О коммунизме уже не заикаемся

25 августа 1987 год. Утром солнечно, встал в 9-15, бегать не хотелось, сделал небольшую разминку и побежал. Температура +21. Бежалось тяжело, возникало желание повернуть домой. Путь по второй дамбе занял 50 минут.

Потом съездил к Вике на работу на велике, передал записку, чтобы купила "Юность". До работы просидел над повестью. Чувство беспомощности — жизнь бестолково проходит, а я ничего не могу поделать. В голове пусто, как в новом горшке. Вспомнил, вчера в магазине видел блестящие чугунные горшки, почему-то выкрашенные в серебристую краску. Глупее нельзя придумать — товар абсолютно ненужный горожанину. Но кого это волнует, коль есть, то надо выставить в зал, занимая место для нужной вещи.

После ужина, неожиданно для себя, за три часа записал в блокнот рассказ "Тусовка".  От возбуждения долго не мог уснуть, часто просыпался и продолжал монолог рассказа. Днем сел переписывать, и, хотя рано встал вместе с Викой, не бегал, времени не хватило, пришлось гладить белье, чтобы не пересохло. Сильно похолодало, +15.

Наверное, Ленин очень удивился бы, если бы узнал, что ему приписывают создание политической экономии социализма. Целая наука без создателя — это явление уникальное. 

Мих. Антонов": "Лично я убежден, что политическая экономия социализма, как наука на сегодня ещё не создана".

У Володи Гришмановского сейчас новая установка: поэзия должна раздражать, иначе это не поэзия. Я, было, поспорил с ним, что это плохое и неточное слово, поэзия должна волновать, трогать, задевать чувства, но никак нельзя говорить, что она должна раздражать, то есть доставлять неприятное чувство. Но он не понял меня, вернее, под этим словом понимал свое.

Так одно слово на разных языках имеет разные смыслы,  говорящие не понимают друг друга, поэтому я не стал с ним спорить, бесполезно. Он  слышал только себя. Позже сам поймет, что был неправ. Перед этим он спросил меня:

— Что-то вы перестали печататься, не пишете?
— Не печатают. Недооценивают, — пошутил я.

Сергей Лейбград отпустил жиденькою бородку, в гражданском костюме, уже отслужил в милиции и жил в Куйбышеве,  но по старой памяти, тем более его здесь так приветили, заглянул к нам на открытие сезона, он сказал:

— В "Детях Арбата" не достоверен фон. Вообще-то, я верю автору, но вот фон недостоверен. Смущает это несоответствие.

Я вспылил:

— Кому лучше знать ту жизнь, Рыбакову или вам? Вас тогда и в  проекте не было.
— Это мое мнение, — мягко сказал он, — Вообще-то, я ему верю.

Странная логика, меня бесило его самомнение, уверенность, что он не ошибается. Прочитал первым свои стихи, довольно много. Я не вслушивался, свои мысли перебивали, не был настроен на стихи, но чувствовалась культура, чего так не хватает Толстову, которого сегодня не было. Пришло не очень много на это первое заседание.

После стихов все принялись хвалить. Кудряшов разразился филиппикой, готовой рецензией, хоть сразу в печать. Почему-то Валя спросила мое мнение, я сказал:

— Он поэт большого потенциала, и, если отойдет от общего ствола, то может стать большим поэтом, типа Евтушенко и Вознесенского.
— Через 30 лет к вам приеду, тогда увидим, — сказал он.
— Нас в живых уже не будет, — засмеялся Воронцов.

Леня отказался читать стихи сразу после Лейбграда. Володя Гришмановский сказал:

— Я не боюсь.

И после перерыва начал читать. В них не чувствовалось никакого таланта,  голое умение слагать стихи, причем, бездарные. Все чувствовали это, но никто резко не высказывались, щадили. Он же воспринимал все всерьёз, старался относиться к себе критически,  говорил, что понимает, что написал плохо, далеко от совершенства и просит критиковать.

Мальчик играл в поэта и не понимал этого. А меня бесило, что Рашевская выдала ему неоправданный аванс и, по сути, искалечила мальчишке жизнь, отравила ядом будущей славы, он мог бы заняться более полезным для себя делом, но нет, задурил себе голову, и мучается, сочиняя глупости.

После него Леня прочитал свои стихи, как всегда, с напором и выражением, громогласно, и это было неприятно. Но никто раньше не говорил, что он читает неправильно, сейчас же, кажется, Арндт попросил читать спокойней.

Леня, недовольно, прочитал то же самое, уже без такого напора, пробубнил, как он сам выразился. Но он был неправ, именно такое чтение и было лучшим, стихи лучше воспринимались, но, все равно, они были слабыми, хотя никто этого не сказал, попытались что-то говорить, но он недовольно перебил:

— Мне не нужны развернутые объяснения, разные преамбулы, достаточно сказать: нравится — не нравится.

