Part I. Irretrievable loss

*Irretrievable loss – Невосполнимая потеря

Не стой на моей могиле и не плачь.
Я не там, я не сплю.
Я - тысячи ветров, которые дуют.
Я - алмазный блеск на снегу.
Я - солнечный свет на созревших зернах,
Я - мягкий, нежный осенний дождь.

Не стой на моей могиле и не плачь.
Я не там, я не сплю.
Когда ты не спишь в тишине утра,
Я быстрое поднятие пик
Из птиц в тихом полете по кругу.
Я мягкий, мягкий свет звезд, звездного света в ночи.

Не стой на моей могиле и не плачь.
Я не там, я не сплю.
   
    2007/Май

    День первый.
    18 мая, школьный туалет.   
   
    Нагло выхватив сигарету у малолеток, я прогнала их из туалета, и, оставшись в одиночестве, затянулась. Легкие наполнились ядовитым теплом, согревая меня изнутри. Я устало закрыла глаза и сползла по стене на пол. Последняя учебная неделя мая, а значит последняя неделя уроков и эссе. А дальше только теплое лето! Возможно, даже поездка к океану…
    Выпустив из себя сизый дым, я улыбнулась этой мысли. Джеймс наверняка устроит у себя вечеринку по этому случаю. Не успела я додумать свою мысль о нем до конца, как он, словно появившись из воздуха, опустился рядом со мной на пол и, вжав в стенку, крепко поцеловал. От Джеймса пахло пивом, табаком и мятной жвачкой. Как же я люблю этот запах!
–– Почему мой котенок грустит? –– отпустив губы, он ткнулся холодным носом в мой лоб и легонько чмокнул.
–– Меня все бесит! –– рыкнула я.
–– Может, котенок хочет чего-нибудь особенного сегодня? –– Джеймс хитро сощурился и вытащил из кармана джинсов пакетик с белым порошком.
–– Сегодня праздник какой-то? –– обрадовалась я. Люблю, когда он делает мне сюрпризы. Затушив сигарету, я выкинула ее в открытую форточку. –– Что это? –– кивком показала я на пакетик.
–– Чистый кокаин! –– Джеймс облизнулся, словно довольный кот.
–– Вау! Где достал? –– удивилась я и слегка насторожилась, ожидая ответа.
–– Об этом не беспокойся, малыш. Хвоста за мной не будет.
–– Как скажешь, –– отступила я и сунула мизинец в пакетик.
    Белый порошок прилип к кончику пальца, и я в задумчивости принялась разглядывать крохотные кристаллики.
–– Вперед, котенок. Без этого нам не высидеть в школе, –– заметил Джеймс, уже вдохнув свою дозу.
    И он, как всегда, прав! Отбросив все сомнения в сторону, я поднесла к носу кокаин и резко сделала вдох.
–– Вот и умница. Иди ко мне, моя девочка, –– Джеймс откинулся на спину и потянул меня за собой.
–– Ты что, здесь же грязно! –– возмутилась я, но мне тут же заткнули рот поцелуем.
    Кокаин взял свое. Я расслабилась и полностью отдала контроль над ситуацией Джеймсу, позволив ласкать себя прямо в школьном туалете, на грязном полу, во время урока истории.
   

    День второй.
    19 мая, школьный кафетерий.

