Сказка о Драконессе. Глава 10

Подражая Панкеевой, сгорая от зависти к Андерсену...



Наутро, за завтраком, когда подали кофе, Драконесса спросила Симона:
– Ангел мой, а как ты отнесёшься к тому, что я попробую организовать совместный бизнес с твоим отцом?
Симон замер, не успев донести чашку до рта, подержал её так несколько секунд и осторожно поставил обратно на блюдце.
– Вы уверены, госпожа Драконесса?
– Да, а что? Что-то не так? Или ты против?
Её лицо выражало только лёгкое удивление и любопытство. Ничего более.
– Вы знаете, в каком состоянии находятся дела моего отца?
– Слышала, что он не особо преуспевает, но на плаву держится. Но если дойдет до конкретных шагов, то выясню более детально.
– И от кого вы это слышали?
– От господина Рейно – он общался с твоим отцом. И в сети почитала. В сети сейчас всё найти можно.
Симон опустил глаза и принялся комкать в руке салфетку.
– Всё, да не всё, – буркнул он мрачно. – Папины слова о состоянии бизнеса – в большинстве своём одна сплошная реклама. Последние годы он только и делает, что уворачивается от банкротства. И я не уверен, что законными методами. Вы хотите вложиться в такой бизнес? 
Симон поднял голову и встретился с Драконессой взглядом. Он ждал, что она ответит, но она смотрела на него, тоже выжидающе, и молчала. Только немного сощурила глаза. Симон отбросил салфетку и прерывающимся голосом продолжил:
– Вы, конечно, можете спросить меня, почему я всё это говорю, почему фактически настраиваю вас против отца. Я объясню. Потому что не хочу, чтобы вы потом упрекнули меня в том, что я знал и не сказал.
"Не подлец и не дурак" – вспомнила Драконесса своё первое впечатление о нём.
– Но я же не собираюсь вкладывать туда все свои средства. И сначала попрошу своих специалистов оценить состояние дел, учесть возможные риски. Понимаешь, – она наклонилась вперед, – это не будет банальная покупка доли в бизнесе. Я хочу, чтобы это был совместный проект, реализация которого, как я надеюсь, позволит обеим сторонам получать в будущем неплохую прибыль. И договор мы составим соответствующий, где будут чётко прописаны взаимоотношения сторон, а также действия в случае его нарушения. Ты наверняка слышал, что с драконьими законниками мало кто может потягаться в случае судебного разбирательства. Мы никогда не пытаемся забрать себе лишнее, но своё отстоим всегда. Поэтому думаю, мне нечего опасаться, кроме, разве что, потери некоторой части капитала, но для бизнеса это не редкость. Просто я не хотела начинать переговоры, не посоветовавшись с тобой.
Симон вытаращил глаза.
– Вы серьёзно? То есть, вы хотите сказать, что если я буду против, то вы не станете ни о чём говорить с отцом?
– Да, именно это я и хочу сказать. Я не буду вести дела с твоей семьёй без твоего ведома и, тем более, без твоего согласия.
– А... – Симон дёрнул уголком рта и опять уставился в стол. На какое-то время у него попросту отнялся язык.
Это было уму непостижимо. Она – и спрашивает у него разрешения, как и с кем ей сотрудничать? У нее с головой всё в порядке? Или это та самая драконья логика, которую ему не осилить? И все эти мысли о совместном проекте – ровно до того момента, когда она пообщается с папой. Симона так и подталкивало сказать "нет" и посмотреть, действительно ли она откажется от своей идеи. Почему он не послушался своей интуиции? Почему?
– Не думаю, что я вправе решать, заниматься ли вам с моим отцом общим бизнесом. Так что, если вы хотели знать моё мнение, то у меня никаких возражений нет. Но мне очень интересно, что это будет за проект?
– Я уже давно хотела начать выпускать свою парфюмерную линию. Пыталась обращаться к известным производителям, но они предлагали совершенно невозможные условия сотрудничества. И я отступалась. Начинать же такое дело с нуля у меня элементарно не хватило бы ни сил, ни времени. А сейчас, можно сказать, всё сошлось. С одной стороны – бизнес, который тормозит нехватка средств и, вероятно, отсутствие чего-то нового, а с другой – мои идеи и желание, а, главное, возможность эти идеи осуществить. Так почему бы не попробовать? Как ты считаешь?
– Да, наверно вы правы, – согласился Симон. – Почему бы не попробовать? Тем более, если вы полагаете, что риск минимален. Когда вы собираетесь говорить с отцом?
– Наверно, завтра. Сегодня позвоню ему и попрошу назначить время. Ты хочешь присутствовать при этом разговоре?
– Нет, не хочу. Я стараюсь не вмешиваться в дела отца. Да он и не настаивает. Я хотел попросить у вас разрешения съездить домой.
– Что-то случилось? – забеспокоилась Драконесса.
– Мама переживает. – Симон улыбнулся немного смущённо. – Она думает, что меня здесь объедают по кусочку. Хочу показаться ей, чтоб она убедилась – со мной всё в порядке.
В глазах Драконессы запрыгали чертенята:
– А тебя здесь точно никто не объедает по кусочку?
– Нет... – выдавил Симон, потупившись и густо покраснев.
– Я возьму тебя завтра с собой в город, – пообещала Драконесса. Ей понадобились все её силы, чтобы не засмеяться и этим ненужным смехом не оттолкнуть его от себя.
– Спасибо. Ещё я хочу узнать, как за мной может сохраняться место в архиве. Если меня долго не будет, им придется искать кого-то, иначе работа встанет, и тогда, наверно, меня всё равно уволят.
– Об этом не беспокойся, – уверила его Драконесса. – Господин Рейно отправил туда работать своего младшего сына. Причем жалование будет по-прежнему идти тебе, а Пауль Рейно поработает бесплатно. Как сказал его отец, "за идею", а также в качестве искупления своего недостойного поведения.
– Бесплатно? Но почему бесплатно?
– Это было решение господина Рейно. Я тоже спросила, почему. И господин Рейно ответил, что "не заслужил" и "обойдётся".
– Это что же такое парень натворил, что родной отец с ним так сурово?
– Злоупотребил доверием родителей, – иронично посетовала Драконесса. – Лгал, что дни напролёт занимается учёбой; под этим предлогом частенько оставался ночевать в городе, а сам проводил время в клубах и у приятелей. И, как результат, не смог сдать летние экзамены за первый курс. Сейчас он болтается ни туда ни сюда, хочет восстановиться после рождественских каникул, и отец решил, что поработать на благо отечества этому разгильдяю будет очень даже кстати. Особенно под руководством Старого Крыса, который – цитирую господина Рейно – быстро научит паршивца тому, что такое долг, дисциплина и его истинное место в жизни.
– Про Старого Крыса – это он в точку! – рассмеялся Симон. – Тот кого угодно построит и отечество любить научит. А насчет денег – не погорячился ли господин Рейно? Может быть, мне поговорить с ним? У меня здесь расходов нет, а Пауль трудится всё-таки...
– Не надо, – попросила Драконесса. – Это их внутрисемейное дело. Я не стала вмешиваться в воспитательный процесс, и тебе тоже не надо.
Она отметила, как Симон недовольно поджал губы в ответ на её просьбу, хотя открыто возражать не стал. И подумала, что надо как-то этот вопрос решить, иначе его гипертрофированное чувство гордости может проявиться в самый неподходящий момент и сыграть с ним злую шутку. И, возможно, не только с ним.