В восторг от его стихов никто не пришел, и Леня остался очень недоволен, расстроился, зарефлексировал, перестал воспринимать окружающее, думал только о своих стихах, которые никто не понял, не оценили должным образом.
Кудряшов несколько раз говорил пошлости. Валя, как бы шутя, одергивала его:

— Перестань, ты опять пьян.
Сказала, что не торопиться домой.

Я спросил:

— Мы за тебя волнуемся, будешь идти через дорогу, кто-нибудь встретит?
 Она засмеялась:
— Никто не встретит.
— А хотелось бы? — заинтересовано спросил Кудряшов.
Она отмахнулась, засмеялась:
— Не отказалась бы.

Куликов прочитал хороший рассказ, но Валя безапелляционно высказалась, что рассказ очень плох, хотя всем он понравился, а Воронцов, так укатывался от смеха.

Закончили поздно, около десяти вечера. Леня задержался возле Вали, хотел что-то спросить у нее, но она всё была занята, отвечала, говорила с другими. Он вышел одним из последних. Я хотел было не дожидаться его, но его поведение заинтриговало, наблюдал за ним, да и домой торопиться было неразумно, события здесь были интересными.

Лёня на меня не обращал внимания, разговаривал с Гришмановским. Я не навязывался, шел рядом молча. Прошли остановку, меня устраивало, хотел уехать со следующей, с Дзержинского. Я чуть отошел в сторону, чтобы не мешать разговаривающим, но Леня среагировал:

— Куда это мы идем? Пошли назад. Здесь мы не уедем.

Но я не захотел уходить. Через минуту подъехал автобус №30, и мы уехали.
Володя прошел вглубь, к разворотному соединяющему тамбуру. Леня рванулся к нему, а я остался стоять, он вернулся ко мне, стал уговаривать пойти к Володе, возле которого стояли три девушки.

— Зачем мы будем ему мешать, там девушки.

 Но Леня не понимал меня, ему хотелось поговорить в обществе, а со мной не поговоришь так, как ему хотелось. Я, смущенно согласился, мы подошли к Володе, который громко сказал:

— Любуюсь красотой девушек.

Те ушли от нас, задвинулись в толпу, а Леня стал говорить о своих стихах.

— Почему-то их никто не понял.
— У тебя прозой лучше бы получилось, — сказал я.
Но это его не утешило.
— Как меня отделали! 
— Никто ведь слова плохого не сказал. Никто тебя не отделал. Чего ты выдумываешь? Ты же сам просил говорить однозначно. А так стихи не оценивают.
Он не спорил, но мои слова его не устраивали. Скоро приехали к нужной им остановке, и он с Володей вышел,  я выходил на следующей.

28 августа после 13 летнего перерыва поехал с Викой за грибами в Рачеевку — 20 км за Сызранью. Дорога заняла 3,5 часа. Увидели впервые молодые лисички и не знали, можно ли их собирать? Узнав, набрали ведро, столько же груздей, и ведро опят вместе с подосиновиками, нашли один белый гриб.
Собирал три часа до часу дня. Ведер не хватило,  заняли куртку у Вики и полиэтиленовую сумку.

Валентин Солоухин недавно написал, что наше государство единственное в мире с двумя валютными системами, причем за рубли ничего невозможно купить за границей.   

Сергей Образцов, по телевидению, удивился, что молодежь перестала говорить о коммунизме. По-моему, было бы странно, если бы она говорила, когда об этом молчит даже правительство, когда видишь столько безобразия. Наш социализм — карикатура, пародия на  социализм.

7 сентября.   Часто идут дожди,  небо в стылых тучах. Температура +13. В субботу, после уборки станков встал с корточек и с трудом разогнулся – радикулит обозначил себя на 50%, но  этого хватило, чтобы появилось отвратительное самочувствие, тут уже не до бега, стоять, сидеть, лежать больно.

Поносил двое суток шерстяной шарф на пояснице, и в понедельник отпустило,  но бегать не стал — не хватало времени прочитать журналы, взятые на выходные. Сейчас некоторые журналы можно читать от корки до корки, всё интересно,  и с каждой прочитанной страницей становится   всё неуютней, понимаешь, до чего мы докатились. Всё замалчивалось ради спокойной жизни начальников всех рангов, лишь рабочих и крестьян эксплуатировали нещадно.

Сжигали книги не только фашисты, правды боялись не только они.

Пришла из отпуска. Коняева, отдыхала с сыном по путевке, в Геленджике,  разочарована скукотой, и погода была плохой. До Новороссийска 20 минут на автобусе, но не уехать, всего три рейса, и полностью забиты, а частники напуганы, меньше чем за десятку не соглашаются везти.

В Новороссийске в магазинах пусто, лишь в коммерческих магазинах   можно что-то купить. На Малую Землю ухлопали 11 млн. рублей, но не понять, на что? Вокруг лишь голая земля и скалы. Сын не хотел ходить на пляж, оставался в комнате и читал книги, в кино обнимал ее за плечи, чтобы думали, что он пришел со своей девушкой.

— Что, тебе жалко?

Лет через семь он умрёт от наркомании. До этого будут постоянные контры с матерью, вплоть до раздельного проживания. Ещё одна мать не справилась с воспитанием сына.

