Пурга

 Иван надеялся поспать до ночи, как загрузится. Днём-то, всё равно по Москве большегрузам ездить нельзя. Но в суете – то очередь на склад, то беготня с бумагами, весь день и прошёл. Получилось перекемарить  всего пару часов, не выходя из кабины, под тихое урчание мощного дизеля, на площадке перед базой. Разбудил его звонок смартфона.
- 178 –й! Я диспетчер, почему стоим? Пора ехать.
- Я 178-й, выдвигаюсь.
Он несколько минут не мог сообразить, где находится, затем опустил стекло двери, высунул голову в холодную сырость, с трудом стряхнул липкую, тягостную дрёму.
Включенный навигатор, чуть подумав, нарисовал жирную зелёную стрелку, Иван кинул взгляд на иконку, приклеенную к парпризу, быстро, украдкой перекрестился и включил передачу – поехали. Мелькнула мысль: надо было что-нибудь из Москвы жене и дочке привезти. Да что им купить-то, деньгами дам, а они сами дома купят, что захотят. Благо там такие же магазины – сам себе возразил Иван. Наконец выбрался из суеты никогда не спящего города на трассу, прибавил скорость. В лобовое стекло забарабанил мелкий дождик, капли которого в верхних углах, куда не доставали дворники и теплый воздух из печки, превращались в ледяные кружочки. Асфальт хищно заблестел в свете фар. Иван глянул в зеркало, тронул педаль тормоза, – сразу заворчала АБС, замедление не впечатляло. Вот ведь напасть-то ещё – подумал,  и поехал медленнее. Часам к пяти утра борьба с дрёмой, нападающей от напряжённого однообразия, стала невыносимой. Сиденье справа от него уже всё было закидано фантиками от леденцов – Иван сладкоежка, в дорогу всегда покупал себе конфет. Трасса с пригорка нырнула в тоннель из огромных голых деревьев, низко свесивших свои обледенелые ветви. Подъёмчик пошёл, Иван прибавил газку, – из пяти осей его тяжёлого автопоезда, ведущая была только одна – если начнёт буксовать, пиши пропало. На вершине холма фары неожиданно выхватили из темноты огромную ветку, лежащую прямо на пути, он со всей силы нажал на тормоз, АБС-ка сердито зафыркала, но чёрное препятствие неумолимо надвигалось. Не хватило пары метров, внизу хлопнуло, мелкие веточки звякнули ледышками о стекло. Двигатель работал, но появилось резкое неприятное шипение. Заглушил, поставил на ручник, включил аварийку, нащупал в бардачке фонарик, шапку и пошёл смотреть.  Удар толстой ветки пришёлся выше фар – они остались целые – вмятина небольшая, но один сук пробил радиаторную решётку и что-то дальше, – вокруг были мелкие чёрные масляные брызги. Попробовал оттащить ветку, – не поддалась, тогда забрался в кабину, запустил двигатель и осторожно сдал назад. Шипение превратилось в свист. Заглушил, взял смартфон, нашёл номер, позвонил.
- Алло, диспетчер, я 178-й, у меня авария. Обледенело тут всё, ветка отломилась, упала на дорогу, не успел затормозить – врезался.
- Ехать можете?   
- Не знаю, свистит что-то, масло выбрасывает.
- Сфотографируйте повреждения, перешлите мне, – я свяжусь с механиком. И вызывайте ГАИ, пусть зафиксируют ДТП для страховой.
Через полчаса, как Иван справился со всеми делами, в кабине уже стало зябко, наконец зазвонил телефон.
- 178-й, я диспетчер. Ждите. Мастера нашли. Приедет. Двигатель не запускайте.
- Я нахожусь…
- Я вижу где вы находитесь.
- У меня половина груза компоты в стекле, если замёрзнут – хана.
- Какая температура за бортом?
Иван повернул ключ зажигания.
- Минус 3.
- Ждите.
Иван пошарил за сиденьем. Вытащил одеяло. Увидел там знак аварийной остановки, сбегал поставил его позади машины, укутался в одеяло с головой и провалился в бездонную яму сна.