– Не по себе мне как-то от этого воспитательного процесса... – пробормотал Симон.
– Мне тоже, но что делать? Старшие дети задали очень высокую планку, а на младших природа немного отдохнула. И у господина Рейно не получается переключаться. Да и госпожа Рейно, на мой субъективный взгляд, слишком много позволяет младшим.
– Сколько же у них детей?
– Четверо. Старший сын, Леопольд – или Лео, как он подписывается – очень талантливый фотограф. Работает на несколько известных журналов, предпочитает пейзажную съемку. Дома почти не бывает, всё время в разъездах, в поисках интересной натуры. Старшая дочь, Констанс, не так давно получила диплом об экономическом образовании, сейчас проходит стажировку у моих родителей помощником по финансам. В будущем, как я надеюсь, именно она заменит своего отца на посту управляющего моим поместьем. Впрягать в это дело Лео и заставлять его губить свой талант только потому, что именно он, якобы, обязан продолжить семейную традицию – дурь несусветная, как я считаю. И господин Рейно полностью моё мнение разделяет. Ну, и младшие – двойняшки Пауль и Кристин. О Пауле ты уже знаешь. Сестричка под стать ему – такая же разгильдяйка. Второй раз не смогла поступить, даже за деньги, на факультет рекламы, вяло ходит на подготовительные курсы, работать не хочет. Почему мать ей потакает, для меня загадка. И если старшим я частично спонсировала обучение, то для младших пока не горю желанием это делать.
– Я бы тоже не горел при таких обстоятельствах, – криво ухмыльнулся Симон. – Интересно, как отнеслась госпожа Рейно к идее своего мужа?
– Насколько я знаю, в восторге не была, но спорить с супругом не стала. В тот момент с ним в принципе не стоило спорить. – Губы Драконессы изогнулись в саркастической усмешке.
– А мне казалось, что господина Рейно невозможно вывести из себя.
– Можно-можно. Ещё как можно! Если Пауль своими фортелями даже матушку умудрился вывести из терпения, несмотря на всю её к нему слепую любовь, то что говорить о батюшке? Посмотрим, как юноша работать будет, тогда, быть может, я ещё раз попробую обсудить вопрос его жалования с господином Рейно. А пока этого дела лучше вовсе не касаться.
Драконесса допила остывший кофе и резко сменила тему разговора.
– Я вчера забыла показать тебе центральную башню.
Она повела его в конец коридора, к небольшой двери, на которую Симон вчера не обратил внимания, на полутёмную винтовую лестницу, вверх по ступенькам, выше, выше, одним нескончаемым поворотом, ведущим, казалось, куда-то под самые облака.
К концу подъема у Симона с непривычки немного закружилась голова, но, когда он вслед за Драконессой вышел на обзорную площадку, это ощущение сразу отошло на второй план и благополучно развеялось. Он замер, положив ладони на парапет, и на время забыл, как дышать – такой простор открылся перед ним. "Только небо и солнце, небо и ветер..." – звучала в его памяти строчка из некогда прочитанного стихотворения.
Центральная башня, будучи раза в полтора выше жилого здания, главенствовала и над замком, и над всей округой. Вид с балкона не шёл ни в какое сравнение с тем, что Симон сейчас мог охватить взглядом.
Все окрестности – как на ладони, на много миль вокруг. Дорога от замка, попетляв между холмами, вливается в столичную трассу, и та узкой ленточкой бежит к линии горизонта, где в лёгкой дымке виднеется буроватое пятно столицы. По другую сторону от замка уже знакомая ему спортивная площадка – маленькая, как игрушечная. Дальше, через перелесок – деревня, фермы, прямоугольники полей, снова лес, и снова поля, пёстрыми зеленовато-жёлтыми лоскутами. И небо, огромное небо, бесконечное, манящее.
Симон растворялся в этой бесконечности, чувствовал, как она наполняет его, пронизывает всё его существо, и понимал, что не хочет никуда отсюда уходить. В эту минуту он искренне завидовал Драконессе, тому, как легко она может сменить облик и взлететь высоко-высоко, туда, где "только небо и ветер". Как бы он хотел, чтобы она снова предложила ему посмотреть на замок с высоты птичьего полёта! Он рад был сам попросить её об этом, но не осмеливался, чувствуя себя заложником своих же собственных слов, так опрометчиво сказанных вчера на балконе.
Капризное бабье лето было сегодня не в лучшем настроении. По небу неслись рваные сероватые облачка, предвестники скорых дождей. Ветер щекотал затылок Симона, играл воротником его джемпера, бесцеремонно перекидывал волосы Драконессы, собранные в хвост, ей на грудь, и она нетерпеливым движением отбрасывала их обратно.
Она намеренно встала поодаль от Симона, чтобы не мешать ему, и старалась не тревожить его взглядом. Думала она почти о том же, о чём и он – о вчерашнем несостоявшемся полёте. Малейший намёк со стороны Симона – и она сей же миг усадила бы его к себе на спину и свечой взвилась бы вверх. А потом – это же так просто! – по возвращении проделать уже испробованный однажды фокус: превратиться в человека чуть раньше, чем пассажир спрыгнет на плиты обзорной площадки. Тогда окажется, что она стоит к Симону спиной, а он обнимает её за шею, только уже не за драконью. И всегда можно сделать вид, что это случайность.
Она надеялась и даже ждала, что именно здесь, на большой высоте, Симон не сможет побороть своё любопытство и захочет узнать, каково это – летать на драконе. Но Симон молчал, а она, помня о его вчерашнем отказе, не решалась предложить снова.
Симон медленно обернулся и впервые за то время, что они находились на площадке, посмотрел на Драконессу.
– Здесь так хорошо, так спокойно! Можно, я буду приходить сюда?
– Конечно, можно. Кто ж тебе запретит?
Он стоял перед ней, сияя по-детски безмятежной улыбкой – её ангел, её книжник с растрёпанными ветром волосами. Что-то появилось в нём, что-то новое, доселе ею не виденное, что шло вразрез с почти сложившимся у неё образом вечно серьёзного "книжного мальчика", скрупулёзно изучающего очередной фолиант в неизменной компании ручки и бумаги для записей.
Ручка и листок бумаги, старая книга, старая вещь... И как она сразу не додумалась? Это может стать очень неплохим решением.
– Кажется, я придумала, как выйти из ситуации с твоим жалованием. – Драконесса с довольным видом подошла к Симону. – Если ты, пребывая у меня в замке, немножко поработаешь... правда, не на благо отечества, а на благо рода Жоффруа, ты перестанешь считать, что получаешь деньги задаром?
– Ну... я... э... – растерялся Симон.
– Пойдём! – решительно сказала Драконесса и за рукав потянула его к лестнице.
– А... куда? – он не готов был вот так, с ходу, разделить её внезапный энтузиазм. Драконесса нетерпеливо дёрнулась и потянула его сильнее, точно боялась не угнаться за собственной мыслью:
– Пойдём-пойдём!
Она спускалась по ступенькам так быстро, что Симон еле поспевал за ней. Он решил пока не задаваться вопросом, что же такое задумала госпожа Драконесса и куда они так спешат, а набраться терпения и подождать, когда увидит всё сам.
Остался позади выход на второй этаж, на первый... Лестница привела их к массивной железной двери. Драконесса проделала уже знакомый фокус с открыванием замка магией и потянула дверь на себя. Никакой сыростью на них не пахнуло, никакие летучие мыши и прочие прелести, о которых так любят рассказывать в сказках, из открывшегося проёма не вылетели. Драконесса уверенно нашарила выключатель, и взору Симона предстал сухой и чистый подвал. Посредине стояла в ряд какая-то мебель, прикрытая сверху тканью, а на стеллажах вдоль стен были сложены вещицы поменьше, от потёртых шкатулочек до старого глобуса.
