …Так же мне иногда «противно» смотреть на многих молодых режиссёров и актёров и часто бестолковую массовку, пытающихся воссоздать на экране реалии Отечественной Войны 1941-45 годов… Они неплохо преуспевают лишь в пиротехнических эффектах и голливудских трюках – часто при полном неумении передать бытовые реалии окопной войны…
   А некоторые актёры, играющие киногероев военных лет - в своей массе выходцев из деревни и рабочих посёлков -, говорят на экране «противными городскими голосами» - как говаривал  писатель и журналист Илья Ильф (потомки мои, надеюсь, вы прочитали его – в соавторстве с Е. Петровым – «12 стульев» и «Золотого телёнка»; для полноты впечатлений прочитайте ещё их фельетоны и «Одноэтажную Америку»…).
   …О подобной «киношной малограмотности» говорил и Никита Михалков – один из немногих совремённых больших режиссёров, не жалеющего ни времени, ни сил чтобы скрупулёзно точно воссоздавать на экране эпоху и поступки людей того времени…

   А как тут не вспомнить старинную манеру «вкусной» правильной русской речи актёров в Малом театре – этой колыбели традиционной отечественной драматургии. Худруку старейшего московского театра Юрию Соломину, мужественно борющемуся с осатанелыми «псевдомодернистами», как-то ещё удаётся сохранить и культивировать у совремённых молодых «джинсовых» актёров умение и стремление не играть отечественную классику кое-как…

      Меня всегда смешит, когда не очень квалифицированные или «не слишком ответственные» режиссёры, желая показать какие-то события на фоне дремучей сибирской таёжной глухомани, используют для этой цели натуру где-нибудь в широколиственных лесах Подмосковья… Видимо, полагая, что городской (московский!) зритель, выросший на асфальте, не очень-то будет вникать в пейзажную достоверность и суть показываемого на экране… Понятно, конечно, чем отправляться в дорогостоящую экспедицию в Сибирь, дешевле побегать и пострелять в парковых лесных угодьях Подмосковья. Разве что простим бедных  постановщиков малобюджетных фильмов за их стремление сэкономить на транспортных расходах…
   А как смотреть некоторые нынешние фильмы про войну, когда , за редким исключением,  чаще всего ни артисты, ни особенно массовка – а иногда и сам режиссёр - совершенно не знают и не понимают «нутром» (несмотря на «натаскивание») события того времени.  Плохо подогнанная амуниция, неумение носить военную форму, держать в руках оружие, неистребимые ухватки совремённой городской молодёжи, играющих каких-то нереальных оловянных солдатиков или искусственно-показных голливудских суперменов, – всё это уж больно бросается в глаза старикам, жившим в годы войны и кое-что повидавшим…

   …Ну, хватит: поворчал дед – и ладно. Тема – бесконечная. Я же на этом и закончу свою театрально-киношную болтовню. В заключение упомяну о нескольких примечательных – иногда забавных - «театральных моментах» (называйте их, как хотите), случайным свидетелем которых я был.
                -ххх-
                О НЕБОЛЬШИХ СЦЕНИЧЕСКИХ КАЗУСАХ
   …В предыдущей 18-й главе  сборника  «Окончание – пёстрые главы» (прочтите её, пожалуйста) я писал о впечатлении от симфонических концертов в Ленинградской Филармонии. Здесь расскажу чем закончилось исполнение 5-й симфонии Д. Шостаковича (под управлением дирижёра Е. Мравинского – и в присутствии автора).
   После исполнения этой симфонии Д. Шостакович под бурные аплодисменты вышел тогда кланяться – и кланялся очень забавно, как мальчик «ванька-встанька», быстро и до пояса… Е. Мравинский, как это положено, тоже вышел на поклон после очередных аплодисментов. Но затем, когда он опять временно ушёл со сцены,  произошло нечто смешное и неожиданное: на подмостках откуда-то появился нетвёрдо стоявший на ногах товарищ и, расположившись возле дирижёрского пульта спиной к оркестру, тоже начал кланяться, повторяя все жесты автора… Раздались смех и снова  аплодисменты  публики. По обычному ритуалу дирижёр должен был снова выйти на поклоны – но его место было «занято»… В рядах публики среди аплодисментов стал раздаваться весёлый смех, прерываемый отдельными возмущёнными возгласами... Назревал маленький скандал.

