Великий Марко Бланко

Жизнь потускневшего итальянца превращалась в полку с фильмами без наклеек. Разводить хлопья пивом – где это было? Курить и стряхивать пепел в стакан с гниющими чаинками – это из раннего Джармуша? Или жизнь недостаточно поэтична в своей убогости, чтобы вдохновлять режиссёров? Вся обстановка крохотной и утопающей в холостяцком хламе квартиры виделась Марко в сотне фильмов классической эпохи, а это давало надежду на хэппи-энд или на трагический финал. Итальянец не знал картин, в которых ничего не происходит. Даже самое заурядное действие вело к развязке, а его жизнь застыла на месте, как вырезанный кадр, и лишь слегка колыхалась на ветру.
По плану Марко Бланко ещё год назад должен был получить свою главную роль и занять место в Пантеоне. В электронном ежедневнике всё выглядело идеально:
1. Первый год в Голливуде – актёрские курсы. Пройдено успешно.
2. Второй – поиск агента. Найден. Правда, не такой колоритный и бойкий, как представлялось Марко, но зато добрый. В этом же году активные съёмки в рекламе, в массовке и внедрение в актёрскую тусовку.
3. Третий – получение роли второго плана.
4. Четвёртый – получение главной роли.
5. Пятый – место в Пантеоне, женитьба на фотомодели, жизнь звезды.
6. Десятый – звезда на Аллее славы.
7. Пятнадцатый – восковая фигура в музее мадам Тюссо.
Дальше амбиции Марко не закатились. Гнусный второй пункт разбух и заткнул вентиляцию, по которой итальянец полз к свету. Лысеющий агент Ганс сумел за пять лет выбить для подопечного лишь несколько ролей в посредственных рекламах да пару эпизодников без реплик в сортирных комедиях.
Марко развернул старенький планшет, словно это был бамбуковый коврик. Загружался медленно, железо старое, уже у всех давно были гаджеты толщиной в два миллиметра, а парень со своими пятью выглядел особенно жалко.
Бланко надеялся, что в Голливуде все красивые девушки будут с ним, раз уж он теперь актёр. В родном городке проблем со съёмом не наблюдалось, только качество партнёрш Марко не устраивало. Здесь же все были красавицы и ходили по улицам только в облегающей и открытой одежде. Но девушки Голливуда пользовались приложением «Whoredatabase», в котором обменивались информацией о местной фауне мужского пола. Поэтому соврать им было невозможно – красавицы знали, что он неудачник и слыл в своём городе ловеласом, поэтому отказывали Марко в знакомстве.
Неожиданная радость – письмо от Закари. Вместе с имейлом развернулись тёплые воспоминания о школе и юности.
«Эй, Мэрри, как оно? Ты уже надрал задницу местным петушкам? Они – дерьмо, а ты действительно хороший актёр. Помнишь, как я ждал с тобой автобус, провожая тебе в этот Гомовуд? Ты показывал всех чуваков старой школы, и ты прям копия молодого де Ниро из «Таксиста». Они обязаны дать тебе роль в ремейке. Бери свою кривую немецкую сардельку и тащись на кастинг».
Марко перестал улыбаться и открыл сайт с киноновостями. Действительно, объявили о начале съёмок ремейка культовой картины. Неизвестно, кто будет в главной роли, режиссёром закрепили того помпезного армянина Георгисяна, который уже испохабил своими ремейками «Крёстного отца» и «Китайский квартал».
Марко мог бы ненавидеть его, если бы было кого любить. Всё, что сейчас выходило – ремейки и экранизации бестселлеров. Прошлое переносилось в настоящее, а будущее – в ещё более далёкое далёко. Каждый из этих георгисянов стремился показать пренебрежение к классике, к фильмам, благодаря которым Марко решил стать актёром. «Если я хочу играть, то должен приспособиться, спрятать своё мнение куда подальше, просто работать. А когда уже я стану великим, тогда всё изменю. Вытащу из трущоб толкового сценариста. Или напишу всё сам, сниму своего «Гражданина Кейна». Ведь не назовут же кого попало Марко Бланко!»
