Несправедливость

Несправедливо.

Когда я был маленьким, года четыре или пять, не больше, мама рассказала мне о том, что ученые провели исследования с использованием специальной аппаратуры, вроде ЭЭГ, и открыли болевые ощущения у растений. Ученые подключали устройство к растениям и получали диаграмму, на которой были видны пики, соответствующие вмешательству человека в целостность этого хрупкого создания. То есть каждый цветок, каждая травинка и веточка испытывают боль, всякий раз, когда мы каким-то образом ломаем их. Они молчат, но чувствуют все не меньше нашего. Я же был очень чувствительным ребенком, всегда сопереживал чужому горю. Знаете, когда дети не кушают, то им говорят: «Дети в Африке голодают, а ты не ешь!» Мне всегда было очень стыдно перед этими детьми. Почему они не едят, а я ем? Это же несправедливо. Но я не знал, как помочь им, и мама не знала.

В тот же день мы с мамой пошли гулять в парк, что находился прямо под нашими окнами. Там было очень красиво, молодые деревья ласкали своими ветками землю, это были ивы, наверное. Трава сияла на солнце свежей зеленью, а молодые, еще желтые, одуванчики, заставляли улыбаться и радоваться жизни еще сильнее. То знание, что передала мне мама в тот день, превращало эту картину в неприкосновенный пейзаж, на который можно было смотреть, но не трогать, словно картины в известных галереях.

Каково же было мое возмущение, когда я увидел нескольких девочек, которые жадно рвали молодые ветви для каких-то своих нужд. Безжизненные, пустые и жестокие, их глаза страстно искали новую жертву, которая попадет в коллекцию этих подрастающих маньяков. Девочки методично ломали дерево с такой скоростью, что казалось еще несколько минут и весь парк превратится в пустошь. Я стоял и смотрел на это бессмысленное насилие, мне хотелось как-то все остановить.
Собравшись с силами, стоит уточнить, что мои противники были в несколько раз крупнее меня. Так вот, собравшись с силами, я направился к этим безумцам, совершенно не продумав стратегию собственных действий. И тут сработала классическая угроза моей мамы, но, на этот раз, ее озвучивал я:
- А ну хватит ломать деревья! Или я милицию позову! Уходите вон отсюда! – кричал я малолетним преступницам, а слезы текли из моих глаз, не знаю от чего, мне не было страшно, скорее очень обидно, за то, что никто не может защитить бедные растения, - пошли вон! Уходите! ДУРЫ!

Я не помню реакцию девочек, только то, что они ушли. Может, посмеялись над странным карапузом, который, картавя, прогонял их с игральной площадки, а, может, поняли меня, и сошли с кривой дорожки насилия, это останется тайной. Главное, что они ушли, что мне удалось отстоять эти прекрасные свежие ветви, весь парк отстоять. Странное чувство я тогда испытал, какую-то внутреннюю уверенность в своих силах, словно могу все. Раз защитил эти деревья, то кого угодно защитить смогу.

Несколько лет спустя, когда я уже учился в пятом, а то и в шестом классе и давно забыл о том случае в парке, по пути из школы домой увидел на дороге жука. Он был такой самый обычный жук, уверен, каждый видел такого, примерно сантиметр в длину, черный, а если положить его на спину, то он начинает щелкать своей шеей. Очень смешной жук. Я смотрел, как он полз по бетону, быстро передвигая лапками. Наверное, этот малыш был спринтером среди своих. Жук двигался уверенно, словно знает, куда и зачем, как будто у него были свои жучьи дела. И вот, в какой-то момент, я наступил на него своим ботинком. Просто взял и наступил. Был слышен хруст, хитиновый панцирь не выдержал такого большого давления. Я поднял ногу, жук был повержен. Но кем? Равным себе? Нет, его поверг глупый великан.

