Алмазы бабушки Гали

Первое солнце марта смотрело в наше окно.
Словно талантливый зодчий, оно возводило колонны.
Воздух кругом наполнялся столбами упругого света.
И в обнимавшей всё это лучащейся тишине,
танцуя, беззвучно смеялись стаи алмазных пылинок.
Чудились мне в этих крошках светлые жители неба… 
Будто они навещают чью-то прекрасную душу.
Душу земную, в которой
небо навек поселилось…

Тихий час давно закончился. После ужина трое девчат из нашей палаты исчезли, впрочем, как всегда. Пришла пора неспешной вечерней беседы. Соседка привычно жалела о не слишком-то радостной жизни. Изредка ей кивая, я поглядывала на нашу «новенькую» - бабу Галю. Что-то в ней было необычное, но что? Обычная бабушка, давно за семьдесят. Пёстрый халат. Зелёная в цветах косынка. Выбиваются волосы… Волосы! Совсем чёрные, всего несколько серебряных прядок. И лицо – ясное, чистое, почти без морщин. Удивительно…
Пока я рассуждала, между соседками завязался разговор. Говорила уже бабушка.
- Послушай, да разве можно прожить без забот? Чему ты научишься, если трудностей не будет? Конечно, часто кажется, что злодей на злодее сидит и злодеем погоняет. Да, люди бывают жестокими. Но мы их не исправим, за собой следить надо. Надо всё ценить, всё уважать, всё любить и всех любить…  Вот послушай, что раз со мной было. Молодая я была тогда, спешила, помню, утром на работу. Взяла с собой кусок сала, а хлеба по пути купить хотела, да и забыла. Ну  так вот, пришло время обеда, все повынимали свои запасы, жуют так аппетитно, а я…  Достала сало, откусила кусочек, да назад-то и положила. Разве съешь сало без хлеба? Это без сала можно жить, а без хлеба – никак. Вот и думай: слава Богу, что хлебушек есть, а больше нам и не надо.
Соседка хлопала глазами, а я копалась в тумбочке. Ну, где же этот блокнот?! Похоже, записей в нём прибавится!

Как же заманчиво это – всё получить за мгновенье!
Столько путей предлагает вечно мятущийся мир!
Только уж больно всё просто, только красиво всё слишком,
Только всё очень похоже на мышеловку и сыр.
Море прекрасных теорий и всемогущие маги –
Тянут спасители мира руки на каждом углу,
Но их сиянье подобно блеску песчинок пустыни.
Средь миражей ждёт оазис,
он неприметен и сер.

Жаркой дискуссией окончился завтрак второго дня. Обсуждались вездесущие экстрасенсы, колдуньи в пятом поколении, бабки из соседнего подъезда и так далее. Трудно было придти к общему выводу: то ли они все шарлатаны, то ли некоторые всё-таки что-то могут, что и подтверждалось многочисленными примерами. Каждому хочется знать будущее, быть здоровым и счастливым. А вдруг кто-то может всё это дать, а мы и не знаем?
- Слушаю вас и диву даюсь, неужели и это все позабыли? – включилась в спор бабушка. –  Да разве вы не знаете, откуда все эти силы? Разве можно благодать получить какими-то наговорами и обрядами? Разве Бога призывают их заклинания? Не хотите верить тому, что Церковь о них говорит? Ну, так поверьте тому, что в любой деревне знают и помнят: такие люди спокойно не умирают. По их смерти сразу понятно, кому они служили и кто их примет к себе.
- А факты, факты! – донеслось от девчат. – Кто это видел? Кто подтвердит?
- Я видела. У нас в деревне жил татарин. Врач он был, и не плохой, многим помогал. А потом пить начал, да тогда, видно, и связался с нечистой силой. Вот что он делал: как умрёт человек, похоронят его, наш «экстрасенс» к могилке идёт и вызывает духов, разговаривает о чём-то, а после начинает будущее предсказывать. И ведь правильно говорил, сбывалось! Кое-кто уж и сомневаться начал, а может, и нужно его слушать, может, и к лучшему это. Но Бог не допустил. Стали отправлять у нас одного парня в армию, устроили проводы. Вот там наш татарин напился и пошёл куда-то. Куда шёл, неизвестно, да только по пути упал в лужу и захлебнулся. Ну как, похоже это на конец достойного человека? И никто, никто из них легко не умирает. Мучается бабка месяцами, пока «дар» свой кому не передаст, как её «хозяин» заставляет. А попробуй к ней священника позови: ужас, что твориться будет! Только лежала полумёртвая, а тут вскочит, кулаками замашет, зарычит, заорёт скверными словами… Так и было в посёлке одном, далеко от нас. Далеко-то далеко, а о той смерти все слышали.
Тут же кто-то вспомнил другую такую же бабку, кто-то слышал, как умирал колдун, сопоставили факты… На этом дискуссия была окончена.
Весь день было пасмурно, а к вечеру и вовсе заморосило. Спать было холодно и неудобно.

