Кино, вино и домино

   Я сидел в кресле и смотрел по телевизору одну из моих любимых мосфильмовских картин «Зимний вечер в Гаграх». И пока я наслаждался разворачивающимся действом, мои мысли плавно перенесли меня на три десятилетия назад, в мою молодость, когда я впервые переступил порог самой большой  киностудии в Европе. 
Для меня, большого любителя кино, Мосфильм представлялся тогда этаким волшебным островом в безбрежном океане серой повседневности,  дивным райским местом, где творятся чудеса…
На студию я попал совершенно случайно – так  часто бывает в жизни. Я работал тогда сменным мастером на станкозаводе, и моя предсказуемая и понятная жизнь текла размеренно и спокойно. Но появление на моем участке новичка – молодого парнишки, работавшего раньше на…  Мосфильме(!) - изменило мою жизнь самым кардинальным образом!
Это была моя судьба! Я кожей чувствовал, что нащупал свое место, ведь там меня ожидала безумно интересная работа, чего так не доставало мне на заводе с его бесконечной монотонностью и рутиной.
И мои ожидания вполне оправдались! Вскоре я уже свыкся с бесконечной «киношной» суматохой, которую привносили в наш цех декораторы, художники по картинам, ассистенты режиссеров, операторы, среди которых были люди с очень известными фамилиями.
Народ в нашем цеху был самый разный, и, несмотря на близость к «самому главному из искусств», ничто человеческое ему было не чуждо.  Об одной такой «киношной» истории, главными действующими лицами которой были заведующая инструментальным складом тетя Паша и фрезеровщик Николаев, я и хочу рассказать.
Тетя Паша была очень шумной, скандальной и мстительной особой пенсионного возраста. Она никогда не была замужем и, видимо, давно смирившись с участью старой девы, махнула на себя рукой. Довольно полная, с вечной одышкой, она редко показывалась в цеху и почти безвылазно сидела в своей вотчине, где чувствовала себя абсолютной и полновластной хозяйкой. Но ее хрипловатый резкий голос, срывающийся на крик, можно было слышать почти каждый день. И это означало одно: какому-то несчастному срочно понадобился инструмент!
Тетю Пашу, мягко говоря, недолюбливали и побаивались ее острого язычка, с которого слетали далеко не парламентские выражения. Даже сам начальник цеха Олег Николаевич предпочитал не иметь дела с конфликтной кладовщицей. Но особенно невзлюбила тетя Паша Серегу Николаева – веселого крепыша, бывшего моряка и забияку, который никогда не упускал случая над ней посмеяться.
В общем, эта «сладкая парочка» стоила друг друга, тем более они оба частенько «закладывали за воротник». И если тетя Паша делала это втихую, закрывшись в своей берлоге, то фрезеровщик выпивал почти открыто, ничего и никого не боясь, поскольку не без основания, правда, считал себя «непревзойденным мастером фрезерного дела».
Серега был женатым человеком, и его жена Люся тоже работала на Мосфильме в бутафорском цеху. Чего только не было на этой «студийной кухне», где  «готовились» различные части  «человеческого тела» - бутафорские руки, ноги, носы, уши, глаза. Даже в витрине при входе в этот удивительный цех-музей были помещены латексные маски – слепки с лиц некоторых действующих популярных актеров!
И вот как-то раз Серега притащил в цех… один из бутафорских безымянных пальцев мужской руки, которые были изготовлены по заказу для съемок очередного фильма. Фрезеровщик ходил и всем показывал принесенный супругой  «сувенир», совершенно не отличимый от настоящего. Смеха ради, он даже нацепил на него собственное обручальное кольцо!
Кто-то из рабочих посмеивался, кто-то укоризненно качал головой, но Николаев, в котором мальчишество еще било ключом, продолжал зубоскалить. Наконец,как-то в обеденный перерыв во время любимого времяпрепровождения наших работяг - забиванием "козла" - кому-то в шутку взбрело в голову надоумить весельчака показать палец кладовщице. Серега тут же загорелся этой идеей. Заговорщицки подмигнув собравшимся у кладовой зрителям, которые из-за этого отложили даже свое домино, и, зажав в руке наполовину сточенную фрезу, он настойчиво постучал в закрытую дверь «инструменталки».
- Чего еще! – злобно рявкнула тетя Паша. – У меня обед!