Первая мысль, возникшая у Симона при виде всего этого добра, была: "Прямо склад барахла какой-то". И тут же зачесались руки: "Вот бы здесь покопаться!".
– Здесь у нас хранилище старых вещей, – невольно подтвердила его мысленное предположение Драконесса. – Сюда приносят то, что становится не нужно в комнатах, а выбрасывать, вроде бы, ни к чему. Уборку в подвале делают регулярно, но никто уже не помнит точно, сколько и чего здесь лежит. Не удивлюсь, если сюда случайно попали какие-нибудь магические артефакты. Я давно собиралась как-то привести это в порядок, опись хоть какую-нибудь составить, совсем ненужное выбросить, да всё руки не доходят. Самой заниматься – времени нет вообще. Свои работники тоже заняты текущими делами, а приглашать постороннего человека не хотелось бы. Вот я и подумала, что ты вполне смог бы это сделать. Ты как, согласен?
"...Приглашать постороннего не хотелось... ты смог бы сделать...". Симон застыл, осмысливая её слова, и потому не расслышал, о чём Драконесса спросила его.
– Что? Извините...
– Так ты сможешь разобрать эти завалы и сделать опись? – повторила она.
– Но я не музейный работник, я не умею, – стушевался Симон. – Я же только с документами работал, а здесь предметы.
– А очень большая разница? – растерянно заморгала Драконесса.
– Ну, в общем, да. Я боюсь ошибиться в оценке сохранности или ценности вещи, упустить что-то важное...
– Мне пока нужна только общая опись. Поэтому, на мой дилетантский взгляд, ты справишься. А если у тебя возникнут сомнения по поводу какой-нибудь вещи, то или специалистам её покажем, или я сама решу, что с ней делать. Так как?
– Я согласен, – кивнул Симон. – Когда приступать?
"До чего же ты всё-таки забавный, ангел мой! То "я не умею", то "когда приступать?". Никогда бы не подумала, что ты побоишься потерять лицо из-за такой мелочи, как доморощенная опись старого барахла. Или дело немного в другом?..".
– Завтра ты едешь в город... Тогда послезавтра! – решила Драконесса.
– Я бы мог и сегодня, – предложил Симон.
– Нет, сегодня подождет. Здесь и присесть некуда, и работать не на чем. Отдыхай пока. И извини, что я тебе напоминаю, но это я так, на всякий случай. Помнишь, мы вчера говорили о твоей дипломной работе?
– Да, помню. Вы просили скинуть вам копию. Я сделаю сегодня.
– Спасибо!
В кармане Драконессы коротко тренькнул домашний переговорник. Она достала аппарат, приложила к уху:
– Да!.. В хранилище. А сколько сейчас времени? Ой!.. Уже иду.
Драконесса выключила переговорник, брови её сдвинулись к переносице:
– Я о времени забыла и теперь в город опаздываю. Пойдём наверх, по дороге договорим.
Симон помог ей затворить дверь, и они стали подниматься по лестнице. Драконесса шла впереди и, полуобернувшись, говорила:   
– Я скажу господину Рейно, чтобы в подвал принесли стол и портативную умную машину. Не от руки же тебе писать, право слово. Завтра здесь всё обустроят, как надо, и  послезавтра начнёшь. Только больше трёх часов в день в подвале не сиди. Он сухой, тёплый, но всё равно подвал. Так что не увлекайся. Понятно?
– Понятно.
У выхода на первый этаж их перехватил управляющий.
– Ваша милость, карета ждёт!
– Я не готова, – на ходу развела руками Её милость. Утро прошло по-домашнему, без гостей, поэтому одета она была тоже по-домашнему – в простенькие тёмные брючки и незамысловатого покроя блузку. – Ничего страшного, подождут, сильно не опоздаю. Да, и ещё: Симон согласился навести порядок в хранилище. Обсудите с ним, что ему понадобится.
Она побежала дальше по лестнице, а Симон вместе с господином Рейно неспешно двинулись в сторону главного входа.
Обсуждение не заняло много времени. Господин Рейно задал пару уточняющих вопросов, покивал, что-то записал в своём блокноте и вышел во двор.
Симон собрался подняться к себе и уже шагнул на нижнюю ступеньку центральной лестницы, как услышал сверху торопливый перестук каблучков. Драконесса, опять бегом, спускалась ему навстречу. Она была в чём-то вязаном – не то жакете, не то кофте, Симон не разбирался в подобных тонкостях – рыже-коричневого цвета, в коричневой кожаной курточке нараспашку, в чёрных брюках и, как показалось Симону, при парадном макияже. И только позже он понял, что она всего лишь накрасила губы.
– Всё, ангел мой. Я, считай, уехала, буду вечером, не скучай!
Она помахала ему рукой и пошла к выходу. Её курточка на спине была украшена аппликацией в виде стилизованных кленовых листьев.
"Нянчится со мной, как с ребенком, – думал Симон, машинально разглядывая эти листики. – Неужели ей есть дело до того, буду ли я скучать? И эти слова... "Чужого не надо... Ты сделаешь...". Как всё непонятно...".
Хлопнула парадная дверь, во дворе взрыкнул мотор, звук стал удаляться и затих, а Симон всё стоял и пытался разобраться в этой ненароком брошенной фразе. Слова Драконессы казались ему такими странными, неожиданными, но при мысли о них что-то очень тёплое щекотало под ложечкой и тихонько пробиралось выше, под ребра...

Симон встряхнулся и решил, что незачем изображать из себя статую посреди холла и что с таким же успехом он может обдумывать свои впечатления, сидя за столом в библиотеке. И заодно посмотреть, насколько крута умная машина, которой так милостиво разрешила ему пользоваться госпожа Драконесса.
Машинка оказалась даже лучше, чем он предполагал. Немного мощнее его рабочей машины в архиве и уж всяко круче той старой развалюхи, что стояла у него дома.
"А не всё человеческое драконам чуждо" – ухмыльнулся Симон, узрев в качестве фона картинку с кошкой и прильнувшим к ней котёнком. Ничего переделывать не стал – всё-таки гость, да и котейки совсем не тянули на гаденький гламур и "розовые сопли", от которых ему обычно хотелось плеваться.
Потратив несколько минут на изучение параметров и доступных программ, Симон вспомнил о данном Драконессе обещании и собрался перебросить текст дипломной работы из своего сетевого "кармашка" в память машины.
Он включил программу работы с сетью. Начали открываться вкладки – одна, другая, третья, пятая... Вероятно, вчера Драконесса второпях забыла убрать их из программы. Симон, уверенный, что личную информацию она уж точно стёрла, из любопытства стал их просматривать.
Страница "Каро и Ко" с фотоотчетом месячной давности.
Заглавная страница дома мод "Дюваль". Конкурентов изучаем, Ваша милость?
Страница модельного агентства "Две розы". Наверно, кадры. Х-м-м... Неужели она сама занимается подбором кадров?
Мировые новости.
Биржевые новости.
"Королевские ювелирные мастерские", каталог продукции. А ведь я не видел на ней украшений. Любопытно...
Страница торгового дома "Волшебство гобелена". Знакомое название. Мама нитки от этой фирмы покупает.
