Improviser. Глава 13. Во дворе

 Вы никогда не задумывались, что может влиять на ваше настроение? Вот, скажем, ситуация: утро субботы, одиночество, неприятности какие-то личные, мелочные и не очень, и так из года в год негатив накапливается потихоньку, и оттого уже сформировалась привычка оценивать жизнь свою как пустую необходимость и сравнивать эту собственную жизнь с такими же неприметными жизнями в ближайшем окружении. 

 А ведь жизнь наша – одна, другой не будет, и от самосознания непреложного закона для всего живого на земле мельтешит подруга-тоска перед глазами: не удалась, не удалась жизнь, проходит впустую!   Что сделать с собой, с какого конца взяться, чтобы изменить эту жизнь, каков должен быть первый шаг, как за ним выстроить ряд математически выверенных действий, целью которых было бы начало рождения несколько иной личности, иного характера, судьба которого была бы отмечена… пусть не человечеством – это слишком! – но хотя бы более или менее достаточно мощным общественным образованием, которое подтвердило бы значимость отдельной жизни для этого образования? 

 Всё же нужно отметить, что уже сама постановка такого вопроса о самонеудовлетворённости собой – первый шаг к цели.

 Совсем неинтересно быть обезличенным винтиком общественного механизма, с лёгкостью заменяемым обществом в случае чего. Это как назначение на выборную должность, как назначение приказом по предприятию: такой-то-сякой-то переводится с должности инженера третьей категории на должность инженера категории второй.   И наоборот:  некая художественная среда поставляет время от времени на обозрение человечества личности, о которых начинают говорить немедленно: нестандартное мышление, художественно-философское звучание их творений бросается в глаза почти сразу же, живёт годы, десятилетия, века, поражая мир глубиной и свежестью работ и идей.

 При жизни таковые признаются практически классиками новых направлений в своих областях, их имена остаются вписанными впоследствии в историю человечества навечно.

   Да, разумеется, необходимость простого труженика не отметается… но вот парадокс: именно для простых тружеников и творят гении свои шедевры.

   А есть ещё и третий полюс: иногда, кем бы ты ни был, жизнь оставляет тебя за своим бортом… и что делать? Листаешь прессу: там-то и там-то – три… пять… восемь… двадцать процентов безработных… вдумайтесь: двадцать процентов выброшенных за борт жизни человеческих личностей, думающих, страдающих от несправедливостей общества, предлагающих свой труд, свои силы, способности, жизнь свою на благо этого общества!

  Но им говорят: не нужны… не время… вот вам на хлеб от жирного общественного пирога пособие… ищите себя, ищите, да пусть вам повезёт!

  И люди ищут место винтика в огромном механизме общественного устройства, то место, которое потом всю жизнь им будет напоминать об их случайной или неслучайной неполноценности. Место одно, винтиков за бортом много, чуть что не так – подберут и заменят.

   Опять же место уникумов свободно всегда; нельзя назначить кого-либо на должность Сальвадора Дали, или, скажем, Эйфеля. Следовательно, надо искать свою дорогу в жизни, чтобы не быть выброшенным за борт этой самой жизнью. Своя дорога, оказывается, надёжней других дорог, когда-то протоптанных первыми для многих. Первым всегда было трудно,  но им хватило смелости, мужества и таланта… может быть, чего-то ещё, чего-то своего, о чём никто и никогда не узнает, что сделало их востребованными для общества.

   Общество – вот то плотоядное существо, которому необходимо угодить, и если художник опережал в своём видении решение задач общества, то признание приходило слишком поздно для него.

   Так, сидя на лавочке во дворе дома под старой яблоней, размышлял наш герой после вояжа в погреб. На табуретке перед ним теперь высилась вскрытая трёхлитровая банка маринованных огурцов, пыльная, с отпечатками его ладоней. Отогнутая жестяная крышка напоминала кепку, залихватски заломленную и напяленную на банку, как на хулиганью бритую башку…

   Ну что, друг, ты-то меня понимаешь?