Итальянец видел себя в будущем только в Пантеоне. Так называли неформальную группировку актёров Голливуда, которые всегда играли только главные роли. Марко скептически оценивал состав Пантеона, считал этих напыщенных снобов переоценёнными и застрявшими в одном амплуа. «Если я буду на вершине Пантеона, то докажу, что современный актёр – не смазливая мордашка, не один привычный образ, а целая галерея личностей. И всех буду отбирать по таким критериям. Кроме девушек, конечно».
Марко курил, размазывал языком по нёбу кислые хлопья и переписывался с Гансом, убеждая его пойти к продюсерам «Таксиста. Наше время» и выбить для него роль. Немец долго мялся, а потом пообещал подумать. Снова состояние слайда-на-ветру вернулось к Марко.
Сначала Марко горевал, что путь к славе совсем застопорился, но спустя три месяца мягкоголосый агент принёс в ухоженных ручках эпизодическую роль.
Юноша-проститутка. Именно так, переосмысление Георгисяна было в лучших традициях Гомовуда, как говорил Закари. Марко предлагалось сыграть друга главной героини, которого снимают мафиози. Сначала парень не хотел принимать позорную роль хотя бы из уважения к оригиналу, но передумал из-за замученного Ганса, который с трудом выбил для него участие. И отчасти из-за себя, хотя путь к славе Марко представлял совсем не таким.
Реквизит, декорации и натура остались в прошлом. Изначально студии хотели сэкономить, снимая всё на фоне зелёного экрана и добавляя потом нужные задники, но на деле средств уходило куда больше. Но технари на этом не останавливались и вскоре вместо реквизита все начали пользоваться «проволонами». Так на жаргоне называлось устройство, напоминающее внешне клубок из проволоки с нанизанными датчиками. При обработке на место проволона помещался планшет, пистолет или оторванная голова. После закона о свободе вкусовых предпочтений в фильмах вообще перестали показывать еду и напитки, поэтому актёрам было легче обращаться с муляжами.
Марко выделили всего две реплики. «Эй, красавчики, не хотите ли поразвлечься?» и «О, меня на всех хватит». Партнёрша Кристалл Вульф капризничала, просила сократить её строки и требовала мохито. Актёр мариновался в тяжёлом позорном гриме и облегающих джинсах. Целый день Георгисян снимал сцену у борделя, пока не убедился, что оригинал достаточно уничтожен и унижен.
Зато после съёмок Бланко ждало две награды. Режиссёр похвалил его и посетовал, что если бы не Вульф, то сцену сняли бы с первого дубля. Георгисян пообещал позвать его в следующие проекты.
– У меня сейчас ещё пятнадцать фильмов в плане, пока только над тремя могу работать, — бросил он небрежно.
Марко направился к гримёрке для черни, но его остановил Роджер Нуар, новый «де Ниро». В нём не было ни грамма харизмы, но при этом актёр всегда приглашался на роли характерных и ярких героев. Стандартное смазливое лицо, волосы уложены в гребешок, банальная накаченность и раздутые от злоупотребления всем зрачки.
– Приятель, я слышал, ты тоже итальянец?
– Тоже?
– Типа мы должны вместе держаться и всё такое, как две макаронинки, ага? — Он пихнул собеседника кулаком в плечо. – Приходи ко мне на вечеринку, я тебя со всей нашей тусовкой познакомлю. И милашка Вульф там будет. Тебе же понравилось с ней работать, да? Оценил её потенциал?
– Естественно.
Так Марко Бланко исполнил последнее условие второго года – стать частью актёрской тусовки. Роджер вёл себя как заботливая курица – знакомил с каждым на своей вечеринке, сплетничал обо всех, советовал как пробиваться в тяжёлом мире шоу-бизнеса. Марко увидел всех ярких личностей Голливуда вблизи и снова удивился, насколько они все блеклые по сравнению со старой гвардией. Там кого ни возьмёшь – харизма, характер, сила, красота, а эти лишь смазливость и симметричное тело. Вон Даррен Тоттен – суровый лысый мужчина, который просто хочет делать свою работу, Джордж Уирри – нелепый напарник и воплощение всех стереотипов о чёрных, Киран Таффи – чудак, Майами Кенг – азиат, владеющий всеми видами восточных единоборств, Питер Габриэль – импозантный старик и ещё сотни образов, разбросанных по однотипным фильмам.