О, а вот это интересно: личный ресурс Лео Рейно, последняя фотосессия. Да, фотограф он от Бога, пейзажи потрясающие. Особенно тот, где заходящее солнце и маленькая сосенка на обрыве – смотреть и не насмотреться... Правильно она сказала: пытаться делать из Лео управленца – зарывать талант в землю.
Симон открыл следующую вкладку и от неожиданности вздрогнул. На страничке был развёрнут тот самый загадочный ресурс, на который он тщетно пытался вчера попасть – "Драконьи хроники" с автоматически произведенным входом под паролем Драконессы.
Симон начал жадно обшаривать глазами экран.
Исторический раздел, географическая справка, состав Большого Совета, структура управления, гильдии, вопросы образования, официальные новости, светские сплетни. И то самое, ради чего он долго и безуспешно перетряхивал сеть. Раздел "Генеалогия родов", скромно пристроившийся между историей и географией.
Симон смотрел на экран и терзался искушением. С одной стороны, если поступить по совести, он должен немедленно всё это закрыть и вечером сказать госпоже Драконессе, чтобы она сама убрала пароль. Но с другой стороны... Любопытство бешеным волчком крутилось в животе, кололо пальцы, подталкивало под локоть. "Да что будет-то, если ты одним глазком взглянешь? Ты же не в личной информации Её милости копаться собрался, а всего лишь её предками поинтересоваться" – нашёптывало оно. Симон вздыхал, отворачивался от монитора, поворачивался снова, хватался за мышку и тут же отдёргивал руку. И... решился. Открыл "Генеалогию родов", нашел род Жоффруа, развернул древо и уже навёл указатель на имя родоначальника, как поверх основного окна всплыло окошко с фотографией летящей хищной птицы в левом углу, кажется, кондора, и с текстом в правой части. "Привет, сестрёнка! – растерявшись, начал читать Симон. – Странно, что ты дома сейчас. Выходной себе устроила? Только не спрашивай, почему я так рано встал. Это я не лёг ещё, за монографией засиделся. Твои планы на конец ноября не изменились?..". Симон торопливо выключил программу и закрыл лицо руками. Ему давно не было так стыдно.
"Боже мой, что я наделал! Зачем я туда полез?! Лучше бы не трусил перед ней и спросил, что там было с этим долбаным Жоффруа, мать его... Господи, какой позор! Какой позор...".

Когда вечером карета Драконессы въезжала во двор, Симон стоял на крыльце рядом с господином Рейно.
– Что случилось, ангел мой? – встревожилась Драконесса, увидев выражение его лица.
– Госпожа Драконесса, у меня к вам очень важное дело. Это не срочно, но мне обязательно нужно с вами поговорить.
– Это можно будет обсудить после ужина?
– Можно... – Симон начал мяться, – но, если вы не возражаете, то лучше бы перед ужином.   
– Тогда давай решим это прямо сейчас, – предложила Драконесса и тут же поправилась. – Нет, не прямо сейчас. Ко мне должен прийти арендатор для важного разговора. Фергюс уже здесь, господин Рейно?
– Да, Ваша милость, – подтвердил управляющий.
– Хорошо, – кивнула ему Драконесса и вновь обратилась к Симону. – Разговор с ним много времени не займёт. Ты можешь подождать меня в гостиной.
– Если позволите, я подожду в библиотеке, – попросил Симон. – И вас прошу подойти туда же. Там будет удобнее всего...
К концу фразы он совсем сконфузился и опустил голову.
– Ладно, – согласилась Драконесса, более чем заинтригованная его видом. – Ты иди, а я скоро подойду.
Всё  время ожидания Симон проходил по видеотеке из угла в угол. Когда Драконесса пришла, он позвал её к столу и попросил сесть, а сам остался стоять, переминаясь с ноги на ногу.
– Да что случилось-то? Ты сам не свой! – испугалась Драконесса.
– Я не знаю, как это объяснить! – воскликнул Симон и в отчаянии взмахнул руками. – Наверно, бес попутал.
И рассказал всё, как было.
Драконесса выслушала его, не перебивая.
– ...Простите меня, госпожа Драконесса! – закончил Симон, не смея поднять глаз. Щёки его багровели от стыда.
– Ты бы мог просто попросить меня, и я бы тебе рассказала.
Голос у Драконессы был тихий и спокойный, отчего Симону стало совсем дурно.
– Простите, – шёпотом повторил он и, не выдержав, отвернулся.
– Я не сержусь, – Драконесса встала и подошла к нему, заглянула в лицо. – Ничего страшного не случилось. Тем более, ты сам сказал мне. Не переживай так, пожалуйста.
Симон несмело поднял на неё взгляд. Она тепло улыбнулась ему. Будь она понаглее или поглупее, она бы попыталась обнять его, добиться каких-то ответных шагов с его стороны. Но она только улыбнулась ему, ласково дотронулась рукой до его плеча и возвратилась за стол, к умной машине.
– Пароль я сейчас уберу, и ты сможешь спокойно дальше работать.
– Да, я ведь даже свою дипломную вам не скопировал.
– Уже можешь копировать. Всё, убрала. Тебе господин Рейно говорил, что сегодня мы ужинаем у них?
– Да, говорил.
– Хорошо. А после ужина я расскажу тебе о Жоффруа. Думаю, этот рассказ точно потерпит, пока мы в гостях будем. – И она снова улыбнулась ему, на этот раз с лёгкой хитринкой.
Симон благодарно посмотрел на Драконессу и смущённо улыбнулся ей в ответ.

Жилище семьи Рейно очень понравилось Симону. Может быть, потому, что обстановка чем-то неуловимо напоминала ему тот дом, в котором его семья жила в Петервелле.
Белые ажурные занавески на окнах, связанные крючком; декоративные подушки с вышивкой на диванах. Фигурка слоника на каминной полке в гостиной, почти такая же, как та, что он разбил когда-то в детстве. И множество фотографий в рамах, рамках и рамочках на всём свободном пространстве стен.
Гостей встретила госпожа Матильда Рейно, жена управляющего. Небольшого роста, немного суетливая, она показалась Симону похожей на деловитую белку. Глядя на её сухощавую фигуру, с трудом верилось, что она мать четверых детей. Она с извинениями сообщила, что ужин немного задерживается, проводила Симона и Драконессу в гостиную, а сама ушла в столовую.
Поначалу, едва войдя в гостиную и не успев толком оглядеться, Симон подумал, что все эти фотографии – работы Лео Рейно. В этот момент из глубокого мягкого кресла у окна
навстречу гостям медленно поднялся высокий, совершенно седой мужчина на вид лет около восьмидесяти, и Драконесса первая почтительно протянула ему руку со словами: "Добрый вечер, господин Леопольд!". Так Симон познакомился с Леопольдом Рейно-старшим, предыдущим управляющим, отцом нынешнего управляющего и, по совместительству, фотографом-любителем.
"Против крови не попрёшь" – вспомнились Симону слова Драконессы, когда Леопольд Рейно повёл его по дому, подробнейшим образом рассказывая о каждой из висевших на стенах фотографий. Госпожа Драконесса проводила своего пленника взглядом,  сочувственно-ироническое выражение которого ещё некоторое время оставалось для Симона загадкой, и в ожидании ужина уселась вместе с Петером Рейно в кресла у камина, вполголоса обсуждая что-то касательно поместья.