Потом я смотрел на пятно, которое оставил после моего вторжения жук. И тут в памяти всплыл тот день в парке, то, как яро вступился малыш за ни в чем неповинное дерево. Мне стало ужасно стыдно за нынешний свой поступок. До дома оставалось всего каких-то двести метров, но они длились бесконечно. Каждый шаг раздавался в голове громогласным: «Убийца!» Я представлял себе, как этот жук полз к себе домой, к своим детям, жене. А вдруг он полз к родителям! Вдруг, он, как и я, маленький мальчик, что тогда? «Как бы расстроилась мама, в случае моей пропажи, его родные расстроятся не меньше», - думалось мне.

Ужасные муки совести сопровождали весь оставшийся день. Во всем я видел напоминание о своем преступлении. Как я мог забрать жизнь? Как мог решить, кому жить, а кому нет? Да, это жук, но он же ЖИВОЙ! А теперь его нет больше. Не бегать ему по травке. Не играть с другими жуками. Я решил его судьбу, просто забрав жизнь. Почему я это сделал? Потому что мог. Мог раздавить маленького жука, который не представляет опасности. Я стал тем, кого ненавидел. Теперь мой взгляд наполнен пустотой и жестокостью.

В тот день я долго не мог уснуть, практически до самого утра. Ворочался, думал о том, кем становлюсь, плакал. Мне было грустно за жука, за себя, за то, что где-то семья жуков все еще ждет своего сына или отца. Но больше всего мне было больно от осознания того, что я впервые в жизни поступил не по совести, был несправедлив.

Сейчас прошло уже почти двадцать лет, с того дня, как я убил жука, но до сих пор мне стыдно за то, как поступил тогда. И вот, относительно недавно, я шел по коридору общежития, в котором живу, и увидел маленького таракана. Он полз по кафелю, никому не причиняя вреда, в направлении комнаты с мусоропроводом, которая, я уверен, является его домом. Каждое движение этого малыша напоминало мне того жука, но, будьте уверены, на этот раз я не стал вторгаться в его жизнь, просто наблюдал за тем, как он ползет. В этот момент из своего кабинета вышла комендант этажа, пожилая женщина, занимающая не самую привлекательную должность, она всегда с пониманием относится к студентам. И вот, ей на глаза попался маленький таракан, сделав несколько шагов к нему, женщина легким движением раздавила жучка.

Я смотрел на нее, совершенно не понимая, что происходит, как она может так спокойно забрать жизнь у другого существа. Она заметила мой взгляд и произнесла:
- Ты что-то хотел, сынок? – ее голос был полон доброжелательности, губы расплывались в улыбке, но я видел оскал, а слышал издевку над моими чувствами.
- Вам не стыдно? – чуть слышно спросил я.
- За что? – продолжая скалиться, уточнила она.
- Вы только что лишили кого-то самого главного, что только есть на свете.
- Ты что, заболел? Хорошо себя чувствуешь? Пойди поспи, эти дипломы ваши, совсем ребят в могилу загоняют, … - женщина продолжала говорить, но я уже ничего не слышал, у меня в голове крутилась одна мысль: «Она же казалась мне такой хорошей».

Я вернулся в комнату, совершенно забыв, зачем вообще выходил из нее. Возможно, я не сделал того, что намеревался, но понял одну важную вещь: до сих пор, убийство таракана вызывает у меня куда больше горечи, чем разбитый телефон или потерянные деньги, чем что-то, из-за чего мы все так привыкли расстраиваться. И эта женщина меня расстроила совсем не тем, что убила таракана, а тем, что она сделала это словно так и должно быть. У нее не появилось даже мысли о том, каковы последствия ее действия.

Нас с детства учат, что насилие по отношению к людям это зло, а животные и растения – они не страдают, не знают, что такое жизнь. Но все забывают, при этом, что жизнь ценна не осознанием того, что ты жив, а сама по себе, тем, что она есть. И никто не имеет права решать, кому жить, а кому умирать, так как нам принадлежит только наша собственная жизнь и ничья больше.