По большей части сны ему не снились – всё время некогда, недосып, но иногда во сне приходила деревня, где жил раньше его дед, куда на лето он приезжал в детстве. И снился там не дед, лицо которого он помнил смутно, а, почему то, прадед, которого он никогда не видел, но много о нём слышал. Его и Иваном назвали в честь прадеда.

.   .   .

Иван проснулся по обыкновению рано – ещё в сумерках, сунул босые ноги в валенки. Мария уже возилась у печи. Проходя молча погладил жену по плечам, она обернулась – руки в саже – ткнулась теплыми ласковыми губами ему в шею. В сенях нахлобучил шапку и вышел прямо так – в исподнем – на крыльцо. В лицо ударил холодный ветер, несущий капельки дождя с уже зарождающимися льдинками внутри. Иван сладко потянулся всем мощным своим телом,осмотрелся. Дождь, падая на подмерзшую землю, тут же превращался в причудливые наледи, сосна, растущая у крыльца, низко свесила свои отяжелевшие ледяные ветви. “Ну и погодка, - подумал Иван, – собаку со двора не выгонишь. Хорошо, сад успел обрезать – не переломает”  Зашёл назад в сени, накинул старый тулуп и пошёл в скотскую половину избы через внутреннюю дверь, управляться.

.   .   .

- Э, да ты тут не замёрз часом? -  Ивана разбудил улыбающийся парень, открывший дверь его грузовика. – Я по вызову приехал, Павел меня зовут.
- А я Иван. Пробило там что-то, свистит.
- Разберёмся. Иди ко мне в машину, согрейся. Там на сиденье термос с чаем найдёшь.
Уже рассвело, но солнца не было, серая пелена сыпала мелкие градинки вперемешку со снежинками. Перед грузовиком стояла жёлтая ГАЗелька с надписью “Техпомощь” на боку. Иван забрался в тёплую её кабину, налил в крышку термоса чаю, отогрел руки и начал отхлёбывать маленькими глотками терпкую горячую влагу.  Минут через двадцать в кабину шумно ввалился Павел.
- Ничего там страшного. Интеркуллер пробило, дальше не достало, – радиатор цел. Я уже две трубки завернул. Ещё надо парочку. Немножко подтравливать будет, но это не страшно, – доедешь. А там интеркуллер весь поменяете и всё в поряде будет.
Паша попил чайку и пошёл дальше работать.  Иван нащупал в потайном кармане НЗ, располовинил пачку купюр, часть засунул на место, часть переложил в бумажник
- Ну, всё, работает твоя колымага! - улыбающийся Паша распахнул дверь ГАЗели, – принимай!
- Спасибо, тебе, Паш, спас ты меня. Сколько денег надо?
- Да, работы тут на тыщу, но за выезд ещё пять.
- Конечно, только ты мне бумажку для отчёта черкни.
Павел забрался в кабину, вытащил из кармана пачку проштампованных чеков, подложил копирку и заполнил один детским прыгающим подчерком. Пока он писал, не улыбался, лицо его было напряжённо-сосредоточенным, только когда подписался и оторвал чек, расплылся вновь в улыбке.
- Слушай, у меня бензопила есть, может, распилим эту ветку, да стащим с дороги? А то вон уже за тобой хвост вырос.
- Нельзя её пока убирать. Машина в лизинге, застрахована. Надо ДТП официально оформить. Я ГАИ вызвал.
- Как знаешь. Я поехал тогда. Не скучай.
- Спасибо, удачи тебе.
Иван забрался в уже тёплую кабину ласково урчащего грузовика, глянул на табло терморегулятора рефрежиратора: +5 – пронесло. Набрал опять 02.
- Я в ГАИ по поводу (он глянул на навигатор) ДТП на 378-м километре М-4.
- Переключаю.
- Я по поводу ДТП на 378-м километре М-4.
- Столкновение с упавшей веткой?
- Да.
- Принята ваша заявка, ждите.
- Так уже три часа жду.
- Что вы один такой? Видите погода какая! Все экипажи на вызовах, ждите.
Иван вытащил из бардачка плитку шоколада, переломил, неторопливо съел половину, завернулся в одеяло и задремал.

.   .   .