–– Так, вот! Эта Дженнифер оказалась такой сговорчивой, –– Майк с чувством рассказывал нам с Майли о том, как он провел вчерашнюю ночь. –– Она даже не стала возражать, когда я …
–– Майк! Черт тебя, –– вышла из себя я. –– Скажу тебе честно, всем плевать, с кем ты и как развлекался, понимаешь?
–– Брось, Эффи, я же знаю, что тебе хочется дослушать историю до конца…Постой! Или ты завидуешь Джен? –– гадким тоном подколол меня Майк.
–– Да пошел ты! Понятия не имею, что находят в тебе девушки.
–– Они находят во мне очаг сексуальности и страсти! Меня нельзя не желать, –– Майк по-идиотски закусил нижнюю губу.
    Я еле удержалась от того, чтобы бросить в него свое желе. Красно-розовая масса пахла отвратительно! Пожалуй, это был аромат потных носков, вымоченных в рассоле из-под помидоров, а сверху чуть приправленный корицей. Я скривилась, представив себе эту картинку, и отодвинула желе подальше. Сегодня Джеймса не было в школе, и некому было меня успокоить. Я тихо бесилась, считая минуты до того момента, когда смогу увидеть его.
–– Эфф, что не так? Ты всю неделю ходишь какая-то…раздраженная.
    Майли смотрела на меня глазами, полными заботы и непонимания. С ней мы дружили класса с третьего, и я всегда считала ее своей лучшей подругой, но последние полтора года мы не общались. С тех пор, как в моей жизни появился  Джеймс, мне стало докучать общество Майли и ее вечной прилизанной правильности.
–– Все нормально, –– пробормотала я, не глянув в сторону подруги. Меня полностью увлекло колупание черного лака на ногтях.
–– Ты знаешь, я заметила, что мы…
–– Не надо, Майли, не начинай! –– оборвала ее я, не дав закончить. Я и так прекрасно знала, что она скажет.–– Меня мало интересует то, о чем ты думаешь.
–– Ты изменилась, –– тихо прошептала подруга.
–– А ты - нет, –– бросила я и встала из-за стола.


    День третий.
    20 мая, моя комната.
   
    В полном бессилии я уронила голову на кучу тетрадок и учебников.
–– Ты не встанешь из-за стола, пока не сделаешь все домашние задания за эту четверть! –– истерически орала мама мне на ухо. –– Почему я только сейчас узнаю о твоих пропусках и паршивых оценках?! –– ее голос начал срываться на визг.
    В голову некстати пришла мысль о скрипучей дверце моего шкафа, которую мы случайно сломали с Джеймсом, когда впервые…
–– Ты неблагодарная, безответственная и вольнодумная! –– распалялась мама все больше и больше. Ее лицо покрылось красными пятнами, на лбу появились глубокие морщины, а крашеные черные волосы сильно растрепались, прилипая к ее вспотевшему худому лицу. –– Да что с тобой, Элизабет! Что случилось?! Почему ты начала так себя вести?
–– Как же меня все достало, –– прошипела я, превозмогая головную боль.
–– Что ты сказала?! –– взвизгнула, как та самая скрипучая дверь, мама.
–– Я сказала, что меня достало все, –– спокойной повторила я, массируя вески.
–– Как ты с матерью разговариваешь?!
–– Как она того заслуживает.
–– Что?!
–– Разве есть моя вина в том, что тебе интереснее проводить время на работе, нежели со мной, –– возразила я, поднимаясь.
–– Да как ты смеешь! Моя работа – наш хлеб! И все шмотки твои покупаю я на заработанные деньги на «своей» работе! В этом доме пока только я приношу пользу! А ты вся в отца! Такая же лживая, эгоистичная дрянь!
    В каждой ссоре мама обвиняла меня в схожести с папой и называла эгоисткой. Она все никак не могла смириться с тем, что отец оказался геем и сбежал от нее в Нью-Йорк вместе со своим возлюбленным. Я поддерживаю хорошие отношения с папой, он на каждый праздник присылает мне подарки и за пять лет ни разу не забыл про мой день рождения. Маму бесит то, что с папой я лажу больше, и она часто срывается на мне за это, вместо того, чтобы, наконец, запомнить дату моего рождения. Видимо, ей проще обвинить в непонимании и эгоизме меня, чем изменить себя.
–– Все, я сваливаю, –– мои нервы не выдержали маминых криков.
–– Куда ты собралась? Что я сказала тебе?!
–– Да мне плевать, что ты сказала! –– сквозь зубы бросила я. –– Меня достали твои бесконечные истерики! Ты только и делаешь, что постоянно жалуешься и обвиняешь меня! Вот поэтому папа и бросил тебя, потому что ему тоже надоело твое нытье!
    От неожиданности я упала обратно на стул. Правая щека полыхала огнем, а мама с совершенно безумным видом стояла рядом со мной. Так мы и смотрели друг на друга, пока ее рабочий телефон не зазвонил.
               