Примерно на середине следующей комнаты Симон понял, во что он встрял. Старик Рейно, казалось, до бесконечности готов был говорить на две темы: о своём любимом старшем внуке, гордости семьи, унаследовавшем от деда любовь к фотографии и превратившем это увлечение в профессию, и о своем, пожалуй, не менее обожаемом хобби. У него, несмотря на преклонный возраст, была удивительная память на события. Даты и обстоятельства съемки того или иного фото сыпались на Симона в таком количестве, что вскоре перестали умещаться в памяти, и ему оставалось только покорно переходить от фотографии к фотографии и поддакивать в нужный момент.
Леопольд Рейно отошёл от дел около десяти лет назад; спустя некоторое время умерла его горячо любимая жена. Сын был с утра до вечера занят делами поместья и порой приходил домой только ночевать. Невестка, заведовавшая в замке хозяйственной частью, тоже не могла уделять свёкру много времени. Старшие внуки покинули родительское гнездо и жили своей жизнью, а младшие не особенно жаждали общаться со "скучным старым дедом". И порой компанию ему составлял только Фици, да и то не всегда.
"Скучный дед" не падал духом, разбирал старые альбомы, по мере сил выбирался со своим видавшим виды фотоаппаратом куда-нибудь в окрестности замка, но... Это не было сказано прямо. Что-то прозвучало по капельке между строк, отдельными фразами, где-то обозначилось только мелькнувшим на мгновение выражением лица, но Симон быстро понял, что старый Рейно на самом деле очень страдает от недостатка общения и потому готов заговорить до изнеможения кого угодно, лишь бы слушали. И подумал, что не переломится, если будет иногда заходить к старику на чашечку чая.
В одном углу, рядом с большой фотографией из серии "Очередной юбилей главы семейства Рейно" висела фотография поменьше. Симон узнал ступеньки центрального крыльца замка. На ступеньках стоял угловатый мальчик, которому предстояло вырасти в нынешнего управляющего, и старательно пытался удержать на лице серьёзное выражение, что, впрочем, не слишком-то хорошо ему удавалось, ибо даже статичное фото не могло скрыть, что он того гляди рассмеётся. В углу фотографии виднелась наполовину скрытая краем рамки смазанная фигура, вернее, фигурка. Как будто кто-то выбегал из кадра, но не успел. Лица совсем не было видно; более-менее различить можно было только откинутую назад руку и размытое пятно собранных в хвост волос.
Симон как раз пытался разглядеть эту фигурку, когда старый Рейно огорошил его вопросом:
– Простите моё любопытство, Симон, но я нигде не мог видеть вас раньше?
– Вряд ли... – Симон задумался, перебирая места, где они могли бы столкнуться. – Разве что вы в университет могли зачем-то приезжать, когда я там учился. Или в архив. Но в архиве я бы вас запомнил, там не так много посетителей.
– Нет, что вы, что вы, в университете я не был уже, наверно, тысячу лет, – улыбнулся Леопольд. – А в архиве и вовсе никогда не бывал. Просто ваше лицо показалось мне чем-то знакомым. Но, видимо, я ошибся. Что поделать – старость. Вы уж извините меня...
Симон принялся заверять его, что извиняться не за что. В это время к ним подошла Матильда Рейно и позвала в столовую.
Ужин проходил тихо и немного скучно. Общего разговора не сложилось. Старик Рейно, найдя в Симоне благодарного слушателя, рассказывал ему о последней творческой командировке Лео, причем рассказывал в таком тоне, как будто ездил вместе с внуком. Драконесса, увидев, что внимание её ангела полностью захвачено, и ей туда не вклиниться, молча наблюдала за ним, и на её лице играла задумчивая полуулыбка. Петер Рейно изредка вставлял пару слов в монолог отца, но в основном тоже молчал. Госпожа Матильда ревностно следила за тем, чтобы тарелки у всех были полны, и периодически тихонько цыкала на младшую дочь, скорее, для профилактики, чем по необходимости.
Пауль задерживался на работе, где его "припахал это старый пень Олдрет", как он клятвенно заверил отца по телефону. Кристин и без материных напоминаний сидела тише воды ниже травы и при первой же возможности, извинившись, скрылась в своей комнате. Как успел заметить Симон, она, при всей своей подростковой развязности, до дрожи боялась госпожи Драконессы, и, видимо, не без причины. Фици тоже отсутствовал. Наверно, опять убежал в деревню к подружкам.
Ужин завершился чаем и большим пирогом с абрикосами, на который Симон уже не мог смотреть, до того был сыт.
Когда употчеванные до лёгкого отупения гости, тепло распрощавшись с семейством Рейно, шли по внутреннему переходу в замок, Драконесса спросила Симона:
– Смотрю, вы со старшим Рейно нашли общий язык. Он не сильно утомил тебя своими рассказами?
– Да нет, ничего, нормально. Только, скорее, это он меня нашёл.
– И заболтал до полусмерти, – добродушно засмеялась Драконесса. – После такой мозговой интервенции я уж и не знаю, стоит ли загружать твою голову рассказами о моих предках. Или, может, отложить?
– Нет, госпожа Драконесса! – совершенно безбоязненно возразил Симон. – Я весь вечер ждал вашего рассказа, и никакие интервенции, – он тоже засмеялся, настолько понравилось ему это неожиданное сравнение, – и никакие интервенции не заставят меня от него отказаться.
– Тогда позволь мне напроситься в гости в твою комнату, – с шутливой галантностью обратилась к нему Драконесса.
– Да, конечно. – Он всё-таки смутился, но уже совсем не так, как раньше. – Как я могу не позволить? Вы же здесь хозяйка.
– Да, но в твоей комнате хозяин – ты, – внешне мягко ответила она.
Симон не нашёлся, что сказать.

Так, молча, они проделали остаток пути до малой гостевой. Драконесса окинула комнату беглым взглядом, выбирая, куда бы сесть, и, как нарочно, уселась в любимое кресло Симона, будто для неё оно тоже обладало некой притягательной силой. Симон после секундного колебания пристроился на стуле за письменным столом. Сесть в соседнее кресло он почему-то не решился.
Драконесса заговорила не сразу. Она сидела, глядя в сторону, пытаясь настроиться на рассказ, но в голову упорно лезли мысли о другом.
"Смотрю, мои вечерние истории начинают входить в традицию. Для полноты картины не хватает, чтобы он лежал в постельке, укрытый одеялом до шеи, а я сидела на краю кровати и рассказывала ему сказку, а потом заботливо подоткнула одеялко, погладила по голове и пожелала спокойной ночи, прежде чем уйти".
Ей хотелось забыть об условностях, забраться в кресло с ногами и уютно обхватить руками колени, как она любила делать, когда оставалась одна. Наплевать на эту дурацкую скованность и страх "всё испортить", позвать Симона сесть рядом, а не через полкомнаты, где он сейчас отсиживается, а самой развернуться в кресле боком, лицом к своему ангелу, и так рассказывать. А потом протянуть руку...
Пауза затягивалась, пора было начинать.
– Наш род достаточно молодой, ему около восьмисот лет, и история его возникновения весьма любопытна. В "Хрониках" она рассказана слишком пафосно, слишком велеречиво, с ненужными восхвалениями и прочей мишурой, характерной для стиля изложения того времени. Я потом обязательно дам тебе почитать; не сомневаюсь, что, как профессионалу, тебе это будет вдвойне интересно. Но для начала хочу рассказать тебе эту историю в том виде, в котором слышала её от отца, отец – от деда, тот – от своего отца, и так далее.
Симон, уже успевший по достоинству оценить её талант, как рассказчика, с удовольствием приготовился внимать.