Первым делом Иван подошёл к своему  коню. Потрепал его за гриву, набрал в кармане  жменю хлебных сухарей, протянул. Савраска зафыркал приветственно, осторожно, губами собрал угощение с ладони. Ваня вытряхнул из кормушки остатки, принёс охапку свежего сена, набрал меру овса с горкой, щедро подсыпал соломы на подстилку, ещё погладил коня и пошёл в коровник. Управившись там,  принёс из амбара меру зерна, добавил отрубей, рассыпал в курятнике по кормушкам, потом пошарил в гнезде и нашёл яйцо. Оно было первое в этом году. Иван обтёр его о рукав, надбил, стукнув по черенку лопаты и не торопясь, с наслаждением выпил. Затем торопливо растёр скорлупу в ладонях, высыпал в кормушку и перемешал с зерном – мысль мелькнула: пост же сейчас, грех. И сам же этой мысли своей улыбнулся, подивился. Иван, ещё мальчиком, батрачил у попа. Как-то, наколов дров, разносил их к печам. С охапкой поленьев, толкнул дверь в трапезную – в нос ударил запах жареного мяса – хозяева обедали. А самый разгар поста. Поп сам вскочил, вытолкал Ваньку за дверь, обругал. Иван тут же, под дверью дрова положил и ушёл домой. Больше он к попу в услуженье не ходил и в церковь с тех пор не ходил ни разу, не крестился и никаким церковным постулатам не следовал. Но веры Иван не потерял. Верил он, что всё на свете разумно, правильно происходит, и что жить надо сообразно с этими правильными законами, добром надо жить. От того был Иван всегда спокоен, уверенно делал то, что задумал. От того и любое дело у него спорилось.
Ещё мелькнула мысль у Ивана о детях.
- Да, ничего, раз уж начали нестись – теперь нанесут, – ответил он сам себе, – всем достанется.
Закончив со скотиной, выбрал на застрехе над сеновалом доску поровнее, обтёр от пыли пучком сена и пошёл с ней в людскую. В доме уже вкусно пахло кашей из горшка, стоящего на столе, деловито шипел самовар, потрескивали дрова в печи. Иван вытащил из под кровати ящик со столярным инструментом, выбил киянкой язычок из рубанка, и стал править его на камне, расположившись на лавке. На полатях послышалось движение, высунулись два заспанных детских личика.
- А ты, что, папка, делаешь?
- Проснулись сорванцы. Слазьте, уж завтракать пора. Мамке вон пока воды наносите. Делать лавку новую будем, а то уж, если кто в гости придёт, то и посадить некуда. 
Колодец Иван сделал прямо в избе – на скотской, теперь по воду на улицу выходить не надо было, дети и таскали по полведёрка. Так колодцы в деревне никто не делал, – Иван сам задумал, сам вырыл, срубил. Гордился этим – удобно. Правда, для чая и супа воду носили всё равно с крыницы, но это не много. Отложив инструмент, Иван подошёл к умывальнику, стал руки мыть. Из-за занавески над печью высунулась маленькая большеглазая девочка с всклокоченными русыми кудрями, молча слезла с печи, подошла к Ивану, обняла за ногу, прижалась. Ваня обтёр руки, наклонился, подхватил её тщедушное тельце, сгрёб нежно в охапку. Прижал к своей  груди.
- Проснулась Светочка моя, цветочек мой аленький.
Иван осторожно посадил дочку на лавку за стол, поцеловал в макушку. Сам подошёл к печи. Заглянул за занавеску.
- Отец, ты чего не встаёшь? Хорошо ли тебе?
Старик с трудом приподнялся на локте, заговорил:
- Что-то ломает меня, Ивашка, может на непогодь. Отлежусь.
- Да ты хоть чаю с медком попей.
- Чайку попью, ага, только позжее, пусть дети поедят.

.   .   .