    День четвертый.
    21 мая, урок английского.

–– Майер, выплюнь жвачку! Райли, прекрати разговаривать по телефону, урок давно начался. Харрисон, еще одно ругательство, и ты отправишься к директору! –– Мистер Мослей пытался вернуть тишину в класс, но это получалось у него довольно скверно.
    Джеймс беспокойно ерзал на стуле рядом со мной и беспрерывно клацал зубами.
–– Ты чего?–– громко спросила я, перекрикивая общий галдеж.
–– Как-то дико мне, Эффи, –– затравлено ответил он, не поднимая глаз.
    Что-то в его словах насторожило меня,  но я не поняла,  что именно. Голос Джеймса был хриплым и словно бы дребезжал, но своего природного мягкого тембра не утратил. Я задумчиво кусала губу, все еще цепляясь за мимолетное ощущение.
–– Может, устроим перекур? –– беспомощно предложила я, приподняв бровь. Обычно сигарета снимала с меня напряжение.
–– Нет, Эфф, мне нужно что-то посильней табака, –– прошептал Джеймс, слегка усмехнувшись.
    Что-то посильней? Он это серьезно?! Нет, не может быть. Я испуганными глазами уставилась на любимое лицо, которое сейчас было слишком изможденным и бледным. Чистые голубые глаза болезненно слезились.
–– У тебя не может быть ломки! Мы же только один раз…–– Я замолчала на секунду, а потом с недоверием задала пугающий до смерти вопрос. –– Или ты… не один раз?
–– Ну, должен же я был проверить, прежде чем принести своему любимому котенку что-то, –– вымученно улыбнулся он, продолжая ерзать.
–– И как давно ты «проверяешь»?
–– Год. Может, больше.
–– Год?! Больше?! –– воскликнула я и в страхе оглянулась по сторонам. Вдруг кто подслушивает! Но все были заняты своими делами и разговорами, а мистер Мослей что-то объяснял умникам на первой парте.
–– Я не думал, что меня затянет, –– мучительно ответил Джеймс, ломая карандаш в руках, чтобы чем-то себя отвлечь от боли. –– Но не в этом дело. Сейчас на улицах полный голяк, и я не знаю, где мне достать еще… То есть, знаю, но цена на грамм запредельная! А без дозы…
–– У тебя был целый пакетик порошка три дня назад! –– Я запустила руки в волосы и отвернулась от Джеймса, скрывая отчаяние.
–– Это было три дня назад, –– он пустым взглядом уставился на стену.
–– Что нам делать сейчас? Что делать тебе?!
    Я почти сорвалась на крик. Ну почему я ничего не замечала? Как я могла быть такой трагически слепой к любимому человеку? Это моя вина.
–– Мне нужны деньги, Эффи.
–– Тебе нужен доктор!  Джеймс. Специалисты...
–– Что специалисты?!  Помогут?  Не будь дурой, Эфф! Мне быстрее срок дадут, чем помогут! –– огрызнулся Джеймс. Карандаш с хрустом переломился в его руках, и обломки отправились на пол.
    Я была не согласна с ним,  но от дальнейшего спора отказалась. Упертости Джеймсу было не занимать.
–– Мне нужны деньги, –– повторил он. Я ничего не ответила на это, зато начала язвить.
–– Так вот где ты пропадал эти два дня, да? Ты бегал по подворотням с высунутым языком в поисках дури? –– я заносчиво задрала подбородок. –– А ты не пробовал предлагать свое тело за деньги?
    Вопреки моим ожиданиям, Джеймс не ответил мне грубостью. Он только покачал головой и прошептал:
–– Не совсем. Я не искал дурь.
    Он что-то скрывал от меня, я это чувствовала. Его боль сводила меня с ума, и я не в силах была наблюдать эти страдания.
–– Сколько нужно? –– Я решилась прервать возникшую паузу.
–– Триста.
–– Триста?! –– ахнула я. Триста баксов за то, чтобы тебя провели по эшафоту к персональной виселице?
–– Да… Черт, Эфф, не могу больше…
–– Джей? Джей! –– я теребила его за рукав рубашки. –– Ты чего? Приди в себя!
–– Как же мне плохо, малыш, –– прошептал он, медленно опуская голову на парту.
–– Эй! Все будет нормально, я знаю. У тебя есть я, и мы разберемся со всем этим вместе, слышишь? Джеймс! Ты слышишь меня?
    Его расслабленная рука лежала неподвижно рядом с моей. Я крепко сжала ее в ладонях, надеясь, что Джеймс сожмет мою руку в ответ. Но он не сделал этого.
–– Э-эй, ну ты чего? Я же...Джей?..Джеймс! Прекрати игнорировать меня, Гордон!.. Джеймс?.. Помогите кто-нибудь!!! 
    Крик оцарапал горло, вырвался наружу и заставил умолкнуть всех в классе. Я истерично хватала ртом воздух,  изо всех сил стараясь сохранить рассудок. В этот бесконечно долгий момент (когда мистер Мослей возился с Джеймсом и что-то кричал двум парням, когда какая-то девушка набирала 911, когда в классе воцарился полный хаос, а люди стали носиться возле меня словно взбесившиеся), я вдруг отчетливо поняла, о каком чувстве идет речь,  когда несчастные говорят "мой мир разрушен".