Роджера всегда звали в ремейки фильмов Кополлы и Скорсезе. Его амплуа было что-то вроде «обаятельный итальянец», но как же он убого его воплощал. И при этом в год снимался в главной роли как минимум в трёх проектах. Марко не мог понять, почему Нуар так востребован, ведь его игра была даже не тенью, скорей тенью тени великих актёров.
Бланко ненавидел Роджера и при этом чувствовал себя ему обязанным. Партнёр не только перезнакомил его со всеми сливками Голливуда, но и уговорил Георгисяна взять Марко на должность дублёра.
– Смотри, короче когда мне надо будет показать какую-нибудь хрень, когда мне не хочется, то будем снимать Марко, ладно? – объяснял Роджер. – Типа заплакать или засмеяться. Знаешь, если я не в настроении, то это надолго, а тут мы снимем эту фигню про проституток быстренько и всё, ты побежишь по своим делам, а я по своим.
Георгисян удивился, что Нуар, славившийся на весь Голливуд своими силиконовыми мозгами, сумел выдать нечто рациональное, и не оправившись от шока вписал Марко на роль так называемого дублёра. Если в кадре важно туловище, то снимали Роджера, когда требовалась работа лицом, то брали напарника. Марко не мог понять логику этого действа, а потом выяснил, что фанатов куда больше волнует накаченное тело Нуара, а не его стандартные черты. Даже на постерах Роджера снимали без головы, со спины или прятали лицо за волосами. Идея снимать так исходила от оператора, толстого финна в комбинезоне и с длинным тонким хвостом на затылке. Имени его Марко не запомнил, но решил, что камеробог делает для съёмок гораздо больше режиссёра. Пока Георгисян гадал на чаинках на дне стакана, оператор раздавал указания актёрам и другим людям за камерами.
Вскоре Бланко выяснил, что причина замены – абсолютное неумение партнёра работать с мимикой. Парень не понимал, как его вообще взяли в актёры. Даже за пределами площадки Роджер мог изобразить две физиономии – радость и сальные намёки.
После недели съёмок в новом «Таксисте», Марко отправился в офис Ганса. «Вдруг для меня есть ещё что-то. Так устал от этого всего».
– Ты что здесь делаешь? – спросил немец испуганно, когда Бланко заглянул в комнату. – Мы же больше не работаем вместе.
Чего это?
– Ко мне приходил продюсер Роджера Нуара и сказал, что ты теперь всегда будешь работать его дублёром, следовательно, нигде больше сниматься не можешь. Теперь гонорары будешь получать от «Нуар Инко».
– Ты совсем что ли? Почему ты мне ничего не сказал?
Марко готов был разнести эту аккуратную комнатушку со статуэтками гусей и живыми цветочками, а заодно выбросить в окно опрятного хозяина в этой его грёбаной вязаной жилеточке и глаженой белой рубашечке. Ганс заломил руки и пролепетал:
– Я думал, ты знаешь. Но это обычное дело, такова судьба дублёров. Видимо, ты слишком слабый, чтобы быть самостоятельным актёром.
– Ну знаешь!
Бланко глубоко вздохнул, стиснул кулаки и ушёл, хлопнув дверью. «Надеюсь, хотя бы один чёртов гусь разбился от этого!» Юноша собирался бороться или сбежать, но когда «Нуар Инко» вручила ему гонорар за первую неделю работы, то решил обдумать план революции пообстоятельнее.
Теперь Бланко присутствовал на площадке каждый день. На его глазах любимый фильм крошился, словно древняя стена. Каждая песчинка, каждый камушек застревали в его душе, заменяя отточенные сцены оригинала на пошлый фарс ремейка. Но что это? Снова утомлённый Роджер уходил с площадки, а Марко плёлся гримироваться, где в очередной раз слышал дико остроумную шутку от азиата: «Вы все, макаронники, на одно лицо». Георгисян не мог и не хотел объяснять, что он пытается увидеть в эпизоде, поэтому Марко играл как мог. Плакал, дрожал губами, стискивал кулаки, смеялся как истеричка, словом, пытался сделать изуродованного сценарием персонажа чуточку живее. Только финн подсказывал, хорошо или плохо у него получается.