Разбудила Ивана милицейская сирена, – перед грузовикам стояла “десятка”, вращая мигалками. Откинул одеяло, пошёл к ней.  Необъятный щекастый милиционер сердито и совершенно невнятно представился.
- Тут и без вас работы невпроворот, вызываете по всякой ерунде. Пробку, вон, собрали.
- Да я-то человек подневольный, мне сказали надо оформить для страховой, – оправдывался Иван.
Сердитый милиционер быстро настрочил протокол, ткнул Ивану где расписаться, оторвал ему копию и завёл мотор.
- А ветка, эта, мешает же она, может её убрать как? – спросил Иван, уже выйдя из милицейской машины.
- Заявка дорожникам уже дана, приедут.
Милиционер дал газу и умчался. Иван забрался в кабину, отзвонился диспетчеру, глянул на часы – уже три часа дня, перевёл взгляд на иконку, но креститься не стал, включил заднюю. Чтобы объехать ветку. Грузовик беспомощно крутанул колёсами, ПБС сбросила обороты, и он медленно, медленно пошёл. На ночной ледок уже намело белой крупы, ехать стало сложнее. До сумерек Иван проехал всего сто километров, снега становилось всё больше, запуржило, термометр показывал уже -7. Перед каждым подъёмом Иван напрягался – ждал худшего. Когда уже совсем стемнело, в середине длинного пологого тягуна грузовик стал плавно замедляться и встал, будто упёршись в мягкую ватную стену. Иван нажал на кнопку выключения ПБС, двигатель взревел, а машина сунулась назад. Он нажал на тормоз, поставил нейтраль – всё, приехали. Связался с диспетчером, доложил.
- Ждите помощи, следите за температурой груза.
- Да, что за ней следить – будет в норме, пока солярка не кончится, – проворчал Иван, уже выключив телефон, и глянул на указатель топлива. Стрелка стояла совсем близко к красной зоне. Знак, что ли, выставить? – подумал, да вспомнил, что оставил его на дороге, где с веткой столкнулся. Зазвонил телефон – жена.
- Да, Марин. Где, где, где-то у чёрта на куличках. Не знаю когда. С банка что-ли?  Да что я сам не знаю, что просрочен? Или ты не знаешь?  Мариночка, это ведь ты говорила, что на Новый год нельзя экономить, надо как у людей. А где я сейчас денег возьму? Получу зарплату, - заплачу. Как Света? Всё.
Пурга усиливалась. Редкие легковушки с трудом объезжали грузовик, карабкались вверх через сугробы и исчезали в белой круговерти. Иван опять вытащил верное одеяло, завернулся и задремал.

.   .   .   

После завтрака Иван со средним – Егоркой – пилил, строгал, – в доме густо пахло свежей сосной. Старший – Пронька – сидел с книгами у окна. В окно ветер пригоршнями кидал ледяное просо, вьюга начиналась. Мария, поставив горшки с обедом в печь, села ткать, Светланка крутилась рядом, старательно маленькими своими пальчиками связывала нитки, когда мать давала. К обеду новая лавка была готова, Иван сунул её на полати, поближе к печи, – чтобы прогрелась под вощение. Обедали грибными щами и отварной картошкой с квашеной капустой. Дед не вставал. После обеда Иван растянулся на лавке и дремал с полчаса. Потом затеялся валенки подшивать. Светланка, проснувшись, внимательно наблюдала за работой отца.
- А ты, пап, что шьёшь?
- Вот, тебе, доченька, валеночки кожей подтачаю, чтобы ты весной ножки свои не промочила.
- А вот здесь, – Света провела пальчиком,  - цветочки мне нашьёшь?
Иван расплылся в улыбке
- Вышью, доченька. Ты только маму попросишь, она угольком нарисует, я и вышью. Мамка-то красивые цветочки умеет рисовать.
- Мамочка умеет, – согласилась девочка.
Как стало смеркаться, Иван шитьё отложил. Пили чай с сушёными яблоками, а вскоре и спать легли, – темнело ещё рано.

.   .   .   

