Камень. Ножницы. Бумага. Часть 2. Глава 10

Глава 10

В маленькой грязной комнате за грубо сколоченным столом стоял высокий стройный араб в полевой форме. Но он совершенно не был похож на араба! Светлая кожа, темно-русые слегка вьющиеся волосы, голубые глаза – это что, европеец - наемник? Его возраст  было трудно определить, может быть, он был немного старше меня. Он сделал часовому знак выйти, и, усевшись за стол, и буравя меня взглядом, спросил на чистом английском:
- Что ты хочешь мне сообщить?
Я вытащила из ушей сережки с рубинами, сняла с пальца гранатовое кольцо и положила перед ним на стол.
- Раненый англичанин мой жених, - твердо сказала я. – Ему необходима медицинская помощь, иначе у него начнется гангрена.
Он взглянул на меня, усмехнувшись, и взял в руки кольцо. Потом подскочил со стула как ужаленный, его лицо исказилось от гнева.
- Где ты взяла это кольцо? – заорал он во всю глотку. – У кого ты его украла?
Я не на шутку испугалась, но ответила как можно спокойнее:
- Ни у кого я его не крала, это кольцо мое, его привез мой дед из Алжира.
 - Ты русская?
«Интересные дела, - раздраженно подумала я, - на столе у него лежат изъятые из моей сумочки вещи: паспорт, мобильник, кошелек и кредитка, а он хочет сделать вид, что не знает кто я по национальности!» Но вслух я спокойно ответила:
- Русская.
Кажется, он стал немного  успокаиваться.
- А жених англичанин?  - он недоверчиво посмотрел на меня.
А что это невозможно в наше время? – с вызовом спросила я.
- Садись, -  он показал на стул напротив себя. – Как зовут твоего деда?
Я ничего не понимала. Зачем ему это? Но все же ответила.
- Владимир Костомаров.
Имя деда произвело на него странное впечатление: он бессильно опустился на стул, бормоча: - Коста, Коста. Его поведение так поразило меня, что я потеряла дар речи. Я почувствовала, что реальность ускользает от меня, превращая в персонаж какого-то фантастического романа. Минуты две мы оба молчали, потом он опять подозрительно взглянул на меня и задал второй вопрос:
- В каком году твой дед был в Алжире?
Я стала лихорадочно соображать. От моего ответа зависело слишком много, может быть сама наша жизнь. Так. Мама говорила, что дед уехал в Алжир, когда она оканчивала школу, а приехал, когда она перешла на второй курс. Значит, это был… 66-ой  или 67-ой год. Какой же лучше назвать? Я закрыла глаза и выпалила: - В 1967-ом. - Его лицо сразу просветлело, он расслабился и начал рассказывать. Это был самый удивительный рассказ в моей жизни:
Я из рода туарегов, одного из берберских племен - кочевых племен Сахары. В наших племенах женщины играют важную роль, а матери пользуются особым авторитетом. Хотя мы исповедуем ислам, наши женщины не закрывают лицо, вместо них это делают мужчины. Как только юноше исполняется восемнадцать лет – он обматывает голову тканью, закрывая почти полностью лицо, и оставляя открытыми только глаза. Женщины сами выбирают себе женихов, они же имеют приоритет при получении образования. Хотя бывают и исключения. – Он прервал свой рассказ. – Ты сейчас поймешь, зачем я все это тебе рассказываю. - Так вот, в наших племенах строгая иерархия. Я из племени, стоящем на высшей ступени иерархии - чистокровных туарегов-воинов. Мы, - он гордо распрямил плечи, - аристократия народа. Поэтому не удивляйся, что я не похож на араба, наши далекие предки были европеоидной расы. Мой дед был аменокалем, ну это, по-вашему – королем, всей конфедерации подчиненных племен, - он вздохнул. - Но сейчас это уже все в прошлом, а я…, да ладно, об этом потом. В начале  шестидесятых годов прошлого века мои соплеменники пришли в столицу Алжира, и осели в деревне недалеко от города. Моя мать была единственным ребенком в семье, бабушка рано умерла, а многоженства в наших племенах нет, дед хоть и был королем, но второй раз не женился. Когда матери исполнилось шесть лет, она заболела, что-то с ногами. Похоже, это был полиомиелит. Наши знахари не могли ее вылечить, и дед решил везти ее в город, в больницу. Но перед этим они должны были заехать на базар, чтобы продать наши знаменитые ковры ручной работы – они не знали, сколько денег потребуется на лечение. Девочку повез прадед и наши слуги. Когда они приехали на базар, прадед пошел проконтролировать  разгрузку ковров, а служанка, которая должна была приглядывать за ребенком, заболталась с соседками. Девочка, с любопытством разглядывающая все вокруг, оказалась предоставленной сама себе. Вдруг она увидела красивую куклу с белыми волосами, выглядывающую  из-за соседнего прилавка. Девочка, как зачарованная пошла за ней, кукла спряталась, потом показалась опять, но уже немного дальше. Она так увлеклась, что не заметила, как отошла от своих родных. Ее схватили чьи-то сильные руки, и, закрыв  рот, потащили к выходу…
