На исходе

 
               
 Опять, что ли, эта старческая депрессия, - необъяснимое чувство тревоги? Ну, о чем и о ком теперь  мне  тревожиться?  Пристроен  -  сыт, обут, одет, живу в нормальной просторной  квартире, в хорошем, европейского уровня городе. Дети, мои дочки, тоже не бедствуют, - одна, младшая,недалеко, в том же городе, другая в Англии. И с женой   все определилось, она по давней  болезни в клинике для душевнобольных, где я навещаю ее раз в полгода. Или эта   тревога  уже начало моей  болезни?  Ладно, сейчас кофе попью,  позавтракаю и успокоюсь, день пойдет своим чередом, - в будни - новости в интернете, ТВ, необременительные хлопоты по счетам, прогулка  с заходом в магазины, порция свежих книг из библиотеки, общение с приятелями в скайпе, по телефону или при нечаянных встречах в пути, обуздание аппетита за обедом и   в течение дня, но к вечеру эта борьба -  до обеда  с голодом, после обеда  со сном -  затихнет, оставляя чистую радость от просмотра и прослушивания  любимых телепередач и чтения русских книг, - в воскресенье и праздники, как сегодня, программа немного другая, вот, например, я не чужд творческим потугам,  берусь   писать и даже публиковать свои опусы.  «Давненько не брал я в руки шахмат!» - произношу  я  про себя сакраментальную фразу и, беря себя за шкирку, настраиваю  свою редакторскую программу в компьютере и  начинаю «творить»! Этот вид  деятельности приносит мне много забот, даже материальных расходов  по публикации, но и большое чувство  удовлетворения, когда я  получаю  положительные отзывы от читателей и даже какое-то уважение от своих знакомых. В мои  годы это важно – получать знаки хоть какой-то собственной   значимости. Конечно, надо было  раньше    начать этим  заниматься, когда  голова была посвежее и сил поболе, но ведь  «надо» и  «можно» почти  всю жизнь не  совпадали...  Неожиданно для себя я поворачиваюсь  к стене, снимаю  висящую  на ней запыленную  гитару и  настраиваю…  Под  несложные два-три аккорда вспоминаю  и тихонько, чтобы не беспокоить соседей в ранний час, напеваю пару  песенок давних лет.
Понимаешь, это странно, очень странно,
 но такой уж я законченный чудак,
 я гоняюсь за туманом, за туманом,
 и с собою мне не  справиться никак…
 Ага, чудак на букву М… Гонялся, да не догнал:   денег нет,  семья разбросана по свету… Тьфу! Опять это старческое нытье! Лучше  к невозвратному прошлому обращусь в своих записках никому, кроме меня, не нужных. Ладно, не надо  скромничать, некоторым они интересны, - спрашивают ведь всегда о новостях  моих  опусов.  И просят: «Давай сексу побольше, фантастики, чудес, экшена  да посмешнее чего!». Будет  вам и белка, будет и свисток…
 Чем  не экшен только начало  моей жизни!  Родился у мамы без мужа, рос в деревне  без отца. Уж тут каждый день экшен, который заканчивался то синяками, то ранами, а то и ночевкой  в лесу  в компании  своих дружков, ушедших слишком далеко от дома  в поисках   патронов и  других  военных трофеев,  последующего лупцевания прутом  задницы  и  бессильными слезами мамы, одинокой в борьбе с моими шалостями.  Ужин, конечно, примирял  с матерью: все было так вкусно, - кислые щи, жареная  картошка с солеными огурцами, клюквенный кисель с куском пирога с маком. А  потом – даже не обращаю  внимания на вызывающий свист приятелей  с деревенской улицы и сижу за книжкой   до ночи  под керосиновой лампой  – на радость маме и себе, пока спать  не погонит.