Утро, подобное ночи, только немного светлее,
Жестоко лишало забытья, последнего утешения.
Мёртвые стены сжимали душу холодным кольцом,
Будто её погребают заживо в этой тюрьме.
Тяжко на грудь навалилась мраморная тишина.
Верно, погибнуть придётся, глядя в немой потолок.
Вздох, и, похоже, последний, тихо к окну поднимался,
Но возвратился с ответом –
первым дыханьем весны…

Стоило открыть глаза, и мир снова стал реальным. Девчата щебетали о своём. Соседку мою так же, как и меня, придавило тоской больничных стен. Бабушка вдруг села на кровати.
- Чувствуете? Весной повеяло! Как же хорошо! Так же, как много лет назад, на сорок мучеников… Мы, дети, с утра бегали и кричали: «Сорок с юга прилетят!» А солнышко светит, снег в истоме, внизу  ручейки журчат. Воздух песней птичьей звенит, весна приближается. Гуси летят, ласточки летят, всё кругом летит…  Вот как природа создана Богом! Такие крошечки, а полмира пролетят и с пути не собьются!
Все замолчали, и комната наполнилась звуками бабушкиного детства. Казалось, что это мы, как дети, бежим по юной земле, встречая вернувшихся птиц…
А в приоткрытую форточку струился живительный воздух весны.

День и за днём непрестанно катятся мысли рекою.
Всё, что ни встретится в русле, воды с собой увлекают:
То, растворив, принимают, то вдруг выносят на берег,
Чтобы уже не встречаться с тем, что отринуть решили;
То на спокойной равнине кружатся водоворотом,
Чтоб разглядеть со вниманьем кем-то опущенный камень.
Так, омывая булыжник, воды алмаз очищают,
Чтобы его красотою
мыслей реке заискриться.

Три дня в одной палате – и все друг о друге всё знают. Много рассказано историй – печальных, счастливых, забавных. Наша чудесная бабушка больше слушала, чем говорила. Но всё время было ощущение, что говорящий для неё – не пустое место, что слышит она больше, чем произносят. И вот, вечером бабушка Галя прервала молчание:
- А хотите, я вам тоже кое-что расскажу? Это было в Пинске.  Внучкам моим ещё по три-четыре годика было. Я и приехала к ним в гости, как раз на Рождество. Решили сходить на службу. Церковка оказалась совсем небольшой, зато на её месте должны были построить собор. В тесноте меня прижало к аналою, где исповедовал какой-то священник. Подошла к нему худая-прехудая старушка и молчит. Батюшка на неё поглядел и спрашивает:
- Верите вы в Евангелие?
- Нет.
- А верите ли в Крест Господень?
- Нет.
- Да как же это?! Зачем же вы тогда пришли? – А та старушка повернулась и пошла себе. Стою я, смотрю и думаю про себя: и чего только на белом свете не бывает!
Я слушала, а перед глазами вставали очертания незнакомой церковки, силуэты священника и странной бабушки. Зачем было подходить к аналою, на котором лежали Крест и Евангелие, если она в них не верила? Что влекло её в церковь? Пришла ли она снова? Растаяло ли её сердце? Она…  А я? Я-то никогда не подходила к тому аналою. Нужно ли мне дожидаться старости, чтобы прийти на эту встречу? Не похожа ли я на ту старушку? У меня тоже Крест на шее и Евангелие в тумбочке. Я запоем читаю христианскую литературу и любуюсь иконами. У меня замирает сердце при мысли о Боге. Но войти в церковь – страшно. Исповедать грехи – жутко. Показаться неуклюжей и смешной – стыдно. И при этом – мечты о монастыре!
Неспроста ты рассказала свою историю, добрая бабушка…

Приходит он неотвратимо – неведомый, трепетный страх.
Вдруг вспоминается снова, что скоро отправлюсь я в путь.
Сокрыт он пока сизой дымкой, мой неизбежный маршрут,
Кажется часто далёким, кажется сказкою, сном.
Только себя не обманешь – я ведь готовлюсь к нему
Каждую жизни минуту, каждый сознательный миг.
Мне не известно ни время, ни отправления пункт,
Но самое страшное – помнить,
что мне неизвестен итог.