…Владимир шел по узкой улочке к базару. Как удачно все получилось, радовался он. Вчера по случаю Дня Советской Армии, они хорошо «приняли на грудь». Он сидел рядом со своим «куратором» из КГБ, подливая ему, как только тот опрокидывал свою рюмку. И вот теперь он идет по городу один, как белый человек, без этого постоянного соглядатая, и радуется свободе. Сегодня он решил прогуляться по рынку и посмотреть товар. Домой только через полгода, но он уже начал  подумывать о подарках для своих родных. «Соскучился по дочкам», - вздохнул он. Да и хотелось какой-то нормальной еды. Вчера только они вспоминали как хорошо бы под водочку соленых огурчиков, и квашеной капустки. И сала, украинского сала « со слезой»! Владимир любил мясо. Он даже поговорку про себя сочинил «Люблю витамин С – сальце, мясце, колбасце».  Но верблюжье мясо, которое им здесь подавали, больше походило на подошву, такое оно жесткое и невкусное. «Сейчас похожу по базару, а потом пойду в один ларек, где готовят кус-кус, но не с сорго, а с пшеном и бараниной, - подумал он. Очень даже похоже на наш кулеш». Он уже повернул в полутемную длинную арку, ведущую к входу в  базар, но тут на него выскочил араб в одежде бедуина, на голове - тюрбан, лицо закрыто, видны одни только блестящие разбойничьи глаза. Под рукой он тащил маленькую девочку в белом одеянии, закрывая ей рукой рот. Глаза крошки молили о помощи. Он слышал, что бедуины воруют девочек и увозят в пустыню в качестве невест для своих юношей. В отдаленных племенах процветало кровосмешение. Как же быть? На партийных собраниях им постоянно напоминали, что во внутренние дела страны вмешиваться нельзя. Если узнают – выпрут из страны за двадцать четыре часа, да хорошо еще, если ограничатся только этим. И тогда как же его мечта – новая «Волга», которую он собирался купить на сертификаты, когда вернется домой. Но ведь это маленький ребенок, какое будет горе для родителей! У него тоже две дочки. Все эти мысли пронеслись в его голове за одно мгновение. Владимир посмотрел по сторонам – никого. Он бросился к арабу, подставил ему подножку, и подхватил ребенка. Он поставил девочку на землю, она  благодарно смотрела на него во все глаза. С рынка к ним уже бежали люди. Владимир легонько подтолкнул девочку в спину, показывая ей, чтобы она шла к своим. Оглянулся,  вроде бы никто не заметил. Бедуин уже скрылся, и Владимир  спокойным шагом направился назад к гостинице, где он жил. Он не заметил внимательного взгляда, которым его проводил старик, дед девочки…
Туарег, как его звать я не знала, замолчал. Почему я сразу и безоговорочно поверила ему? Ну, во-первых факты были налицо, он знал фамилию деда и узнал кольцо. И потом, я вспомнила записи мамы. Когда они жили в Славуте, у них были соседи по коммунальной квартире. Капитан – сосед был очень маленького роста, и остроумные офицеры прозвали его «китель, китель – сапоги».  Однажды поздно вечером дед возвращался со службы, путь из казарм проходил по той самой поляне, о которой я уже рассказывала. Вдруг он увидел впереди кучу копошащихся тел и услышал возбужденные голоса. Дед, конечно, рванул на крики. Разметав в стороны подростков, а это оказались именно они, он увидел своего соседа, помятого, но целого и почти невредимого, за исключением нескольких синяков. Тут подоспели и другие офицеры, и нападавшие были благополучно доставлены в отделение милиции. Оказалось, что эти с виду безобидные юноши были членами банды, которой руководил матерый рецидивист. Это были шестидесятые годы, а в западной Украине еще орудовали молодежные группировки, вдохновляемые на «подвиги» бывшими бандеровцами. Они нападали на советских офицеров, и даже убивали учителей. Потом в Доме Офицеров состоялось выездное заседание суда, где мой дед выступал свидетелем. Я улыбнулась: «Видимо, в этом мы с братом были похожи на деда, чего-чего, а способностей выискивать приключений на свою голову, у нас обоих в избытке».
