Гримаса истории

                «…залетаю я в буфет, ни копейки денег нет!
                Разменяйте десять миллионов!»
                Частушки.

Я познакомился с Энн случайно. А именно во время своего соло путешествия по Турции в одном из отелей Стамбула, где имел честь остановиться на пару недель. Я довольно быстро сдружился с компанией американской молодёжи,  путешествующей по Европе.  И уже на второй день пребывания там уже  мотался в их компании по огромному городу, осматривая его достопримечательности. Среди них была и Энн- юная, бойкая и чрезвычайно жизнерадостная особа женского пола. Во всяком случае она более или менее понимала мой ломанный английский и чаще всего я общался именно с ней. Энн принадлежала к многочисленной прослойке населения США, великолепно знающей историю своей собственной родины, но о грандиозных событиях, знаменитых личностях и культурном наследии других стран мира имеющих лишь смутное представление, зачастую основанное на комиксах и дешёвых фильмах. Так что совсем не удивительно было слышать её вопросы о злобном колдуне Распутине, погубившим царскую семью в той же самой Москве, где потом Ленин провёл свою революцию. Возможно она до сих пор был полностью уверена что по улицам многих городов России свободно ходят дикие медведи, а русские женщины все поголовно толстые, до сих пор носящие  сарафаны. И судя по всему с детства напуганная рассказами о страшном Сталине и злобных агентах КГБ, ехать в Россию желанием не горела. Переубеждать её представления я не в коей мере не желал- у неё была раздражающая меня привычка, столь характерная подавляющему большинству американских барышень. А именно  слушать собеседника со стеклянным взглядом и улыбкой до ушей, делая вид что страшно заинтересован беседой и усиленно кивать при этом головой, в большинстве случаев даже не воспринимая и четверти информации, которую пытался донести до них собеседник. Но по большому счёту девушка она была наимилейшей, хоть и чрезвычайно наивной, так что в принципе от общения с ней  я испытывал удовольствие. Как то раз мы, сидя в кафе за чашкой кофе, покалякали о том и о сём, коснулись погоды, путешествий и перешли на родственников. Свою родословную Энн знала с завидным превосходством и с особым восторгом рассказывала о своём прадеде, бывшим довольно состоятельным человеком и любителем всяких изысканных вещичек. Он же оставил своим наследника довольно приличное состояние и у самой Энн была перешедшая к ней по наследству вещичка, которую вышеупомянутый прадед в 1923 году  подарил её прабабке. Сама Энн не расставалась с этой вещью и с гордостью продемонстрировала её мне. Это был небольшой золотой медальон, который она носила на шее. Тонкий узор, покрывавший оправку каплевидного бриллианта сразу же выдавал руку искусного ювелира. Сам бриллиант, наверное, был не менее трёх каратов.  Такая вещица действительно стоила уйму денег и Энн, понизив голос, призналась что стоимость её двести с лишним тысяч. С этими словами она горделиво метнула на меня взгляд- тут в современном отеле, окружённом прислугой и полицейскими за такую вещицу бояться не приходилось. Как бы ни тепло звучала наша беседа, но от этого жеста явно потянуло отзвуком былой холодной войны. И я немедленно парировал его с сокрушительным  эффектом.
А мой прадед как раз в 1920 году, живя в Петрограде, купил себе стул за пятьсот тысяч - сказал я: Да, да. Именно за такую сумму. И эта реликвия до сих пор стоит у нас в доме.
И глядя на округлившиеся в неподдельном изумлении глаза Энн, сразу же добавил: И сидеть на нём не разрешается никому, кроме членов нашей семьи. Даже гостям. Но тебе разрешили бы. Уж очень ты очаровательная…
Это моментально заставило Энн закраснеть в смущённой улыбке и наша беседа плавно перетекла в другое русло. Мне даже не пришлось показывать фотографии своего дома. А так же честно  признаваться, что прадед в годы своей молодости меньше чем за миллион хлебную буханку не покупал. Зачем было до конца обескураживать бедную девочку- этим я окончательно разразил бы её  непомерное воображение. Её друзья, судя по всему после её рассказа им о нашей беседе, так же не смогли не поразиться расточительности моего прадеда. Во всяком случае до самого отъезда из Турции все они смотрели на меня с неподдельным уважением. Я же хоть и по прежнему испытывал ко всем им без исключения дружеские чувства, но теперь ходил гоголем. Даже токарный станок, на котором я в юношеские годы проходил производственную практику в училище, назывался ДИП- в честь завета генсека Хрущёва. И сейчас я  неукоснительно следовал ему: «Догнать И Перегнать!»