Марко много слушал и понял, что все режиссёры работают как Георгисян, то есть, просто следят, чтобы актёры играли по сценарию. В текстах не было ни одной ремарки, поэтому догадаться о том, что сейчас должен делать герой, можно было только по сюжету. По большому счёту режиссёры были пригодны только чтобы привлечь в кинотеатры нужную аудиторию. Бренди снимает переделки сказок с элементами порно, приглашая на главную роль только чудилу Таффи, Леррой – сиквелы комедий восьмидесятых, Сторм – боевики о суровом мужчине, который просто делает свою работу, конечно же, в тандеме только с Дарреном Тоттеном, ну а Георгисян – ремейки культовых картин. То же самое касалось актёров – если то ли другое смазливое туловище было задействовано в фильме, то туда обязательно шли, неважно, насколько плохо тело сыграет и насколько бессмысленным будет сюжет.
Теперь Марко тосковал о днях в стиле «слайд-на-ветру». Скучал по скуке. Съёмки выматывали, Роджера актёр теперь ненавидел ещё больше чем до знакомства. Зависть это была или нет, но Бланко не мог мириться с тем, что такой бездарь, который даже чуточку не старается, получает такие роли, в то время как талантливый итальянец обречён на вечное забвение. Пускай теперь информация о нём в «Whoredatabase» сменилась с «неудачника» на «может угостить эпплтини и привести на пати к РоНуа», и в квартиру приходила убираться экономка, всё это не могло заглушить желания прославиться.
Единственное, что давало отдушину – переписка с Закари. Старый друг рассказывал об обстановке в их маленьком городе и от всего сердца ругал современное кино.
Но это письмо Закари заставило Марко впасть в отчаяние ещё больше. В два часа ночи он только вернулся со съёмок, вытащил из морозилки мороженое, облил его коньяком и стал постепенно размешивать, пока загружался планшет. Марко как всегда опоздал – купил двухмиллиметровую модель, а спустя неделю вышла полуторамиллиметровая.
«Йоу, Мэрри, что, как оно? Идёшь завтра на вечеринку к своему петушиному дружку, ему полтос, между прочим. И да, я сегодня хотел посмотреть «Завтрак у Тиффани», а с харда его удалил. Во всех магазинах только сраный ремейк с Вульф. Ты слышал, что теперь у фильмов выходит срок годности? Ну и дела, ты это, ограбь их архив с плёнками, а я начну делать запасы, иначе просто свихнусь от современного кино».
Пятьдесят лет? Марко поверить не мог, но затем сопоставил факты. Роджер выглядит моложе него, однако сниматься начал двадцать пять лет назад. «Ему в два раза меньше чем мне, у него карьера в пять раз больше моей. И то, Нуар играл только в громких проектах, а я всё как-то больше по рекламе. И за это время он ничему не научился?»
На день рождения Роджер купался в бассейне с шампанским и снюхивал кокаин с плоских животов самых красивых актрис Пантеона. В прессе писали о громкой вечеринке, но на фотографиях партнёр не светился от радости и вообще позировал с таким же очумелым лицом, как и в обычные дни. Марко решил уйти с этой безумной тусовки пораньше, но у самой двери его догнал Нуар и отвёл за колонну.
– Поговорить надо.
– Нам завтра в 10 на площадку, я хочу выспаться.
Роджер потёр плечи как от холода и впервые за время знакомства показался Марко испуганным.
– Не бросай меня, ладно? Я среди них с ума схожу. Они какие-то все странные. Мне реально вообще очень жутко. Ты единственный тут, с кем мне нормально.
– Ты пьяный просто, — успокоил его Бланко.
– Не, я всегда так думал. Ты вообще мой единственный друг на свете.
Бланко насилу отделался от именинника, чтобы не услышать ещё более откровенных признаний. «С чего вдруг он так ко мне тянется? – злился юноша. – Пантеон ему ровня, пусть там себе друзей и ищет».