Араб продолжал:
Теперь ты понимаешь, что значила для нашего рода кража единственного ребенка, да еще девочки, ведь в наших семьях матрилинейная родословная. Прадед узнал, кто был спасителем его внучки, отблагодарить, как полагается, он его не мог, он видел, что русских всегда сопровождает очень подозрительный человек. Поэтому все, что они смогли, это улучив подходящий момент, вручить ему дешевое колечко. Кольцо это серебряное с позолотой, материальной ценности оно не представляет. Мы не носим украшений из золота, у нас золото считается нечистым, приносящим несчастья, именно поэтому с давних времен туарегов нанимали сопровождать караваны с золотом через пустыню. Но дело в том, что кольцо это непростое, вы, европейцы не верите в мистические способности вещей, а зря! Это колечко охранное, оно передавалось у нас из поколения в поколение, видишь какие на нем знаки. – Он показал мне на рисунок, выгравированный на поверхности кольца. Я его и сама уже видела – чередование простых треугольников в разных ракурсах с причудливыми по рисунку крестами. – Главное, - продолжал он, - заключается в этом рисунке. Но это еще не все. – Он нажал на какую-то точку на перстне, и с правой стороны  от камня открылось крошечное углубление. – Пусто, - сказал он, - но мы сейчас это исправим. Наши женщины обычно прятали здесь благовония, но мы сделаем по-другому. -  Он достал из нагрудного кармана маленькую плоскую коробочку и открыл ее. Я заглянула в  нее, в коробочке было два отделения: в одном лежал какой-то коричневый порошок, в другом – белые похожие на крупный сахар кристаллы. Он насыпал порошок в углубление, и сказал:  – Сейчас покажу, как действует этот порошок.  - Потом подошел к плошке, стоящей в углу, насыпал в еду немного порошка, перемешал, открыл дверь и позвал собаку. В комнату вбежала борзая и бросилась к плошке. Через минуту плошка была пуста, а еще через минуту собака свалилась замертво.
- Зачем ты убил собаку?  - закричала я, вскакивая с места.
- Ничего с ней не случится, - засмеялся он, - скоро придет в себя. – Это нервнопаралитический препарат растительного происхождения. У нас его называют «Коричневая смерть Сахары», но на самом деле он совершенно безобидный.  Он  незаменим, когда тебе необходимо на какое-то время вырубить противника. Через час - два собака оклемается и будет как новенькая. А теперь посмотрим сюда, - он открыл второе углубление уже слева от камня, и разочарованно произнес: - Тоже пусто. – Он опять открыл коробочку и осторожно положил из нее в углубление несколько белых крупинок.
- А это что? – подозрительно глядя на него, спросила я.
- Это вещество помогает очень быстро восстановить силы. Достаточно одной крупинки, чтобы выбившийся из сил человек обрел второе дыхание.
- Это наркотик?
- Нет, конечно, хотя оно довольно сильное и прибегать к нему надо только в крайнем случае. Главное  - не перепутай порошки. Срок их годности – не меньше пяти лет. А теперь смотри, как открываются эти отверстия. Поняла?
Мне захотелось ощупать себя, чтобы  поверить в реальность происходящего. Я, правда, не в сказке, а? И потом, могу ли я ему полностью доверять? Туарег посмотрел на меня и, угадав мои мысли, весело расхохотался:
 - Неужели ты думаешь, что я могу навредить внучке человека, спасшего мою мать? Да у меня и свой интерес есть. – Он помрачнел. - Понимаешь, надоело мне все. Это не моя страна и не моя война. Я здесь оказался случайно. – Он помолчал, потом продолжал, опустив голову: - Я провинился перед матерью и в восемнадцать лет ушел из дома. Дед меня, правда, поддерживал, материально. Я поехал в Европу и, окончив университет, стал врачом, а мать мечтала увидеть меня ученым. Но я был твердо уверен в своей правоте, нашему народу нужны врачи, а не знахари, время не то. Хотя, одно другое не исключает.  Я хотел открыть свою клинику. Ну, а потом я совершил более серьезный проступок, нарушив обычаи нашего племени. Дед к тому времени уже умер. Да ладно, это неинтересно, - он махнул рукой, - Вот так я оказался здесь - для людей пустыни не существует границ.   Я думал помочь родственному народу обрести свободу, я ведь воин. А теперь я вижу, как наивен я был. Мои соратники скоро придут к власти, но народ и его чаяния интересуют их меньше всего, впрочем, как и любых правителей. Власть и деньги, большие деньги – вот их цель. А теперь поговорим более конкретно. Ваша судьба еще не решена, все закрутилось так быстро, что им просто не до вас. Вот-вот нам придет приказ выступать в столицу, час пробил. Поэтому вас, скорее всего, просто уберут, никто и знать не будет, пропали и пропали.