Проснулся Иван от холода и света.
– Солярка кончилась, – сразу зажглась в голове нехорошая мысль.
Посмотрел на приборы: стрелка топлива провалилась за ноль, температура за бортом -15, в рефрижераторе  +2.   
– Ещё пару часов, и банки полопаются, – подумал Иван, а потом с трудом пошевелил *замёрзшими пальцами в ботинках и понял, что через пару часов ему будет не до компотов.  Хорошо, хоть пурга кончилась. Солнце ещё не вышло, но небо уже осветилось – оно было ясное.  На дороге стояли занесённые по капоты снегом машины. Снял ботинки, укутал закоченевшие ноги одеялом, негнущимися пальцами нашёл остаток шоколада и догрыз сладко-горькую плитку.  Стал приглядываться к стоящим легковушкам – у некоторых вокруг выхлопных труб были прогалины, периодически шёл дымок. Наконец солнце вывалилось из-за горизонта. Через стекло сразу почувствовалось тепло, спустя час, в кабине уже было вполне сносно, указатель температуры в рефрижераторе замер на +1. Вот только закоченевшие ноги не отпускало, и очень хотелось есть. Давило безмолвие. Сколько хватало глаз, – всё бело и неподвижно. Хотя у горизонта, вроде, движется какая-то чёрная точка. Иван стал внимательно всматриваться. Вскоре точка превратилась в армейский БТР, который ходко бежал прямо по полю, высоко вздымая снежные брызги. БТР остановился рядом, из него высыпали люди в сине-жёлтых куртках спасателей, рассыпались веером по стоящим машинам, один пробирался к Иванову грузовику. Иван открыл дверь. Лицо спасателя было устало, спокойно, деловито.
- Замёрз?
- Терпимо.
- Топливо, что, кончилось?
- Да.
- Ну, канистрами мы тебе таскать не будем, часа два ещё потерпишь, а там заправщик подойдёт. Сейчас машины на обочину постаскиваем – дорогу чистить будем. Тебя БТР-ом не сдёрнем. Я тягач вызвал, – подойдёт.
Часа через три Иван, намучившийся от цепляния тросов, задирания кабины, дёрганья ледяной рукоятки топливоподкачивающего насоса, переживаний (заведётся-не заведётся) уже неспешно двигался в колонне между грязными снежными валами. Мокрые ботинки скинул, ноги, обдуваемые тёплым потоком,  больно покалывало. Отходили. На первой же заправке свернул, – спасатели солярки ему залили всего литров 50, – отстоял очередь, залил бак под завязку, умылся в туалете горячей водой, купил огромный бутерброд с чем-то мясным и большой стакан кофе. Через полчаса пришлось терпеть колики в животе. К вечеру, наконец, уже крутился по знакомым улочкам родного города. Машин было меньше обычного, но двигались медленно, – вдоль улиц груды веток, оборванные провода, светофоры и фонари не работают. Вот и гипермаркет. Привычным манёвром, за раз, подогнал машину к самому пандусу под разгрузку. Отзвонился диспетчеру, взял папку с бумагами, пошёл сдавать пломбы. Товаровед уже стоял у ворот.
- Что привезли?
- В основном, компоты турецкие, яблоки-апельсины заморские.
Осмотрели, подписали, Иван открыл двери прицепа и  почувствовал усталость, знобило, голова тяжёлая, – наверно температура уже. Он забрался в кабину, – минут сорок ещё будут разгружать, - прикрыл глаза и забылся в полудрёме-полубреду.

.   .   .