- Всего пять минут, теть Паш! Мне только фрезу поменять! Работой завалили - не хочу время потом терять !
Послышалось кряхтение, и ее всклокоченная голова высунулась из окошечка в двери:
- Опять ты, Николаев! Ну, чего тебе неймется? – ее мутные глазки красноречиво говорили о том, что ее обед начался с «аперитива». Она повертела в руках Серегину фрезу и выдала категорично:
- Эти на верхней полке лежат! Не полезу!
- Да вы не беспокойтесь, я знаю, где они находятся, – невинным голосом проговорил Серега, - сам достану!
- Вот зараза! – прошипела кладовщица, но дверь открыла. Ссорится  с фрезеровщиком именно сейчас в ее планы, видимо, не входило.
Серега проник в помещение, и какое-то время за дверью ничего, кроме обычного глухого ворчания тети Паши, слышно не было. Затем послышался ее громкий недовольный голос:
- Ну, ты скоро там, Николаев?
- Да, всё достал!
- Тогда проваливай скорее, дай спокойно пожрать!
- Сейчас, сейчас, только проверю, как заточена!
- Ты что, издеваешься, паршивец? Да у меня весь инструмент, как бритва острый! – по голосу кладовщицы чувствовалось, что Серега задел ее за живое.
- Дерьмо у вас, а не инструмент, тетя Паша! Готов на бутылку вашей любимой зубровки поспорить, что эта фреза тупая!
- Сам ты тупой, щенок паршивый, ступай отсель, пока я тебе башку этой самой фрезой не отпилила! – не на шутку завелась тетя Паша.
- Зачем башку, когда можно на пальце, например, испытать. Вот смотрите, я сейчас чиркну по пальцу режущей кромкой, и ничего не будет! – невозмутимо продолжал Серега доводить кладовщицу. – Алле гоп, готово!
- Э-эй, ты чего творишь? – завопила не своим голосом тетя Паша. – Ой, батюшки светы! Помогите, люди добрые! Что же это твори-и-ится?!
Послышалась какая-то возня, затем неясный шорох, потом звон разбитой стеклянной посуды и… звук падения чего-то мягкого и грузного. Наступила гробовая тишина. Приоткрылась дверь, и показалось бледная Серегина физиономия:
- Братцы, она кажется… того, дубу дала! – произнес он побелевшими губами и бессильно опустился на бетонный пол.
Наступила немая сцена. Затем на склад забежали двое его товарищей, которые первыми очнулись от оцепенения, и сразу же раздался громкий голос одного из них:
- Да жива она, жива, слава богу! Без сознания только!
Подошедший на шум начальник цеха сразу оценил обстановку. Он тут же вызвал медсестру, которая уже через несколько минут привела тетю Пашу в чувство. Тетя Паша, сидя на полу, крутила головой и ничего не понимала. Рядом с ней лежал злополучный бутафорский палец и разбитый граненый стакан.
Начальник поднял один из осколков и понюхал. Потом заметил бутафорский палец и посмотрел на Серегу, который все это время стоял с низко опущенной головой:
- Твоих рук дело?
Серега обреченно кивнул.
- Так я и знал! Пиши заявление по собственному желанию.
- Олег Николаевич, да я больше никогда, клянусь мамой… - Серега был готов расплакаться. Куда только девалась его бравада.
- А каково было бы твоей маме, если бы ее сына на работе хватила «кондрашка» из-за какого-нибудь олуха? – спокойно спросил Олег Николаевич и подошел к Сереге вплотную: - А ну-ка дыхни!
Фрезеровщик снова опустил голову и неловко дунул куда-то в сторону.
- Опять выпивший? Я же тебя один раз предупреждал! Всё, разговор окончен! Точка!..
Олег Николаевич повернулся к тете Паше:
- А вам, уважаемая Прасковья Васильевна, впредь также будет наука! И еще: заканчивайте-ка и вы с горячительным, пока не поздно. Считайте эти мои слова первым и последним предупреждением!..
С уходом Сереги Николаева присмирела и тетя Паша – после случая с бутафорским пальцем больше никто и никогда не слышал ее грозного рыка.
Так закончилась эта трагикомическая история…
…Я сидел у телевизора, с удовольствием следил за игрой любимых актеров, и  меня обуревало чувство гордости за то, что в создании этого и множества других отечественных фильмов, есть частица и моего труда. И еще мне было немного грустно, что к этому волшебству я уже не имею никакого отношения…