У меня мороз пошел по коже. Он бросил на меня внимательный взгляд и, кажется, все понял.
- План такой: сейчас мы пойдем к твоему жениху, и я извлеку пулю. Ты будешь мне помогать. Я оставлю тебе лекарства. Уколы делать умеешь?
Я быстро закивала головой: - Приходилось, - выдавила я.
- К вечеру ты должна поставить его на ноги. А ночью мы уйдем. Я довезу вас до въезда в Каир, дальше сами доберетесь. А я… - он вздохнул, - отправлюсь домой, я нужен своему народу. Когда моя мать узнает, что я спас внучку Косты, она простит меня. Вот только…, - он задумался. – Мать никогда не говорила, как выглядел Коста, поверит ли она мне?
«Да, видно, ты очень провинился перед своим народом», - не без злорадства подумала я.
- Может, у твоего деда были какие-то особые приметы? – с надеждой в голосе спросил он, и добавил, - это мой последний вопрос тебе.
«Так, сказки Шехерезады закончились, русские народные продолжаются  - вздохнула я. Пойди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что, да еще отгадай три загадки. Эврика!»– я чуть не ударила себя по лбу.
- У моего деда была лысина! – с жаром выпалила я.
 Араб недоуменно посмотрел на меня.
- Многие мужчины с возрастом лысеют, ты не знала, - ехидно заметил он.
- А, ну да, конечно, я неправильно выразилась, – засмеялась я. - Понимаешь, он был совсем лысый. Последствия контузии во время войны.
Туарег оживился.
- Вот и хорошо. Аллах да поможет нам! А теперь тебя отведут назад, расскажи все своему жениху, а я приду немного позже. – Он крикнул часовому, и меня отвели назад в нашу темницу.
В сарае я заметила, что Виктор вставал, солома была разбросана, дорожка из нее вела к ведру. Как же он смог добраться туда? Я наклонилась к нему, его лицо пылало, у него был жар.
- Потерпи, дорогой, скоро тебе будет лучше, - прошептала я.
Виктор открыл глаза:
- Алина, где ты была? Они не причинили тебе никакого вреда? – с усилием произнес он.
- Со мной все в порядке. Сейчас я напою тебя, а потом ты постарайся внимательно выслушать меня.
Когда я закончила свой рассказ, Виктор бессильно откинулся назад, и проговорил:
- Я все вытерплю, не сомневайся, мы вырвемся отсюда, если только этот араб нас не обманет.

Туарег пришел через полчаса, в руках у него был  медицинский чемоданчик.  Открыв его, он подозвал меня:
- Будешь подавать мне инструменты, смотри - вот это скальпели. Это ранорасширители, а  это зажимы. Здесь тампоны, а вот -  пинцеты. В общем, сообразишь по ходу. На вот, пока протри руки спиртом и натягивай перчатки.
У меня затряслись от волнения руки. Хорошо сказать - сообразишь по ходу! Конечно, всю жизнь только и делала, что ассистировала хирургам!
Он опустился на колени, наклонился к Виктору, что-то спросил у него, а потом влил ему в рот полстакана спирта. К моему удивлению мой «жених» даже не поперхнулся. Потом араб (черт, как же я не сообразила спросить, как его зовут) скрутил жгут из большой салфетки и вложил ему в рот.
- Сожми ее зубами, - сказал он ему. - Анестезиолога у нас нет, - усмехнулся он, - а местное обезболивание не получится, он не переносит новокаин, а у меня другого ничего нет. Так что придется потерпеть.
Он наклонился к ране, и одним движением снял повязку. Я старалась не смотреть туда.
- Ну, теперь будь внимательна, - сказал он мне. – Ты в обморок-то не грохнешься? Смотри-ка, а твой жених отключился, вот и хорошо. Вынь салфетку у него изо рта.