  Тут же валялась злополучная пачка денег… да, кажется, сторублёвки… Что за услугу и кому он оказал вчера в ресторане?

   Думать уже не хотелось ни о чём, за картошкой идти не хотелось тоже.

   Замкнутое пространство маленького дворика ограничивалось живой виноградной изгородью, чьи бордово- алые листья пока скрывали от соседей до поры его обитателей; решётчатый металлический забор, в своё время открывавший двор с улицы, скрылся за кустами можжевельника, вросших в стальные решётки так, что невозможно было различить их вовсе. Калитка, сбитая из деревянных планок, всё же имела небольшие просветы для связи с внешним миром, и немногие знакомые обитателей двора использовали это свойство, окликая по надобности кого-либо из видимых хозяев по имени.

   Если бы сейчас заглянул любопытствующий в просвет калитки, он бы ничего не заметил… двор – как двор, да сгорбленная по-стариковски фигура на лавочке, с охваченной руками головой…

   Да мало ли таких дворов, где сидят одинокие старики?

Примерно так и подумала заезжая личность, рассматривая дворовое пространство через щели калитки… кричать?.. не кричать?..

  - Семё-он!

 Стариковская голова чуть дёрнулась… неужели это Семён?..

  Он!

                -     -     -

  … но как ты за меня взялся вчера, любо-дорого было послушать… со стороны, конечно. Жалко, на видео не записали вечер, сейчас бы я дорого заплатил за это.

 - Так ты и заплатил. Вот, в пиджаке утром обнаружил.

 Виктор взял пачку сторублёвок, зачем-то понюхал.

 - Огурцами пахнет. Маринованными. Не мои.

 - А что, твои деньги пахнут по-особому? Не шанель номер пять? Или чёрными трюфелями?

 - Мои совсем без запаха, я карточкой расплачиваюсь… Ну, с карточного счёта списывается сумма, очень удобно – не нужно пересчитывать купюры, проверять их на подлинность в кассе. Но я не за этим к тебе пришёл.

  Ты Сергея и Валерию давно знаешь?

 - Серёгу с десятого класса, а Леру лет пять.

 - А в отключке после ресторана частенько бываешь? Когда это у тебя стало проявляться? Мне вот странным показалось – пил не больше других, а выводили тебя первым. Но не это самое интересное. Самое интересное началось после того, как Валерия под прикрытием Серёги подлила в твой бокал из маленького пузырёчка… хотел бы я знать, что это было!

   И через пять минут тебя понесло; великие тени встали во весь рост в банкетном зале, ты находил в характерах гостей совсем незаметные черты героев Шекспира и Сервантеса, Гюго и Грибоедова, Достоевского и Булгакова. Подхватывая мельчайшие реплики гостей, направлял их в русло созданного тобой образа, и твоим партнёрам по сценическому действу уже ничего не оставалось, как следовать по уготованной тобою для них колее. Ты, как дирижёр, чутко замечал фальшь инструмента, и мимикой, жестом, едким или простодушным замечанием, направлял их вглубь созданных тобою же образов в их лицах .

Не знаю, чем бы закончилось всё, если бы дирижёр парада масок не отключился.

   Но и само отключение получилось искренним: какие лица… какие краски… заснуть бы и досмотреть, чем закончится…

   Длилось твоё представление минут сорок, но я никогда не забуду этих минут – такое не увидишь ни в одном театре, ни в одной пьесе.

   А потом… вдруг опустился на стул, чуть запрокинув голову, да Валерия была настороже –  ему же совсем нельзя пить! – и с Сергеем довели тебя до диванчика, а потом уж всем миром грузили тебя в мою машину.

  Слушай, а действительно, у сына Матвеича сохранился четыреста первый?..

 - А что бы ты сделал с мухой, противно жужжащей в паутине?

- Да раздавил бы… муха – источник заразы!

  А я её спас…

 

                28. 04. 2014.

                (продолжение следует...)