После торжества Нуар на работу не явился, поэтому все сцены пришлось снимать с Марко. Юноша видел, насколько присутствующим безразлична их работа. Они напоминали несчастных тощих животных из шапито, которое приезжало летом в их городок на ярмарку. Каждый мечтал лишь о том, что вся эта тоска закончится, и можно будет передохнуть до следующего ублюдского фильма. Марко копил в себе ненависть весь день. Его отпустили только под утро, взмыленного и растёкшегося. Ассистент режиссёра напомнила, что завтра, точнее уже сегодня все должны быть в 10 утра на съёмках.
Актёр выпустил ненависть в гримёрке, швырнув стул в зеркало. Глядя на располосованное отражение в когтистых лапах трещин, парень понимал, что обязан всё изменить.
Хотелось спать, но клокочущие мысли приподнимали голову от подушки. «Я не пойду на площадку. Это же издевательство какое-то. Я практически все сцены играл за Роджера. Какой смысл вообще в этом всём? Пусть пишут на афишах – режиссёр Георгисян, в главной роли Нуар, а сами показывают чёрный экран. Зрители всё равно отобьют кассу, а критики будут захлёбываться блевотиной в прессе. Я должен что-то изменить, я ведь Марко Бланко, а такие шикарные инициалы не даются кому попало». Юноша заснул, обхватив подушку, и уже на кромке макового поля решил, что убьёт Роджера Нуара.
Отец не одобрял желания стать актёром, но зато подарил сыну контрабандный пистолет. «Вальтер» покоился в коробке, обёрнутой в свитер. Миссис Бланко, как и все примерные итальянские многодетные матери, исправно снабжала детей вязаными вещами, даже если они жили в городах вечного лета.
Марко сбрил волосы, оставив лишь небольшую дорожку поперёк головы. «Пусть сразу увидят, что я задумал что-то. Как же, испортил фирменную стрижечку под Роджера». Бланко надел кожаную куртку, спрятал пистолет во внутренний карман и оставшееся время дома посвятил вытаскиванию пистолета и снятию с предохранителя. Парень репетировал перед зеркалом и решил, что это будет смотреться эффектно. Его не останавливало то, что до этого он ни разу не стрелял и вообще понятия не имеет, сможет ли правильно прицелиться и снести голову жалкому Нуару.
Некстати перед глазами всплывала перепуганная физиономия Роджера и его слова о единственном друге. «К чёрту! Он всё у меня украл. Я мог действительно изменить Пантеон и весь кинематограф, а вынужден нести пожизненную вахту дублёра. Хорошо, я не прославлюсь как актёр. Я буду известен как убийца актёров. В судя я всё скажу, что думаю об их прогнившей системе». А на задворках мыслей билось тихое и настойчивое: «Просто зайди и выстрели».
Роджер стоял возле автомата с напитками и лил в горло кофе с колой. Он смял банку и приветственно помахал другу. Даже пистолет в руке не заставил Нуара выбрать иное выражение лица. Прежде чем Марко опрокинули на пол и заломили руку, левая часть лица Роджера распустилась кровавыми ошмётками. Жидкости и кости сползали по стеклу автомата. Туловище, отточенное лобызаниями фанатов, постояло ещё секунд десять и упало.
Марко не чувствовал ожидаемого торжества, даже наоборот. Как будто поспорил с друзьями, что прыгнешь с тарзанки в озеро, и уже в полёте вспоминаешь, что до обморока боишься высоты. «Я убил обаятельного итальянца. Что теперь будет? Ещё никто из актёров Пантеона не умирал».
Запястья стиснул жгут. Марко рывком подняли и поставили на ноги. Ещё один жгут сомкнулся на шее. Как за ошейник его держал оператор. Гримёр-азиат приближался к ним.
– Я вызвал сестрёнок, сейчас они тут всё в порядок приведут.
– А со свидетелями что делать?
– В прессе напишут о чудесном исцелении. Эррки, ты как в первый раз вообще.