 Он обработал рану, и быстро бросил мне:
- Скальпель, вон тот с острым концом.
Я подала скальпель и отвела взгляд.
- А теперь расширитель. Черт, тебе придется помочь мне, один не смогу. Возьми расширитель с зазубринами, так, ухвати ткань вот здесь и держи. А сейчас подавай мне вон ту пластинку с загнутыми концами. Хорошо, молодец, можешь убирать расширитель.
 Я почувствовала, как к горлу стал подкатывать комок. Араб взглянул на меня.
- Держись, девочка, держись! Дыши глубоко. Тебя как зовут? Алина? Красивое имя! А я Ахамук, впрочем, зови меня коротко – Аха. Видишь как все просто. Теперь надо посмотреть, где наша пуля. Ах ты, дьявол! Кровотечение! Быстро подай мне вон те маленькие ножницы, я зажму сосуд. Теперь иглу. Так, ну вот и порядок. Будем сушить. Тампоны, подавай тампоны. А вот и наша пуля. Дай-ка мне корнцанг, ну, вон те изогнутые ножницы. Видишь, какая забавная игрушка? Так, красавица, так, сейчас мы ее подденем. Не так все просто, - пробормотал он, пуля задела кость, правда не сильно, с краю.  Придется удалять обломки, но их тут, хвала Аллаху, немного.
 Я отвернулась, ноги у меня затекли, а руки продолжали трястись. Мне было невыносимо страшно, а тут еще он со своей болтовней. Много позже Ольга объяснила мне, что хирурги не просто так болтают во время операции, привыкнуть  к кровавому месиву внутри человеческого тела невозможно. Особенно это непереносимо для новичков.
 – Вот почти и все, - услышала я его радостный голос. – Осталось совсем чуть-чуть. Подавай-ка мне еще тампоны. Сейчас  почистим, и будет как новенький.
 Но тут Виктор застонал.
  – Он приходит в себя, - запаниковала я.
 – Ничего, ничего, - успокаивал меня Аха.  - Давай отвлекай его, расскажи ему, как ты его любишь, ему будет легче, а я буду в это время зашивать рану.
Я растерялась. Виктор открыл глаза и стиснул зубы так, что у него побелели скулы. Он замотал головой, но при этом молчал! Я опустилась перед ним на колени.
- Любимый мой, дорогой, - начала я…, и полились слова любви, которые я, кажется, никому и никогда не говорила. Да и знала ли я раньше эти слова?! Откуда они у меня взялись?! Я наклонилась к нему, гладила и целовала его руки, по моим щекам текли слезы, а я продолжала, уже не замечая ничего и никого вокруг! Ни этого убогого сарая посреди огромной безжизненной пустыни за тысячи километров от моего дома, ни безмолвного туарега  с инструментами в руках. Неужели это та самая Любовь, которую я ждала всю жизнь, о которой говорил мне дядя? И мне уже абсолютно все равно, кто этот беспомощный человек, распростертый передо мной на грязной  соломе, о котором я не знала ровным счетом ни-че-го!  Ни его национальности, ни местожительства, богат он или беден, женат или нет, я даже фамилии его не знала! И как долго я шла к этой любви! Если бы сейчас на небесах раздалась музыка, я бы ничуть не удивилась. И это был бы мой любимый второй концерт Рахманинова - гимн человеку, идущему сквозь бури, навстречу ветру и непогоде. Преодолевающему все преграды на своем нелегком пути! Значит, права была старая цыганка, когда сказала, что я еще встречу свою любовь, только мне надо не упустить ее! Вдруг я услышала слабый голос Виктора:
- Алина, любовь моя!
Ахамук поднялся с колен и задумчиво произнес:
- Поехать что ли в Россию за невестой?
 И этот его недоуменный вопрос, обращенный к самому себе, разрядил обстановку. Я рассмеялась, вытирая слезы, а на губах Виктора появилась слабая улыбка.

 В течение всего дня я делала Виктору уколы. Краснота и отек спали, самочувствие его улучшилось, но на ногу он, конечно, наступать не мог. Аха дал ему снотворное, и он большую часть дня проспал, ему нужно было набраться сил перед трудной дорогой. Когда он просыпался, то расспрашивал меня о Москве, моих родных, работе. Мы говорили обо всем на свете, но о себе он почти ничего не рассказывал. Я только узнала, что по линии отца он – русский, его предки эмигрировали из России во время Октябрьской революции.