Четвёртый день отделение встретило шёпотом: «Ночью вынесли двоих!» Ребят из мужской палаты разбудили  в полночь, чтобы донести до морга тела. Утром все были необычайно задумчивы, все разговоры сводились к одному: смерти. Взгляды то и дело с надеждой обращались к «нашей» бабушке: а вдруг она сейчас скажет что-нибудь такое, что станет совсем не грустно и не страшно. Но она хранила молчание до самого вечера.
Вечером все начали вспоминать своих усопших родственников. Каждый говорил добрые и нежные слова о тех родных и любимых, кого нет рядом. И тут бабу Галю «проняло».
- Какая же я неблагодарная дочь! Соседу помогла, а матери родной…
Все зашевелились, стали успокаивать бабушку и просить рассказать, что случилось с её матерью.
- Ну, слушайте. Был у нас сосед, что называется, мастер на все руки. За что ни возьмётся, всё у него выходит. А главное, от всей души рад был любому помочь. Дожил до преклонного возраста. И вот однажды перед Пасхой он серьёзно заболел. Родные хотели причастить больного перед смертью, но он не соглашался, говорил, что слишком слаб, что после Пасхи окрепнет и причастится. Долго я его уговаривала, наконец, согласился. Привезли к нему батюшку, исповедался мой сосед и причастился. А через день, вечером, он отошёл - удивительно спокойно.  С миром.
А мама моя осенью умирала. У нас обычай был причащаться раз в год, Великим Постом. И не стала я её уговаривать, беспокоить не хотелось – нет, и ладно. Когда мамы не стало, я дала обет каждый раз, когда у меня третья смена, приезжать к ней на могилу. Но прошло несколько месяцев, и как-то раз, сильно устав после работы, я нарушила обещание. Просто легла отдыхать и крепко-крепко уснула. И вижу сон: иду я по кладбищу, а навстречу мне мама, светлая, радостная, красивая. Бросаюсь я к ней и давай расспрашивать:
- Мамочка, как ты, хорошо тебе там?
- Очень хорошо, дочка, - улыбается, - но лучше тому, кто перед смертью искренне исповедовался и причастился. Им и мытарства не надо проходить…
И тут я проснулась. И горько-горько заплакала. Радостно было, что маме хорошо на том свете, и стыдно оттого, что не выполнила я перед ней свой дочерний долг, не помогла по-христиански умереть. И теперь всегда, когда вспоминаю о смерти, у меня мама перед глазами.
Вдруг из пасмурного окна вырвался луч закатного солнца и упал к ногам бабушки Гали. Мне показалось, что по нему скользнула легкая тень и провела рукой по лицу любящей дочери.  И взгляд её прояснился. Бабушка замолчала и легла. Перед тем, как закрыть глаза, она улыбнулась.

Лица, и лица, и лица… Бледные пятна, не больше –
Всё, что оставила память от хоровода людей.
Кто-то запомнился взглядом, кто-то – улыбкою доброй,
Кто-то нам дорог советом, кто-то помог в трудный час.
Пусть имена позабыты, пусть и черты поистёрлись,
Только жива благодарность с ноткой щемящей тоски.
Скульпторы юного сердца! Помню я ваши касанья,
Каждую чёрточку вашу
на слепке души сохраню.

Меня выписывали. Мучили сомнения насчёт выбранного мною пути. Дома ждали вечные проблемы. Далеко, в другом городе, умирал близкий мне человек. Будущее окутывала непроглядная тьма. И ещё мучило то, что я так и не осмелилась поговорить обо всём этом с бабушкой Галей. Сердце чуяло, что она с её жизненным и духовным опытом может сказать мне что-то очень важное… Но нужно было бежать и снова вливаться в бешеный ритм бессмысленной жизни… Возле дверей кто-то тронул меня за рукав.
- Послушай, доченька… Если просится душа в монастырь, готовься, смелей иди к Богу. Придёт время, и появится возможность. Только не сомневайся, не ищи других путей. Милая, ты не представляешь себе, как это больно, какие это страдания… помнить, что могла… и что не сделала этого…
Я смотрела на бабушку в последний раз. В её глазах дрожали алмазы слёз. Солнечные пылинки танцевали в её волосах. Это её навещали жители неба в каждом луче.
Потом я буду очень часто вспоминать бабушку Галю. Когда будут смеяться мои дети. Когда буду гореть на работе. Когда, урвав у жизни пару дней, буду сидеть у реки и смотреть на воду. Моя печаль будет легкой, разбавленной простым житейским счастьем. Но слёзы в моих глазах будут говорить о том же, о чём плакали алмазы бабушки Гали.

01.03.2010