Бездна. Глава 3-6. В горах

В восемь утра мы встретились на автовокзале. Я и Алексей были с небольшим заплечным грузом. У Дениса был полупустой, зато весьма навороченный шикарный рюкзак. Но главное — гитара. Денис достал её из чехла, как только автобус выехал из ворот автовокзала.

Автобус был наполовину пустым. Ехали в основном дети и женщины. Мы устроились на задние сиденья и потихоньку пели студенческие песни. Я старался полностью отдаться во власть пения, общения и красоты окружающих гор — лишь бы не думать об отчислении.

Пассажиры стали оглядываться. Я ожидал недовольных возгласов, но было полное одобрение.

Мы пересели поближе к людям. Роль ведущего взял на себя Денис. Он представлял песни, рассказывал анекдоты, свободно отвечал на любые вопросы. Порой пел песни, каких я ни разу не слышал.

Гитара звучала отлично, его мастерство и техника исполнения оказались на превосходном уровне. Особенно удивил меня огромный и разнообразный репертуар. Несколько любовных песен наверняка эпохи средневековья, из бардовских песен он пел только самые лучшие, воспевающие возвышенную романтику бескорыстной дружбы и заоблачных высей. Несколько шуточных песен, исполненных в конце его импровизированного выступления, достойно завершили достаточно цельную по содержанию композицию.

Я был так увлечён, что совсем забыл о цели нашего похода. Хорошо, Алексей вовремя спохватился и попросил шофёра остановить автобус. Мы вышли в том памятном месте… Растерзанный посреди дороги собачий труп не оставил в моих воспоминаниях мучительного следа.

Вот гора, покрытая осинами. Тогда я не заметил, что это лишь горбинка склона, а далее хребет плавно нисходит и чуть дальше возносится в голубую гладь неба скалистой вершиной.

— А почему Бездна именно Морковкина? — спросил я.

— Что здесь непонятного? Первого прыгнувшего звали Морковкой. Не потому что не уважали. Просто у него фамилия была Морковкин.

— А, может, тебя в детстве так называли? — Денис сказал это таким уверенным тоном, что я сразу уловил сходство Алексея с морковкой. Ещё бы связать в пучок на макушке волосы… Тогда Бездна и впрямь — Морковкина!

Алексей ничего не ответил.

Мы шли по грунтовой дороге, полого взбирающейся между сосен. Шли достаточно скоро, чтобы разогнать утреннюю прохладу и согреться. Навстречу попался тощий мужичонка с брезентовым рюкзачком. Похоже, он страдал с похмелья. Несмотря на суеверный страх к этому месту, я с ехидцей спросил у Алексея:

— Не этот, случаем, был первым прыгнувшим… — от волнения я с трудом находил нужные слова, но задор — вот тебе! — подстёгивал меня съязвить.

— Ты всё ещё не понял? — изумился Алексий.

Я побоялся спросить — что именно я должен понять.

Но мысли об этом не оставляли меня ни на минуту.

— Скажи, зачем ты прыгал в эту пропасть? И зачем рассказал глупую сказку про деревню людей-богов? — Я всё больше уверялся, что рассказы о прыгающих через Морковкину Бездну героях не более, чем вымысел. И всё же было стыдно, словно обнажил перед всем человечеством своё ничтожество. — Признайся, это сказка?

Я и сейчас вроде как что-то постыдное сделал — так я близко переживал всё, что произошло при нашем знакомстве.

Алексей долго ничего не говорил, повергая меня в ещё более глубокий стыд. Он несколько раз начинал было говорить, но, видно, сам испытывал не менее смятенные чувства.

Тогда я начал говорить о всяких пришедших в голову пустяках, лишь бы не о Бездне. Едва не проговорился, что меня исключают из универа… Потом какие-то пустячки насчёт реванша… Но Денис остановился и повернулся ко мне.

— Ты хорошо сказал насчёт реванша. — Денис с минуту смотрел мне в глаза, потом сказал: —Только взять реванш хотят в основном уроды и неудачники.

Я обиделся на Дениса и обдумывал, что бы ему сказать такое, чтобы сразу одержать верх.

— Да и так все люди уроды и почти все — неудачники.

— Уроды тоже — ПОЧТИ ВСЕ, — Денис усмехнулся и бодро зашагал в гору.

Но я-то точно — урод! Знал бы Дионис… Но никому не узнать о моих страданиях…

Мы преодолели значительную часть подъёма и теперь отдыхали на солнечной полянке. Я расслабленно смотрел в бездонную глубину неба. Вспоминать про университет не хотелось. Неприятный холодок в груди ощущал постоянно, но я придумал хитрую уловку: убедил себя, что холодок — это потрясающее чувство восторга перед неземными красотами.

— Никогда не перестану любоваться этой величественной красотой. Где-то там, далеко отсюда, в непонятном глупом мире, существуют законы, условности, правила… А я смотрю на чистое небо, на прекрасные горы, и для меня есть лишь закон красоты и правды. Вроде я как бы привязан к нижнему миру, но он от меня далёк. Меня влечёт к вершинам.

Алексей подошёл так, чтобы заслонить солнце. Он остановился надо мною и, глядя сверху вниз, спросил:

— Может, тебя влечёт не к вершинам, а от людей?

— Тогда не от людей, а от пошлости этого мира… — немного подумав, я продолжил: — Хотя я сам наполнен пошлостью, но моя пошлость другая…

— Твоя пошлость возвышенная?

— Нет, она просто очень милая. Вот, придумал: романтическая пошлость! — и я принялся хохотать. В полном одиночестве… Потом мне стало очень грустно. — А скажите, обязан ли я помнить про исполнение закона в тот момент, когда небо близко?

Все молчали. Обдумывали мои слова? Посчитали их никчемными? Да я сам уже не думал о близости неба. Я думал о другом, поэтому спросил:

— Если я буду жить на необитаемом острове в нейтральных водах, то должен ли я исполнять закон? — я, конечно же, имел в виду, что буду там вовсе не один, а с хорошенькой девочкой, я — один, она — моя. — Если я совершу противоправное деяние, после того, как меня спасут, будут ли меня судить?

— Что противоправного ты сможешь сделать, если будешь один? Какое деяние: ложь, воровство? Изнасилование? Как совершишь преступление, если ты на острове один?

— Загрязнение окружающей среды, браконьерство, издевательство над несчастными животными — как без топора я смогу умертвить живность. Уничтожение редких видов животных, — нашёлся я. Понял ли Алексей, что я лукавлю…

Но Алексей понял совсем не так:

— Я бы непременно стал соблюдать закон на необитаемом острове. Не тот закон-договор, что действует в человеческом обществе, а закон нравственный, по которому живёт человек даже в полном одиночестве. Чтобы остаться человеком, я придумал бы для себя ещё более строгий нравственный закон.

— Это исключительно твоё право. Я бы просто жил, берёг окружающую меня природу, соблюдал во всём меру…

— Разве это не нравственный закон…

— Не хочу знать даже нравственные законы. Хочу вот так, в горах, среди прекрасной природы, наслаждаться природой, теплом. И ничего больше в жизни не нужно.

— Я бы тоже всегда жил среди гор, наслаждался красотой, и ничего бы не нужно… Да настанет ночь, закончатся продукты, наступит осень, зима. И, куда деваться, придётся обустраивать свой быт и, кроме духовных устремлений, придётся обратить глаза долу.

— Что ты за человек противный, — шутливо сказал я. — Уж и помечтать спокойно не дашь… Ладно, отдохнули? Пошли в заоблачные высоты!