Л. Афанасьева Сивый

  ДЗ ЛМ: Создать образы:
Старая картошка
Назойливый торговец
Скрипучая дверь
Порез (например, руки)
Крепкое спиртное
Толстый шерстяной носок
Брошенная под  дождем собака
Бомж, спящий на улице под трубой
Человек мямлит на экзамене
Осмысленность существования


Сивый и сам не помнил, как его звали. Сивый и Сивый… То ли из-за сохранившейся шевелюры неопределенного сероватого цвета, то ли за любовь к сивухе получил такую кличку.
Проснулся он с тяжелой головой, стал искать, что бы поесть.
Старая картошка, дряблая и сморщенная, как лицо столетнего мексиканца, хотела жить. Она выпускала белые ростки, отдавая им свою силу. Но человек тоже хотел жить. Пусть это желание было неосознанным, инстинктивным. Оно заложено изначально во всех живых существах. И человек, как бы ни складывалась его жизнь, до последнего цепляется за нее.   Оборвав ростки, Сивый пытался ножом  очистить то, что осталось. Нож, с наполовину обломленным лезвием, не хотел входить в мягкое тело картошки. Но голод подгонял человека. При очередном нажатии нож соскользнул. Ниже большого пальца появился короткий глубокий порез. Чертыхнувшись, в сердцах он бросил и нож, и картошку. Из раны показалась кровь. Она стекала большими каплями, пока он искал, чем ее перевязать. В прозрачной бутылке на грязном столе было немного самогона. Некоторое время Сивый колебался – обработать рану или принять обжигающую жидкость внутрь. С огромным сожалением,  он всё-таки вылил часть на рану, кое-как перевязал ее. Глубоко вдохнув воздух, остатки влил в себя. Сделав паузу, выдохнул. Крепкое спиртное словно передало ему свои градусы – по телу волной разлилось тепло. И даже голод немного отступил.
Скрипучая дверь, с накрепко въевшейся в нее чернотой, за которой было трудно понять, какого цвета она была изначально,  нехотя, словно выражая свое возмущение  от низкого скрежета с  переходом в более высокие визгливые звуки,  повернулась на ржавых петлях и выпустила его.  Он окунулся во что-то серое и промозглое. Мелкий холодный дождь выравнивал, приглушал  все краски. Все виделось как сквозь серый, слегка мутный фильтр. Скулила брошенная под дождем белая кудрявая собака. Мокрая шерсть на ней слиплась и висела грязными сосульками снизу. В  глазах было недоумение: как так с ней могли поступить. Не приспособленная к жизни на улице, она просто сидела и скулила.
Равнодушно пройдя мимо собаки, Сивый направился к рынку. До него было довольно далеко, но там можно найти еду.
В воротах соседнего дома стояла, уперев руки в бока, баба.
- Ты где шатался? – грозно вопрошала она тщедушного мужичка, стоявшего перед ней с виноватым видом.
- Я… э… понимаешь.. – мямлил он, как двоечник на экзамене.
Дальше вдоль дороги тянулись большие трубы. Под одной из них что-то темнело. Подойдя ближе, он увидел, что это бомж устроил себе лежанку из каких-то дощечек и тряпья. Подтянув колени к груди, бомж спал. И Сивый подумал: как хорошо, что у него-то есть крыша над головой. Впрочем, от бомжа он только этим уже и отличался.
На рынке почти никого не было: мало кто в такую  погоду пойдет из дому. Скучали продавцы. Назойливый торговец  с кавказским акцентом, приставал к тетке, пытаясь схватить ее за руку: «Паасмотри, какие памидоры! Паачти даром! Выбирай. Паагади, не ухади. Ваазьми, дешево уступлю».
Цены кусались. Да и в кармане у Сивого было пусто. И он выискивал ящики, куда продавцы складывали овощи и фрукты, которые уже не годились для продажи. Несколько перцев, морковки с черными пятнами, три сморщенных яблока, несколько ещё твердых, но подгнивших картофелин и ещё кое-что. Большой удачей было то, что рядом с ящиком  в пакете, наверное, забытую кем-то из покупателей, он обнаружил булку хлеба. На пару дней добычи должно было хватить.
Собака все ещё была там, где Сивый увидел ее первый раз. Когда он  встретился с ней взглядом, внутри у него что-то шевельнулось. Он подозвал ее, и собака пошла за ним. Дома он обтер ее сухой тряпкой, поделился хлебом. Собака быстро обсохла, повеселела.
- Ну, что, псина, как тебя звать будем?
Та завиляла хвостом, подошла, села рядом.
- Ну, раз ты белая, будешь Белкой. Ты Белка, а я Сивый.
И каждый из них занялся своими делами. Хмель уже давно выветрился,  вернулся голод. Сивый разобрал то, что принес, обрезал и поставил варить картошку, а Белка вытащила откуда-то старый толстый шерстяной носок с протертой пяткой и побитый молью и весело его трепала.
Существование начало приобретать  некоторую осмысленность.