Иван проснулся от тишины. Ветер стих, окошко холодно светилось. Он осторожно, стараясь не разбудить жену, встал, вышел на крыльцо. Небо сияло звёздами, луна, отражаясь в покрывале снега, залила всё кругом своим сказочным светом. Белые огороды с редкими плетнями, горбом сбегали к реке, блестевшей молодым льдом. За рекой небо подпирала чёрная громада леса. Иван оделся, сходил в скотную – подсыпал коню овса. Взял широкую деревянную лопату, вышел через крыльцо во двор, расчистил снег перед воротами. Зашёл уже через ворота. Савраска тихо заржал, стукнул пару раз копытом. Иван зашёл за лестницу в сени, – там был проход в подпол, стояли рядком пузатые дубовые кадки. Он снял дерюжку с одной, вытащил камень, круг, потом сходил к колоде, отколол от берёзового  полена длинную щепку. Этой щепкой Иван раздвинул капустные листья в кадке, подцепил всплывшее мочёное яблоко, взял в руку, откусил. Тут скрипнула дверь. Иван выглянул, – из сеней спускался старик. 
- Ты чего, бать?
- Да смотрю, ты на базар наладился, думаю, помочь надо кадку-то в санки занесть.
Иван подцепил ещё яблоко, протянул старику.
- Справлюсь я, бать. Спасибо Богу, да и тебе, – силушкой не обижен. Да и чего ж, я её на горбу что ли тащить буду? Сейчас донышко вставлю, да по подмостям в сани и закачу. Разве вот подмости придержишь. Смотрю: распогодилось, а день аккурат базарный.
- Распогодилось, ага. Вона и ноги у меня не крутит. Будет погодка. А ты это верно решил. Оно ж месяц стояло не пойми что. Ни на телеге, ни на санях. Да пост великий. Яблочки с капусткой хорошо пойдут. Да и то сказать, хороши яблочки, - дед откусил ещё, захрустел, – Эх, мне б десяток годков скинуть, я бы с тобой поторговал. -  в стариковских впалых глазах блеснули озорные огоньки, – ты, Ивашка, запрягай, да поезжай, а я тут управлюсь. Отпустило меня, ничёго. Чайку только попьём, – Маня-то самовар уже поставила.
Чай Мария варила чудный – всё лето для него в лесу собирала и сушила ягоды, травы, листья. Горячее терпкое варево вкус имело и кислый, и сладкий, и горький, и не передать какой, а аромат...  Да ещё с самоварным дымком. Мужики выпили по две чашки, и Иван засобирался – уж нетерпелось. Маша протянула мужу свёрток и туесок. Иван развернул тряпицу, – там была большая краюха хлеба и шмат сала. Он напустил в голос строгости, улыбку в усы спрятал.
- Эт, что ж ты меня, в пост-то, на грех толкаешь?
- Не то грех, Ваня. Вот коль завьюжит, да ты голодный в дороге замёрзнешь, детей сиротами оставишь, вот то грех будет, – серьёзно сказала Мария.
- Брось ты, Мань. Распогодилось же. Вон и отец говорит.
Иван спрятал свёрток и туесок за пазуху. В туеске он знал, что лежит. Жена ему всегда в дорогу сушёную грушу-медовку давала. Для него и сушила. Любил он сладкое.
Дед пошёл проводить. Иван открыл ворота, упёрся плечом в закутанную старым тулупом, кадку – помог коню вытянуть сани на снег.
- Езжай с Богом, я затворю, – старик дождался, пока сын отвернётся и спешно перекрестил его.
Савраска сразу взял весёлой рысью – соскучился по работе, и снег был неглубокий, плотный, местами только попадались намёты. За деревней вдоль дороги росли старые вязы. В предрассветных сумерках огромные чёрные силуэты деревьев белели свежими ранами, дорога усеяна упавшими ветками.
- Эк наломало-то. Надо на обратном пути на дрова нарубить, что пустые  сани гнать, – подумал Иван и свернул с дороги.
Полем поехал. Иван любил эти поездки на базар. Всё что он делал, делал на совесть, с умом. Получалось у него. Потому и знали его в городе, раскупали его товар быстро, в очередь, хвалили. Иван млел. И то сказать, человеку нужна оценка, доброе слово, как без этого. Хвалившим, постоянным своим покупателям, да и просто молодым красивым бабам Иван делал скидки. Любил он эти поездки ещё за подарки. Всегда всем своим покупал что-нибудь. Старшему сейчас всё больше книги привозил, – старый еврей в книжной лавке уже знал Ивана, разговаривал уважительно, книгу подбирал ему, откладывал. Среднему задумал молоток купить, – малец тянулся к инструменту, – вместе и рукоять сделаем, насадим, пусть у Егорки свой будет, – решил. Дочурке пряников всегда привозил, жене собирал на сапожки, – в *этот раз уже могло хватить. Бывало, и отцу что-нибудь привозил – необходимое – тот подарков не любил, ворчал. 
Домашнее тепло выветрилось, мороз пробирался под одежду. Иван сбросил с плеч тулуп, вынул из-за пояса топор, спрыгнул с саней и побежал рядом, держась за оглоблю.  Савраска скосил глазом, заржал и чуть прибавил ходу. Свободной рукой, прямо в верхонке, Иван тёр себе нос. Из-за горизонта показался край солнца – оранжевого, огромного. Вся степь вокруг засверкала сразу мириадами льдинок, радость переполнила Ивана, захотелось петь, но вспомнилась только непристойная частушка, он прокричал её в голос и засмеялся сам себе.