О докторе Уотсоне, Эпохе и актерской судьбе

Говорят, что англичане считают ливановского Шерлока Холмса лучшим в кино. И Английская королева его даже чем-то наградила. Но теперь Шерлоков стало так много, и все они по-своему блистательны. Ах! Эта игра чужого ума!

 А разными их делают прелестные частности. Кому что нравится. Я не хочу выбирать! Они мне оба нравятся! Потому что они не противоречат друг другу, а просто задевают разные струны, одной души, почему нет?

Например, ливановский Шерлок Холмс, не столько даже русский, сколько советский Шерлок. Это такая тоска советского человека по Гламуру. Холеный, холодный, нарядный, опрятный, безупречный. Как говорила Наташка Колбасина: "выглядит, как мальчик из хорошей семьи". А Новый Шерлок - как мальчик, с которого написали ливановского.

 Я их смотрю параллельно. Сначала нового русского Холмса, потом старого советского, как  и предлагают масс-медиа. Как будто сначала смотришь жизнь, а потом - то, что из этого сделал автор, как говорила Ахматова: "когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда!" Это очень здорово!

Но не с этого надо было начать. Надо было с Панина! Потому что это лучшая его роль! Потому что он, наконец, реализовался весь. Потому что он, наконец: и боец – офицер, готовый к бою, волевой, бесстрашный, и врач - холодный, циничный, чуждый сантиментам, и нелепый, нежный, беспомощный, очаровательный мужчина, каким он, видимо, и был. Но не мог реализоваться. Эта часть его таланта не была востребована в перестроечные времена, эта часть ни в ком из нас не была востребована.

Тут надо бы сказать об Эпохе и актерской судьбе. Он запомнился злодеем из "Бригады", и злодеем из "Боя с тенью".  Короче, злодеем. Что, в общем-то, тоже большая удача. Потому что фактура-то у него была, такая, я бы сказала, заурядная. И суть его актерского обаяния, именно на том и стоит: это страсть, прорывающая заурядную оболочку.

Только вспомнить, как у него меняется выражение лица от мягкого и прекраснодушного доктора  к жесткому офицеру: "Офицера может судить... только офицер!". Эти расхлябанные жесты, мучительные поиски позы и слова, с мгновенным переходом к готовой формулировке, к безупречному выстрелу! Блин! Обожаю! Великолепный Панин! Так жаль, что у сериала не будет продолжения! Светлая память!

Такой Уотсон, невозможен был во времена перестройки. Злодей – да. Нежный и влюбленный? – ну, Соломин, ладно, как-то так, хорошо одетый, и фактура, ладно - тоже да, а вот нелепый, смущенный, да еще и очаровывающий своей нелепостью и смущением Панин – нет! Тогда мы все мучительно переживали прививку свободы, богатства и власти. Симптомами была эта страсть к жестокости, к гламуру, к дорогим костюмам и автомобилям, к разврату, к перстням дона Карлеоне, к холодности, холености и безупречности.

Я думаю, что новый Уотсон - знак того, что в нашу реальность возвращаются человеческие ценности. Любовь к человеку, любому. К женщине. Дружба. Доброта. Любовь к родине, такая – не-идеологи-зированная, не пафосная. Офицерская честь. Достоинство. Снисходительность к бытовым слабостям. Нетерпимость к предательству.

В первых сериях кажется, что фильм снят исключительно для Панина. Но потом начинаешь замечать и Шерлока Холмса ( И. Петренко), и инспектора Лестрейда ( М. Боярский), и миссис Хадсон ( И. Дапкунайте). И каждый из этих образов - живее своих  предшественников и советских и литературных. Миссис Хадсон - разительно моложе и это самое большое удивление в фильме, инспектор Лестрейд – настолько же старше.

Шерлок Холмс теряет лоск, зато обретает человеческие черты – неряшливый, плохо воспитанный, безразличный к людям настолько же, насколько проницательный в своей дедукции, аутично замкнутый на деле, самонадеянный, смешной. Что, вообще-то, довольно сложно сделать с такой авантажной внешностью, как у Петренко ( его я тоже оценила в этом сериале) Проницательная миссис Хадсон говорит про него, что "он стесняется того, что тоже человек". И что у него есть чувства. Любовь, хотя такая, странная, вечно стоящая между ним и другой его страстью – Мориарти: «Чем он тебя берет? Что в нем такого? А я не отдам тебя ему! Так ему и передай!"

Соперничество - вот движущая сила образа. Это противостояние двух гениев. Нравственная составляющая для него - критерий довольно слабый. Он понимает хорошо или плохо, только если это касается его лично, как в случае с французским послом. И в этом он правдив, и наивен, как ребенок.  Доктор Уотсон, инспектор Лестрейд, миссис Хадсон и Ирен Адлер  - его поводыри  в нравственных вопросах.

Особое место в фильме занимает инспектор Лестрейд. Ну, во-первых, он перестает быть комическим персонажем. В исполнение М. Боярского он превращается в высочайший драматический образ. То, как свято Лестрейд верит в то, что полицейский не может стрелять в граждан: "Эти люди ложатся под пули за вас!" То, как он читает устав своим коррумпированным подчиненным прямо на месте преступления, потом расстреливает половину. Как подчиненные хором начинают повторять за ним клятву верности. Как он выдает доктору Уотсону запрет на печать: " Ваш труп даже не найдут!" То, что этот сор остается в избе, не выносится наружу, дает объяснение образу, и тому, почему литературные опусы доктора выглядят такими кастрированными по сравнению с реальностью.
 
И вообще, о реальности в фильме. Она, во-первых, есть! Она очень современная! И очень русская! При том, что она, конечно, очень английская! И, и - очень вечная! Я думаю, это такая игра авторов со зрителем в ассоциации, в аналогии, в противопоставления.

Я не знаю, есть ли в арсенале национальной английской кухни – щи, но миссис Хадсон готовит на кухне реальные русские щи! А их английская королева подозрительно похожа на нашу Екатерину! Увлечение гороскопами – вне национальностей и времен, и советы маленького редактора газеты: «Пишите, как Стивенсон, только свежее» - из вечных тем. Но есть и драматичные аналогии. Например, то, что доктор только что вернулся из Афганистана, очень сближает наши два века. Коррупционные скандалы – звучат просто злободневно. А планы по обрушению финансовой системы империи – уносят злого гения Мориарти даже дальше современности, куда-то в сюрреалистическое будущее.

Но мы вернемся к Панину и Холмсу. Они оба выросли. Они выросли вместе со страной.
Когда-то, во времена наших родителей улицы пустели во время показа «17 мгновений весны». В наши времена они пустели во время показа «Бригады». Мой ребенок с замиранием сердца смотрел «Бой с тенью». А теперь мы все смотрим «Шерлока Холмса».

Пафосный Холмс Ливанова, какой только и мог быть в те времена, вырос в Холмса Петренко - азартного игрока от дедукции. Персонажи-злодеи молодого Панина выросли в глубоких и чутких героев зрелого артиста Андрея Панина. Очень жаль, что так мало, так рано, и так внезапно.
Не хочется делать из его смерти повода для умиления или пафосного заламывания рук. Наверное, мало у кого есть право. Но сам факт такого обрыва, на таком взлете… хорошего артиста. И потом этот тип обаяния настолько неотразим!