 А сны-то какие    в детстве   -   то невиданные  крылатые дирижабли в темном  небе, то вдруг сказочный дедуля из Калевалы  грозит пальцем, в общем, воображение работало. А летать-то  как  было легко во сне  – над деревенской улицей, над лесом... И отец, которого я не знал, часто появлялся – то в виде  Ленина,  почему-то в кальсонах  и оттого такой он  свой, родной!  то голос отца слышал во сне, я знал, что это его голос, -  откуда-то сверху  –  красивый, рокочущий, уговаривающий маму. Наверно, это были отзвуки моих еще  младенческих  впечатлений, ведь отец-то у меня  был, немецкий офицер, как после смерти мамы мне рассказала моя тетушка, только ушел он с фронтом дальше со своими  войсками …  И еда часто снилась невиданная – целые лавки  с лотками  выпечных чудес,  причудливого вида  сладости, которых в жизни нигде и близко никогда не было (я попробовал  в гостях или  по большим праздникам  конфеты «старт» или трехслойные мармеладки), а  такие, как во сне, потом я  увидел  за рубежом, в путешествиях, на южных  и  восточных базарах, и узнал в них свои детские мечты.  Эти  фантазии рождались, конечно, от недоедания, от  требований роста, но  вспоминая все это уже взрослым, я не мог понять источников таких изощренных и конкретных  кулинарных образов в воображении деревенского мальчишки и, анализируя потом  свои скромные познания о происхождении маминого рода, о ее родном ингерманландском наречии, представляя извилистый  путь ее  народа, инкери, из далекого Востока до наших   болотных островов, я нафантазировал себе, что в пути сюда, угро- финские мои  прародители навидались на Востоке всех чудес, в том числе и в еде, и в нарядах, и в обычаях, и конечно, в языке, который ни на один европейский не похож, и переняли многое из всего увиденного, но рецепты  таких сладостей, как на прародине, здесь было им не вспомнить из-за суровых условий жизни: климат, неурожаи, путевые передряги и прочее. А  моя  память, далекого  потомка этих пилигримов, дала такой неожиданный эффект – конкретные образы великолепных кондитерских  угощений. Мальчишкой я просыпался утром  после таких снов голодным и готовым к скромному завтраку, оставленному мамой на плите – пшенной каше, напаренной  с репой  и молоком. А впереди был -  целый летний день, полный  забот по хозяйству (натаскать дров для печи, подмести, покормить кур с гусями, вечером встретить и загнать из стада  в хлев козу и овец)  и, конечно, всяких затей  с  дружками, -  сегодня мы собирались опять по грибы…
  Не древний еще старик, но старик - ведь 70 лет  это не шутка! сегодня  совсем  ранним   утром  он не дал себе много времени на  размышления о прошлом и пошел смотреть  из кухонного окна на играющее, сверкающее непрерывно переворачивающимися дисками  пасхальное солнце. Минут десять  полюбовался, а потом эта оптическая божественная красота становится  невозможной для глаз.  Любование  игрой  солнца в ясное утро   пасхальной недели давно уже стало  для него ежегодной любимой церемонией одинокого празднования Воскресения Христова. Он всегда после этого языческого поклонения солнцу   некоторое  время  ощущал   благотворную силу  его  воздействия на свои  близоруко-дальнозоркие глаза, да просто благодать от  такой небесной  красоты. Жаль, конечно, что уже давно никто не разделяет этих    его   заутреней. Может, его подруги  помнят   его  «милый» обычай  будить их  в такие дни ни свет, ни заря, а некоторые, может,  взяли его   в привычку… Наверно, еще кто-нибудь из них  сегодня  поздравит  его с праздничком-то… и  похристосоваться бы? Три раза, в губки? Эх!  Ладно, нахристосовался уже за все годы своей жизни. Грех жаловаться.
