Неудачники

Он был таким правильным и хорошим, что мог запьянеть от кефира. А квас ему вообще было нельзя – врачи запретили.
Зимой и осенью ходил в дурацком шарфе, всегда носил на левом запястье папины часы с потершимся ремешком.

Я точно помню, что именно на левом. Помню дурацкий ремешок и дурацкие руки, которые всегда были в чернилах. У него вечно протекали синие гелевые ручки.

Он был худенький, слабый, весь перекошенный, неуклюжий.

У него были проблемы со зрением. У него со всем в жизни были проблемы.

Он жил, кажется, с мамой и бабушкой, учился в огромном университете. Получал повышенную стипендию как хороший и умненький мальчик.

А я снимала комнату на окраине за восемь кусков плюс интернет, работала на кассе самую скучную в мире работу.

Из книг меня в комнате валялся только весь «Гарри Поттер». Я все собиралась его сжечь его за то, что уже десять лет нет письма. Но никак не успевала. На выходные все время были дела.

Один раз я пришла домой ночью. Поняла, что забыла купить хоть что-то на завтрак. Снова придется полдня голодать.

Утром вышла голодная, злая, а он перед подъездом.

Я его все мучила, не давала ему номер, но он знал, во сколько я выхожу на работу.

И ждал.

Он говорил о чувствах, я думала о помаде.

Когда мы расстались на перекрестке, он сунул мне в ладонь шоколадку.

Я отчего-то взяла.

И потом на работе втихаря ее съела. Она была вкусной, молочной, а я -  голодной.

Тогда я решила, что все-таки дам ему свой номер.

Он водил меня на скучнейшие концерты классической музыки. Просто пытка, непонятно, чего хочешь сильнее – спать или курить.

Он рассказал, что Мария Ремарк все же не баба.

Он искал и забирал меня с пьянок, а я всем врала, что он – мой троюродный деревенский брат.

Он говорил, что любит, может, и правда… хотя – за что.  Ему нужно было тихую, толстенькую и с большими глазами, как на картинах в музеях, куда он меня все время водил.

Он писал какую-то научную работу, а на прощанье всегда целовал меня в щеку.


Однажды меня назвали при нем нехорошим словом. А он читал слишком много книжек.

Он пошел драться. В его глазах решимость: «Дуэль!».

Все как в книжке.

Я осталась курить. Мне не хотелось на холод.

Говорят, их было трое. Говорят, они приехали нелегально и по-русски знали только то самое нехорошее слово… Это неважно, потому что у одного точно был нож.

А у моего неудачника были только дурацкий шарф, папины часы и решимость из старых книжек.

Я сидела на шесть этажей выше, курила и улыбалась.

Пока не услышала сирену скорой – было открыто окно.

Через три минуты, спустившись вниз, я поняла.

Что, наверное, я любила его.


Вот странно – мне и сейчас ничего не надо. У меня есть скучнейшая работа, комната и помада. Аттестат о среднем образовании я умудрилась потерять при очередном переезде.

Я ничего не хочу, мне ничего не надо.

Он же был лучше меня, он верил в бога, любил маму и бабушку. Он мог бы ходить в костюме, читать лекции, у него были бы трое детей и толстая улыбчивая жена.
Но он – был.

А я есть. Я - жива.