   Оркестранты-мужчины вели себя странно индифферентно – никто даже не встал со своего места, чтобы прогнать пьяного смутьяна. Тётушки-билетёрши пытались увести упиравшегося энтузиаста классической музыки: широко расставляли руки и «ловили» его с двух сторон. Уклоняясь от их «объятий», нетрезвый «упорный» энтузиаст классической музыки при этом чуть было не свалился в оркестровую яму… Но на помощь бедным билетёршам из-за кулис уже бежали какие-то дядьки и, наконец-то, сволокли незадачливого меломана куда-то вбок…
   …Евгений Александрович Мравинский снова вышел к пульту, поднял обе руки в стороны, давая команду оркестру встать. Под  бурные аплодисменты затем на подиум снова вышел великий композитор, и они уже вдвоём с дирижёром завершили концерт общим лёгким прощальным поклоном.

   …Та же зима 1954-го. Ленинград, Большой Драматический театр им. А. С. Пушкина («Александринка»). Смотрю спекталь «Великий Государь» В. Соловьёва. Знаменитейший в те времена артист Николай Черкасов – в главной роли  Ивана Грозного. Незадолго до этого в вышедшей небольшой книжке своих заметок-воспоминаний артист писал, что во время одной из кульминационных сцен спектакля  «разгневанный на бояр за их интриги и упрямство царь» - в его исполнении - по ходу театрального действа должен был выбегать из глубины сцены и, замахнувшись, со всей силы бросать оземь свой острый посох, втыкавшийся в деревянный пол сцены. Этим  жестом Государь «пугал» - по сюжету пьесы - бояр отречением от престола. И  каждый раз, как писал Н. Черкасов, во время этого выбега на авансцену и «броска» посоха  - в зрительном зале раздавался какой-то странный довольно громкий треск…
   Артист попросил тогда билетёров внимательно присмотреть за публикой  во время этого эпизода. Как потом выяснилось, многие зрители в зале под впечатлением темпераментного исполнения артистом этой мизансцены поневоле откидывались туловищем назад и «вжимались» в спинки своих скрипящих кресел, в результате чего и раздавался такой треск… 
   Я решил «проверить в натуре» описанное – во время этой мизансцены постоял в проходе сбоку у стенки – и понаблюдал за публикой.  Всё описанное артистом точно подтвердилось. Явственный скрип действительно был слышен: реакция различных зрителей и спустя несколько лет после описанного артистом оставалась идентичной.
   Вот это действительно была игра!
                -ххх-
   Случалось быть и свидетелем некоторых театральных казусов. Еще в 1944 г., в недавно освобождённом от фашистов Харькове я, живший в центре города недалеко от оперного театра, часто посещал дневные спектакли. Несмотря на ещё продолжавшуюся войну, карточную систему продажи продуктов и хлеба населению, театральная жизнь в городе процветала, билеты были доступны для всех (не то, что в нынешние времена – при достаточно сытой жизни искусство стало дорогим и элитарным).
   …Так, вот, на опере Моцарта «Свадьба Фигаро» - слушал её несколько раз - в один из моментов на сцену, где в кресле восседал граф Альмавива, должен был выйти учитель музыки дон Базилио с какой-то вестью.  Музыка проиграла вступление, но к графу никто не выходил. Пауза явно затягивалась. В зале, как водится в таких случаях, публика зашушукалась... Тогда граф почти жалобно и вопросительно пропел речитативом: «Дон Базилио, где Вы…». Полная тишина – никто из-за кулис и не думает выходить. Раздались смешки зрителей. Прошла ещё минута-две. Оркестр по команде дирижёра что-то заиграл, чтобы выиграть время - не по сюжету -,  но рассерженный «граф», не вытерпев, махнул рукой, чтобы оркестр утих, и громко заорал: «Дон Базилио, да где Вы, чёрт возьми!..». Зал почти грохнул от смеха.  Лишь спустя пару минут из-за кулис выскочил порозовевший и запыхавшийся от спешки замешкавшийся почему-то с выходом Дон Базилио – и действие оперы, наконец, вошло в свою колею… Запомнилось, потому что такое видел впервые.   

   Однажды - где-то в 70-х - во время спектакля из военного времени в ленинградской Александринке (см. Википедию) по ходу пьесы популярные артисты В. Меркурьев и Ю. Толубеев, игравшие солдат, сидевших, свесив ноги из проёма окна
разрушенного дома на приличном возвышении, что-то «ели» из одного котелка. При очередной передаче его из рук в руки кто-то из них нечаянно уронил котелок, оказавшийся, естественно, пустым. Тот со звоном покатился прямо к авансцене. Пришлось одному из них слезть с кулис и поднять «посуду». Конечно, в зале – снисходительно-добродушный смех…