               
                ***
    Сильно пахло лекарствами, и этот запах был как нашатырь. Даже сигаретный дым не мог перебить его. И это не позволяло мне отключиться. Мятно-зеленые стены слегка расплывались перед глазами, но это, скорее всего, из-за слез. Сколько времени уже прошло? Четыре часа, пять? Рядом со мной, на полу, была доверху забитая окурками пепельница. Диван в комнате для родственников показался мне жутко неудобным. Один плюс: разрешалось курить.
    Затушив последнюю сигарету из пачки, я бросила окурок к остальным, и устало опустила голову, уткнувшись лбом в свои колени. Меня мутило от выкуренного мною табака, но не курить не получалось. От неизвестности, бессилия и дикого отчаяния мне некуда было себя деть.
    Тут я услышала, как открылась дверь. Дверь реанимации. Оттуда вышел врач, и я сразу же вскочила на ноги. Бросилась к нему.
–– Ждите, –– сухо ответил он и куда-то ушел быстрым шагом, не удостоив меня даже взгляда.
    Я снова вернулась в комнату, опустилась на пол и, открыв новую пачку сигарет, закурила. Я была здесь одна. Родственников и близких, кроме меня, у Джеймса не было. Ну, если не считать вечно пьяного отца, которому все равно, где и с кем его сын. Он, наверное, даже и не знает, что Джеймс сейчас в больнице.
    Через пару минут тот врач, что куда-то выходил, вернулся обратно в реанимацию, снова не проявив интерес ко мне. Только стена отделяла меня от любимого человека, а мне казалось, что между нами километры. Возможно, это и были километры, только не пути, а тоски, ненависти, беспомощности и времени. Я сбилась со счета и потерялась в часах, проведенных под дверью с надписью «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН». Еще один окурок упал в грязную пепельницу.
–– Мисс? –– позвал меня приятный женский голос. Должно быть, я уснула на полу и меня сейчас хотят прогнать домой.
    Я подняла глаза на медсестру.
–– Кем вы приходитесь Джеймсу Гордону?
–– Я, –– а кто я? –– Его друг.
–– У него есть родственники?
–– Отец, но он вряд ли сможет прийти. Скажите мне, я все принесу и сделаю, –– с готовностью поднялась я.
–– Боюсь…
–– Нет! Не смейте говорить мне этого! –– я задохнулась от страха.
–– Тише, успокойтесь, с ним пока все нормально, –– успокаивала меня врач.
–– Пока? Что это значит?
–– Джеймс в тяжелом состоянии, но находится в сознании. Он зовет вас. Пожалуйста, не задерживайтесь у него слишком долго, он очень слаб.
    Но я уже не слушала ее. Открыв дверь, я бесшумно скользнула внутрь. Реанимация оказалась пустой, должно быть, все ушли, пока я дремала в коридоре.
–– Джеймс? –– тихо позвала я, не подходя слишком близко к кровати.
–– Мой котенок рядом, как приятно, –– в своей обычной манере, но очень слабо ответил мне Джеймс.
–– Как ты себя чувствуешь? –– я опустилась на колени рядом с ним и взяла его за руку. Она была еле теплой и какой-то безжизненной. Я едва прикоснулась к ней губами, надеясь согреть.
–– Могло быть и лучше, –– прошептал Джеймс и тихо застонал.
–– Я рядом, я люблю тебя. Очень люблю! Когда станет лучше, и тебя выпустят отсюда, мы с тобой уедем! Знаешь куда? В Нью-Йорк. Я очень хочу в Нью-Йорк! Мы поживем у моего отца немножко, а потом найдем себе отдельную квартиру! Все будет хорошо, я так люблю тебя, –– быстро бормотала я на ушко Джеймсу, уткнувшись носом в его щеку.
–– Я тоже тебя люблю, котенок. Знаешь, где я был те два дня? –– он очень серьезно посмотрел мне в глаза, и у меня по спине пробежали мурашки.
–– Где? –– шепотом спросила я.
–– С отцом. Он показывал мне свой гараж. Ты знаешь, после смерти мамы он ни одного человека туда не пускал. Он пообещал мне, что купит машину, когда я закончу школу. Эфф, мы поедем в Нью-Йорк на нашей машине, –– уверенно шептал Джеймс мне в ответ.
    Я видела, что он страдает, и ничем не могла помочь.
    Какие же у него красивые глаза. Льдисто-голубые, с черными зрачками, они были поразительно глубокими. Я всегда считала, что голубые глаза слишком примитивные и плоские, но у Джеймса они были очень полными, прячущими миллион загадок.
    Я услышала протяжный писк кардиомонитора и, прикусив губу до крови, с воем уронила голову на грудь Джеймса.