– Давным-давно, лет восемьсот назад, жил-был дракон, – улыбнувшись уголками губ, словно подтрунивая над собой за такое шаблонно-сказочное вступление, начала рассказывать Драконесса. – Был он младшим сыном в своей семье, ничем особенным не выделялся, да и имя у него было совсем простое, можно сказать, деревенское – Жан. Его портрет не сохранился, но семейное предание гласит, что внешность у него была самая заурядная, как в человеческом облике, так и в драконьем. Про таких говорят – взгляду зацепиться не за что.
При этих словах Драконесса как-то странно посмотрела на Симона. Или ему это показалось... Только мелкие невидимые иголочки кольнули где-то в основании черепа, и ему на мгновение сделалось неуютно.
– От кого-то из дальних родичей, – между тем продолжала Драконесса, – Жану достался по наследству маленький хлипкий замок, в котором он тихо и скромно обитал. Никаких особых богатств у Жана не водилось, но у него была лицензия на пленение принцесс, за счет чего он и жил. И почти все свои средства Жан тратил на книги, которые в ту пору стоили баснословных денег, но цена его не останавливала. Книги, до поры, были единственной страстью в его одинокой жизни. Есть сведения, что он занимался философскими изысканиями, но никаких его рукописей в семейном архиве не сохранилось.
И опять она как-то странно посмотрела на Симона, так, что он заёрзал на своём стуле.
– Однажды он похитил девушку. Она не была принцессой. Она была дочь небогатого дворянина, и звали её Эланор. Её портрет, к сожалению, тоже не дошёл до нашего времени, но, говорят, она была очень красива. Настолько, что молва наградила её прозвищем Прекрасная. Почему Жан её похитил, неизвестно. Возможно, пленился её редкой красотой. Возможно, была какая-то другая причина. Хроники на этот счёт дружно молчат.
Стала Эланор жить в замке Жана. Пытались освобождать её всякие разные рыцари. Но все, кто требовал поединков, уползали с оных ни с чем. И выкупы Жан вдруг перестал брать. И долго никто не мог вызволить из плена Прекрасную Эланор. А она, казалось, вовсе не торопилась покидать замок. Жила себе и жила под крылышком у Жана и чувствовала себя вполне счастливой. Ухаживала за цветами в замковом саду, играла на лютне, по вечерам вела неспешные философские беседы с хозяином... Неизвестно, сколько бы продолжалась сия идиллия, но решил побиться за Эланор сам наследный принц. А Жану родственники намекнули, что, дескать, поединок-то надо проиграть. И так хорошо намекнули, что поединок тот Жан сдал почти без боя.
Драконесса вздохнула и немного переменила своё положение в кресле.
– Гордый своей победой принц и его ликующая свита быстро собрали разом поникшую Эланор в дорогу, и процессия начала выбираться из замка. Когда Эланор на своей кобылке миновала подъемный мост, она оглянулась и увидела, что Жан, в человеческом облике, стоит на крепостной стене, смотрит ей вслед, и что у него мокрое лицо. А день был ясный, солнечный.
Эланор развернула кобылку, растолкала процессию и поскакала обратно в замок. И там, в большом зале замка, она встала перед Жаном на колени, как того требовал обычай при обращении к более высокородному с просьбой о милости, и сказала, что лучше пусть он убьёт её сейчас, чем позволит ей уехать; что добровольно она с места не сдвинется; что она любит его больше жизни и только его желает видеть своим господином; что... Много чего она ещё говорила, того, что может сказать влюблённая женщина. И ей было безразлично, что её речь, кроме Жана, слушает целая толпа народа, ибо принц, увидев, как его будущая невеста развернула лошадь, бросился вслед за ней. А за ним, естественно, потянулась и вся свита.
Жану тоже уже было безразлично, что о нём подумают, что сделают, что скажут... Он поднял Эланор с колен, привлёк к себе на грудь и при всех назвал своей.
Принц уехал, оскорбившись в лучших чувствах. Эланор осталась.
– И они с Жаном жили вместе долго и счастливо? Как в сказке? – спросил Симон.
– Да, жили, – грустно кивнула Драконесса. – Очень счастливо. Их счастье не омрачило даже то, что отец Эланор проклял её за тот позор, который она навлекла на его голову, а от Жана отвернулись родственники, и Большой Совет драконов, дабы не усложнять отношений с королём, исключил Жана из его рода.
Жан и Эланор жили друг другом, им больше никто не был нужен, только счастье их длилось совсем недолго, всего год. По драконьим меркам это вообще ничто. Эланор умерла в родах. Для человеческих женщин очень опасно рожать полудраконов. Возможно, драконьи лекари могли бы её спасти, но никто не осмелился связываться с изгоем и без разрешения – а разрешение ни один глава рода не дал бы – применять драконью магию к человеческой женщине.
Младенец благополучно выжил, его назвали Жоффруа. Жан больше не женился, не покидал своего замка, сам воспитывал сына. От матери мальчик унаследовал внешность и добрый нрав, от отца – пытливый ум и любовь к книгам. В одной старинной рукописи есть его портрет. Если художник не приврал, то Жоффруа был потрясающе красив. Хроники утверждают, что он вообще состоял только из одних достоинств: был хорошо воспитан, учтив, галантен, разностороннее образован, в том числе и по части драконьей магии, которой выучился у отца. Будучи в человеческом облике, в совершенстве владел мечом и луком.
Юные дракошки, пожалуй, передрались бы за право назвать Жоффруа своим мужем, ничуть не смущаясь его получеловеческим происхождением, если бы не одно но. При всех своих достоинствах Жоффруа, как и его отец, считался безродным. И ждала бы его весьма печальная участь остаться не признанным ни людьми, ни драконами, но тут в его судьбу соизволил вмешаться Господин Случай. О том, что произошло, можно сказать только одно: "Как в сказке".
Драконесса иронично улыбнулась, невольно обнаруживая тем самым, что, несмотря на всё своё уважение к семейным преданиям, местами она относится к ним с изрядной долей скепсиса.
– Однажды Жоффруа, будучи в драконьем облике, купался в своём любимом озере, расположенном вдали от людского жилья, тихом и уединённом, о котором, кроме него, казалось, никто не знал. Жоффруа глубоко нырнул, а когда вынырнул из воды, то нос к носу столкнулся с хорошенькой дракошкой, такой же юной, как и он сам. По-видимому, она тоже приглядела это укромное озеро для своих купаний.
Легенда гласит, что они полюбили друг друга с первого взгляда. Дальше идут всякие подробности о перипетиях отношений влюблённых; о том, как зрели их чувства, как Жоффруа и Софи – именно так звали юную драконессу – открылись друг другу; как страдал Жоффруа, понимая, что ничего не может предложить своей возлюбленной, кроме жалкого существования отверженной. Однако когда он поведал ей о своих душевных метаниях, Софи сказала ему: "Не переживай, всё уладится", взяла за руку и повела к своему отцу.
Легко говорить "всё уладится", особенно когда узнаёшь, что отец твоей возлюбленной – сам Лоуренс Железная Длань, глава гильдии сплетателей судеб. Софи почти не рассказывала Жоффруа о своих родителях, посему это знакомство стало для него полной неожиданностью. Но как бы он ни дрожал внутренне, Жоффруа представился по всем правилам этикета и попросил у Лоуренса руки его дочери.
Отказ был ожидаем и закономерен. И высказан в таких выражениях, что Жоффруа удивило, как он ещё жив остался после своих наглых притязаний на родство с таким знатным семейством. Только одно его беспокоило – лишь бы Софи не пострадала. И он никак не мог взять в толк, зачем она затеяла эту авантюру со сватовством, если результат был настолько предсказуем.