Все понимают, что нынешнее положение перестройки очень неустойчиво — достаточно смениться лидеру и всё вернется на круги своя, как во времена Черненко, когда все услышали запах приближающегося болота и укрепляющегося беззакония.  Это же может произойти и сейчас, и через десять лет. Болото обладает более притягательной силой, чем упорядоченное состояние, или нынешнее, когда не ясно, что выйдет, то ли блин комом, то ли торт из алебастра и разукрашенный гуашью, как в фильме "Покаяние".

Привезли из Ростова кроссовки за 17 рублей,  старые стоили 15 рублей. Лет пять назад можно было купить полукеды за 4 рублей, сейчас же ничего нет, поэтому почты Союза забиты посылками, обмениваются товарами, сами себя снабжаем. В Англии населения в пять раз меньше, а писем пишут в два раза больше.  О чем говорит этот факт?

В 11 вечера прошелся по цехам Моторов, где работал три года назад, всё непривычно, многое изменилось. Увидел за столом Сашу Чернышева,  поговорили, живет в двухкомнатной, и не надеется на скорое расширение, два года назад мы одновременно ушли из одной бригады. Работает по шестому разряду.

"Любая власть развращает, абсолютная - абсолютно".

Итальянцы построили в городе обувную фабрику и уже выпускают обувь. В  газете пишут, что наш отечественный клей лучшего качества, но сохнет медленней, и автоматы отказываются работать. Железная логика.  Наша система рассчитана на идеального работника или бездушного робота, а с реальным человеком начинает давать сбои и результат получается противоположный.

Сказали, что Алиев женат на сестре Раисы Горбачевой, которую сейчас называют комендантом Кремля,  так она всеми командует. Понемногу его фамилия снова появляется в газетах, было исчезла, и все были в недоумении.  Возникло неприятное чувство, будто   вся эта перестройка и шум вокруг нее — это ловкий ход, дешевая выдумка, чтобы нажить  политический капитал и любовь народа, а мы все — марионетки.

Москвичи недовольны правлением — ухудшилось снабжение Москвы, так как из областей стали вывозить не подчистую, а кое-что оставлять и местным, и в это же время Комсомолка печатает, как в Москве загнали в тупик состав с виноградом и сгноили.  И виновника нет. Если и найдут, то "стрелочника", а не истинного, который неуловим и, похоже,  его не существует,  потому что виновата система, которую надо менять, только тогда и можно будет построить социализм.

8 сентября.   Утром +13, проглядывает солнце, бегал час. Раскрутил сгоревший пылесос и убедился, что ничего не смогу сделать, и снова закрутил.  Напечатал несколько страниц,  и на работу.  День скоропостижно прошел.

 Вручили расчетные листки,  не сразу понял, что увеличили цены на питание.  А я-то недоумевал, почему часто стали давать масло и сметану, масло оставляю.
Долгое время висело объявление, приглашающее желающих питаться усиленно, но никто не записывался, поэтому они без записи и без согласия внесли всех.
Перестали давать рыбу, видимо, всю выловили, даже паршивой не осталось, которую постоянно давали нам. Понял, что велик купил зря, опасно ездить по дорогам, слишком большое движение машин, да и бег отнимает больше калорий, в три раза.  Окрестности объездил,  разве что, на огород пригодится.

10 сентября.  Более дождливого лета и осени не помню. Местные руководители говорят, что картофель может погнить от сырости в земле. Майки из хлопка подорожали в два раза.

Утром побежал к морю через овраг. 12 лет назад мы летом прошли однажды этим путем после моря. С грустью вспомнил этот день,  который больше ничем не  запомнился, только этим проходом, который не понравился, и больше мы им не ходили.

За это время наконец-то обустроили набережную, проложили внизу асфальтовую дорогу и ступеньки на пляж от дороги. Павильоны покосились. Ветер. Волны почти как на море. Как жаль, что молодость не возвращается! Стоит ли? Иначе бы прожил? Зачем же возвращать? Доживай свои года.

На пляже почти пустынно. Налево подросток у набегающих волн, у павильона парочка. Что их загнало сюда в такую рань? Побежал назад, через шоссе. Встретился бегущий босиком.

Бегал час. Вчера в подъезде начали ремонт, штукатурили трещины, грязи на полу столько, что на пол краски пошло больше, чем на стены. Увели от нашей двери резиновый коврик. Плохо лежал. Без охраны.

Странная логика у государства, платить продавцу 90 рублей, тем самым, толкая на преступление. Или, моряков загранплавания — на спекуляцию. Поэтому многие, закончив курсы продавцов, уходят в другие профессии. А Власта   поступила в училище на портного легкой одежды, пока ездит на уборку моркови, капусты, всё вручную как десять веков назад. Бедная, нищая Русь! В магазинах даже сейчас, в сезон, нет капусты, не уродилась, хотя все лето и поливать не надо было.

Продолжение следует: http://proza.ru/2012/08/01/657