   Ещё был запомнившийся случай.  Возвращаясь с Сашей после «свадебного путешествия» (см. главу 53 сборника «Продолжение») через Москву, нам удалось купить за два червонца билеты в Большой театр на «Трубадура» Д. Верди. Билеты нам продали два сравнительно молодых (от 30 до 40 лет) мужчины, показавшихся сперва немного странными. Они сперва как-то присматривались к нашей парочке в большой толпе людей, подбегавших к уверенно направлявшимся прямо к фойе театра счастливцам с вопросом-просьбой продать «лишние» билетики. На мои аналогичные «вопли» эти два товарища почему-то стали задавать мне вопросы - кто мы и откуда. Но через минуту обладателей лишних билетов и меня уже окружила целая толпа подбежавших таких же театральных фанатов-конкурентов, страждущих приобщиться к искусству…
   Я, естественно, в ответах владельцам лишних билетов был словоохотлив в предвкушении «чуда» - попасть проездом на такую (!) оперу с очень сильным, почти «раритетным» составом». На вид тогда я был вполне солидный мужчина (вероятно, - по их понятиям – приличный «учёный-интеллигент» - «при галстуке и шляпе») – да ещё с молодой симпатичной девушкой. В результате мы выиграли «спецкастинг» и «фейсконтроль» среди обступившей их толпы «безбилетников» ! Владельцы «лишних билетиков» – ура! – «выбрали» нас…

   Получив деньги и отдав нам билеты, наши доброхоты буквально через несколько минут вдруг бросились к одному из чёрных лимузинов, «выгружавших» перед колоннами у главного входа  в Большой театр тогдашнюю VIP-публику. Из машины вышли два солидных мужчины в строгих чёрных костюмах и белых рубашках, украшенных  галстуками-бабочками. Их по-английски приветствовали и стали опекать наши благодетели…  Как потом выяснилось, гостями были два каких-то американских сенатора. А два сопровождавших их «товарища», продавшие нам свои билеты, оказались «спецпереводчиками» (конечно же, из «органов»), которым по службе, вероятно, осточертело водить приезжих иностранцев по театрам и смотреть часто одни и те же театральные спектакли и оперы.

   Понятной стала и причина их расспросов перед продажей нам билетов: посадить в близкую к сцене боковую ложу амфитеатра возле таких гостей кого попало было нельзя – мало ли чего…  А, поскольку лишняя бутылка коньяка после спектакля всё же никогда не помешает, шустрые «спецмужички» совместили приятное с полезным: нас с Сашей, как «приличных и не опасных» зрителей, посадили в театральные кресла на свои места в одной ложе по соседству с сенаторами (как звучит!), а сами» расположились сзади на каких-то принесенных билетёрами дополнительно стульях. При этом они по очереди часто ходили в буфет, «чем-то" подкрепляясь, оперу совсем не слушали и больше прогуливались во время «театрального действа» в фойе рядом с ложей, «сторожа» своих VIP-гостей…

   …В партии Манрико блистал Зураб Соткилава, великолепны были женские голоса  -исполнительниц ролей Леоноры и Азучены… Возвращаясь после антракта в ложу перед  началом 2-го действия, когда, чуть перефразируя классика, можно было сказать: «театр  полон; ложи блещут; партер и кресла - всё кипит…», случилось маленькое ЧП: усаживаясь на своё место, Саша нечаянно наступила на ногу одному из сенаторов. Она, конечно, стала извиняться (по-русски). Тот с улыбкой что-то сказал ей, жестом предложив пересесть на его место… Я, желая показать свою «продвинутось» и опекая свою даму, вежливо ответствовал за неё, как я полагал, «по-аглицки»: «no, no, this is your plate». Получилось: «нет, нет, это Ваша тарелка» - вместо «…this is your place» - «…это Ваше место»… Один из сопровождавших ребяток что-то сказал сенатору, видимо, поправив меня. Я и «пострадавший» дополнительно обменялись  вежливыми улыбками – «инцидент» был исчерпан. Я лишь позже понял свой лингвистический «прокол»: ошибся в одной букве в одном слове - и что получилось…
   Дети, потомки мои, - неприлично не знать иностранные языки!   

   …На следующее утро мы проснулись в широко известной в те времена среди командированного «учёного люда» гостинице «Якорь» на Тверской, которая до ввода в строй «Академической» была основным пристанищем людей, работавших в системе Академии Наук СССР (я дал  «на лапу» тёте дежурной и она поселила нас с Сашей – «не расписанных» - на ночь). В те времена без штампа загса в паспорте вместе «разнополых» гостей официально не поселяли…
   … Итак, проснулись, включили репродуктор (телевизоров в гостинице тогда ещё не было): по случайному совпадению радио передавало очередное  «грозное» заявление Министерства Иностранных Дел СССР в адрес американцев по поводу какого-то «ответного недружественного акта американских империалистов по отношению к СССР». Тогда это бывало часто.
   Мне ничего не оставалось, как шутя прокомментировать Саше это событие: «Видишь, что значит плохо вести себя с американскими сенаторами – так возникают международные советско-американские конфликты»! Посмеялись…
   Такие, вот, были несущественные, но почему-то запомнившиеся случаи.