   
    День пятый.
    22 мая, кладбище.
   
    Дождь бил по лицу, смывая слезы. На городском кладбище очень тихо и пусто. На похоронах Джеймса было всего три человека: я, священник и убитый горем его отец. Но сейчас я стояла одна и тупо вчитывалась в надпись на неброском черном камне. «Джеймс Гордон», а ниже – дата «23.09 1989 – 21.05.2007». Тихие слезы начали превращаться в поскуливания, а, затем, в откровенный крик. И плевать, что я кого-то потревожу. Мне больно. Черт возьми, как же мне больно… Не думая ни о чем, я просто опустилась в грязь и свернулась калачикам возле надгробия, пальцами поглаживая выгравированное любимое имя.
–– Ты только не переживай, все будет хорошо. Я все равно рано или поздно зароюсь рядом с тобой, –– обещала я черному камню.
     Грязные майка и джинсы прилипли к телу, больше не согревая меня. Холод вылез из души и теперь уже поглотил все вокруг.
–– Подожди меня, ладно?
               
               
                ***
    Я шла домой по короткому пути. Вытоптанная тропинка вела меня через гаражи и мимо бесхозных сараев. Я не прислушивалась намеренно ни к чему, но этот голос сам собой долетел до моего сознания.
–– Слушайте, я вас не трогала, идите себе своей дорогой, –– уговаривала кого-то Майли.
–– Лапочка, тебе как было сказано? Заплатишь двадцатку – можешь пройти.
     Этот голос я тоже узнала. Рэйчел была редкостной гадиной.
–– У меня нет денег, –– растерянно отвечала моя подруга.
–– Не верю. Дай-ка мне сюда свою сумку! –– приказала Рэйчел.
     Я ускорила шаг и свернула за угол.
    Майли беспомощно стояла, озираясь по сторонам. Выход ей отрезали четыре крупных девушки, а в центре, вместе с ней, стояла Рэйчел и протягивала руку к сумке.
–– Руки убери от нее.
–– Что?
–– Я. Сказала. Убери. Руки. –– прорычала я по слогам, чтобы до микроскопического мозга девицы дошел смысл моих слов.
–– Гляньте, девочки! –– издевательски начала Рэйчел, обращаясь к свои подружкам. ––Эффи, ты что, с помойки? У твоей мамаши уже денег на еду не хватает?
–– Рот закрой.
–– А то что? Пожалуешься своему бойфренду? Ах да, прости... его же сегодня закопали!
    Во мне вдруг что-то щелкнуло, и я больше не принадлежала себе. Разум самостоятельно принял решение. Грубо пихнув в сторону двух девиц, загораживающих мне путь, я подскочила к Рэйчел и с силой впечатала ей в нос кулак. Кровь не заставила себя ждать, окрасив мою руку в бордовый цвет.
–– Следи за словами, Джоунз, –– прошипела я.
    Оглянувшись на Майли, я жестом приказала ей следовать за мной. Та испуганно смотрела на меня во все глаза, прижимая к груди сумку.