Но тут события стали развиваться самым неожиданным образом. Как сейчас модно говорить, "вышли из-под контроля".
Лоуренс вдруг оборвал на полуслове свою гневную тираду, как-то странно посмотрел на дочь, будто впервые в жизни её видит, пробормотал "Как ты могла?" и тяжело опустился на скамью, постарев в одночасье сразу лет на двадцать. Софи стояла, нарочито глядя в пол, но Жоффруа готов был поклясться, что она не только не испугана, но, более того, словно заранее знала, что всё будет именно так. Он в недоумении переводил взгляд с неё на Лоуренса и по-прежнему ничего не понимал. А ларчик просто открывался. Ты уже, наверно, догадываешься, как?
– Ну... Не уверен... – Симон смущённо усмехнулся и зачем-то подровнял края и без того ровной стопки своих листочков с записями.
– Так я продолжу. Немного придя в себя, Лоуренс смерил тяжёлым взглядом потенциального зятя и высказался в том духе, что, видимо, Создатель решил наказать его, старого Лоуренса, за излишнюю гордыню. И раз уж он, сам глава гильдии сплетателей, за делами державными умудрился проворонить собственную дочь, и ей посмел сделать детей какой-то безродный выскочка, значит, так ему, старому дураку Лоуренсу, и надо. Тут уж, видать, от судьбы не уйдёшь, и придется принять её, как есть, дабы не гневить Создателя.
– Так вот оно в чем дело! Нет, я как-то не подумал, что они уже... И когда успели-то... – окончательно засмущался Симон.
– Ой, долго ли? – шутливо отмахнулась Драконесса. – Скажу тебе по секрету – иногда так и устраивались браки, по каким-то причинам неугодные родителям влюблённых. А что до нашей истории, то кто там кого на самом деле "посмел", ещё неизвестно. Бойких дев во все времена хватало. И можешь не прятать свою ухмылку, я тоже, как видишь, ухмыляюсь сижу.
Но вернемся к нашему рассказу. Теперь-то Жоффруа понял, почему Софи была так уверена в том, что "всё уладится". Надо сказать, что известие о детях стало для него таким же откровением, как и для старика Лоуренса. И ему стоило больших усилий не выказать свою растерянность и не уронить себя тем самым в глазах будущего тестя.
Сам Лоуренс, больше для порядка, поворчал о том, что только он нашёл для этой негодницы подходящего жениха и уже почти обо всём договорился, как она устроила ему такой сюрприз. Потом немного повздыхал, тоже для порядка, и объявил, что даст согласие на брак Софи и Жоффруа, но при одном условии: Жоффруа должен вступить в род своего тестя, и это не обсуждается.
– Простите, что перебиваю, госпожа Драконесса, но я не могу понять подоплеку этого условия. Вы не могли бы мне объяснить?
– Встречный вопрос: что именно тебе непонятно?
– Я читал, что у драконов может быть и так, и так – как жена может перейти в род мужа, так и муж в род жены, и что нет разницы, кто к кому.
– Так-то оно так, но не совсем. Формально разницы действительно нет, но всё же чаще жена уходит в род мужа, чем наоборот. Примерно девять из десяти случаев. Хотя бывают принципиальные дамы, например, моя тётушка... И когда муж уходит в род жены, отношение к этому до сих пор не всегда однозначно. К тому же, будущие супруги должны заранее решить между собой, кто в чей род переходит, и, опять же, формально, никто не имеет право вмешиваться в их решение. Но это сейчас, в наше время. Семьсот с лишним лет назад, когда Жоффруа посватался к Софи, не было такого, чтобы муж перешёл в род жены. Только жена к мужу. И вступить в род тестя для Жоффруа было всё равно, как было бы для человеческого мужчины надеть обручальное кольцо в те времена, когда их носили только женщины.
– И что Жоффруа, неужели согласился?
– Он был готов согласиться. Он слишком хорошо понимал, что это не тот случай, когда можно позволить себе рассуждать о гордости, и что другого пути к соединению с возлюбленной у него, по сути, нет. Но, как ни странно, у Софи на этот счет было иное мнение. Она с глубочайшим почтением поблагодарила отца за столь великодушное позволение выйти замуж за возлюбленного, но попросила провести только помолвку, причём тайную, а саму свадьбу отложить. На вопрос отца, почему так, ответила и вовсе странно, что это будет лучше для всех и что она так чувствует. И добавила с плохо скрываемой гордостью, что, мол, напрасно отец сомневается в её способностях. Распознала же она своё положение раньше, чем даже он, глава гильдии. Отец опять вгляделся в неё, очень долго глядел, потом спросил "Ты точно видишь?" и, получив положительный ответ, объявил, что согласен.
– Опять ничего не понимаю, – пробормотал Симон.
– В хрониках это прямым текстом не говорится, но у Софи явно был дар видеть нити судьбы, – объяснила Драконесса. – Скорее всего, далеко не такой сильный, как у отца, и вряд ли она умела их плести, иначе состояла бы в гильдии, и её жизнь была бы совсем другой. Но случается, что такие вот усечённые, однобокие способности проявляются порой сильнее, чем при полноценном даре. И особенно ярко – по отношению к тем, кто очень дорог: к близким родственникам или… или любимым.
Софи оказалась права, права во всём. Надвигалось "Тёмное трёхлетие", самая кровавая междоусобица за всю нашу историю. Немудрено, что Лоуренсу было не до дочери. Сплетатели бились из последних сил, чтобы предотвратить эту резню или хотя бы умерить её размах, но узор судьбы далеко не всегда позволяет себя менять.
Драконесса замолчала и опустила голову, нервно сплетая и расплетая пальцы рук.
– Трёхлетие мы изучали, – оживился Симон, почувствовав знакомую почву. – Только там всё как-то скомкано, очень много нестыковок в хронологии, каких-то необъяснимых фактов, летописцы часто противоречат друг другу… Нам даже профессор, когда лекции читал, честно признался, что это самый загадочный период в истории, и что лучшие умы чуть не рехнулись, пытаясь понять истинные причины тех событий.
– Все нестыковки в человеческих хрониках возникли потому, что людям известна лишь часть событий. – Драконесса говорила глухо, по-прежнему не поднимая головы. – Только то, что выплеснулось в ваш мир по нашей вине. Это был позор драконьей цивилизации: единственный случай, когда драконы нарушили неписаное правило – не втягивать в свои распри людей. Началось с трагической случайности, а потом покатилось, как снежный ком. Нашлись те, кто забыл об остатках принципов и решил на этом сыграть. Их быстро уничтожили собственные сородичи, но маховик событий уже раскрутился, и только через год кровопролитие пошло на убыль.
Она вздохнула и выпрямилась, устремив взгляд куда-то поверх головы Симона.
– Первый год был самым страшным для всех. Большой Совет раскололся на два лагеря, внутри которых тоже не было единства и постоянно шла какая-то мелкая грызня. Предмет раздора был один – власть. В этом драконы, к сожалению, почти не отличаются от людей. И ничего диковинного нет в том, что новоиспечённый глава одного из родов возжелал сделать свой род более могущественным и влиятельным. В идеале – самым влиятельным. Ну, и себя при этом не забыть, а как же иначе. Быстро просчитал, что в одиночку не справится, собрал сторонников, пообещал им, что в таких случаях полагается обещать. А дальше – дело техники, как говорится. Разжигание конфликта в Большом Совете, брожение умов, раскол, смута, применение силы, первый убитый и – понеслось... Ты извинишь меня, если я не буду углубляться в хитросплетения политики того времени? Я не хотела бы сейчас надолго отвлекаться от истории своего рода. И лучше, чем хроники, мне всё равно не пересказать, а там всё описано весьма досконально. Скажу только, что Лоуренс первый попытался прищемить хвост "неоперившемуся сопляку, взалкавшему власти", и именно вокруг рода Железная Длань объединились те, кто отстаивал существующий порядок.