 Как ушел в армию, как стал работать сначала трактористом, потом … много еще работ сменил он, и в техникуме учился, но вспоминает чаще всего не об этом, а о своих подругах на каждом этапе своего извилистого пути. Подруги ладно, а вот жена - то досталась  ему… да сам он ее  и выбрал вскоре после армии  – нашел на танцах в общежитии своего техникума, - высокую,красивую, такой грубоватой цыганской красотой, с крупным носом, диковато  сверкающими, как у лошадки, карими глазами, черными прямыми длинными волосами, родом из белорусской деревни, баловную, проказницу,  особенно за это и понравилась она тогда – своей неуемностью и на танцах, и в койке, и  в любой затее, хоть на огороде, хоть дома по хозяйству. Возьмется, бывало, за ремонт в квартире, и уж такого напридумывает, что потом целые экскурсии  знакомых и родни ходят – не надивятся. В хозяйственных  магазинах тогда ничего особенного нельзя было купить, так она из огоньковских репродукций в прихожей  галерею старинных портретов наклеит в соответствующем  символическом антураже – с  круглым столиком, подсвечником, а в туалете налепит сериями  мобилизующие на очередную народно- хозяйственную или политическую  затею  плакаты, типа – все на выборы какого-то  проходимца…  Шаловливость-то  эта скоро  обернулась начинающейся болезнью, и   стала со временем, особенно после вторых родов,просто  безудержной, - баловница могла напроказить и себе, и детям, и ему во вред. Особенно, весной, когда она  исчезала на пару-тройку дней  из дома, прихватив денег,  с каким-нибудь прохвостом  или с целой гоп-компанией, о чем он узнавал в милицейской каталажке или от соседей по дому или от врача-венеролога. Она искусно врала в свое оправдание о подвозе на машине с незнакомой компанией, с нападением на нее, с авариями. И возвращалась как ни в чем не бывало, но с синяками или даже   с разбитым носом, который  однажды был вообще сломан, и пришлось делать настоящую операцию, чтобы его восстановить, и нос  стал после операции короче, она только  закрашивала его тональным кремом, а  сама она стала как будто еще красивее и еще более буйной, -  кричала ему, что он неуч, без высшего образования (сама-то и техникума не окончила), что он карлик (он был ростом с нее). Все чаще  впадала она  в безмерную лень, ничем дома не занималась, только курила без конца. Хозяйство и  девчонки были заброшены.  На работу уже нигде  ее не брали. Участковый врач направил ее все-таки  к психиатру, и там решили, что ей  надо лечиться  в стационаре. Сначала она там застревала на насколько месяцев, и он скучал без нее, забирал домой, но вынужден был опять звать на помощь врачей, и теперь уже она там давно, дом совсем опустел, девчонки разъехались, и он тоже подался за границу, поближе к младшей. Дочки, к счастью, характером не в жену, но в младшей он с тревогой замечает не очень хорошие замашки в отношении к своему дому, к порядку там, - то есть у нее вообще полный беспорядок, и  это его беспокоит, хотя и радуют ее успехи на работе, - она уже известный в своей сфере литератор, поэт и переводчик. Но почему "богемные", как она их называет, ее привычки должны сказываться на несоблюдении элементарной чистоты в доме, он не понимает, и это его просто пугает: ведь у жены ее болезнь так и начиналась, - с потери элементарной чистоплотности!   
 Как бы он ни  тосковал по разрушившейся  семейной жизни, жена ему никогда не снилась, а всплывали в ночных мечтаниях абстрагированные нежные женские существа, отдаленно похожие то на известную артистку, то на двоюродную сестру, то на  мамину сестру в молодости, но не на жену. Он понимает, что в его возрасте и с его горемычным опытом, ему ни на ком уже  не остановиться, ни на одной из теперешних знакомых. Но он не отвергает   слишком упорных  дам, а потом мягко, но твердо быстро сводит на нет их близкие  встречи. Ага, вот вести по скайпу  из Болгарии. Поздравление с Пасхой. И тебе, милая: « Христос воскресе!».  А вот  и звонок по домофону, - соседка и коллега по занятиям фитнесом: «Пошли на праздничную  службу!».
«Иди, я сейчас приду!». После службы в лютеранской  церкви идут к ней на праздничное угощение. Тут и угощение, и ублажение своего и ее телесного голода. Они с ней   слишком немолоды и слишком много выпили и съели, поэтому их плотские утехи, не очень  бурные, не приносят ему  большой радости, скорее чувство  благодарности  за тепло и ласку. Она  немолодая женщина, видимо, уже стесняется  возрастных изменений своей внешности. И напрасно! Такая   перезрелая красота,- полные колени, пышные бока, все их складки и даже морщинки лица, -  были  всегда венцом его юношеских мечтаний как свидетельства не малой жизни, ее страстей и опыта, и даже  сейчас  он по старой памяти  все-таки  находит  в этом  некое вдохновение для своих мужских чувств… но пусть это будет не слишком часто.
- Пойду-ка я к  скайпу, мне должны сегодня позвонить дочки! – объявляет он своей даме, выждав приличное  после завершения необходимых объятий время, а она, зная  мужскую эгоистичную натуру, не возражает, и  с чистой совестью он  ретируется  в соседнюю парадную, к себе домой.
 - Я ваш, мои верные друзья – интернет,  скайп, айфон, телик! Мне с вами так хорошо и комфортно, хотя  мне  не чужды пока  и другие  радости жизни, и лыжи, и велосипед, и бассейн... но так приятно  после них вернуться к своим «баранам»,  к своим воспоминаниям,  в том числе. 
      
 
   
Лахти. апрель 2014.