–– Идем, –– поторопила ее я.
    Майли подбежала ко мне, и мы направились в сторону моего дома мимо подружек Рэйчел, которые сами расступились перед нами. Я шла чуть позади Майли, а она семенила впереди и постоянно оглядывалась на меня. Я тихо шикнула на подругу.
–– Нет, ты просто так не уйдешь, Файт!
    Я не ожидала нападения со спины, поэтому не была готова отразить удар. Рэйчел схватила меня за волосы и дернула на себя. Я потеряла равновесие и упала, а она несколько метров протащила меня, не давая возможности вырваться.
–– Эффи! –– закричала Майли и кинулась ко мне, но ее за руку схватила одна из свиты Рэйчел, не позволяя вмешаться.
–– Лучше заткнись!
    Наконец, Джоунз отпустила меня, вырвав приличный клок волос. Я хотела было подняться, но мне тут же нанесли удар мыском ботинка в живот. Задохнувшись, я снова упала на колени. Приподняв мою голову за подбородок, Рэйчел наигранно сладко прошептала:
–– Скажи еще раз, милая, кто здесь гадина?
–– Ты, –– прохрипела я.
–– А вот и неправильно, глупенькая! –– развеселилась девушка и ударила меня по лицу так, как совсем недавно я ее. Во рту сразу почувствовался металлический привкус крови. ––Тебя давно следовала проучить!
–– Какая же ты мерзкая, Рэйчел. Как мы могли дружить?
    Я сама удивилась своим воспоминаниям, но мы действительно были подругами. Давно.
–– А как ты могла спать с моим парнем? –– рявкнула она.
    Я поднялась на ноги. Позади меня стояла свита Рэйчел, отрезая выход к Майли, а впереди – моя бывшая лучшая подруга, которая злилась на меня за мои былые поступки.
–– Чудесно. Отпусти Майли, она тут не при чем. А с тобой мы поговорим, –– спокойно предложила я.
–– Мне не о чем разговаривать с такими, как ты! –– своими словами Джоунз будто подчеркнула то, что не считает меня за человека вообще.
–– Хватит упрекать меня моим прошлым, Рэйчел! –– не выдержала я. –– Люди меняются!
–– Правда глаза колит? –– ехидно спросила она. –– Такие, как ты, никогда не изменятся!
    Тут моему самообладанию пришел конец. Я кинулась на Рэйчел, а она на меня. Мы вцепились друг в друга, но все изначально было нечестно. Вмешались остальные девушки, и драка один на четыре была обречена на мой провал. Удары один за другим рушились на меня, Майли кричала где-то чуть в стороне, а Рэйчел с усердием выбивала из меня воздух.
    Сознание медленно покидало меня, и, в конце концов, я перестала что-либо чувствовать.

               
    День шестой.
    23 мая, больница.
   