Жоффруа сражался на стороне своего будущего тестя, что, в общем-то, не требует пояснений. Тогда он и получил своё прозвище Великолепный. Хроники подробно повествуют о чудесах доблести, им проявляемых, и о его многочисленных победах, всячески превозносят его ловкость, мастерство владения боевой магией и незаурядное стратегическое чутьё. Но выступал он сам по себе, не афишируя своих связей с родом Железная Длань. Как я уже говорила, его помолвка с Софи была тайной, и Софи заставила его поклясться перед разлукой, что он будет молчать.
Это молчание спасло ему жизнь. Однажды он попал в засаду, не смог отбиться, и его взяли в плен. Будь он официально из рода Железная Длань, его убили бы из соображений мести или попробовали выманить на него старика Лоуренса. А так кинули в подвал, чтобы при случае обменять на кого-нибудь из своих, и не учли, что полукровка может в полной мере владеть магией перемещения. Он преспокойно удрал, и это далеко не сразу заметили.
Жоффруа и Софи не виделись почти год. Когда первая волна междоусобицы пошла на спад, Жоффруа сумел выбраться в замок Лоуренса. Софи была на сносях, надо было что-то решать...
– Как на сносях? – нечаянно вырвалось у Симона. – Она же уже родить должна была! Ой, извините, я вас перебил...
– Драконихи обычно носят четырнадцать месяцев, – не меняя тона, только чуть двинув бровями, пояснила Драконесса. – Птенцов с долей человеческой крови – примерно год, насколько я знаю. Надо было, повторяю, что-то решать. Род Железной Длани к тому времени оскудел. Из пяти детей Лоуренса трое погибли, остались в живых только один сын и Софи. Теперь Лоуренс уже совсем другим тоном просил прославленного воина Жоффруа Великолепного вступить в род своей жены. И опять у Софи оказалось на этот счёт своё мнение. Он вполне резонно указала на то, что за свои заслуги Жоффруа вправе просить у Большого Совета разрешения основать свой собственный род, и попросила отца посодействовать в этом вопросе. Вскоре Большой Совет одобрил прошение Жоффруа, и в книгу драконьих родов был внесён род Жоффруа Великолепного. Жоффруа и Софи без лишнего шума поженились, и Софи перешла в род мужа, благо, ей теперь было куда переходить. Примерно в это же время был схвачен и убит зачинатель смуты, но ещё два долгих года продолжались вспышки междоусобных сражений. Постепенно они сошли на нет, и среди драконов воцарился мир. У Жоффруа и Софи родились дети, у тех детей еще дети... Так и пошёл быть род Жоффруа – род благородных мужей и прекрасных дев. И, хвала Создателю, не пресёкся до наших дней.
Драконесса так же, как в начале рассказа, скупо улыбнулась одними уголками губ, словно опять подтрунивала над собой за подражание древним хроникам, и подумала про себя: "А через семьсот лет на свет появилась драконесса Александра, которую непонятно, с какой радости потянуло ещё раз вплеснуть в драконий род человеческую кровь".
– Ах, да... – она сделала жест рукой, будто хочет постучать себя по лбу. – Забыла тебе сказать. Тот замок, в котором мы с тобой сейчас находимся – это замок Жана. Жоффруа с семьёй перебрался жить к отцу, когда междоусобица закончилась, и этот замок по праву считается колыбелью нашего рода. Его несколько раз перестраивали, он изменился до неузнаваемости, но это именно он. То самое место, в котором всё началось.
– Удивительно... – одними губами прошептал Симон. Его взгляд затуманился.
Драконесса без всякой магии догадалась, какую картину он сейчас представляет себе. Яркий солнечный полдень, радостно галдящая толпа придворных на подъёмном мосту, и единственный взгляд, изменивший столько судеб.
Симон вдруг весело усмехнулся.
– А знаете, что получается, госпожа Драконесса? Получается, что наши, человеческие, справочники врут, и всякие путеводители вслед за ними тоже врут! – торжествующе заявил он. – Пишут, что замку не более шестисот лет, и что он был построен на месте какой-то крепости, от которой, мол, не осталось никаких следов.
– Врут, однозначно! – согласилась Драконесса, как мячик, подхватив его радостный тон.
– Ведь если судить по драконьим хроникам, то замку лет девятьсот и даже больше, и построен он на месте самого себя!
Оба засмеялись. Лирическая атмосфера, созданная рассказом Драконессы, потихоньку рассеивалась. Дух прошлого отступал, возвращая их в день сегодняшний.
– Такой замечательный рассказ... – выражение лица Симона оставалось немного мечтательным. – По нему можно целую книгу написать. Спасибо вам большое!
– Да не за что! Я пыталась подбить тётушку написать об этом роман, но она пока отнекивается. Говорит, не созрело ещё. А жаль. У неё могло бы хорошо получиться.
– Тётушка? – удивлённо переспросил Симон. – Ваша тётушка? Это та, которая глава рода? А она... что?
– А она сочинительством балуется на досуге, и весьма неплохо. – Драконесса озорно улыбнулась.
Симону очень хотелось попросить её рассказать о тётушке, о сочинительстве, о нитях судьбы – да о чём угодно. Он пытался сообразить, как бы потактичнее произнести такое простое на вид: "Госпожа Драконесса, расскажите, пожалуйста, ещё что-нибудь" и не выглядеть при этом чересчур назойливым, но, к сожалению, слишком затянул паузу. Улыбка Драконессы погасла, сама она немного неловко поднялась с кресла.
– Ладно, пойду я, – не очень уверенно пробормотала она, опустив глаза. – Завтра вставать рано, в город ехать.
– Да, точно. Я и забыл. – Симон быстро вскочил со своего стула и пошёл проводить Драконессу до двери.
У порога она остановилась.
– Слушай, ангел мой, а твой папа по жизни такой "жаворонок"? Всегда деловые встречи с утра пораньше назначает?
– Ну, примерно да. – Симон понимающе усмехнулся. – Всегда встаёт раньше всех. Из дома уходит, когда остальные только просыпаются. На работе сотрудников достаёт тем, что лично проверяет, кто во сколько явился. Меня это, в общем-то, тоже напрягает.
– Почему?
– Потому что я – "сова".
"Как и я, ангел мой! Как и я... Можно, я тебя поцелую?".
– Что ж, "сова", спокойной ночи!
"Глаза такие огромные, тёплые... И улыбка бархатная... А если она захочет поцеловать меня, что тогда?..".
– Спокойной ночи, госпожа Драконесса!
Симон закрыл дверь и стоял, слушая, как удаляются по коридору шаги Драконессы. Тихо стукнула дверь её покоев. Симон вернулся к столу и сел, подперев голову руками. "И зачем она так рано ушла? – вздохнул он. – Можно было ещё немного посидеть, успели бы выспаться. Я бы её о предках побольше расспросил".
Он взъерошил себе волосы, потом сложил ладони вместе и опёрся на них щекой, склонив голову набок. Непривычно было это осознавать, но с уходом Драконессы ему стало одиноко.


Продолжение следует.