Ахамук появился, когда наступила ночь, и в деревне затихли все звуки, даже собаки улеглись спать.
- Охрана спит, - сказал он, - я подсыпал им в еду снотворное, но машину я оставил на всякий случай за деревней, так что идти нам далеко. Положи руки нам на плечи, - сказал он Виктору.
«Господи, только бы не споткнуться в этой зловещей тьме», - думала я, поддерживая Виктора.  До машины мы добрались довольно быстро и без приключений. Это был джип с открытым верхом. Было так холодно, что у меня зуб на зуб не попадал.
- Давайте быстрее, вдруг кто проснется, - торопил нас Аха.
Усадив Виктора, я укрыла его одеялом, которое лежало на заднем сиденье, и, прижавшись к нему, закуталась сама. Машина шла медленно, но дорога была твердой, как Ахамук угадывал в темноте куда ехать, осталось для меня загадкой, навигатора у него не было. Трудно сказать, сколько мы ехали, поездка казалась мне бесконечной. 
- Нам осталось недолго ехать, - предупредил Аха. – Алина тебе придется надеть паранджу, мало ли кто нам встретится. Она лежит у тебя в изголовье.
Я натянула воняющую верблюдом пыльную паранджу, и мне сразу стало теплее, я даже задремала.
Но вот джип остановился, послышались голоса. Мы стояли у блокпоста. Занимался рассвет. Я натянула одеяло Виктору на голову, шепнув ему: - Молчи, милый. - Сердце забилось пойманной птицей. Аха вышел из машины и пошел к часовым. Послышались веселые голоса, смех. Но вот он идет назад… один, значит все в порядке.  Я успокоилась. Машина тронулась, минут через десять раздался веселый голос туарега:
- Все, господа, приехали. Теперь будем ждать попутную машину для вас, авось повезет, - засмеялся он.
И нам повезло, вдали показалась старая облупленная развалюха, но это было даже к лучшему. Водитель, увидев заветные зеленые бумажки, сразу же согласился  подвезти нас. Ахамук что-то долго говорил ему, потом повернулся ко мне.
- Ну, прощай, девочка, - грустно сказал он, - желаю тебе счастья.
Я вынула визитку и протянула ему.
- Держи, может и правда, окажешься когда-нибудь в наших краях.
- Ты тоже запомни мое полное имя, меня зовут Ахамук аг Мажи.
Он пожал мне руку и, повернувшись к Виктору, строго произнес:
- Береги ее, англичанин, тебе крупно повезло. – Потом развернулся и зашагал к джипу. Мне почему-то стало грустно. Машина тронулась и довольно скоро я увидела железные решетки забора английского посольства.
- Останови машину, - велел водителю Виктор. Он повернулся ко мне: – Алина, тебе не надо там показываться, я не хочу тебя в это впутывать.
- Но ты сам не дойдешь, - возразила я.
- Помоги мне добраться до ворот, а потом уйдешь, а водитель пусть подождет тебя.
Мы выбрались из машины, Виктор обнял меня и запрыгал на одной ноге. До ворот было метров сто.
- Обопрись на меня сильнее, тебе так будет легче, - предложила я.
- А я не раздавлю тебя?
- Какой у тебя рост? - спросила я, чтобы отвлечь его.
- Шесть футов и три дюйма, - заученно ответил он. Потом спохватился:  - Метр девяносто.
- А вес? Если ты сейчас скажешь в фунтах, я …укушу тебя, - грозно добавила я.
Он расхохотался: - Девяносто один килограмм.
- Всего-то! - храбрилась я.
 Но вот и ворота. Неужели сейчас я расстанусь с ним?! Сердце заныло. Виктор прислонился к забору. Черты его лица заострились, видно, нелегко ему далось это путешествие.
- Алина… - начал он.
Я испугалась, мне показалось, что он сейчас скажет что-то ужасное, что разрушит мое и так хрупкое счастье.
- Не надо, не говори ничего, - прошептала я, - я не хочу ничего слышать. Просто… поцелуй меня на прощанье.
Он наклонился ко мне, и я увидела его измученные болью глаза! Глаза, в которых был свет любви! Неужели я не ошибаюсь? Он притянул меня к себе, и я ощутила его твердые теплые губы на своих губах. Я прижалась к нему всем телом, потом оторвалась от него, сунула в руку визитку, и побежала к машине. Рыдания душили меня.
- Я найду тебя, Алина! – услышала я его голос.