   Снова здесь. Снова эти мятно-зеленые стены и это ощущение безысходности. Я лежала, глядя в потолок, и считала трещинки. Мама сидела рядом, держала меня за руку и бесконечно причитала.
    «Кровоизлияние в легких» – отпечатались в голове слова доктора. Видимо, слишком усердно Рэйчел старалась проучить меня. «Кровоизлияние в легких, четыре сломанных ребра и бесплодие». Да, он так сказал, хмуро глядя на мою маму. Надеюсь, это означает что-то смертельное. Во всяком случае, хотя бы первая часть моего диагноза. Мама плакала. Видимо и вправду дела плохи, но мне плевать. Конечно, жалко маму бросать совсем одну, но эту угнетающую пустоту, сжигающую меня изнутри, я не могу побороть. Джеймса больше нет, и я не вижу смысла в чем-либо. Тоска сильнее меня. Медленно, каждую секунду, она убивает меня, забирая все чаще и чаще нужные вдохи.
   
               
    День седьмой.
    24 мая, больница.
   
    Я была занята «любимым» делом, считала трещинки, когда ко мне в палату вошел какой-то мужчина в возрасте. Немного небрежный, он выглядел старше своих лет. Мама как раз вышла, чтобы перекусить, поэтому он, никого не стесняясь, прошел на середину комнаты и неловко спросил:
–– Вы Элизабет?
–– А вы кто? –– вопросом на вопрос ответила я.
    Меня жутко раздражало, когда так делал кто-нибудь другой, но сама я, не замечая, часто спрашивала.
–– Я Билли. Билли Гордон. Мы с вами были вместе…мы…
    Мужчина запнулся и быстро-быстро заморгал, прогоняя подступившие слезы.
    Ну, конечно! Это же папа Джеймса. Как это я его не узнала? Но вспомнив себя в тот день, вопрос отпал сам собой. Не до знакомств было ни мне, ни ему.
–– Вы знаете, он мне много рассказывал о вас. Он был так влюблен, –– прошептал мужчина, переминаясь с ноги на ногу.
    И почему я думала плохо об отце Джеймса? Он оказался очень приятным и вежливым человеком. Возможно, я просто теперь его понимаю. Ведь я тоже знаю, как это… потерять смысл.
–– Когда я узнал, что вы в больнице, я сразу же отправился сюда. Мне очень важно было поговорить в живую со смыслом жизни моего сына, –– будто читая мои мысли, продолжил Билли. –– Элизабет, вы очень много значили для…Джеймса.
    Я непроизвольно вздрогнула от неожиданно появившейся боли. Билли, видя мои страдания, тихо добавил:
–– Я хочу, чтобы вы знали. Я никогда плохо не обращался с ним и очень любил. Просто после смерти жены мне было тяжело, а Джеймс часто уходил из дома. Я не чувствовал поддержки и поэтому выпивал…но я не пьяница! –– Билли, как китайский болванчик, замотал головой из стороны в сторону. –– Это…моя вина, что…что…
–– Нет, Билли, не ваша. Никто не виноват в этом. Просто…иногда так случается. Иногда любимые люди покидают нас, оставляя после себя много боли и непонимания, но в этом никто не виноват. Бог тоже совершает ошибки, выбирая не тех людей.
    Я сама едва верю в то, что говорю, но верить во что-то было просто необходимо. Билли тяжело вздохнул и посмотрел на меня измученными пустыми глазами.
–– Я предпочитаю думать, что Бог никогда не ошибается.
–– На самом деле, я не верю в Бога, –– шепотом ответила я, проглатывая слезы.
–– Да, Джеймс говорил мне, –– улыбнулся своим воспоминаниям Билли. –– А еще он рассказывал мне, что хочет увезти вас в Нью-Йорк на машине, которую я…обещал…подарить…
    Билли не договорил. Закрыв лицо большими ладонями, он молча вышел из палаты. Я долго еще смотрела на закрытую дверь и безудержно плакала, вспоминая все, что у нас было с Джеймсом. Так мало времени, и так много воспоминаний. Каждое из них наносило удар ножом по сердцу.
    Прошла всего неделя, а моя жизнь уже никогда не будет такой, как прежде. А, может быть, я умру уже сегодня ночью, не дожив до понедельника.
    Дверь снова приоткрылась, и на пороге появилась мама с небольшим пакетом, в котором я разглядела всякие вкусности. А за ней стояла Майли и держала в руках три диска с моими любимыми фильмами и DVD-проигрыватель.