Гримёр снял с запястья эластичную чёрную повязку и стянул ею глаза Марко. Он мог брыкаться и отбиваться, но взорвавшееся лицо Роджера распространяло из памяти парализующий яд по всему телу. Бланко вели в другой павильон, как он думал, к полицейским. Открылась дверь. Вокруг слышалось шуршание как от копировального аппарата и бульканье. Преступника толкнули на каталку, зафиксировали ремнями, а после подняли вертикально.
– Давай покажем ему.
– Конечно, обожаю их рожи в этот момент.
Повязку сдёрнули. Марко заморгал, привыкая к гниловатому персиковому свечению, и заорал невольно. За стеклом, закреплённые трубками и подпорками, стояли части тела и почти готовые туловища. Они постепенно, уровень за уровенем, росли вверх, словно их распечатывали на запрещённом 3D принтере. Кожу и органы пронизывали лучи, сверху лились белые нити, сплетающиеся в кости, периодически по мышцам пробегал ток. Одно из тел было почти готово, не хватало только верхней части головы. Черепная коробка постепенно наполнялась мозгом, глазные яблоки рассеяно шевелились, такие беззащитные без век.
Бланко знал, что все эти идеальные заготовки – Роджеры Нуары.
– Скажи мне, Сейя, почему именно этого парня убивают чаще всех? У меня ещё тело не готово, неделю точно заполняться будет, а его ещё обучить надо всему. Георгисян сорвётся.
– Пусть Балтимур отзовёт одного из Роджеров со съёмок, закроет какой-нибудь проект. Где он ещё снимается?
– В ремейке «Жизнь прекрасна» и экранизации «Тёмной башни».
– Так «Тёмную башню» закроют через месяц, это же традиция. Можно свернуть проект раньше. Пусть опять «Ворнеры» забуксуют, привычное дело. Ладно, с этим потом разберёмся, давай сейчас этого макаронника на генетический материал пустим и пойдём поедим.
Марко забыл о своей пламенной судебной речи, которую прокручивал в голове. Всё, что срывалось с его губ – мольбы о пощаде. Смелость, бесстрашие и любовь к кино отобрали смуглые накаченные полутела, которые неизвестное божество вязало на тысяче спиц.
– Пожалуйста, простите меня, я сорвался, я под кайфом был, честно, я вообще не в Роджера хотел выстрелить, он же моим лучшим другом был, я не знаю как так вышло, пожалуйста, пожалуйста, по…
– Слушай, может и правда оставим его? – смягчился Эррке. – Парень хорошо играет, отмоем его, почикаем, всунем силикона куда надо, будет ещё лучше Роджера.
– Балтимур будет против. Да и ты видел этого макаронника, он слишком артистичный, как ты предлагаешь с него клонов штамповать? – возразил Сейя, поднимаясь по лестнице к розовому ящику, напоминающему гроб для Барби. Открыл крышку, зажал нос и отошёл к панели управления на крышке.
– Ты прав. Прости, парень. Ты сам виноват, если уж так хотелось быть актёром, шёл бы в любительское кино.
– Артхаусники ничего не получают. Их никто не знает. Они умирают в нищете, — проговорил Бланко, чувствуя, что во рту и в желудке расцветает хлопок. Эррки устроил «поддон» в основании гроба и попрощался сочувственно:
– Жаль. Извини, ничего личного, всего лишь бизнес.
Юноша улыбнулся широко, словно знал, как здорово умирать с классической фразой в ушах. Финн задвинул поддон, а Сейя нажал на старт. Великий Марко Бланко ощутил каждой порой тела самую страшную боль в мире, длившуюся до тех пор, пока мир не закончился и не сожрал сам себя.
Вечером Эррке и Сейю направили в квартиру раскрошенного Бланко на обыск. Наблюдательного гримёра сразу привлёк планшет. Он зашёл в почту и прочитал вслух новое сообщение от Закари.
«Хей, хей, Марки-Бланки, я такое узнал. Нашёл недавно портал, «Киносвиньи» называется, там парни собирают инфу о Пантеоне. Кто-то видел Тоттена одновременно в двух разных павильонах. Что-то тут нечисто. Ты уж постарайся там узнать всё что можно и сразу мне пиши».
– А это уже интересно, — Сейя направился на обозначенный сайт. – Свиньи, надо же.
Эррке облизнулся:
– Жаль, что я иудей.